Мишелька
я взяла два билета в театр***
мишель пишет коротко, но емко. намеренно игнорирует приветствия и прощания, ибо они оставляют неприятное чувство рамок. а гаджиева рамки не любит. гаджиева не любит рамки, не любит знаки препинания в сообщениях, не любит ограничения, не любит холода и нравоучения. а еще она театры не любит, но лизе в этом не признается. неусидчивость обычно напоминает о себе еще до антракта, глаза устают высматривать далекие лица актеров, мозг перестает вникать в сюжет постановки. мишель в школьные годы вместе с классом ездила на пару спектаклей по воле матери. женщина, видимо, хотела приучить дочь к прекрасному, но, увы, это самое прекрасное всегда проходило мимо. прекрасное уступало задним сидениям большого автобуса, пиву, перелитому в пакеты из-под сока, стрельнутому филипп моррису с фиолетовой кнопкой. сейчас же гаджиева твердо решила догнать и хоть кончиками пальцев, но все же прикоснуться к искусству. тем более лиза когда-то говорила, что в театральном буфете наливают коньяк. а затея напиться в театре кажется безумно привлекательной.***
лиза отдает куртку услужливой гардеробщице, вежливо отказывается от бинокля в аренду. в театре многолюдно. индиго теряется в оживленной толпе, отчаянно пытаясь высмотреть до боли знакомые светлые волосы. люди умело лавируют, не касаясь друг друга даже плечами. гул разговоров сливается в серый шум, лиза не может выцепить ни слова и, кажется, ей остается совсем чуть-чуть до сумасшествия. чья-то теплая рука ныряет в ее ладонь и андрющенко выдыхает. мишель. мишель в черной водолазке с высоким горлом и смеющимися карими глазами. красива до боли в глазах. — пойдем в буфет, — блондинка окончательно переплетает пальцы и ведет за собой. андрющенко улыбается уголком губ, наконец согреваясь. мишель тянет ее за столик в углу, заказывает коньяк и чай. главное не перепутать. — ты же знаешь, что это мюзикл? — лиза ухмыляется, уверенная, что спутница билеты наугад взяла. — знаю. но он раскрученный, многие хвалят. тем более выбора особо и не было, — мишель ухмылочку возвращает и тянется к белому чайнику. выливает черный горячий в небольшую кружку, разрывает над ней два сахарных пакетика. помнит. следом опускает ложку и двигает напиток ближе к индиго. — как мило. это свидание? — прямо, по-другому и не умеет. — смотря как оно закончится, — мишель в глаза ей не смотрит, коньяк свой разливает, что цветом в принципе идентичен. — большие планы? — лиза руки свои холодные о чашечку греет, да взгляд чужой поймать пытается. — скорее большие амбиции, — гаджиева улыбается и мимолетом скользит своими темными по чайно-коньячным напротив. — а ты чего такая откровенная? я ж вроде коньяк тебе не подливала. — атмосфера располагает. и спасибо, кстати, — андрющенко легонько губами бортика касается и морщится, обжигая язык. — пока не за что, — мишель смеется заливисто, — хочешь, поцелую где болит? тут уже не выдерживает индиго, присоединяется к внезапному веселью. они сидят еще минут пятнадцать, пока не звучит звонок, зовущий в зал. гаджиева в одну руку полупустую бутылку хватает, а в другую ладонь чужую, чтоб не потерялась. девушка на входе милосердно закрывает глаза на алкоголь, блондинка обещается как-нибудь свечку за ее здравие поставить. они садятся на двадцать третий, на удивление пустой, ряд. куда ни глянь везде копошатся люди, ищут свои места, громко переговариваются. лиза молится, чтоб к ним никто не подсел, пытается побороть накатывающую тревогу. — все хорошо, сконцентрируйся на моем голосе. осталось пять минут до начала. уже почти все пришли. если к нам все же кто-то подсядет, мы поднимемся выше, там ряд пустой. дыши глубже, — мишель тянется к воротнику белой рубашки, расстегивая первую пуговицу, большим пальцем аккуратно касаясь чернил, — я с тобой. дай руку и закатай рукава. через весь шум лиза отчетливо слышит только один самый важный голос. дышит глубоко и рукава закатывает по просьбе. гаджиева успокаивающе держит чужую кисть, указательным и средним свободной руки ведя к сгибу локтя. улыбается, замечая, что андрющенко глаза закрыла. — стоп, — на выдохе. — почти, — пальцы останавливаются в сантиметре от нужной точки, а лиза недовольно бурчит что-то про жульничество. зал медленно опускается в темноту, стихает гул голосов. все в ожидании смотрят на сцену, а индиго на блондинку справа. та улыбается, слегка подпихивая ее ладонью. на этот раз андрющенко сама эту ладонь теплую ловит и пальцы переплетает. так ведь намного спокойней. мишель глоток коньяка делает и окончательно расслабляется. актеры блестяще отыгрывают свои реплики, поют и танцуют, но гаджиевой уже становится скучно. она выдерживает час, коньяк кончается, лиза рядом старательно вникает в сюжет. так и манит, если честно. лиза в своей белой рубашке с закатанными рукавами, с татуировками осмысленно-больными, с губами обветренными, с пальцами вечно холодными, с языком обожженным. глаза у нее и правда коньячные. крепкие такие, алкогольные. хочется на дно их нырнуть, да захлебнуться, не выныривать. мишель кладет голову ей на плечо, носом утыкиваясь в шею куда-то. индиго чуть заметно вздрагивает, но внимания не обращает. в гаджиевой пьяная настойчивость и детская приставучесть смешиваются. она губами дотрагивается, след помадный оставляя, чудом воротник не зацепив. лиза криво уголком губ улыбается и только пальцы переплетенные сильнее сжимает, не реагирует, ждет. мишель ладонью по бедру скользит, параллельно целуя. выше и выше. настойчивее и настойчивее. индиго держится, хоть и сцену перед собой уже не видит, рукой свободной чужую останавливает. дыхание предательски сбивается, шея будто сама под губы выгибается. гаджиева улыбается, линию челюсти выцеловывает старательно. — может уйдем? — шепчет прямо на ухо, оторвавшись на секунду.***
на улице мишель закуривает, самодовольно улыбаясь. шоколадный чапман сладостью на остатки помады ложится. лиза нервно ворот рубашки поправляет, да шею трет, надеясь, что никто не заметит. трясущимися то ли от холода, то ли от волнения пальцами вызывает такси. через пять минут неловкого с одной стороны, выжидающего с другой, молчания, приезжает таксист. мишель галантно открывает заднюю дверь, жестом приглашая сесть. знает, что сядет. знает, что хотела на переднее. знает, что ехать двадцать минут. знает, что вполне достаточно. гаджиева опускается рядом, буквально впритык, отрезая пути отступления и спасительное расстояние места посередине. по-хозяйски уже, не стесняясь, руку кладет на колено, даже на реакцию не смотрит. лиза молится на то, чтобы таксист был слишком увлечен дорогой. гололед как никак, снег, ноябрь. мишель двигается ближе, хотя кажется, что ближе уже некуда. закидывает ногу на бедро чужое и вновь в шею носом холодным жмется. индиго вздыхает и уже даже сопротивляться не хочет. да никогда и не хотела, если честно. пальцами длинными под водолазку лезет, с ребрами горячими играясь. мишель от смены температур дергается, смазанный поцелуй на шее оставляет. лиза пьянеет. то ли от дыхания алкогольного, то ли от прикосновений попутчицы. несмолкающее радио выдает голос земфиры.я держу тебя за руку, и все расплывается. успокой меня заново, мне ужасно нравится...
— погромче, пожалуйста, — хрипло мишель просит.***
они стоят у лизиного подъезда, все так же за руки держатся, хоть и холодно. кружочек фонарного света обнимает желтизной. легкие снежинки путаются в волосах, цепляются за ресницы. колени мерзнут, но уйти в теплоту подъезда почему-то не получается.фонари зажигаются, я держу тебя за руку.
мишель, естественно, не выдерживает первой. пальцы нехотя отпускает, да ладони на щеки замерзшие перекладывает. уже трезво в глаза смотрит и, решаясь пару секунд, целует. целует аккуратно, снежинки наглые с губ слизывая. давая время на осознание. лиза в поцелуй улыбается и снова пальцами холодными под водолазку лезет, щекочет. гаджиева со смехом отстраняется, легонько в плечо индиго толкает. андрющенко размашисто снег с лавочки собирает, увлеченно лепит подобие снежка, теряет из виду блондинку. мишель почти выдает хруст под ногами, но снежок за шиворот кинуть она успевает. — переиграла и уничтожила, — кричит победно, давясь смехом. лиза, отряхнувшись, ловит победительницу за талию. мокрые ладони на шею перекладывает и смеется тихо, вырываться не давая. — один-один. индиго целует с улыбкой, чувствует горечь коньяка и сигарет шоколадных, руки обратно на талию опуская. мишель прижимается сильнее, за рубашку хватается. они целуются медленно, растеряв театральную спешку. лизе нравятся горько-шоколадный вкус, нравятся руки на рубашке, нравится мишель со снежинками в белых волосах. а гаджиевой лизу целовать нравится до дрожи в замерзших коленях. — может, на чай зайдешь?предлагаю не прятать, и уж точно не прятаться. если верить ренате, мы загружены в матрицу.