Ножки устали. Труден был путь. Ты у реки приляг отдохнуть. Солнышко село, звезды горят, Завтра настанет утро опять. Тут ласковый ветер. Тут травы, как пух. И шелест ракиты ласкает твой слух. Пусть снятся тебе расчудесные сны, Пусть вестником счастья станут они.
На мгновение в лесу повисла тишина, а после всё взорвалось мелодией той песни, что напевала Китнисс. Все сойки-пересмешницы в округе подхватили мотив, заставив Эвердин смущённо зардеться. Келегорм изумлённо смотрел на девушку, заворожённый её пением, и не верил собственным глазам. Сейчас Келегорм видел не смертную деву из другого мира, а Аредель и Лютиэн — женщин, которых он когда-то любил, и чьё сердце так и не смог завоевать.* * *
В Шлаке кипела жизнь. Китнисс объяснила Келегорму кому и что продавать, и за какую цену, и вскоре эльф наладил торговлю с местными. Жаль только, того, что ему было нужно, было невозможно достать в этом проклятом поселении. — У нас этого отродясь не было, парень, — проворчал старик, к которому пристал с расспросами Келегорм. — Единственные камни, что можно достать в двенадцатом — булыжники под ногами. За такими вещами лучше ехать в Первый дистрикт, здесь ты этого точно не найдёшь. Келегорм поблагодарил торговца за совет, и вышел, едва скрывая досаду. — Какие-то проблемы? — окликнул эльфа знакомый голос. Келегорм обернулся и увидел Хеймитча. Сегодня Эбернети был трезв, к огромному удивлению эльфа. Обычно наставник Китнисс с утра начинал пьянствовать, и Келегорм ни разу не видел его в здравом уме. Сегодня, как ни странно, Хеймитч был трезв, и от него даже не пахло хмельным пойлом. Не удивительно, что Келегорм даже не узнал его сначала. — Я искал материал для работы, — пояснил нолдо. — Хочу сматерить кое-что, но нигде не могу найти ничего подходящего. — Это же Двенадцатый дистрикт, — фыркнул Хеймитч. — Единственное что здесь в изобилии, это уголь. — Я уже понял, — скривился Келегорм, проклиная судьбу, забросившую его в Панем. Угораздило же его попасть в этот жестокий, извращённый мир, да ещё в одно из беднейших поселений, которое могло похвастаться лишь тем, что там родилась героиня недавней войны. — А что ты собирался сделать? — заинтересовался Хеймитч. Келегорм хотел сказать, чтобы старый пьяница шёл своей дорогой, и не лез в его дела, но вовремя прикусил язык. Это в родном мире он был сыном Феанора, третьим принцем Первого Дома, и был окружён братьями и подданными. Здесь, в Панеме, он был никем, одним из многочисленных пришельцев из другого мира, которого подхватил вихрь магии и перенёс сюда. Следовало быть вежливее с местными жителями. К тому же Хеймитч, проживший здесь всю жизнь, мог помочь ему советом. — Я хочу сделать подарок для Китнисс, — признался он. — Она помогла мне освоиться здесь, и я хочу как-то отблагодарить её. Думал изготовить для неё кольцо или браслет… — Как же плохо ты знаешь нашу Сойку, — ухмыльнулся Хеймитч. — Китнисс не из тех девушек, что мечтает об украшениях. Лучше сделай ей новый лук, какой ты сделал себе, или смастери какую-нибудь игрушку для её будущего ребёнка. У Келегорма ухнуло сердце в пятки. — У Китнисс и Пита будет ребёнок? — растерянно спросил нолдо. — Но ведь они не женаты… — Это вопрос времени, — с ухмылкой пояснил Хеймитч, насмешливо глядя на него. — Я про оба твоих вопроса, если что. «Он знает», — понял Келегорм, и едва сдержал порыв ударить мерзкого смертного, что сверлил его проницательным взглядом. — Спасибо за совет, — холодно поблагодарил нолдо, собираясь в свою лачугу, но Хеймитч перехватил его за руку, пристально глядя ему в глаза. — Я могу дать тебе ещё парочку, чтобы ты смог вернуться домой с чистой совестью, и не жалел о том, что натворил в нашем мире. Келегорм стряхнул руку мужчины и с неприязнью посмотрел ему в глаза. — Я тебя внимательно слушаю, — холодно сказал эльф, снисходительно глядя на человека сверху вниз. А чуть позже был готов биться головой об стену, когда старый пьяница безжалостно открыл ему глаза.* * *
Дерево оказалось хорошим, и легко поддавалось инструментам. Келегорм вспомнил сколько времени он потратил на то, чтобы найти нужное бревно, и довольно улыбнулся. Конечно, деревянные поделки прослужат не так долго, как из камня, зато дерево было проще достать, да и работать с ним было легче. Похоже, нолдо наконец нашёл своё призвание, хоть и случилось это не в юности, а в зрелом возрасте. Келегорм знал, что его считают самым бездарным из сыновей Феанора. Для всех он был глупым, вспыльчивым красавцем, который готов целыми днями пропадать в лесу, выслеживая дичь. Лишь братья знали, что Келегорм любит работать по камню, как и их мать, хоть и не унаследовал её таланта. Его работам было далеко до прекрасных изделий, выходивших из-под руки Нерданель, поэтому он никому их не показывал — стыдился. Когда он осознал свои чувства к Китнисс, ему захотелось порадовать её украшением, но недавний разговор с Хеймитчем открыл ему глаза, и он был благодарен старому пьянице за честность. Они с Китнисс были детьми разных миров, и принадлежали разным народам. Он — бессмертный эльф, сын Феанора, величайшего из нолдор, а она — смертная девушка, дочь шахтёра. Их разделяло многое, но многое же и сближало. Они оба потеряли отцов, и на их плечи легли заботы о своём народе. Им обоим пришлось совершать ужасные поступки, о которых они будут жалеть до конца жизни. И они оба были безумно одиноки, хоть у них были те, кто любил их. Если бы Китнисс была эльфийкой, Келегорм попытался бы завоевать сердце Огненной девушки, но, увы, они — те, кто есть. Для Китнисс он всегда был и будет чужаком, гостем из другого мира, который так же, как и она, увлечён охотой. Возможно, он станет для неё другом, как для Ириссэ, но не более. Сначала Келегорм не понимал как он умудрился влюбиться в смертную деву, но поразмыслив об этом на холодную голову, понял что это было неизбежно. Китнисс сочетала в себе черты Аредель и Лютиэнь — женщин, которых Келегорм когда-то любил. Она была сильна духом как Ириссэ, и предпочитала охоту. Как и Лютиэнь, она обладала чарующим голосом и непоколебимой волей, а так же самоотверженной любовью к недостойному её мужчине. Впрочем, Келегорм так же признавал, что и сам не стоил любви прекрасной дочери Тингола, которой причинил очень много зла. Воспоминания о Лютиэн по-прежнему причиняли ему боль, но теперь к этому ещё добавилось чувство вины и стыда за свои поступки. Келегорм осознал, что они с Атаринке очень плохо поступили с Лютиэн. Они силой держали девушку в плену, принуждали её к насильственному браку, пытались убить её и её избранника, и Келегорм прекрасно понимал почему она выбрала не его, но легче от этого не становилось. Возможно, если бы Лютиэнь полюбила кого-то более достойного, нежели какой-то человеческий бродяга, Келегорму было бы не так обидно, но она выбрала смертного, и от этого было больнее всего. Нолдо было обидно, что прекраснейшая дева его мира предпочла обычного человека, отвергнув любовь сына Феанора. Проиграть адану — что может быть унизительней для сына величайшего из нолдор? Теперь Келегорм сам влюбился в смертную, и от этого хотелось плакать и смеяться одновременно. Нолдо не удивился бы, если узнал что это Мандос послал его в Панем, к Китнисс, чтобы наказать сына Пламенного Духа за то, как он обошёлся с Лютиэн. Заставить гордого эльфа безответно влюбиться в смертную, и страдать от этого — это было достойным наказанием за то, как он обошёлся с Лютиэн. Келегорм угрюмо сцепил зубы, продолжая вырезать заготовку. Нет, он не будет вспоминать дочь Тингола. Она сделала свой выбор, и ушла со своим возлюбленным. Келегорм никогда не встретит её, и не сможет попросить прощения. Но в память о Лютиэн он может хотя бы не портить жизнь другой деве, которую полюбил, и оставить Китнисс куда более приятные воспоминания о себе, нежели те, что он оставил дориатской принцессе. Келегорм услышал приближающие шаги, спрятал свои заготовки в шкаф, и поспешил навстречу гостю. Пит не успел даже поднять руку, чтобы постучать, как Келегорм открыл дверь, приветливо улыбаясь юноше. — Как ты понял, что я пришёл? — удивился Мелларк, щуря свои голубые глаза. — Увидел тебя в окно, — пояснил Келегорм, впуская гостя. — Чаю? — С удовольствием, — кивнул Пит, заходя в дом, держав в руках коробку. — Я принёс булочки с творогом. — Спасибо, — благодарно улыбнулся эльф, ставя чайник на огонь. — У меня осталось немного оленины и ягод, так что у нас с тобой будет отличный обед. — Не знал, что ты умеешь работать по дереву, — заметил Пит, оглядев пол временного жилища Келегорма, усыпанный щепками и опилками. — Ты многого обо мне не знаешь, — усмехнулся нолдо, взяв в руки метлу, чтобы подмести мусор, пока гость выкладывал на стол содержимое своей коробки. — Вот то, что ты просил, — сказал Пит, ставя в ряд маленькие разноцветные баночки. — Инструкция наклеена сбоку, но если ты не разбираешь наш алфавит, можешь попросить кого-то из соседей прочесть и перевести. Вдруг Мелларк услышал печальную трель, и обернулся на звук, увидев в углу комнаты клетку с её обитательницей. Птица, сидевшая внутри, обиженно нахолилась и отвернулась к стене, игнорируя временного хозяина лачуги и его гостя. — Что это? — спросил удивлённый Пит, подойдя к клетке, и присел на корточки, чтобы получше разглядеть пленницу. — Сойка-пересмешница, поймал её вчера, — пояснил Келегорм, подметая пол. — Но зачем? — спросил Пит, вставая. — Я здесь совсем один. Мои братья и друзья остались в другом мире, у меня нет никого, кто ждал бы меня дома, — сказал Келегорм, бросив на птицу тоскливый взгляд. — Я не знаю сколько ещё проживу в вашем мире, и вернусь ли я вообще в родные края, поэтому решил завести питомицу, чтобы было не так тоскливо в пустом доме. — Можно было взять собаку или кошку, — заметил Пит. — Кошки слишком свободолюбивы, — хмыкнул Келегорм. — Они предпочитают чтобы это их ждали и любили. А собаки… честно говоря, их верность преувеличена. Наверно в глазах Келегорма было слишком много тоски, что Пит не стал расспрашивать о том, почему он так насторожено относится к собакам. — Как ты её назвал? — спросил Мелларк, кивнув на птицу. — Тиндомерель, — сказал Келегорм. — Так называют певчую птицу на моём родном языке. — Красивое имя, — кивнул Пит, с интересом глядя на сойку. — Надеюсь, ты будешь хорошо заботиться о ней. — Конечно, — сказал Келегорм. — Спасибо что принёс краски, а то я с ног сбился, пытаясь найти нужные цвета. — В Двенадцатом трудно раздобыть принадлежности для рисования, — хмыкнул Мелларк. — Мне приходится заказывать материалы из Капитолия. Обращайся, если понадобится помощь художника. — Обязательно, — заверил его Келегорм, и, наконец убрав мусор, приступил к обеду. Пит помогал ему в меру своих сил, и эльф признал, что тот неплохо готовит. А когда попробовал принесённые юношей булочки, понял что тот, вдобавок, прекрасный пекарь. — У тебя талант, — признал Келегорм, смакуя булочку. — Давно я не пробовал что-то подобное. — Спасибо, — скромно улыбнулся Мелларк. — Я потомственный пекарь, так что было бы странно, если бы я не умел готовить выпечку. — Потомственный пекарь, победивший в Голодных Играх? — удивился Келегорм. Пит нахмурился. — Это Китнисс вытащила меня, — тихо сказал он. — Это она истинная победительница, а я так, дополнение. Эльф удивлённо посмотрел на человека, заинтригованный его словами. — Ты не смотрел наши Голодные Игры? — понял Пит. Келегорм кивнул. Мелларк вздохнул, и начал рассказывать о том, как они с Китнисс оказались на арене. Келегорм совсем забыл о еде, завороженно слушая гостя. Эльф словно наяву видел историю любви Китнисс и Пита, их потери, поражения и долгий путь друг к другу. — А потом я вернулся домой, и в память о Прим посадил примулы у дома, — закончил свой рассказ Пит, и отпил из своей кружки остывший чай. — С тех пор мы с Китнисс не расставались. — Сколько же испытаний вам пришлось пройти, — ошеломлённо сказал Келегорм, когда к нему вернулся дар речи. Он был потрясён, узнав полную историю Пита и Китнисс, невольно сравнивая их с Береном и Лютиэн. Теперь он понимал, что даже если бы он не послушал Хеймитча, и попытался завоевать любовь Китнисс, у него ничего бы не вышло. Эти двое были предназначены друг другу, и никакая сила не смогла бы их разлучить. Единственное, что оставалось эльфу, это оставить безуспешные попытки завоевать Китнисс и не мешать её счастью. — Мы это преодолели, — печально улыбнулся Пит. — Вы проживёте очень долгую, счастливую жизнь, — вырвалось у Келегорма, и он понял, что его устами говорит сама судьба. — Вы будете вместе, и больше никто не посмеет вас разлучить. — Надеюсь, — улыбнулся Пит. — Скажи, а в твоём мире… Твой народ отличается от людей, верно? Как часто представители твоего народа вступают в брак с людьми? Эльф посмотрел на человека, и рассмеялся, осенённый догадкой. Оказывается, Пит всё это время ревновал к нему Китнисс, хоть и не показывал этого. Но то что он, несмотря на это, откликнулся на его просьбу о помощи, грело сердце Келегорма. Пит был добрым, отзывчивым человеком, и он действительно заслуживал любви Китнисс. — Ты зря волнуешься, — успокоил нолдо юношу. — Китнисс любит тебя, и не променяет даже на десяток таких, как я. У наших народов разный путь и разная судьба, поэтому союз между нами невозможен. Китнисс мне как сестра, и я рад, что у неё есть такой заботливый жених. — Я не её жених, — смутился Пит. — Значит нужно, чтобы ты скорее им стал, — улыбнулся Келегорм. — Человеческий век короток, и глупо расточать годы, что вам отпущены, на глупые страхи. Не трать время зря, друг. Не упусти свою Сойку. И не забудь пригласить меня на свадьбу. Пит залился краской, и поспешил сменить тему разговора. А три года спустя всё-таки выполнил просьбу эльфа.* * *
Свадьба была тихой и малолюдной. Собрались лишь родичи и друзья новобрачных, а так же немногочисленные знакомые из других дистриктов — такие же победители, как сами молодожёны. Келегорм познакомился с Джоанной Мейсон, красивой рослой девушкой, язвительно посмеивающейся над невестой. Впрочем, судя по улыбкам Китнисс, та была не в обиде на гостью. Так же эльф был покорён кроткой красотой Энни Одэйр, победительницей Четвёртого дистрикта и вдовой другого победителя, приехавшей на свадьбу вместе с маленьким сыном, очаровательным Финником Одэйром-младшим. Половину торжества Келегорму пришлось убегать от Бити Литье, узнавшего в Келегорме пришельца из другого мира. Хоть победитель Третьего дистрикта передвигался в инвалидном кресле, он был жаден до знаний и очень настойчив, и хотел знать всё о других мирах, в том числе и об Арде. Келегорм с удовольствием рассказал бы о родном мире, но в этот день ему хотелось просто спокойно наблюдать за Питом и Китнисс. Он ещё никогда не видел своих друзей такими счастливыми, и ему хотелось запомнить этот момент. Келегорм любовался Китнисс, сияющей от счастья, и чувствовал как его сердце сжимается от нежности и любви. Он был искренне рад, что девушка наконец позволила себе быть счастливой, и дала Питу согласие на брак. Эльф радовался их счастью как своему собственному, и был благодарен Хеймитчу, который в своё время не дал ему совершить страшную ошибку, и попытаться разлучить влюблённых. У него всё равно бы ничего не вышло, зато он упустил бы возможность обрести замечательных друзей, а так же дом, которым для него стал Двенадцатый дистрикт за эти несколько лет. Нолдо с благодарностью посмотрел на Хеймитча, сидевшего со своим другом, черноволосым мужчиной с крючковатым носом и проницательными тёмными глазами. Эбернети пьяно разглагольствовал о том, как здорово что эта аномалия, забравшая из Панема половину населения, подменив их пришельцами из других миров, прихватила с собой несносную Эффи Бряк, и им не приходится терпеть её дурацкие шутки. Келегорм был готов поклясться, что больше Хеймитч радуется не отсутствию Эффи, а тому, что в его жизни появился темноглазый мужчина, называющий себя мистером Снейпом, но держал свою догадку при себе. К тому же весь дистрикт, в том числе Пит и Китнисс, считавшие Хеймитча едва ли не отцом, сквозь пальцы смотрели на его отношения с другим мужчиной, который оказался хорошим травником, и лечил жителей Двенадцатого за умеренную плату, никогда не требуя от людей больше, чем они могли предложить. Вечер плавно завершался, и пришла пора дарить подарки. Келегорм с замиранием сердца ждал, когда молодожёны дойдут до него, надеясь что его дар не разочарует новобрачных. Он несколько лет оттачивал своё мастерство, пряча или сжигая неудачные заготовки, чтобы не раскрыть свой секрет раньше времени, а теперь с нетерпением ждал что думают о его работе те, кому предназначался его дар. Китнисс осторожно открыла коробку, доставая подарок, и вскрикнула от неожиданности. — О боже! Тьелко! — выдохнула девушка, осторожно держа в руках птичку с знакомым оперением. — Она… деревянная?! — Это сойки-пересмешницы, — изумлённо выдохнул Пит, доставая из коробки вторую птицу, чуть поменьше. — Как настоящие, — восхитилась мать Китнисс, с уважением глядя на Келегорма. — Не отличить. — Благодарю, — улыбнулся эльф, и подмигнул молодожёнам. — Надеюсь, мой подарок вас не разочаровал? — Они прекрасны, — искренне сказала Китнисс, обнимая Келегорма. — Спасибо тебе. — Не за что, — улыбнулся эльф, целомудренно поцеловав девушку в щёку, и подмигнул Питу. — Их пока двое, но когда придёт пора, я сделаю и птенцов. Молодожёны поняли на что он намекает и покраснели под хохот гостей. Остаток вечера пролетел незаметно. Бити Литье, уставший гоняться за Келегормом, стал расспрашивать Снейпа о его мире, и тот нехотя отвечал на его вопросы. Джоанна ворковала над Финником-младшим, попутно ругая Энни за то, что та так легко оделась, забыв что в Двенадцатом дистрикте всегда прохладно, особенно по вечерам. Энни пыталась оправдаться, но Джоанна, не слушая её возражений, накинула ей на плечи свою накидку. Хеймитч вполголоса переговаривался с матерью Китнисс, а молодожёны не сводили друг с друга счастливых глаз. Келегорм почувствовал себя лишним, и, сославшись на головную боль, поспешил покинуть праздник. Нолдо неспешно шёл домой, чувствуя лёгкость. На душе было хорошо, и в то же время тоскливо. Келегорм смог отпустить свою любовь, и добровольно отойти в сторону, не мешая счастью Китнисс, и знал, что это было одно из немногих верных решений, принятых им за всю свою долгую жизнь. Только сердце всё равно ныло, обиженное на него за то, что он даже не попытался бороться за своё счастье, но эльф знал, что так будет лучше для всех. Лучше ему остаться верным другом для Китнисс и Пита, и провести с любимой столько времени, сколько ему позволит судьба. Эти двое и так настрадались за свою короткую жизнь, так пусть теперь они будут счастливы, ибо они это заслужили. А у Келегорма осталось ещё одно незавершённое дело. Эльф вошёл в дом и включил свет. Потревоженная Тиндомерель вскинулась, прощебетав обидное в адрес своего хозяина, и нахохлилась. Келегорм улыбнулся, присев за стол, наблюдая за питомицей, недовольно чистящей оперение. За три года, что эльф прожил в Панеме, сойка свыклась с неволей, даже привязавшись к Келегорму. Но она всё равно тосковала по свободе, особенно когда слышала голоса своих сородичей на воле, и громко щебетала, призывая их. Нолдо держал её не потому, что ему было одиноко, а чтобы иметь перед глазами живую натуру, и вырезать деревянных соек-пересмешниц с живого оригинала, но теперь, когда он в совершенстве освоил мастерство, пришла пора отпустить пленницу. Эльф взял клетку и вышел на улицу. Тиндомерель, почувствовав перемену в его настроении, тревожно защебетала, не понимая что задумал её хозяин. Келегорм никогда не выходил с ней на улицу, позволяя ей летать в комнате лишь когда все двери и окна были закрыты. Теперь птица чувствовала свободу, но боялась что Келегорм задумал что-то плохое. — Прости меня, — тихо сказал Келегорм птице, хотя обращался вовсе не к ней, и открыл клетку. Сойка тут же вылетела прочь, оставив в память о себе лишь перо на полу клетки. Келегорм печально улыбнулся вслед своей питомице, скрывшейся в ночных сумерках, и вернулся в дом, поставив опустевшую клетку на стол. А утром проснулся от пения уже двух соек-пересмешниц, решивших устроить гнездо прямо под козырьком крыши его дома.* * *
Первого птенца для Мелларков Келегорм вырезал через пять лет после свадьбы Пита и Китнисс. Он долго искал нужное дерево и вырезал птичку, больше занятый другими заказами. Работа была закончена в день, когда родилась дочь Мелларков, и Келегорм занёс маленькую сойку, когда зашёл поздравить супругов с рождением первенца. Пит был в восторге, Китнисс тоже была очарована его работой, осторожно поставив маленькую птичку на полку рядом со свадебным подарком Келегорма. — Они замечательные, — призналась Китнисс, любуясь пополнившейся семьёй деревянных соек-пересмешниц. — Спасибо тебе за них. — Это мелочь, — отмахнулся Келегорм, улыбаясь. — Рад, что вам нравятся мои работы. — Как идут дела в мастерской? — спросил Пит. — Неплохо, — признался Келегорм. — Получил ещё несколько десятков заказов из Капитолия, наверно опять придётся связываться с Седьмым дистриктом на счёт древесины для подделок. Можешь заказать для меня краски? — Конечно, — кивнул Пит. Весь вечер они обсуждали новости Панема и Двенадцатого дистрикта, общих знакомых, и планы на будущее. Келегорм уже освоился в этом мире, и тоска по дому не мучила его так сильно, как в первые годы. Там, в Арде, остался Моргот, война и проклятая Клятва, которую Келегорм и его братья должны были исполнить любой ценой. Эта Клятва жгла их, и эльф прекрасно понимал, что ему с братьями никогда не сдержать её. Здесь, в Панеме, он был освобождён от неё, и мог жить так, как хотел, наслаждаясь миром и покоем. Но эльф понимал, что это не продлится долго, поэтому старался запомнить каждый миг, проведённый в этом мире, особенно тот, что он мог провести рядом с Китнисс. Попрощавшись с Мелларками Келегорм вернулся домой, и первым делом насыпал зерно в кормушку для птиц, которую смастерил для семейства соек-пересмешниц, обосновавшихся на крыше его лачуги. Тиндомерель и её возлюбленный пропали два года назад, скорее всего умерев от старости или попав в лапы хищников, а гнездо перешло их птенцу из последнего выводка. Сойки-пересмешницы, выросшие на крыше дома Келегорма, совсем не боялись его, и с удовольствием пели ему. Эльф был рад такому соседству, и жалел что здесь нет Маглора, который мог бы научить этих дивных птиц своим песням. Так прошло ещё пять лет. Дочь Пита и Китнисс привязалась к Келегорму, и радовалась каждому его приходу. Эльф сам полюбил девочку как родную, и с удовольствием баловал её деревянными игрушками своей работы. Однажды, возвращаясь домой от Мелларков, Келегорм услышал как птенцы соек, живущих на крыше его дома, пищат от голода, жалуясь что родители уже второй день не возвращаются, и забрал их себе. Он надеялся, что взрослые сойки вернутся, но, к сожалению, надежда оказалась напрасной, и ему пришлось выкармливать птенцов самостоятельно. В тот же год он начал ловить на себе подозрительные взгляды жителей Двенадцатого дистрикта, и понял в чём дело. Люди этого мира старели так же, как и те, что жили в Арде, но Келегорм, будучи эльфом, совсем не изменился за те тринадцать лет, что прожил в Панеме. Ему в своё время хватило ума не просвещать местных жителей чем эльфы отличаются от людей, но теперь его секрет грозил вылезти наружу. Эльф не стал ничего предпринимать, или пускаться в бега, и решил жить так, как привык. Он чувствовал, что дни его жизни в Панеме близятся к концу, и начал потихоньку завершать свои дела. Нолдо перестал брать новые заказы на игрушки, спешно выполнив те, что уже взял. Он рассчитался с торговцами в Шлаке и Седьмым дистриктом, из которого ему поставляли дерево для работы, и занёс Питу деньги за краску, которую тот заказывал для него из Капитолия. Тогда же он в последний раз виделся с Китнисс, которая ждала второго ребёнка. При виде Келегорма, державшего в руках коробку с подарками, они всё поняли. — Зашёл попрощаться? — тихо спросил Пит. Эльф кивнул. Они знали, что Стрэндж наконец создал заклинание, которое починило мироздание, и теперь пришельцы из других миров начали исчезать, а вместо них появлялись пропавшие тринадцать лет назад жители Панема. Не все были этому рады, но магия была неумолима, возвращая освоившихся на новом месте пришельцев в родные миры, не спрашивая их мнения на этот счёт. — Береги себя, — попросила Китнисс, обняв его на прощание. — Вы тоже, — попросил нолдо, в последний раз обнимая любимую. — И вот, это вам. Развернёте когда придёт срок. Нолдо достал из кармана небольшой свёрток, завёрнутый в холст, и протянул его Питу. Тот бережно принял дар эльфа, смущённо улыбнувшись. Все знали, что там внутри. Келегорм провёл вечер в компании друзей, чувствуя что это его последний день в Панеме. Он ни о чём не жалел, испытывая лишь благодарность судьбе, подарившей ему годы, свободные от войны и Клятвы, и встречу с Китнисс. Она помогла ему обжиться здесь, переосмыслить свою жизнь, и залечила его сердечные раны. Келегорм был благодарен ей, и не жалел о том, что так и не сказал ей о своих чувствах. Порадовав на прощание дочь Мелларков целым ворохом новых игрушек эльф собрался было уходить, но Китнисс остановила его. — Это тебе на память о нас, — сказала она, надевая на шею нолдо кулон на шнурке, в точности повторявший её знаменитую брошь. — Сойка-пересмешница? — удивился Келегорм, узнав символ революции. Пит и Китнисс кивнули. — Мы хотим, чтобы ты помнил о нас, где бы ты ни был, и поэтому заказали для тебя эту вещь, — сказала Китнисс. — В этом не было нужды, я всё равно вас не забуду, — улыбнулся Келегорм. Эльф в последний раз посмотрел на возлюбленную, желая запомнить её. Китнисс была ещё молода, и очень красива, но в уголках её глаз уж начали появляться морщины. Её живот заметно округлился, а красивые тёмные волосы были заплетены в косу и убраны вокруг головы. Келегорм откровенно любовался ею, жалея что это их последняя встреча, и в то же время был рад, что не увидит как его любимая стареет и умирает. Он унесёт воспоминания о ней домой, и всегда будет лелеять в душе её образ. Келегорм попрощался с друзьями и вернулся к себе. Подросшие птенцы, беспечно летавшие над его лачугой, сели ему на плечи, щебеча приветствия. Эльф улыбнулся, погладив кончиками пальцев их оперения, и зашёл в дом. Прибрав инструменты и бумаги эльф выключил свет и лёг спать, не снимая подарок Китнисс. Келегорм знал, что когда он утром откроет глаза в своём родном мире, кулон по-прежнему будет висеть на его шее, напоминая о том, что встреча с Китнисс не была чудесным сном.