Две фразы в тишине

Одиночество давит всей своей тяжестью на плечи хрупкой женщины. В голове только шум, крики и мольбы о помощи, изливающиеся в нечленораздельных звуках. По периметру поместья разносится протяжный, продирающий кожу и мясо, достающий до самых костей, вой, больше похожий на звериный. Вопль вырывается за пределы старинного дома и пропадает, поглощённый грохотом воды и скрипом иссохших деревьев. До ужаса тихо. Тишина, пришедшая на место горестного плача, заполняет собой всё пространство снаружи. Лишь внутри поместья Беневиенто, в комнате второго этажа, слышно тяжёлое прерывистое дыхание, перемежающееся со всхлипами. Воздух вздрагивает вместе с плечами женщины, свернувшейся на кровати калачиком. Тонкие пальцы сжимают подол платья и простыни с такой силой, что белеют костяшки, слёзы катятся по щеке, падая на скомканное покрывало. Чёрные волосы выбились из причёски, это никого не заботит, некому оценить или привести их в порядок. Вокруг ни души, за исключением куклы, замершей рядом с постелью и нервно наблюдающей за хозяйкой. Она не может никак помочь пережить этот приступ. Только молча наблюдает, создавая ощущение присутствия кого-то рядом. Безмолвное пребывание не приносит много толку. Лишь в глубине кукольной души, если таковая есть, мелькает призрак спокойствия за жизнь хозяйки, ведь она, Энджи, рядом и сможет отогнать такую желанную и навязчивую жажду смерти. Мрачный дом, стоящий на отшибе от деревни, заключённый между горами и водопадом, он стал крепостью, тюрьмой для своей обитательницы. Тюрьма, созданная самой женщиной. Затворничество сыграло очень злую шутку, уничтожив хрупкое равновесие и поселив в душе страх и смятение. Тупая боль гложет Леди Беневиенто изо дня в день, оставляя кровоточащие раны и глубокие рубцы, а острые предметы методично раздирают плоть. На теле, под тканью траурного одеяния, навсегда остаются столь ненавистные отметины. Их хочется смыть, убрать, соскоблить с кожи, чтобы избавиться от ещё одного напоминания о ежедневной прогулке по краю. Исчезнуть. Донне Беневиенто хочется только исчезнуть из этого мира, отбросить все дела и обязательства перед Матерью Мирандой и другими лордами. Незаметная и тихая, всегда в стороне, всегда во мраке, будто тень или призрак. Одна. Созданные ей куклы являются лишь иллюзией многолюдности дома, а собственные галлюциногены попросту не действуют. Всё что случилось и продолжается- лишь кошмар, ужасный кошмар из которого нельзя выбраться живым. Рано или поздно приступ кончается и притупляется боль, потихоньку возвращается ясность сознания. Кукольница медленно привстаёт, глядя в пол перед собой. Взгляд пустой и безжизненный, как и всё, что окружает женщину. Без всякого рвения или простого желания, чисто механически выполняются все действия. Перекусить, чем найдётся. Зачесать волосы. Бумаги, куклы, цветы, мебель, поместье и сама Донна. Всё поглощает тишина, оглушающая тишина. Всё время следуя за хозяйкой, лишь Энджи изредка нарушает тишину дома. Кукла пытается изо всех сил подбодрить, развлечь, но её попытки редко приводят к успеху, а если и добираются до цели, результат кратковременен. Так текут дни, недели, месяцы и чёртовы годы. Собрание, на которое приходится являться обязательно, длится неимоверно долго и по сути дела совершенно бесполезно. Исследования, заканчивающиеся почти всегда ничем, ссоры Гейзенберга и Димитерску, невнятное копошение Моро в попытках выделиться и выслужиться перед Матерью. На всё это Донна смотрит из-за чёрной ткани, плотно скрывающей лицо, отсутствующим и пустым взглядом. Никогда она и не проронит ни слова, в отличии Энджи, снующей по всему залу с выкриками и иногда поглядывающей на безмолвную тень. Но скрытые тканью, глаза женщины время от времени лишь устремляются к одному, к объекту обожания, равно как и мысли, плавающие далеко, но в то же время близко. Вокруг высокой леди, бранящейся в очередной раз с «братцем». Леди Димитреску, сильная и волевая женщина, никогда не смотрит на Донну, будто не замечая её присутствия. Для неё кукольница вовсе не существует, она как ненужная шестерня в механизме, созданном Мирандой. Конечно, в целях, понятных только Леди, это пренебрежение не выказывается в открытую, как к Гейзенбергу, оно вуалируется простой холодностью, что не всегда смягчает ситуацию. Донна Беневиенто страдает. Донна Беневиенто страдает от своей молчаливости, от невозможности пробраться через страхи и привлечь столь желанное внимание прекрасной Леди. Она не помнит с какого момента, события или периода всё началась, но женщина нуждалась в этом айсберге, несущем горе всем неосторожным, встретившимся на пути. Стать госпожи Димитреску привлекает, не позволяя оторвать взгляда, завлекая бедняг в пленительные и смертоносные сети. Кукольница увязла в волнующем душу образе, больше нет шансов выбраться. Болезненная привязанность ведёт женщину за руку всё ближе и ближе к краю пропасти. Нет сил сопротивляться. Постоянное присутствие духа смерти, одиночество, ставшее главным жильцом поместья, недосягаемость обожаемого существа. Кошмар разрастается изо дня в день, уничтожая сознание Донны. За молчанием скрывается бешеный поток мыслей и желаний, которые женщина не в состоянии изложить и воплотить. Ей не с кем поговорить. И снова дом, снова больно, снова тьма, через которую пробивается только тусклый свет лампы, и гулкое сердцебиение. Хозяйка поместья Беневиенто сидит перед рабочим столом, бесцельно уставившись на поверхность, выводя взглядом узоры по фактуре дерева, а её руки крепко сжимают колени. Вокруг лежат аккуратные кукольные детали, а в осколках сознания мелькает образ, чудесный, восхитительный образ, с каждой минутой становящийся всё более похожим на выдумку, растворяющийся. Она пытается оживить его, не дать исчезнуть. - Не уходи… Я не могу отпустить тебя…- еле слышный шёпот мимолётным шорохом проносится и исчезает, проникнув в стены поместья. Словно отозвавшись на мольбу, в тишине разносится глухой звук ударов, стук в дверь. Он не услышан, не принят, не влился в существующую вокруг долгое время реальность. Кукольница не обращает на него внимание, поглощённая играми своего сознания и налаживанием маленьких частей. Время тянется в этом поместье слишком медленно, отделяя от окружающего мира и не выпуская из своего плена. Нежданный гость, не дождавшись ответа проходит внутрь. Дверь не заперта. Хозяйка никого не ждёт и ничего не боится извне. Стражи-цветы остановят любого зазевавшегося или неосторожного путника. Но дом оглашается лязгом скрипнувших петель и звуком мерных шагов, обозначаемых ударами каблуков. Донна Беневиенто слышит голос, знакомый голос, требовательный голос. Лишь один он заставляет отбросить всю работу, выйти из транса и подойти навстречу гостю. - Разве нельзя было решить всё на собрании,- действительно недовольные речи слышались всё ближе- Теперь ещё найти её… Донна!- звук собственного имени, прозвучавший от той самой, всколыхнул и в тоже время заставил на несколько секунд забыть о существовании всего на свете.- Донна! Звук уже ближе, вот поворот коридора и перед кукольницей предстаёт Альсина Димитреску. Разумеется, она раздражена одним только фактом того, что вынуждена находиться здесь, пожертвовав своим свободным временем. Женщина стоит на месте, периодически оглядываясь и затягиваясь сигаретным дымом. Её взгляд останавливается на Беневиенто, выражение лица, как всегда, не передаёт ничего, кроме холода. Леди сразу начинает разговор. - Донна, препараты, о которых говорила Матерь Миранда готовы?- женщина говорила сухо. Короткий кивок головы. Фигура в чёрном развернулась и без слов ушла в соседнюю комнату, полную сухих пучков травы, баночек разных форм и размеров. Пройдя вглубь, Беневиенто взяла одну из колб. На пару секунд мысли вновь спутались, скользнув к ожидающей в зале даме. Вот она, вот она стоит в доме, совсем рядом. Но как получилась, что Донна снова всецело во власти Леди, этой прекрасной Леди, и снова не может выдавить из себя ни слова? Донна Беневиетно не могла ничего поделать. Женщина возвращается к гостье, в полном молчании передаёт флаконы, даже не поднимая головы. Стеклянные сосуды оказались в ладони, облачённой в элегантную чёрную перчатку. Прикосновение к руке Димитреску пронесло импульс тока по всему телу, заставив Донну сжать пальцы. Она не хотела, ей было страшно даже подумать о прикосновении, но всё происходило не по её воле. Высокая Леди с недоумением посмотрела на свою «сестрицу». - Спасибо, конечно, за такое радушие и дружелюбие, но отпусти меня,- Димитреску отстраняла руку, но на её удивление, обычно податливая кукольница не ослабила хватку.- Убери уже руку,- в голосе вновь появились, потерявшиеся прежде на несколько мгновений твёрдость и требовательность. Словно не слыша, Донна продолжала стоять, а Леди Димитреску с каждой секундой раздражалась всё больше и больше. Гостья не выдерживает первая и резко отдёргивая руку разворачивается по направлению к двери. Но она не успевает шагнуть, в тишине, присущей поместью, раздаётся сначала еле-различимый, однако, становящийся более внятным голос. - Не уходи… Не уходи. Я не могу отпустить тебя. Высокая Леди слышала голос Беневиенто всего пару раз, и то это была лишь короткая фраза, даже одно слово «Да», произнесённое на собрании. Поэтому настолько странное поведение и небывалая разговорчивость несколько поразили Леди. В поместье повисла тишина, лишь ритмично тикали часы. Две женщины стояли и смотрели друг на друга. - Что ж, до свидания, сестрица,- Димитреску первая восстановила самообладание. - Я не могу отпустить тебя. Я… Люблю тебя,- Бенивиенто говорила тихо. Кукольница находилась как будто в трансе, неведомая сила толкала её, заставляла говорить. Лицо же Димитреску стало строгим и сосредоточенным, брови нахмурились, губы чуть поджались. Она прикрыла глаза и вздохнула. - Спасибо за помощь с препаратами,- больше ни слова произнесено не было. И Донна снова осталась одна. Её недосягаемый айсберг ушёл, уничтожив надежду, оставив без ответа, без конкретики. Женщина пришла в себя, её глаза расширились в страхе, а ноги подкосились. Тело осело на ковёр под тяжестью мыслей и ответственности за последствия, сердце бешено билось, рискуя разорваться. Выйдя за ворота поместья, Димитреску остановилась и на мгновение замерла в растерянности, которая всё же завладела ей. Она не понимала, как такое могло произойти, что творила Донна. Тихая, невидимая Донна вдруг говорит, что любит её, вот так, стоя напротив, глядя в глаза. Но Леди не могла это принять и ответить, бросая женщину на произвол. Альсина будет помнить об этом ещё очень долго, но не скажет ни слова в ответ на признание. Никогда.

Одиночество давит всей своей тяжестью на плечи хрупкой женщины. В голове только шум, крики и мольбы о помощи, изливающиеся в нечленораздельных звуках. По периметру поместья разносится протяжный, продирающий кожу и мясо, достающий до самых костей, вой, больше похожий на звериный. Вопль вырывается за пределы старинного дома и пропадает, поглощённый грохотом воды и скрипом иссохших деревьев. В поместье Беневиенто снова становится до ужаса тихо.