Блины

      В его комнате всегда очень тихо, и Фёдору это нравится. Он любит ложиться на кровать и читать полулежа, накрыв ноги пледом. Хотя в квартире достаточно тепло, Достоевский все равно постоянно мёрзнет — сказываются годы, проведённые в холодном краю, — поэтому всегда держит на стуле рядом с кроватью плед.       Сейчас он лежит так же, как обычно, и читает увлекательную книгу на русском. Родной язык забывать не хочется, хотя он давно не живет в России. Фёдор погружается в произведение и не сразу слышит звук открывающейся двери. Лишь потом он выделяет из тишины звук шагов и тихий скрип переставляемого стула. Когда он поднимает глаза, то натыкается взглядом на Осаму. Мальчик уже сидит напротив него на стуле, слегка наклонив голову, и пристально смотрит на него своими карими глазами. От его взгляда, не по-детски любопытного и цепкого, любому станет не по себе, но Достоевский — исключение из этого правила.       «Что-то случилось?»       Лисья улыбка проскальзывает на губах Дазая и тут же исчезает. Он кивает в сторону двери.       «Ты что-то хотел сделать? Мори-сан ушёл»       Фёдор припоминает, что несколько минут назад слышал хлопок двери, но не придал этому значения. Возможно, что Мори-сан даже заглядывал к нему в комнату, однако Достоевский не смог оторваться от чтения. Этого, на самом деле, он уже не помнит. Если Фёдор погружается в книгу, то вырвать его оттуда может только экстренная ситуация. Например, присутствие Дазая Осаму.       И все же он не спешит сдаваться. Достоевский несколько минут смотрит на мальчика, стараясь понять, можно ли доверять ему такую тайну. Дазай выдерживает его взгляд, даже, вероятно, не осознавая этого. Теперь его глаза наполнены настоящим детским любопытством. Не всякий может увидеть такие искренние эмоции Осаму. Фёдор всегда старательно говорит себе, что его не заботит тот факт, что он, возможно, второй такой человек на свете.       «Нет. Слишком рискованная затея»       «Не ломайся! У нас есть час. Мори-сан потом…»       Осаму мнётся, отводит глаза, кусает губы. От этого приобретает вид ещё более детский, чем до того. Достоевский даже невольно испытывает к нему жалость и потому смягчается.       «Мори-сан потом придет? Ладно. Пойдём на кухню»       Дазай радостно вскрикивает, подрывается со стула и несётся на кухню. Фёдор же лениво откидывает свой плед, точно настоящий русский барин, которого мало что может поднять с дивана, встаёт и не спеша идёт за мальчиком. Ему, вероятно, хочется побежать так же, как Осаму, но он не позволяет себе этого. Ему все-таки тринадцать лет, он уже слишком взрослый, чтобы бегать по квартире. А вот Дазаю пока можно, ему только десять.       На кухне обнаруживается Осаму, который уже стоит возле шкафов, точно гонщик, готовый стартовать по зелёному свету. Достоевский только усмехается и подходит к ящикам, где хранятся сковородки, кастрюли и прочая утварь.       «Ты слышал когда-нибудь о блинах?»       «Это русское блюдо? Оно вкусное? Хочу-хочу!»       В глазах Осаму появляются искорки возбуждения, он едва не приплясывает на месте, мгновенно загораясь идеей. Фёдор усмехается, достаёт сковородку и ставит её на плиту. Потом идёт доставать продукты, которые, к счастью, в их доме есть всегда. Кроме муки, её Достоевский купил совсем недавно. По дороге он мимолётно гладит Дазая по голове и в который раз поражается тому, какие мягкие у мальчика волосы.       Осаму вообще прекрасный ребёнок. Когда он не раздражает своими выходками и своими нелепыми и часто неуместными шутками, он кажется ангелочком во плоти. Глубокие карие глаза, аккуратное личико, копна каштановых волос, которые Мори-сан всегда с боем причесывает с утра — Осаму почему-то люто ненавидит расчёску. А перед его абсолютно невинным выражением лица устоять может разве что опекун — его уже не провести этим. Фёдор же признаётся себе, что никогда не может ни в чем отказать Дазаю, когда он широко распахивает свои глаза и смотрит на него так, как будто он — единственный важный человек в его жизни.       Может быть, это отчасти правда. Достоевский никогда не видел, чтобы Осаму дорожил кем-то, кроме него и Мори-сана.       Он достаёт из холодильника молоко и начинает готовить смесь. Рецепт блинов, которые ему все же удалось попробовать когда-то в далёком детстве на праздник, Фёдор нашёл в библиотеке, куда ходил после уроков. Феноменальная память позволила быстро запомнить все этапы готовки, и довольно долгое время Достоевский вынашивал замысел приготовить это блюдо. Сегодня он намекнул Осаму о своих планах, и мальчик тут же прибежал к нему, чтобы приступить к выполнению.       Все ингредиенты быстро смешиваются, и Фёдор начинает размешивать их. Дазай тут же подбегает к нему и тянет за рукав. Венчик едва не выскальзывает из рук, и Достоевский с легким укором смотрит на ребёнка.       «Можно мне? Я тоже хочу!»       Фёдор несколько секунд раздумывает, потом решает, что ничего страшного не случится, и отдаёт Осаму венчик. Мальчик сразу же приступает к готовке, приподнимаясь на носочки, чтобы было удобнее. Достоевский через минуту сдаётся и притаскивает мальчику стул, потом подхватывает ребёнка и ставит на него сверху. Дазай смотрит на него с неудовольствием.       «Не делай так! Я сам могу!»       Фёдору некстати вспоминается русская реклама йогурта «Агуша», которая из каждого телевизора и плаката на улице кричала «Агуша: я сам!». Ему едва удаётся подавить смешок. Он лишь гладит Осаму по голове и ласково улыбается ему.       «Я просто хотел помочь тебе»       Дазай пожимает плечами и отворачивается, мгновенно забывая о неприятном для него инциденте. Он снова начинает усиленно мешать ингредиенты, да так, что мука летит во все стороны. Фёдор чихает от поднятой мучной пыли и машет рукой.       «Не так быстро! Муки-то не останется!»       «Нормально!»       Осаму отмахивается, продолжая усиленно мешать и разбрызгивать смесь по всей кухне. Достоевский со вздохом смотрит на непонятную жижу, в которой и муки-то не осталось, а потом тащится за пакетом. Он пытается высыпать осторожно, но Дазай умудряется и тут накосячить: в какой-то момент мальчик так машет венчиком, что Фёдор отстраняется, чтобы ему не прилетело по лицу, и мука щедро сыпется в миску. Теперь приходится аккуратно добавлять ещё молока, чтобы вернуть нужную консистенцию. В наказание за баловство Достоевский на правах старшего отбирает венчик.       «Все, теперь я»       Дазай поджимает губы, но не спорит, садится на стул рядом и смотрит в спину Фёдора. Тот становится у кухонного стола и начинает снова смешивать ингредиенты. При этом Достоевский чувствует суровый взгляд младшего, явно недовольного тем, что у него отняли игрушку.       Фёдор вздыхает. Все-таки он совершенно не может терпеть это. Когда Осаму дуется на него — так потешно и мило, по-детски надув щечки и старательно изображая обиду, — Достоевский оказывается бессилен перед ним. Но возвращать венчик чревато последствиями, поэтому Фёдор идет обходным путём.       «Что ты знаешь о блинах?»       Осаму все ещё дуется и не намерен так просто прощать Достоевского.       «Они русские»       Из его уст это звучит как оскорбление всего русского, и Фёдора в том числе. Но мальчик только усмехается: он понимает, что через пару минут Дазай сдастся и тогда можно будет забыть про обиду.       «Знаешь, как у нас в России говорят? На обиженных воду возят!»       Даже не поворачиваясь к мальчику, Достоевский чувствует, как тот непонимающе хмурится. Наступает небольшая пауза в разговоре, во время которой Фёдор заканчивает с приготовлением смеси и приступает к нагреву сковороды. Внезапно Осаму слезает со стула, осторожно подходит к нему и тянет его за рукав. Достоевский видит по-детски серьёзный взгляд карих глаз.       «Что это значит?»       Фёдор обычно не подшучивает над младшим. Но сейчас он просто не может удержаться. Достоевский оставляет сковороду, подходит и наливает в стакан воды. Потом отдаёт его в руки Осаму, который непонимающе смотрит сначала на воду, а потом на старшего. Только серьёзный характер помогает Фёдору сдержать улыбку.       «Теперь будешь вечно носить её!»       Дазай хмурится, пытаясь понять все. Потом его карие глаза светлеют, он мотает головой, ставит стакан на кухонный стол и скрещивает руки на груди.       «Я не хочу!»       «Тогда не дуйся»       Достоевский аккуратно щёлкает Дазая по носу, и тот хватается за него обеими ручками, по-детски обиженно глядя на старшего исподлобья. Фёдор не сдерживается и все-таки смеётся. Осаму пару секунд пытается подавить свой собственный смех, однако желание расхохотаться оказывается сильнее обиды. Они смеются, забыв о разногласиях.       Но надо возвращаться к блинам. Достоевский поворачивается к плите и начинает готовить: набирает немного смеси из миски в поварешку и выливает на сковороду. Смесь шипит и сразу же начинает пузыриться. Любой нормальный ребёнок тут же отскочил бы в сторону, испугавшись, но Дазай, напротив, подбегает ещё ближе.       «Она горячая? Я могу умереть, если много раз коснусь её?»       Маленькая ладошка уже тянется, чтобы коснуться блина, но Фёдор ловко перехватывает Осаму за запястье и строго смотрит на мальчика.       «Не вздумай прикасаться к блинам. Ты не умрешь, но неприятные ожоги получишь»       «Это больно?»       «Ужасно»       Глаза Осаму расширяются, и он сразу же отпрыгивает в сторону. Фёдор скрывает улыбку: как быстро мальчишка переменил своё мнение! Заметив его тщетные попытки, Дазай скрещивает руки на груди и недовольно вздергивает подбородок.       «Я хочу умереть быстро и безболезненно! Федь, ну вот почему твоя способность не работает на мне?»       Когда-то давно, только попав в эту семью, Достоевский попросил Осаму называть себя сокращенным именем. Малыш привыкал долго, но потом справился. Теперь называет старшего только так. Но несмотря на это, Фёдору все ещё немного непривычно слышать такое обращение от японца.       А вот к подобным рассуждениям Дазая Достоевский уже привык. Он равнодушно пожимает плечами и переворачивает блинчик на сковороде.       «Ты сам её убираешь»       Дазай опять надувается и становится похож на наевшегося хомячка. Фёдору снова вспоминается русское выражение: надулся, как мышь на крупу. Поэтому он, положив готовый блинчик на тарелку, поворачивается и притягивает Осаму к себе, крепко обнимая.       «Не дуйся, а то щеки станут, как у бурундука»       Дазай опять пытается держать свою маску, но после таких слов и таких крепких объятий просто не может. Он громко смеётся и прижимается к Фёдору, пряча лицо где-то у него в груди. Достоевский обнимает мальчика, чувствуя, как внутри него что-то вибрирует от смеха младшего. Странное, но очень приятное чувство. Фёдору кажется, что он сейчас улетит от легкости, которая появляется после этой вибрации.       Они вместе готовят блины дальше. Осаму садится на стул и болтает обо всем, развлекая «повара», а Достоевский ловко готовит блюдо. Поначалу блины выходят не очень — толстые, кривоватые, а некоторые рвутся в руках. Но потом он приспосабливается, и дело идёт на лад. Гора блинов растёт, а Осаму под шумок съедает весь брак. Фёдор делает вид, что не видит, как мальчик таскает угощение, немного обжигая пальцы. Главное потом сказать ему, чтобы он руки помыл.       Когда предпоследний блинчик отправляется на тарелку, Достоевский внезапно слышит, как открывается дверь. Осаму в полной панике смотрит на него.       «Мори-сан пришёл!»       Фёдор застывает с поварешкой в руке и так и стоит, пока в проеме не появляется Мори-сан с пакетами. Опекун удивленно смотрит на масляную сковороду, на остатки смеси в миске и на гору блинов в тарелке. Окидывает взглядом Достоевского, стоящего, как заправский повар, с грязной поварешкой в руке, потом смотрит на Осаму, у которого все щёки и все руки в масле. На тонких губах появляется улыбка. — Запах чувствовался с самой улицы. Это блины?       Фёдор кивает и даже не пытается как-то оправдаться. Кажется, сейчас им крепко достанется за перевод продуктов и за разведённую на кухне самодеятельность — тем более, что Мори-сан вообще предпочитает не пускать Дазая к опасным предметам вроде ножей и плиты.       Но опекун только кивает, ставит пакеты на кухонный стол и начинает разгружать покупки. Перед взором удивленных мальчишек появляется банка варенья, бобовая паста и множество других сладостей. — Вот так совпадение! А я как раз решил попробовать что-то новое и купил варенье — так ведь называется?       Осаму отмирает, кидается к пакетам и практически засовывается туда. Мори-сан вытаскивает его за шкирку, как безмерно любопытного котёнка, что, впрочем, не может умерить восторга ребёнка. — Ух-ты! Как здорово! Федь, скажи, круто?! Мы поедим блины с вареньем, совсем как у вас!       Достоевский кивает ещё раз, а сам смотрит на опекуна, который усмехается, глядя на непоседу в своих руках. Прижав Осаму к себе, чтоб не вырвался и не наделал делов, Мори-сан поворачивается к старшему ребёнку. — Доделывай блины, и идите мойте руки, — говорит он. — А я пока тут приберусь.       Фёдор кивает ещё раз, не совсем понимая, что происходит. Почему опекун не сердится на них за устроенный беспорядок? Почему так добр? И почему вдруг именно сегодня он решил попробовать варенье? Достоевский приказывает себе не думать об этом и сосредоточиться на блинах. Мори-сан — загадочный человек, понять его не дано почти никому, даже двум воспитанникам, которые, наверное, самые близкие для него люди.       Он доделывает блины и уходит в ванную вместе с Осаму. Пока Дазай плещется в раковине — он действительно любит это дело — Фёдор стоит, подперев плечом косяк, и размышляет о произошедшем. Внезапно в лицо ему прилетают прохладные брызги.       «Федь, ты чего такой хмурый? Все ведь нормально!»       Дазай улыбается, глядя на него. Достоевский отмирает, подходит к раковине, из открытого крана которой все ещё течёт вода, и тоже плещет в сторону Осаму. Малыш со смехом уворачивается и забывает про свой вопрос. Фёдор же усмехается, моет руки и умывает лицо, а потом возвращается к Дазаю и крепко обнимает его.       «Пойдём к Мори-сану, а то он сейчас все блины съест!»       Осаму смеётся и с шутливым беспокойством кидается проверять блины. Достоевский тоже следует на кухню, где Мори-сан уже убрался и накрыл на стол. Сначала они едят обычные блюда — рамён с курицей, немного суши. Фёдор уже привык к этому рациону. Должно быть, именно поэтому так необычно получить на десерт не традиционные японские сладости, а самые обычные блины.       Мори-сан нахваливает творение, Осаму весь измазывается в варенье и бобовой пасте, и опекуну приходится ловить его по всей кухне и вытирать ему щечки. Фёдор с улыбкой наблюдает за ними, пока сам наслаждается блинами. Не такие хорошие, конечно, как он ел, но все равно неплохо. Даже сахара нормально добавил. Ему очень вкусно. — Федя, помогай! Мори-сан хочет меня убить!       Осаму бросается в его объятия и прячется там от опекуна, который останавливается с салфеткой в руке и с улыбкой смотрит на Достоевского. Решая поддержать игру Дазая, Фёдор крепко прижимает мальчика к себе и мотает головой, весело улыбаясь: мол, нет, не отдам, даже не просите! — Ах, вот вы как? — немного игриво говорит Мори-сан, подходит и чуть-чуть щекочет их. Осаму заливается весёлым смехом, а Достоевский, отчаянно сдерживая свои эмоции, пытается дать отпор. И в который раз он ловит себя на мысли, как счастлив, что попал в эту семью.       После еды, прибравшись и приведя себя в порядок, они разбредаются по своим делам. Время летит незаметно, и очень скоро приходит Мори-сан и гонит их в ванную, а потом в кровать. Дазай немного капризничает — он вообще не любит спать — но потом вдруг перестает и послушно ложится в постель. Достоевский устраивается рядом — их кровати стоят совсем близко, и это довольно удобно, потому что можно поболтать ночью так, что Мори-сан не слышит. Опекун укрывает их и, пожелав спокойной ночи, уходит. Фёдор закрывает глаза, собираясь засыпать.       Неожиданно он чувствует копошение рядом. Осаму лезет в его постель под одеяло и прижимается к нему. Достоевский вздыхает: ему все-таки хотелось бы, чтобы Дазай хотя бы попытался уснуть. Но он, конечно, не прогоняет Осаму, только обнимает мальчика одной рукой. Дазай поднимает голову и доверчиво смотрит на него своими большими глазами. Ночью они кажутся совсем тёмными.       «Федь, спасибо тебе за блины. Так вкусно было!»       Фёдор аккуратно гладит малыша по плечу и улыбается.       «Я рад. Засыпай, Осаму. Это был долгий день…»       «Зато какой классный!»       Дазай тихонько смеётся, но сил играть и веселиться у него уже нет. Скоро малыш закрывает глаза и проваливается в сон. Фёдор обнимает его, вслушиваясь в его мерное дыхание. Ему самому почему-то спать не хочется, но он и не расстраивается из-за этого. Пока у него есть возможность слушать, как рядом спит Осаму, и крепко обнимать его.       Неожиданно дверь в комнату открывается, и свет из коридора прочерчивает на полу полосу. Достоевский слегка взволнованно приподнимается, стараясь не потревожить Осаму, и видит Мори-сана, заглянувшего к ним. Заметив, что он не спит, опекун кивает на Дазая: мол, он-то хотя бы улёгся? Фёдор кивает и нерешительно смотрит на Мори-сана. Наверняка сейчас придётся разбудить братика и отправить его в свою кровать.       Однако опекун ни на чем подобном не настаивает. Он лишь проходит внутрь, укрывает их обоих получше одеялом и гладит Достоевского по голове. Фёдор удивленно смотрит на него, распахнув свои большие сиреневые глаза. В ответ ему улыбаются алые. — Засыпай, Фёдор, — мягко и очень тихо, чтобы не разбудить Осаму, говорит Мори-сан. — Это был долгий, но очень хороший день. Ты молодец.       От такой простой похвалы внутри все переворачивается. Достоевский чувствует, что щекам становится как-то горячо, и подавляет в себе порыв прижать к ним ладони. Осаму под его рукой недовольно возится, но после затихает, когда Мори-сан ласково гладит его по голове.       И пока он смотрит на эту картину, Фёдор думает, как счастлив, что он оказался именно в этой семье. Ему очень повезло встретить Осаму и Мори-сана и повезло остаться с ними. О нём заботятся, его любят. Он счастлив здесь, и именно здесь его дом. Настоящий дом.       Достоевский аккуратно садится на кровати и смотрит на Мори-сана, который уже собирается уходить. Опекун бросает на него вопросительный взгляд, но лицо Фёдора остается сосредоточенным и серьёзным. Он собирается сказать самую важную вещь на свете.       «Спасибо тебе за все, папа»       Мори-сан мягко улыбается. — Прости, Фёдор, я не знаю вашего с Осаму языка.       Достоевский не может удержаться от довольной улыбки. Он прислоняет палец к губам, слегка наклонив голову вбок. А это секрет, папа! Секрет-секрет, самая важная тайна, которую ты никогда не узнаешь! Словно прочтя его мысли, Мори-сан тихо смеётся, гладит его по голове, не настаивая на ответе, и уходит спать, пожелав спокойной ночи.       Когда за ним закрывается дверь, Достоевский ложится обратно в кровать и, повернувшись набок, крепко обнимает Осаму. Дазай приоткрывает глаза, сонно смотрит на него. Фёдору кажется, что он держит в руках хрупкого и маленького совёнка, и на его губах вновь появляется тёплая улыбка.       «Что такое, Федь?..»       «Всё хорошо. Засыпай, Осаму»       Фёдор немного размышляет, потом слегка опускает голову и целует Дазая в лоб. Малыш счастливо вздыхает, зарываясь носиком в пижаму старшего.       «Я люблю тебя, братик»