с тобою рядом

Морозным декабрьским утром Уланс со спокойной совестью отсыпался в теплой кроватке, укутавшись пуховым одеялом с ног до головы. В его маленькой комнатке общежития было слишком холодно и не спасало даже отопление — стены старого здания никак не могли прогреться до комфортной температуры, а в комнате приходилось ходить в тёплых носках и свитере, заботливо связанном бабушкой. Больше всего парень не любил просыпаться ни свет ни заря — в это время года рассветало поздно, а темнело рано. Даже в окно смотреть утром было весьма удручающе — снег или дождь тяжёлыми частицами ударялся о стекло, голые почерневшие деревья дрожали под натиском шквалистого ветра, а в добавок ко всему, сквозняк предательски проникал под шерстяной свитер, как бы намекая, что совсем скоро и Улансу предстоит стать частью всей этой уродливой картины, намочив ноги и испачкав новые брюки в грязной луже. Пары у Ланса начинались с третьей, поэтому он со спокойной душой отсыпался после ночной зубрёжки, но настойчивый стук пробудил сознание парня, который попытался понять, сон это или же галлюцинация. В сонном состоянии, темноволосый кое-как нашёл тапки под кроватью, но очки надеть все же не успел. Вариантов кто с самого утра мог к нему ломиться было не много — либо Никита вернулся с ночёвки у друга, либо у коменданта снова какие-то вопросы. Он с щелчком отворил дверь и потер слипающиеся глаза. Без очков было тяжело понять, кому он конкретно открыл, но явно не своему соседу. — Доброе утро, — поздоровался Роберт, сверкая улыбкой (неужели у человека может быть хорошее настроение с утра пораньше?), — прости, я разбудил, да? Уланс чуть пошатнулся и вовсю уставился на блондина — у Плаудиса не было привычки ходить по комнатам, этим больше любил заниматься Назар, который от «нечего делать» побывал, кажется, у каждого жителя общежития в гостях. — Ага, доброе, — с хрипотцой ответил Познакс, убирая с лица непослушные кудри, — что-то случилось? — У вас молока нет? — только сейчас Уланс заметил, что парень перед ним держит в руках чашку. — Есть, секунду, — Познакс оставил гостя на пороге и потянулся к холодильнику, чтобы достать картонную коробку, — вот, держи. А зачем тебе? Вопрос абсолютно глупый — зачем человеку могло понадобиться молоко утром? Но Ланс сам себя за дебильный вопрос не осуждает — он же только что проснулся, голова совсем плохо варит. — Для кофе. Кстати, а кофе есть? А то Вотяков всё выхлебал со своим курсачом, — Роберт неловко почесал затылок и снова улыбнулся. Даже если бы у Уланса не было кофе, он бы его изыскал, глядя на эту яркую улыбку и сияющие глаза-кристаллики. — Может зайдешь? Завтракать будешь?, — Роберт на секунду замялся, но кивнул, — Тогда проходи, — пригласил Ланс, легко посмеявшись с ситуации, все-таки выпить кофе с молоком, не имея ни молока ни кофе — забавно. Роберт прошагал и уселся за стол, разглядывая обстановку в комнате. В гостях у Уланса с Никитой он ещё ни разу не был, в целом, в комнате всё стандартно и почти как и у него самого, только, в отличие от их с Назаром комнаты, здесь убрано, книги разложены по полочкам, обувь аккуратно выставлена у стены, одежда не валяется где попало, а ещё отсутствует гора немытой посуды — даже закрадываются сомнения, что здесь живут студенты. Берту от чего-то неловко становится, что когда к нему пришёл Ланс, у него был полный бардак. Плаудис сидел на стуле, сложа руки на колени и стараясь унять лёгкую дрожь. Познакс суетился, что-то доставал из холодильника, набирал воду в чайник, но взглядом старательно избегал встречи с гостем. Все эти действия заставили настолько смутиться, что блондин не знал куда себя деть. Неловкое молчание между ними создавали еще большую долю дискомфорта, чем то, что он с раннего утра пришел просить молоко. — Давай я что-нибудь сделаю, бутерброды нарезать? — вдруг спросил Роберт и потянулся за колбасой. — Ага, держи нож, дощечку, сейчас будет кофе, — Уланс подал всё необходимое и принялся заливать кипяток в чашки. Эти слова заставили немного улыбнуться, напоминая о чём-то важном, и Роберт начал старательно нарезать сыр с колбасой и намазывать масло на кусочки белого хлеба. В один момент нож соскользнул с полиэтиленовой плёнки и полоснул по нежной коже. Роберт дёрнулся, подскочив на месте и заматерился. Алая кровь сочилась из небольшой ранки на указательном пальце, пачкая доску и светлую плюшевую толстовку. — Что... Что случилось? — Уланс тут же откинул ложку и подбежал к Роберту, взяв парня за руку, и цокнул от безысходности положения, — Господи, — он достал салфетку и приложил к ране, — сейчас, я аптечку достану. Роберт наблюдал, как Уланс суетливо роется в лекарствах в поиске перекиси и пластыря, и старался самостоятельно остановить кровотечение, зажав порез. — Всё в порядке, я просто как обычно, — успокаивающе сказал Берт, нервно усмехнувшись, чтобы придать атмосферу, пока Познакс наклеивал пластырь. Роберту почему-то вспомнилось, как в детстве он постоянно падал, царапался или разбивал колени, а мама ворчала, но заботливо обрабатывала ранки и клеила пластыри с милыми зверьками. Принести ссадину по дороге со школы было для него обычным делом, особенно зимой, когда очень скользко и зацепиться не за что, тем более учитывая его природную неловкость и неуклюжесть. А Уланс с ним снова так нежно и осторожно обходился, что хотелось на месте сгореть от смущения. — Вот, так намного лучше, — сказал Познакс и выпустил чужую ладонь, посмотрев в глаза, и с толикой грусти пробубнил: — болит? — Нет, всё нормально, спасибо, — Роберт неловко отвëл взгляд в сторону, чтобы не смотреть на взволнованного Уласна, и поднялся из-за стола. Но хозяин комнаты и не думал освобождать проход гостю, наоборот только сократил между ними расстояние, притянув парня за подол мягкой кофты. Все получилось машинально, и, собственно, Познакс сам не понял, что сделал, но в голове застряла куча вариаций развития событий этого поступка. Как говорится, данное событие может повлиять на дальнейший ход истории, и латыш немного замялся. — Надо застирать, а то пятна останутся, — сказал Уланс, делая вид, что увлечённо рассматривает испачканную вещь, хотя на самом деле он наблюдал за реакцией блондина. У Роберта щеки уже вовсю пылали, словно ярко-красные гроздья рябины на сверкающе-белом снегу. У него уже кажется голова кругом пошла от этого парнишки, который очевидно и открыто его дразнит и выводит. На самом деле, и молоко и кофе у Плаудиса было, просто ему нужен был повод заглянуть в гости, увидеть Ланса вне учебной волокиты и нескончаемого потока дел, которыми обычно занималя брюнет, как самоотверженный активист и волонтёр. И все это подстегло окончательно: Роберту снесло тормоза, он поймал взгляд карих глаз, которые смотрели на него немного взволнованно, как раньше, взбирая большую часть внимания. И поддался вперед, нетерпеливо касаясь мягких губ, притягивая парня ближе за талию. Уланс отвечал с готовностью будто ждал этого больше всего, этим ранним утром, как только проснулся, с нарочитой пылкостью, ухватывая Робертовы губы и горячее дыхание. Берт не терял времени: ловко изменив положение тел, он усадил Уланса на стол, расположившись меж его коленей. Руки сами как-то забрались под мягкий свитер, подушечками пальцев он касался смуглой кожи — оглаживал каждую впадинку и косточку, проводил от груди до самого низа живота, туда, где резинка домашних штанов плотно опоясывала тазовые косточки, но тут же уводил ладони вверх, цепляя чувствительные соски. Крепче обхватив ногами бёдра Пладиуса, Уланс несдержанно застонал в поцелуй и чуть откинул голову назад, предоставляя блондину возможность прильнуть к бархатной шее. На самом деле, такой Роберт нравился Лансу ещё больше — этот слишком яркий контраст, от смущения и неловкости, до страстных поцелуев и вполне уверенных, горячих касаний. Не было ощущения, что что-то не так, что так быть не должно, происходящее между ними казалось правильным и настоящим, неожиданным, но действительно прекрасным. Неплотная ткань брюк не могла скрыть того возбуждения, что слово цунами накрыло парней. Но только ли в одной страсти дело, когда в каждом взгляде заключена не просто молния, а целая буря? Нет, конечно нет, и эта искренняя тяга читалась в каждом движении и касании, в каждом поцелуе, особенно в тех невесомых, оставленных на щеках лёгкими мазками. Толстовка с Берта снимается быстро, как и свитер с Уланса, в общежитии все-таки достаточно холодно, но это не играет абсолютно никакой роли, здесь и сейчас, им жарко настолько, что можно было бы и окна нараспашку открывать — ничего бы не изменилось. Уланс сильнее к Роберту прижался, носом очертив острую ключицу, которую тут же слабо прикусил, но сразу зацеловал. На секунду он отдалился и заглянул в сияющие голубые глаза напротив. Кажется, он хотел что-то сказать, но не успел: лежащий на столе телефон неприятно завибрировал, наверное уже не в первый раз. Коротко извинившись, пришлось взять трубку, хотя Роберт из своих объятий его не выпустил и не собирался. — Алло, — стараясь выровнять дыхание, произнёс Ланс. — Познакс, где тебя носит? — с того конца провода послышался недовольный крик старосты, которая тут же накинулась на парня. — Да я что-то приболел, неважно себя чувствую, меня не будет, — для убедительности он даже несколько раз покашлял и шмыгнул носом. Роберт, глядя на этот театр одного актёра, старался изо всех сил не смеяться, но с каждой новой отговоркой это становилось всё труднее. Про него, кстати, староста успела спросить, потому что к нему дозвониться вообще не получилось, но Уланс и его выгородил, сказав, что у Плаудиса опять пошла кровь из носа, так что на пары он тоже не придёт. Пожелав скорейшего выздоровления, староста пообещала парней не отмечать, но попросила в следующий раз брать трубки побыстрее, и отключила звонок. — Заболел говоришь, — загадочным тоном начал вдруг Роберт, закусив губу, — тогда тебе срочно нужен постельный режим. — Только если ты будешь за врача, — ответил Ланс и слез со стола, всё так же обнимая Берта за шею, намекая на кровать.