***
— хочешь раскрою тебе тайну? — голос дазая ощущался как разряд тока, способный в мгновение задействовать каждую клеточку организма, от такой концентрации внимания, чуе казалось, что осаму звучит прямо у него в голове. рыжий подкусывает внутреннюю часть нижней губы, вдумчиво кивает, разглядывая два сверкающих заостренностью агата. брюнет подставляет руку к волосам, стряхивая снег с темных кудряшек, в нависшей тишине слышится звонкий шепот серебряных сережек. чуя, затаив дыхание, вглядывается в узор снежных хлопьев, оседающих на ладони дазая, но тут же растворяющихся, подобно мотылькам, наивно летящим на свет, но всегда погибающим в губительных языках огня. когда последняя молочная подружка погибает, оставляя после себя мокрый след своих слезинок, накахара опустошенно выдыхает ртом, выпуская полупрозрачный клубочек пара. — снежинки — это души усопших лютиков. хотя я думаю, что их просто выстригают ангелы от нечего делать, — сумрачно выговаривает дазай и смаргивает расстерянность, переводя взгляд на недоуменного парнишу.***
я никогда не понимал почему ты не отвернулся от меня, прекрасно зная о моей болезни. я по правде считал тебя агнецом божьим, спустившимся с небес лишь для того, чтобы укрыть меня своим крылом цвета хлопка от гнили мира, но действительно ли ты пытался спасти меня?***
вчера я снова слышал твой голос, пока лежал в кровати. он звал меня за собой и я могу поклясться, что видел размытый силуэт, дрожащий вокруг него воздух, и пару чернильных глаз, сверкающих молчаливым доверием. — мы встретимся на небесах. чуя дёргается, словно от разряда молнии, чуть ли не скулит, прикусывает губу до крови и накрывается с головой под одеяло. гнетущая тишина зарождает в голове яму беспорядочно зловещих мыслей. воздух электризуется, кажется, что одно лишнее движение приведет к ожогу. «ты не спрячешься от того, кто живёт у тебя в голове» — живот тянет от жуткой тревоги, чуя со всей силы сжимает челюсть и глаза, как будто кто то пытается их открыть. внезапно матрац прогибается под весом чужого тела, спиной накахара чувствует могильный холод, а в нос ударяет пронизывающий запах плесени и свернувшейся крови. чья то рука откидывает одеяло — предмет, что до последнего момента защищал чую. становится запредельно морозно. рыжий немеет, когда неизвестный дотрагивается рукой до волос, пропуская их через пальцы. слышится дикий смех-плач, сливающийся со звоном серебристых сережек. нежданный гость ушёл также внезапно, как и появился, оставляя бедного ягнёнка чую лежать остаток ночи, свернувшись клубочком, сдерживая рвотные позывы, от висящего в воздухе трупного запаха.***
даже когда тебя нет рядом, я ощущаю твое теплое дыхание на шее, я вижу, как призрачно блестят твои чернильные глаза, я слышу твой звонкий смех. ты разговариваешь со мной. в день когда я осознал, что произошло, на домашний телефон позвонили. я не хотел брать трубку, но что то, или, возможно, кто то подтолкнул меня поднять трубку злоебучего телефона. на том конце провода слышались странные звуки, похожие на завывания ветра в студеную пору. непроницаемая тишина давила на чуя, заставляя того сильнее сжимать трубку в руке, заставляя прижаться к холоду бетона стены. он нервно сглатывает, облизывает пересохшие губы, чувствуя металлический привкус. — мой милый чуууя, — хриплый мужской голос выцарапывает на барабанной перепонке рыжего проклятое слово: «дазай». — что… — колени его дрожат, как осиновый лист, стоять приходится на полусогнутых. взгляд как у зверя метается из угла в угол, пытаясь зацепиться за что либо. — я был готов всю жизнь оберегать тебя, как слепого котёнка, — голос звонящего звучит спокойно — равнодушно, слова ранят острее кухонных ножей и потому чуя коленки чуи не выдерживают — встречаются с нежалеющей плиткой. — дазай??? куда ты пропал??? — чуя всхлипывает, садится на пятки, накручивает телефонный провод на палец, пока маленькие плечики подрагивают. — ты разве не помнишь? -. — ты убил меня. в ночь на 17 января 1998. чуя, ты вспорол мне живот, заливаясь безудержным смехом! ты сказал, что я должен был принести тебе букет кровавых роз, но я ответил, что разговора об этом не было, и затем, чуя, ты произнёс, что заберёшь их у меня… я же был единственным, кто по настоящему любил тебя. как ты мог? — ты врешь! — нет, чуя, посмотри под кровать. накахара медленно поднимает взгляд полуопущенных ресниц с разбитых коленок на пространство между кроватью и полом. время застывает, а настенные часы, кажется, перестают надоедающе тикать, даже сердце останавливает работу. слышится испуганный крик. из-под кровати на чую смотрят два немигающих угольных глаза, принадлежащие гниющему осаму дазаю, из живота которого, торчат кровавые розы.***
парень с черными волосами тяжело выдыхает, закуривает сигарету и закрывает личный дневник чуи накахары.