Детство
Вонь. Крики. Свист холодного ветра. Грязные белые занавески с пятнами крови и жира. Этим были пропитаны мои сомнительные воспоминания о детстве. Мать умерла, когда я был слишком маленьким, чтобы запомнить хоть что-то о ней. На самом деле, я не знал своего точного возраста, как и имени, если при рождении мне вообще потрудились его дать. Засохшими бурыми чернилами в списке воспитанников приюта числился Скэриэл. Но никто в суете разваливающегося дома с вечно голодными ртами не знал кто такой Скэриэл. Даже я сам. Меня никогда не должно было существовать, и мир ясно дал это понять. С детства мы были лишь мелькающими тенями в сырых переулках, которые пытались выжить. Мы были никем. Хотя, как оказалось позже, это не особо отличалось от жизни остальных людей. В позолоте можно потерять себя так же, как в гниющих помоях. Или не найти вовсе. Я помню, как впервые попал в один из тех особняков чистокровных, которые можно увидеть на первых полосах газет. Такая вырезка весела и на холодильнике в приюте, где мы росли, а рядом табличка с положенным количеством еды для каждого на неделю. На выцветшей помятой бумаге изображено высокое светлое здание с узорчатой черепицей, окнами, из которых ночью лился тёплый золотой свет, и флюгером на шпиле крыши. Я так хорошо помню его до сих пор. Мы были подростками. Мы питались черствыми кусками хлеба и консервами. В своём поведении и отсутствии определенного рода моральных принципов я до сих пор виню и благодарю ту прошлую жизнь. Украсть было единственным способом выжить, поэтому однажды мы решили ограбить двухэтажный кирпично-красный дом на окраине леса. Но я попал туда, как будто вернулся в здание из забытого сна. Хозяев не было дома. Свечи потушены, по полу скользил лунный свет и лишь скрип паркета под нашими ногами нарушал тишину, возвращая к реальности. Казалось, именно в тот момент я начал существовать в этом мире по-настоящему, хотя для мира Скэлиэл Лоу появился немного позже. После той ночи я часто сбегал из приюта в ближайший район ухоженных мощёных улиц и затейливых домов богачей с арками на крыльце и деревянной резьбой. Я тихо пробирался внутрь вслед за горничными, наблюдал за происходящим, забираясь повыше на ветви старого дуба. Смотрел, как прислуга накрывает на стол перед ужином, как гости в своих приталенных платьях и фраках кружат на паркете.***
Была середина декабря. Мне повезло добыть пару практически не дырявых сапог и стащить какую-то старую дублёнку на овечьем меху. Накануне выпал первый снег, поэтому в темноте переулков я заметил лишь несколько человек. Промозглой ночью люди ютились в своих бараках, чтобы не умереть от переохлаждения на ветру, потому что у семей полукровок и низших не было достаточно тёплой одежды даже, чтобы согреться в собственных домах. Я шёл, выдыхая туманные клубы пара и вытирая рукавом нос. Главное не простудиться. Здания по обе стороны от дороги были старыми, на крышах местами осыпалась черепица, окна — разбиты. Я выбрался за пределы нашего зловонного района, растапливая тёмные следы на припорошенной снегом разбитой брусчатке. Свет холодно-синего неба согревали фонари. Я слышал шум оживлённого общения, скрип колёс по мостовой, цокот копыт. Сзади кто-то свистнул, и мимо пронёсся кэб. Гнедая кобыла с навострёнными ушами и белым пятном на лбу и усатый кэбмен средних лет везли гостей на очередной предрождественский ужин. Пропитанный смертью декабрьский мороз здесь ощущался как преддверие праздников, а полуночные бури, которые неминуемо оставляли несколько окоченелых трупов на улицах запретных земель, казались чем-то далёким и столь призрачным, как будто единственным напоминанием о метели был тихий свист за окном, но даже звук тления поленьев в камине его заглушал. Возле одного из особняков толпились прибывшие леди и джентльмены, а их кони фырчали, рассеяно моргая в столпотворении экипажей. Женщины в присборенных юбках аккуратно перешагивали серые лужицы талого снега, чтобы не запачкать свои ажурные ботинки на шнуровке. Я проскользнул мимо и обошёл здание, отыскав достаточно низкое и незаметное окно. Цепляясь за выступающие кирпичи, опоясывающие первый этаж дома, я забрался чуть выше и протёр колюче-холодное стекло ладонью. Я почти прижался лбом, чтобы рассмотреть происходящее внутри. Этим вечером хозяева принимали в своей гостиной одного из тех медиумов, о которых я читал в газете несколько недель назад. Он виртуозно проворачивал какой-то ритуал, а гости, окружившие его, в удивлении прикрывали рот руками. Лёгкие порывы морозящего ветра, которые пропускали щели рам особняка, заставляли дрожать свет ламп. Я тоже дрожал. От холода или из-за того, насколько теперь был поглощён новой идеей. Я не относился к чистокровным плохо. Да и это было бы совершенно несправедливо, учитывая, что эти тонкокожие фарфоровые куклы построили мою карьеру и дом звоном своих кошельков. По большей части они были скучны и настолько неестественны в своём поведении, что, когда одна вдова благородного происхождения впервые повела меня в театр, я совершенно не понял смысла его существования. Светловолосые готовы были платить деньги за то, что и так являлось их жизнью. И восхищались талантом актёров на сцене, хотя и превосходили их в мастерстве. Моя жизнь, как и кровь, являла собой два абсолютно противоположных мира. Для них я был чем-то новым и чуждым, что не могло не захватить интерес человека, уже уставшего от всякого рода званых ужинов и одинаковых припудренных лиц. Галантность, любезности, лесть. Этикет, образованность, титул. Всё это было настолько тошнотворно-прекрасным, что в новую игру невозможно было не влюбиться. Твидовый костюм сел идеально. Словно мои плечи всегда были предназначены для пиджаков. Он походил на вторую кожу, которой и стал в последствии.Капкан для медиума
Однажды нам представилась хорошая возможность. Супружеская чета Барлоу была достаточно богата и глупа, чтобы обратиться за помощью к таинственному медиуму, слухи о котором накрывали город, как утренний туман или тяжёлый смог фабрик. Хорошая работа, трое детей, зажиточный дом немного севернее центра города. Их старший сын пропал без вести чуть больше года назад, но одурманенные горем Гастон и Амелия не оставляли попыток отыскать сына или хотя бы его призрака, если их любимый ребёнок всё же скончался от удара по затылку в опиумном мраке переулка, или его тело прибило к берегу Темзы с другими выброшенными в реку отходами. После того, как детективные агентства не помогли, супруги обратились к более окутанным таинственными перешёптываниями методам. Мои ритуалы и разговоры с душами умерших были в достаточной степени фееричными, чтобы затмевать трезвость взора. Даже не сломленные скорбью, с не просыхающими слезами на глазах люди покорялись правилам моей игры, которая настолько смехотворно была за гранью реальности, что становилась ей. Я окликнул кэбмена, и он остановил экипаж. Остроконечные крыши двухэтажного дома были видны издалека. Хотя витиеватые украшения, очевидно, сделаны из дорогой древесины, а разноцветная узорчатая плитка привезена из-за границы, жилище семьи Барлоу находилось в одном из самых скверных районов города. Я сделал шаг и ступил на выцветшую осеннюю траву. — Мистер Лоу, — женщина с посидевшими заплетёнными волосами радушно встретила меня у порога. Мы прошли в просторную комнату, в середине которой стоял накрытый багровой скатертью стол. Рядом — несколько резных стульев из красного дерева. У камина в кресле с округлой спинкой сидел мужчина не самой располагающей внешности с морщинистым лицом — Гастон. Он окинул меня уставшим взглядом. Я, как обычно, начал подготовку к ритуалу, весь секрет которого заключался в Билли и Чарли — полукровках, которые помогали мне облапошивать этих наивных белобрысых. Отработанная схема, по которой мы разыгрывали этот уморительный спектакль ещё ни разу не подводила, поэтому и сегодня я был спокоен. Амелия и Гастон встали напротив меня, взявшись за руки. Для достоверности происходящего я всегда раскладывал свечи вокруг нас и, конечно же, ставил курильницы. План был достаточно простым: я начинаю проводить «ритуал», призывая дух умершего, а Билли и Чарли тем временем разыгрывают присутствие самого духа. Тут всё зависело уже от конкретной ситуации и дома, в котором приходилось работать. Иногда удобнее всего было создать пролетевшего мимо освещённого окна призрака, а иногда он мог из неоткуда появиться прямо на пороге или даже в самом доме. Я начал произносить «заклятие призыва», но время шло, а мой призрак так и не появлялся. Кажется, я повторил одни и те же фразы уже не раз и, по правде говоря, с осмотрительностью волновался. Тут из-за угла выглянул Билли собственной персоной и неожиданно обратился к Гастону: — Как и договаривались, я привёл его вам. — Да-да, — не отводя от меня взгляда Гастон махнула рукой, — Амелия, принеси юнцу деньги и позови остальных. Деньги юнцу? Остальных? Я потерял контроль над происходящим настолько, что сейчас и сам ощущал себя зрителем заранее спланированного спектакля, целью которого был... Я? Судя по словам сволочного Билли, он продал меня этим богачам с потрохами. Неужели медиум Скэриэл Лоу представлял для них такую серьезную проблему и опасность, что лишь ради меня одного в этом доме разыгрывалось данное смехотворное действо? Я услышал шаги. По меньшей мере три человека с минуты на минуту должны были появиться в комнате. Не теряя времени, я рванул по застеленному коврами полу в противоположную от них сторону. — Щенок, тебе всё равно не уйти! — кричал из гостиной Гастон. Покинув дом через заднюю дверь, я продолжал бежать куда глаза глядят. Я был в этой богом забытой дыре впервые в жизни, поэтому просто старался скрыться от преследователей в переулках, огибая строения, которые приобретали всё более дряхлый и жалкий вид. Под нависающей крышей одноэтажного барака, остановившись, чтобы перевести дыхание, я заметил своих преследователей, которых никак не удавалось сбросить с хвоста. Минув ещё несколько домов, я наткнулся на местное кладбище. Покосившиеся ряды надгробных плит по-хозяйски овивал плющ и дикий виноград с бордовыми листьями. Промозглый октябрьский ветер носил по безлюдной улице мусор. Дорогу мне перебежала рыжая кошка, недовольно мяукнув. С другой стороны в территорию кладбища задней стеной упирался невзрачный каменный дом, возле которого так удачно стояли несколько пустых гробов. Недолго думая, я перешагнул кованную ограду и пронёсся между могилами, постоянно оглядываясь назад. Пока те мужики не появились в поле зрения, у меня было время, чтобы залезть, чёрт бы их всех побрал, в гроб и, стараясь лишний раз не шуметь, закрыть крышку. Какое-то время было тихо, но потом послышались приближающиеся шаги, и кто-то вдруг начал поднимать мой гроб. Я замер и как мог затаил дыхание. Поганые шавки чистокровных всё же добрались и до меня. Какая прискорбная участь умереть в гробу, но ещё больше пугала перспектива быть похороненным в нём заживо. Они куда-то притащили меня и поставили с глухим стуком.Гроб и суп
Шаги стихли, и прошло уже достаточно времени в тишине, не считая каких-то странных звуков издалека, чтобы я мог попробовать выбраться из этого треклятого гроба. Я осторожно открыл крышку, высунул голову, и оглянулся. Если эти сукины дети всё ещё хотят прикончить меня, то почему оставили без охраны? Но для начала следовало разобраться, где я вообще нахожусь. Гроб поставили в какой-то комнате, хотя это больше напоминало холл при входе. Вокруг никого не было, а в воздухе чрезмерно пахло смесью трав и сандала. Понадеявшись на то, что преследователи были слишком безмозглыми, чтобы должным образом уследить за своей жертвой, я вылез уже полностью. Откуда-то из глубины дома всё ещё доносились эти бессмысленно-странные звуки, похожие на удары. Я потянулся, зевнул и осмотрелся вокруг. На стенах висели картины и застеклённые в рамках бабочки или насекомые. Тусклый свет лился из дальней комнаты. Недолго думая, я схватил вазу с комода, который стоял рядом, и пошёл по коридору на доносящиеся звуки, стараясь случайно не скрипнуть дощатым полом. Неожиданно удары стихли, а потом послышались тяжёлые шаги, и из комнаты, в сторону которой я шёл, показался силуэт какого-то здорового мужика. — Так там был труп! — крикнул он, размахивая рукой, а потом обратился к кому-то в темноте, — Выводи спокойно. И черт бы с ним, что вазу украл, мало ли что его на этом свете держит. Или её. Выпроваживай и всё. А то плакать ещё начнёт. Упаси бог нам жаль её станет. Я замер, прижался к стене за спиной, и практически задержал дыхание. Понадеялся, что в полумраке коридора он меня не заметит, поэтому позволил себе не бежать прочь, а попробовать рассмотреть обитателя жилища. Видно было плохо, потому что он стоял против света, но этого определённо не было среди тех умалишённых, которые преследовали меня до самого кладбища. Несмотря на это, он вполне был похож на того, кто должен был выполнить всю грязную работу за чистокровных. Медлить было опасно, поэтому я быстро завернул за угол и как можно тише взбежал по лестнице на второй этаж. Наверху было темно и прохладно. Я встал сбоку от лестницы и поднял вазу над головой, готовясь ударить нападающего по голове. Прошло несколько минут, прежде чем этот мужик громким хриплым голосом прокричал, видимо, стоя уже возле лестницы: — Катись вон, пока я твои кости наизнанку не вывернул и яблоками с червями кишки не набил к чертовой матери! Не спустишься, помогу! Я, конечно, замер в шоке, потому что с таким сталкиваться мне ещё явно не приходилось. Была ли это какая-то слишком заумная даже для меня игра? Сами загнали в угол, поймали, потрудились притащить гроб в какой-то дом, а теперь что? Грозится прикончить, если я не уберусь отсюда? Но по лестнице никто не подымался, а ваза была наготове. Поэтому я решил попытать удачу в разговоре: — Да я бы с радостью, но, если вы вдруг не заметили, все окна в вашем треклятом доме заколочены. И ваша компания не кажется мне особо приятной. — Окно открою, ступеньку подставлю, и лети, соловушка. Отойди от лестницы, будет тебе свобода. Окна на кладбище на втором этаже. Он шагнул по лестнице, а я сильнее сжал вазу в руках. — Рановато мне на кладбище. Кем бы ни были придурки, нанявшие тебя, я заплачу больше. Поверь, если несколько человек пронюхали мои аферы с призраками, не значит, что все остальные тоже. — Каждое второе привидение обещает клад. Ты у меня не первый… Он замолчал, наверное, придумывая новую уловку, чтобы выманить меня отсюда, ведь позиция, которую я занял определённо была лучше, а он по-прежнему оставался в проигрыше. — Не убью. Дай руку. Моя репутация была не настолько плохая, чтобы какой-то зачуханный... Кем бы он ни был, держал меня за полного идиота. — Поднимись повыше, я так не дотянусь. Я занял позицию у вершины лестницы, чтобы стукнуть поднимающегося из-за угла. — Ясно. — Только и послышалось, после чего последовал громкий топот. Здоровяк бежал по лестнице прямо ко мне. Тут с другой стороны резко включилась лампа. В комнате, в которой, на минуточку, не было никого кроме меня. Я не переживал такого шока, наверное, с тех пор, как родился. С одной стороны от меня какой-то бугай несётся по лестнице на второй этаж, а с другой в ту же секунду сама по себе зажигается лампа... Я швырнул вазу куда-то в сторону лампы, а потом попятился назад, размахивая руками, и упал, а сверху на меня упало висящее на стене чучело какой-то птицы: то ли попугая, то ли дятла... Мужик, которому на вид было лет тридцать, ухватил за запястье и начал пристально рассматривать меня. — Поймали тебя на афере, говоришь? У нас на аферах ловит только Скотленд-Ярд. На смерть. Тебя же, видно, решили линчевать, а не вешать. За твою жизнь мне не платили, за смерть тоже. Кто ты я не знаю, значит, ты не отсюда. Положение у нас неудобное, но давай-ка мы начнём наше знакомство заново. И лучше честно. Он ослабил хватку, но продолжал смотреть так, как будто сейчас же и прикончит меня. Собственноручно. На полу своего убогого дома, рядом с этим рассыпающимся в руках дятлом с глазами-бусинками. — Как зовут, бедокур? — Конечно я не отсюда. Первый раз в этой дыре, и, уж надеюсь, последний. Даже если ты редко выбираешься из своего трухлявого барака, должен был слышать обо мне. Я поднялся на локтях и протянул ему руку. — Скэриэл Лоу. А ты, незнакомец, который приносит живых людей в гробах к себе домой, позволь узнать, кто? На удивление, он пожал мою руку в ответ. И даже помог подняться. — Доктор Шерр, Адам для друзей. В этом доме три правила: ни с кем не играй в карты, не заговаривай с кем-то кроме меня первым и, лично для тебя, ломай и воруй так, чтобы я этого не видел. Переводи дух от погони и шагай из «этой дыры». Дверь на кладбище будет открыта. Захочешь поесть, я охотник до странных историй. Можешь наплести свою. Кто там по твою душу бегает? Я встал, отряхнулся и направился в сторону лестницы. Хотел спуститься, но тут вспомнил про лампу, которая чудом включилась сама по себе. — Доктор Шерр, охотник до странных историй, и вы живёте в этом доме один? И теперь лампа необъяснимым мне образом погасла. — А у тебя какие-то сомнения? — ответил доктор, улыбнувшись.***
Я оглянулся на этого полоумного одинокого бедолагу и решил, что лучше не стану задерживаться в его провонявшем полынью доме. Границы спектаклей и жизни слишком расплывались, так что я до сих пор не был уверен, является ли это каким-то нелепым продолжением обеденного капкана от чистокровных. Скрепя старыми деревянными ступеньками, я спустился на первый этаж и прошёл по коридору, высматривая прихожую в тёплом полумраке. Из комнаты, в которой находился этот доктор прежде, чем погнаться за мной на второй этаж, всё ещё горела лампа. И, кажется, именно оттуда так вкусно пахло запечённой картошкой и какими-то специями. День был не из лучших: очередной вызов призрака, подстава, погоня, а потом вообще неизвестно сколько в гробу пролежал. И это даже не считая утренней поездки через весь город и тряски в кэбе на болотистых кочках этой забытой богом глуши. Я посмотрел на потрёпанного не только попытками меня поймать, но и жизнью мужика, который следовал по коридору в нескольких шагах позади. — Ты говорил что-то про поесть? И, ускорив шаг, завернул в освещённую комнату. Как и следовало ожидать, это была столовая, заваленная всякими странными и абсолютно непригодными в быту предметами, как и весь остальной дом, насколько я успел увидеть. Здесь был спуск в кухню, а на потёртых стенах цвета чая с молоком весели засушенные, перемотанные верёвкой у стебельков цветы и травы. Комнату опоясывали полки, на которых стояли разные жестянки и склянки. Я сел за стол, закинув ногу на ногу, и уставился на него. Его же кухня, чего замер в проходе. Не знаю, что он мне предложит, но, надеюсь, это будет не так тошнотворно пропитано горечью трав, как весь остальной дом. И уж тем более надеюсь, что горелым несло откуда-то с улицы, а не эта прискорбная участь постигла блюдо, которое мне сейчас так любезно должны были подать. Но все мои надежды развеялись, когда я вспомнил, что окна жилища заколочены намертво. — Говорил. Сейчас я делаю картофель с капустой, но колканнон не для живчиков типа тебя. Выбирай из того, что осталось, — он повернулся и начал поднимал крышки, изучая содержимое кастрюль, — Свёкла с гвоздикой и корицей или суп на куриных потрохах с тмином. Взамен твоя байка. Даже его хриплый голос не мешал зародится во мне ликующему восторгу от предвкушения столь позднего ужина. — От супа не откажусь. Что за байки тебя интересуют? Не уверен, что смогу рассказать что-то достаточно захватывающее человеку, который приносит домой живых людей в гробах. По спине пробежал холодок, но всё моё внимание было приковано к ароматному пару из тарелки, которую доктор Ширли нёс к столу. На стол опустились три тарелки и свежий хлеб. Признаться честно, я и не знал, что обычный суп может выглядеть и пахнуть настолько согревающе-аппетитно. Наверное, виной всему этот треклятый день, который тянулся длинными часами, пока все вокруг хотели меня прикончить. — Разве? А погоня? Ты ведь спрятался в гробу. Они все должны были быть пустыми... Раз была погоня, видно, ты прятался от неё. Хитро, — улыбнулся хозяин дома. — Люди в основном брезгуют или боятся там искать. Кто-то же устроил тебе эту охоту на лису. Он сел рядом и тоже начал ужинать. — Я мизантроп. Может, ты тоже? Что ни расскажешь, хуже, чем в начале относиться к тебе я не буду. Кишки яблоками… Сморозил же. Ага, мизантроп. Этот доктор небось такой же мизантроп, как я медиум. — И похуже слышал. Даже сегодня. Но раз уж тебе интересно, то я, — по привычке выжидая паузу, я развёл руки и произнёс громче, — Медиум. Я снова взял ложку и зачерпнул суп. — Ну, знаешь, с призраками разговариваю и всё такое. На удивление, стряпня Ширли была не просто сносной, а действительно вкусной. Казалось, я никогда раньше и не ел такого прекрасного супа. Вообще ничего настолько вкусного в жизни не ел, стоит заметить. Доктор снял с плиты чайник. — И не страшно тебе? Что леди Мэри Говард затащит к себе в экипаж? Или что в толпе станет мелькать череп под серой шляпой? Да ты, наверное, за самый ад в Лондоне заглядывал. Не могу не спросить, как часто ты лекарства от кашля пьёшь? А раз ты медиумом зовёшься, то уж, наверное. Флоренс Кук своим посетителям перед сеансом его даёт и пьёт сама непременно, как я слышал. — Посетителям бывает, но ты всё равно ничего не поймёшь. Я старался не особо отвлекаться на разговоры, пока в тарелке оставалась еда. — Раз не слышал обо мне, значит слишком дремучий даже для того, чтобы читать газеты последние несколько лет. Я, конечно, мог бы и тебе помочь. Устроить встречу с отцом, покойной женой или кого ты там в жизни терял, но я тебе не по карману буду. Сразу говорю. Вся аристократия Лондона у моего порога в очереди выстраивается. У этого простофили, который поселился по соседству с кладбищем, суеверности то может и достаточно, но вот денег точно нет. Видел я его дом. — Соли хватает? Да, мне есть о ком грустить. В Лондоне много людей. Мертвых ещё больше. Хватает же тебе работы. Бывает такая, которая не отпускает? Тащишь ее с собой. Думаешь, вспоминаешь. Может, ты и сам грустишь о ком-то? Бестолковая болтовня утомляла, а вот ещё одна порция, которая уже стояла на столе была приятной хозяйской предусмотрительностью. — Я ещё не успел попросить добавки, а ты её уже подаёшь. Без обид, конечно, но по тебе и твоему очаровательному домику, на заднем дворе которого находится не яблочный сад, а могилы, и не скажешь, что ты такой радушный хозяин. Я протянул руки за добавкой. — Хотя, знаешь, мне, наверное, повезло. Лучше ты меня запихаешь в гроб, чем яблоки мне в кишки. Ширли убрал мою руку подальше от той несчастной тарелки. — Это не тебе. У Кэмерона не просто так своя тарелка. Если ещё голодный, я могу сделать тебе такие сладкие яблоки в корице, что ты мне не откажешь. Знаешь, денег на самую мелочь мне хватит. Хочу посмотреть на свою бабушку. Со свечей, перед зеркалом. Ты просто позовёшь, а придёт или нет, все равно заплачу. Выйдешь мало того, что накормленный, так ещё и с деньгами. — Бабушку? — я почесал голову и зевнул, — Я уже слишком устал, знаешь ли. Может завтра. И только после обещанных яблок. Я был сыт и в тепле, а вот перспектива тащиться через весь город домой совершенно не прельщала. Поэтому я встал из-за стола и направился к двери. — Спасибо за ужин. Это было вкусно именно настолько, чтобы я решил, что ты всё же не убьёшь меня во сне. Спокойной ночи. Выйдя в коридор, я завернул в другую комнату, которая, как и следовало ожидать, оказалась гостиной. Окинув её взглядом, я наткнулся на диван, который определённо был моим самым роскошным вариантом на эту ночь. А после гроба, так вообще казался чем-то сверхъестественно прекрасным. Я лёг, свернулся на нём и сразу же заснул.Полынь и пряные яблоки
К счастью или сожалению, любитель гвоздики и странных историй так и не прикончил меня за ночь. Я даже не проснулся в заколоченном гробу, хотя, если вспомнить как выглядел его дом, в этом можно было усомниться. Так как все окна были наглухо закрыты ставнями, я словил себя на мысли, что даже не знаю, какое сейчас время суток. Может только за полночь, а может я проспал уже половину следующего дня. Впрочем, что бы ни происходило на улице, меня это мало касалось. За дверью кирпичного, поросшего плющом и пожелтевшим мхом дома меня не ждали ни другие дела, ни другие люди. Я приподнялся на локтях, сел и начал осторожно водить руками в полумраке вокруг. Нащупав лампу, я зажег её и, сощурившись, увидел своё заспанное отражение напротив. Над камином висело зеркало с деревянной резной рамой, а рядом стояли два кресла. Их округлые спинки и ножки, которые словно завивались на конце, были сделаны из красного дерева. Обивка — как гобелены с какими-то замысловатыми растительными узорами и изображениями птиц. Рядом был ещё небольшой столик. Низкий, весь мозаично-узорчатый. Чистокровные любили разнообразить приглушённость тонов и более классические образцы мебели изысканной пёстростью марокканских столиков. Возле моего дивана находился ещё один стол, но побольше, и этот был выполнен из тёмной древесины. Столешница располагалась практически на уровне сидений дивана, ткань которых овивал изящный орнамент из дубовых листьев приятных оттенков зелёного. Моим вниманием овладели две вещи: серебреный портсигар, который так притягательно блестел на столике рядом с лампой и пряный аромат яблок. Хозяин дома, похоже, и в правду приготовил обещанное за вчерашним ужином лакомство. Не то чтобы от этого портсигара можно было слишком прибыльно избавиться в чертах города, но я прибыл сюда в гробу, как загнанная собаками лисица, а покину жилище доктора хотя бы не с пустыми руками. Рассмотрев вещицу и убедившись в том, что в комнате сзади не сидит, тихонько поджидая моего неверного шага какая-то неприкаянная душа, я сунул портсигар в карман и зашагал навстречу манящему и согревающему запаху. Я прошёл столовую, спустился в кухню и остановился в дверном проёме, облокотившись. На кухне хозяйствовал Адам. Он стоял в фартуке, сосредоточенно помешивая что-то в сотейнике. — О, мои яблоки! Должен заметить, пахнет здесь просто прекрасно. В отличие от всего остального дома. — И тебе утро, упыренок, — заметил меня доктор. — У тебя есть время свалить подальше от этих стен и моего любимого запаха сандала, пока часы не пробьют восемь после полудня. Тогда я вернусь… И будет бабушка. Но если ты, вдруг, обворуешь меня, забрав из кабинета дальше по коридору все ценные вещи, например, серебряные часы, и свалишь, это будет печальный, но ожидаемый поворот. Мы вернулись в столовую. Янтарное свечение лампы, длинный деревянный стол, аккуратно застеленный узорчатой скатертью. Снова накрыв на троих, Адам повернулся ко мне: — Всем приятного аппетита. — Ароматные яблоки и кабинет дальше по коридору? Это я удачно зашёл. Спасибо за гостеприимство, доктор Ширли. Это столь любезно с вашей стороны, что я, конечно же, постараюсь найти всё ценное и убраться до вашего возвращения. — Умный мальчик. Развлекайся, сокровище. Я сел, потирая руки, и ухватил кусочек. По правде говоря, сегодня доктору удалось ещё сильнее околдовать меня своими кулинарными способностями, потому что в ту минуту я готов был хоть навсегда остаться в мрачном доме на отшибе Лондона и всего мира только ради того, чтобы вкушать его согревающие блюда каждый день. Пока я ел, запивая горячим чаем с лепестками в кружке, Ширли поднялся на второй этаж, а потом покинул дом, отправившись на работу. И всё-таки этот доктор был чертовски пришибленным типом. Лишние тарелки за столом, да ещё и оставляет свой обжитой дом наедине с искуснейшим вором и знаменитым на весь Лондон мошенником. То есть, знаменитым медиумом, но дурная слава обо мне, как о прохвосте-иллюзионисте может быстро расползтись по городу, как плесень, пожирающая забытый яблочный кочан или эпидемия холеры. Если уж старик так показательно недооценивает меня, придётся не только прикарманить те часы, но и обчистить его дом до холодной кирпичной кладки.***
В коридоре была ещё одна запертая дверь, и, конечно же, я не успел должным образом побывать на втором этаже. Что находится за дверью я ещё не видел, поэтому типичное желание всё разнюхать вместе с утренними словами Адама не оставляли шанса не воспользоваться случаем. Я встал из-за стола, сгрёб всё столовое серебро и машинально сунул себе в карманы. На выходе из столовой так предусмотрительно стояли тапочки, чему я в принципе не особо то и удивился. Потому что Ширли уже успел произвести впечатление хоть и пришибленного человека, но вполне добросовестного хозяина. Даже несмотря на то, что мотивы его действий так и оставались для меня затуманенной загадкой. Шаркая по коридору, я забрёл в гостиную, в которой ночевал. Сам не знаю, что я ожидал обнаружить или украсть здесь, но, к моему удивлению, сразу заметил портсигар. Тот самый портсигар, который, могу поклясться, я засунул в карман брюк ещё утром, сейчас лежал на прежнем месте возле лампы. Я потёр глаза, решив, что это мог быть просто сон, хотя я прекрасно помнил вес серебряного портсигара в своей руке. Последней неизведанной на первом этаже дверью действительно был кабинет. Я начал обходить комнату, рассматривая предметы, которые доктор хранил здесь: очередные курильницы, какие-то странные статуэтки, картины, стеллажи книг. Моё внимание сразу привлёк массивный деревянный стол, поэтому я присел и начал дёргать за ручки ящичков. Они, конечно же, были заперты, но когда это могло стать достойной преградой для любого полукровки и низшего моего района или рода деятельности? Я сунул руку в карман, чтобы вытащить проволоку, но никак не мог нащупать её. Потом почувствовал лёгкий холодок в другой руке и обернулся, с ужасом обнаружив, что держу в ней проволоку. От неожиданности и абсурдности происходящего я даже попытался отпрянуть от собственного кулака, в котором сжимал именно эту несчастную проволоку. Расковыряв замок и открыв ящики, я не обнаружил ничего ценного, что было очень досадно. Поэтому решил попытать удачу в другой комнате и направился к выходу. Когда я был у двери, что-то хлопнуло резким ударом, и я вдруг заметил, что ящики стола, в которых я копался минуту назад, сами закрылись. Что за чертовщина происходила в этом загнивающем доме я понять не мог, поэтому следовало просто побыстрее убираться отсюда. Но любопытство победило, и я не смог покинуть эту паршивую дыру, не заглянув на второй этаж. Картина особо не менялась. Тот же дурманящий сознание едкий запах, какие-то странные предметы, расставленные на каждой свободной поверхности, столь доброжелательно закрытые от солнечного света и внешнего мира ставни. В шкафу доктора рубашки и костюмы. И как такой до невозможности скучный тип жил в доме, который напоминал мою кладовку, заваленную чепухой для спиритических спектаклей? Его плащ был велик мне, а вот очки, которые смотрели с прикроватной тумбочки, вполне нечего. Всё вокруг немного размывалось, но они придавали мне неимоверной солидности, поэтому я решил прикупить похожие когда-то потом. Я снова спустился в столовую и обнаружил на столе записку. Прямо на том месте, где прежде стояла моя немытая тарелка, лежал клочок бумаги, который гласил: «приберись». Но вот что поразило меня ещё сильнее, так это выложенные в аккуратный ряд вилки и ложки, которые я прикарманил меньше часа назад. Я рассеянно и испуганно уставился на них, но сбоку что-то зашевелилось, и я резко повернулся, вздрогнув. Пусто. В комнате никого не было, но что-то неладное намеренно происходило по воле какой-то неизвестной мне гниды. Входная дверь скорее всего была заперта, а я определённо находился в какой-то замороченной ловушке. Я вышел из столовой и начал быстрым шагом передвигаться по дому в поисках чего-то для обороны. Потом мне вспомнилась невзрачная лестница, ведущая из холла вниз, поэтому я направился именно туда. Одна из дверей определённо вела на задний двор, то есть кладбище, куда мне пока не больно то и хотелось. За другой, как оказалось, располагался чулан. Решив, что это вполне подходящее место для поисков того, чем при необходимости можно было воспользоваться, как холодным оружием, я зашёл внутрь.***
В эту же секунду дверь сзади захлопнулась с громким ударом. Я оказался запертым в этом сыром чулане, нервно перешагивая с ноги на ногу по противно скрипящему полу. Но главное, мои подозрения всё же оказались правдой. Хотя, даже если меня здесь и прикончат, возможно, утренние пряные яблоки всё же стоили того. Но об этом думать было преждевременно. Я начал размахивать руками в пыльной кромешной темноте и удачно наткнулся на метлу, которая стояла, прислонённая к стене. Схватив её, я направил метлу куда-то в черноту перед собой и замер в оборонительной позиции. — Дрянь, что же ты меня совсем за полоумного держишь! Кем бы ты ни был, ты, дорогой, связался со Скэриэлом Лоу. Обернуть мой же спектакль против меня! Как оригинально. Послышался голос. Сначала тихий, но потом он становился громче, приближаясь. — Наконец-то! Всё-таки ты очень непослушный парень. Ох, и наворовал ты тут, но спасибо, что оценил мои старания, Скэриэл. Мужской голос спокойно продолжал из темноты: — Приятно познакомиться, Кэмерон Клебер. Не знаю, кому было бы неприятно познакомится со мной, но вот мне с этим прежде молчаливым прихвостнем доктора Ширли разговаривать не особо то и хотелось. Особенно в чулане. Через стену от расползающихся рядов холодных надгробных плит. Свет резко зажегся, и тут он каким-то необъяснимым образом очутился прямо передо мной, минув закрытую дверь. — Дружелюбное приведение, — улыбнулся полупрозрачный мужик. Я, конечно, многое видел и многое сам людям показывал, дурманя белыми простынями, вспышками света и нанятыми полукровками сознание тонкокожих аристократов, но это даже мой мозг понимать отказывался. Может, этот кладбищенский паразит надеялся на лёгкую добычу, но я вытянул руки и ткнул метлой ему в живот, однако, метла на моих глазах прошла сквозь мертвенно-белёсую ткань пальто и плоть, уперевшись в дощатую стену за его спиной. Я резко попятился назад, чуть не споткнувшись о мешок картошки под ногами. Но удача, как всегда, была на моей стороне! Я начал хватать картошку и швырять в это туманное подобие человека, которое так по-хозяйски парило в нескольких шагах от меня. Броски то были меткими, но, к сожалению, клубни тоже пролетали через его тело и с глухим стуком ударялись о стену, а потом падали на пол и катились под ноги «призрака». Незваный шарлатан наклонился и начал собирать картошку с пола. — Остановись, пожалуйста! Я просто пошутил, я не убью тебя! — Конечно не убьёшь! Потому что кем бы ты ни был, неудачный эксперимент пришибленного доктора или какая-то криворожая галлюцинация, сначала я прикончу тебя. Не знаю, какого радушного приёма он ожидал, но я снял тапок и зашвырнул прямо в его наглую рожу. Прохвост, очевидно, считал меня беспомощным дурачком. Как и я его, собственно. От летящего тапка он даже не потрудился увернуться. — Открой глаза! Это уже сделали до тебя и довольно давно. Не громи чулан, пожалуйста. Мне потом тут прибираться. Давай попробуем познакомиться снова. Я клянусь, что не причиню тебе вреда. Я уже тянулся за вторым топком, чтобы и его запустить в белёсый лобешник, но остановился и начал рассматривать человека перед собой, сощурившись. — Какие-то новые приёмы, чтобы ещё больше запудрить трезвость сознания своим жалким клиентам? Они ведь и моим летающим простыням вполне охотно верили, но зачем было заморачиваться настолько? Ещё и ради меня. Хотели переплюнуть конкурента? Но вот просчитался ты, туманный ублюдок. Дело ведь не только в натуральности призраков, которых ты вызываешь. Тут нужна длинная слезливая история, связи и харизма. А из всего вышеупомянутого у тебя максимум первое есть. И этот самодовольный сгусток дыма ещё и смеётся надо мной! Стоило запулить в него что-то покрупнее картошки. То вчерашние чучело обтрёпанного дятла хотя бы. — Ты прости меня за смех, но перед тобой самый что ни на есть настоящий призрак. И после этих слов он бесцеремонно засунул внутрь своего живота руки. Прям по локоть. И вытащил, как ни в чём ни бывало. Руки, как и клубни картошки, прошли сквозь его одежду и плоть, как будто он был лишь какой-то иллюзией света и теней, а не вполне себе человеком, который вёл беседу со мной. Незнакомец продолжал: — Ты прав, грустная история есть у любого призрака, на то они и призраки. Впрочем, и у живых их достаточно. У тебя, например. Иначе почему ты такой недоверчивый? Недоверчивый? Улицы, погрязшие в плесени и отчаянии, на которых я вырос, могли погубить. И не только буквально убить человека, скудная память о котором безмолвно терялась в завывании промозглых ветров. Но большинство из нас были обречены с рождения. Эти разбитые окна и острые осколки в кровоточащем боку мальчика из приюта после очередной уличной драки, которая могла стать последней для каждого из нас по-прежнему всплывали в памяти. Если люди недооценивают меня и не считают достойным оппонентом, оно то только на руку. Нежная натура и затуманенное притворством сознание чистокровных дало мне шанс использовать их, как стадо ведомых овец, которых мы пасли однажды летом на ныне уже заброшенной ферме вдали от города. Такие же белые кудряшки и одинаковые морды с притуплённым разумом. — Раз уж ты настоящий призрак, значит и с другими мертвецами разговаривать можешь. Докажи. Я отряхнулся и, приподняв подбородок, посмотрел на призрака перед собой. — Иди, найди человека, которого прикончили с неделю назад. Томас Грант звали. И узнай, где он свои, обросшие слухами слитки золота при жизни спрятать успел. Тогда я и стану тебя слушать, а то в этом чулане даже от картошки пользы больше будет. Если... И только если что-то на самом деле сверхъестественное могло бы существовать в городе, заполненном перешёптываниями о потустороннем и услугами медиумов, знание о существовании этого помогло бы мне достигнуть новых высот. Передо мной открылись бы чуть ли не безграничные возможности. Совершенно новый уровень. И это только в нашем мире, если предположить наличие какого-то иного. Судя по увиденному, даже этот умел преодолевать закрытые двери, а следовательно, и стены. Раз я не обнаружил его раньше, хотя вполне очевидно, что именно бледный намеренно, между прочим, пытался довести меня до нервного срыва или сердечного приступа весь день с самого завтрака, значит и невидимым для людского взора стать может. Не знаю, какие ещё способности могла таить в себе эта летающая простыня, но даже этого хватило бы, чтобы сторонний кукловод чудесным образом начал использовать подслушанные тайны погрязшей в своих пороках аристократии против них. — Тут ты не прав, не со всеми призраками я могу говорить, — мужик продолжал, — Вот, например, пытаться понять иммигрантов та еще морока. Спасает, что Адам знает несколько языков, но обращаться к нему каждый раз утомляет. И вообще, не буду я тебе ничего доказывать. Особенно тому, кто призрака у себя на спине не видит. Прицепился к тебе словно клещ, вчера никак не мог его от тебя оторвать. Впрочем, нужно ли оно? — И что это там за мной увязалось, кроме затхлой горечи трав вашего дома? Я тут пока только одного клеща, паразитирующего на живом человеке вижу. Доктор Ширли тебе ведь еду на столе оставлял? Смотри-ка, уже умер, а продукты всё ещё переводишь. Кем бы он ни был, он казался вполне безобидным, но исключать исхода событий, при котором он сожрёт меня на ужин тоже нельзя было. Я, не подавая виду, приземлился на мешок картошки. Неудобный, зараза, но я заметил, что заинтересованность в диалоге неожиданно овладевала мной всё больше, поэтому я закинул ногу на ногу, прислонившись к прохладной стене за спиной. — Так что, как там тебя? Если ты собираешься и дальше сидеть здесь, и дышать пылью, то удиви хоть. Что ты про меня говорил? — Я смотрю тебе у нас понравилось. Здесь тебя твои враги вряд ли найдут, так что не обижай меня. Я пока ничего плохого тебе не сделал. Он приблизился, продолжая вести себя достаточно миролюбиво и протянул руку. Не знаю, что я надеялся там увидеть. Пульс? Голубоватые вены, просвечивающие из-под кожи...? Но его рука, как и шея, которую теперь удавалось рассмотреть, шевелилась, как и у обычного человека, но, при этом, явно была лишена каких-либо признаков жизни. Казалось, даже в мраморной статуе отражено больше чувств и движения, чем в моём собеседнике. — Повторюсь, меня зовут Кэмерон, Скэриэл. Как я уже сказал ранее, к тебе прицепился призрак. Не такой самостоятельный, как я. Он даже на контакт не идёт. Твою маленькую тайну мы уже знаем, так что тебе понадобится помощь, если ты хочешь избавиться от этого. В противном случае, он и дальше будет навлекать неудачи или забирать твои силы. — Хороший способ наложить на меня какое-то мудреное проклятие. Или может доктору нужен мой свежий труп? Я улыбнулся в равной степени дружелюбно и демонстрируя, что считаю его до смешного безнадёжным, но тоже протянул руку в знак временного примирения. Продолжая наблюдать за его действиями и реакцией, я смотрел в глаза этого Кэмерона, не чувствуя рукопожатия в ответ на оказанный мной вполне милый жест. Только опустив взгляд, я с ужасом понял, что моя рука попросту прошла сквозь его призрачную плоть, как и всё остальное до этого момента. Тошнотворное осознание этого накрывало меня. Я невольно вспомнил запятнанные кровью и жиром картинки поножовщины, голода и смертей, которые так и всплывали в сознании, когда, будучи ребёнком, я лежал промозглыми ночами на кушетки приюта. Это было что-то новое. Вызывало восторженный интерес не меньше, чем страх, поэтому я не оттянул руку. — У нас целое кладбище трупов. Избавь нас от своего, ты живой ценнее. Тут его протянутая рука вдруг стала чётче, а дощатый пол перестал просвечивать через кожу. И он сжал мою руку своей. — Вот так лучше. Как насчет того, чтобы сыграть в карты? Можешь выиграть что угодно в доме, особенно то, что не нашел. Кишки, конечно, скручивало от всего происходящего, но, даже при всех этих призрачных способностях, я не могу сказать, что Кэмерон меня пугал. — Пожалуй, Кэмерон, с этого и стоило начинать. Но тебе то откуда знать. Ты тут только с доктором и чучелами разговаривать можешь. Я поднялся на ноги и пошёл в сторону выхода. — Но в чулане я сидеть не буду. — Ну не сиди, он открыт. Лишь сказал Кэмерон, зараза потусторонняя, и буквально улетел наверх, пока я подымался по ступенькам снова в холл первого этажа.Дом врача и призрака
Я залез на диван с ногами, поджав колени к груди. И, кажется, нервозно дрожал и грыз ногти последние полчаса. Потому что этот сукин сын обыгрывал меня! Проигрывать в карты какому-то полудохлому мужику... Хотелось снова запулить в него картошкой, а потом и в себя. Я поднял карты, поднеся поближе к лицу, и метал яростные взгляды на Кэмерона, который вальяжно раскинулся напротив. В разгаре очередной партии нас прервал голос доктора, который уже, очевидно, вернулся. — Дорогой, я дома! Знал бы ты, какой интереснейший черт у нас был сегодня. Мне порядком рассказали о нем… Ширли вроде как угрожал мне с утра, но я понадеялся на протекцию от Кэмерона, так что решительно проигнорировал присутствие доктора, потому что в данный момент было кое-что поважнее. — Может ты ещё и мысли читать умеешь? Создавать иллюзию, а сам на самом деле невидимым паришь где-то у меня за спиной? Или какого чёрта я ещё не обобрал тебя до нитки? Не знаю, какие ещё уловки он мог применять против человека, который и сам то играл, не мухлюя, разве что в далёком детстве. Я уже тревожно оборачивался за спину, но зеркала или ещё какого-то вскрывающего карты на руках отражения там не обнаружилось. — Нет, не умею. Это все дело случая, Скэр. Не везет в картах, повезет в деле. Хоть в чём-то он был прав. В делах мне действительно везло. Кэмерон обратился к вернувшемуся хозяину дома: — С возращением! Как видишь, готовить сегодня снова нужно на троих. Мы отлично провели время. — Тут как посмотреть! — я тоже обернулся на доктора с наигранной обидой, наматывая завивающуюся прядь волос на палец. — Меня, например, заперли в пыльном чулане, а ещё не раз пытались довести до сердечного приступа. Но я ткнул в него метлой и закидал картошкой, так что, считай, мы вполне поладили. — Кто ж виноват, что ты так чувствителен к призрачному вниманию, — улыбнулся Кэмерон, складывая карты. Доктор прошёл в гостиную. — Кэмерон, этот дом пропитан полынью настолько, что тут бы и Тутанхамон встал. — Всего лишь две вязанки. Не так много, чтобы стать полноценным членом вашего общества. Доктор подошёл к дивану и просто положил на меня свой пиджак. Но я удивился по-настоящему, когда в следующую минуту, он кинул в меня одеяло, а потом развернулся и ушёл из комнаты. Справедливости ради, одеяло было очень кстати. Оказывается, дрожь в теле вызывал не только азарт игры, но и вечерняя промозглость дома. После того, как Ширли снова вернулся в гостиную с дровами и начал разжигать камин, а я вытянулся на диване, почти с головой закутавшись в одеяло, комнату неожиданно наполнило каким-то тёплым спокойствием. Хотелось снова заснуть здесь или даже расстелить на полу, прямо возле потрескивающих поленьев. И ещё хотелось супа. — Вы обедали? — словно читая мои мысли, спросил у нас доктор. — Ещё нет, — я высунулся из-под одеяла и жалобно проскулил, — Этот полноценный член нашего общества вообще ни на что не годится! И, кстати, доктор, это он проиграл ваши серебряные часы, так что их пропажа из кабинета полностью на совести Кэмерона. Ширли оставался на удивление спокойным, так что я надеялся, что это добрый знак. — Ясно. Раз проиграл, значит не нужны. Пока это не собрание сочинений Уайльда, мне все равно. Единственная действительно ценная вещь в доме. Я принес всё для тушеной баранины с грибами и репой. Ваша задача начистить картошки. Она в чулане. — И он ушёл в кухню, начиная шуметь кастрюлями на плите. Кэмерон подошёл ко мне, хлопнув по плечу. — Ну, пошли отрабатывать еду, а потом займемся твоей проблемой. Мы снова спустились в чулан, но неожиданно для себя уже на полпути к кухне я обнаружил, что меня даже не тянет снова кинуть в него клубнем. Чистить картошку, конечно, не хотелось, но перспектива поужинать домашними блюдами доктора заставила меня заткнуться, взять нож и присоединиться к Кэмерону. Позже мы уже сидели за накрытом на троих столом. И, только увидев готовую еду на тарелке, я понял, что ничего не ел с самого завтрака. Ужин по-прежнему был невероятно вкусным, лампа по-прежнему светила уютным жёлтым светом. Кажется, впервые я словил себе на мысли, что такая стабильность в повседневности вполне могла бы мне понравиться. Ну, а за стряпню Ширли точно можно было продать душу. Он обратился ко мне: — Раз вы поладили, то мне интересно, что у тебя на шее. Уже разобрались? Ты сам знаешь что или кто это может быть? Эти их странные упоминания чего-то совершенно непонятного, но явно касающегося меня уже начинали раздражать. — Может хоть кто-то объяснит мне по-человечески, о чём вы вообще говорите. Кэмерон, который сидел возле третьего накрытого места, видимо, решил не особо заморачиваться и просто выдал: — Мы о призраке у тебя за спиной. Мелкий черный такой. Обычно прячется в твоей тени, иногда в волосах. Я подавился супом. Адам передал салфетку и продолжил объяснять: — Я намеренно привел дом в такое состояние, что мертвечину со всего Ист-Энда сюда так и тянет. Она тут перестает быть частью толпы или темного закоулка и становится вполне заметной. Обычно, когда Кэмерон дома, он всех выпроваживает. Но твоего мы прогнать не смогли. Вцепился, как клещ. Иногда они всё же раздражали своей надменной осведомлённостью о происходящем, поэтому сейчас мне немного хотелось взять вилку, которая лежала рядом, и попробовать воткнуть её в ногу Кэмерона. Вдруг он материализовался достаточно, чтобы почувствовать хоть что-то? Если это вообще возможно. Такой эксперимент в своём роде. — То есть за мной уже неизвестно сколько времени следует какой-то призрак, а мы как ни в чём не бывало чистим картошку вместо того, чтобы изгонять эту поганую гниду прочь от меня?! — В точку, — сказал Адам. Если вчера мне казалось, что вчерашний день был бесконечной чредой странных происшествий, то сегодняшний буквально уничтожил моё понимание «странностей» и неопровержимо возглавил список самых нереальных и отбитых событий, которые когда-либо происходили со мной. — Похоже, он тоже не знает кто это может быть, — Адам говорил с Кэмероном, а потом снова спросил меня, — Сколько тебе лет? Ты точно младше 21 года. Может, ты кого-то убил? Или кто-то, кто очень любил тебя, внезапно умер? — Такие вопросы лучше всего решать на сытый желудок и морально готовым, — сказал Кэмерон, помешивая свою порцию супа. Потом взял ложку и, зачерпнув немного, попробовал его съесть. Суп вылился через Кэмерона обратно на стол. Он печально вздохнул. — Это было последней каплей, Кэмерон. Больше я не смогу и ложки съесть. Адам рядом чуть не рассмеялся. — Парень, ты реально нервный. Алкоголь переносишь? — Пить умею уж точно лучше, чем этот, — я ткнул в сторону Кэмерона. — На Самайн я перепью тебя, уж поверь, — улыбнулся Кэмерон, убирая со стола, — Так что, ты выдержишь настойку на полыни или пока маленький для этого? — Он хозяин дома со мной в равной степени. Если ехидничаешь, то в лицо, — продолжал Адам. — Да, перепить ирландца, это ты загнул. Хотя я тоже попался по глупости в свое время. — Я даже не собирался никого перепивать. Просто кто-то не соблюдает никаких норм столового этикета. Давайте сюда свою настойку и выкладывайте что можно сделать с этим призраком, который увязался за мной. А то аж не по себе. Пока Кэмерон относил наши пустые тарелки, Адам ответил: — Хах, да, он еще иногда ноги на стол закидывает. Я спокоен к такому, если ты сам не чувствуешь за собой желания играть в столовый этикет, расслабься. Нам нужно узнать, что или кто это и спросить черта ли надо. Тогда поймем, как спровадить. Когда со стола убрали, Кэмерон вернулся со стаканом и протянул его мне. — Это не настойка, Скэр. Я приготовил тебе свой фирменный напиток, ирландский горячий сахарный виски с гвоздикой и лимонной. Адам не пьет, так что я давно им не угощал, — Кэмерон улыбнулся Адаму. — Это рецепт вызывает больше воспоминаний, чем я думал… Сейчас, стоя рядом с Кэмероном, Адам казался даже не таким серьёзным, как обычно. — Пойду подготовлю зеркала и свечу. — На бабушку посмотреть? — усмехнулся я, отпивая содержимое бокала. — Да. Твою. В кудрях за правым ухом, — сказал Адам и вышел из кухни.***
Тихое потрескивание камина и приятное чувство сытости. Я и не заметил, в какой момент их гостиная начала казаться мне такой уютной и безопасной. Старый, поросший мхом дом, задняя часть которого выходила на кладбище. Доктор со своими причудами и призрак. Буквально призрак, в чём я неоднократно успел убедиться за этот день. Но почему-то возвращаться назад к своей обычной жизни совсем не тянуло. В гостиной Ширли соорудил конструкцию из двух зеркал, которые поставил напротив друг друга. Полумрак комнаты и сосредоточенность перед началом ритуала всё же немного пугали меня. — Готово. Отдышись и расслабься. Тут только одно правило. Всматривайся в зеркало перед собой. Оборачиваться нельзя, — объяснял доктор. Кэмерон подошёл с другой стороны. — Не бойся, если он попытается с тобой что-то сделать, я прикрою тебя, — он тепло улыбнулся. Я сделал глубокий вдох и постарался поверить ему на слово. Между зеркалами предусмотрительно лежала подушка, на которую я сел, поджав под себя ноги. Доктор дал мне свечу. И, должен признаться, мои руки немного подрагивали, когда я потянулся, чтобы взять её. — Теперь что? — Всматривайся. Должны быть очертания того, что это. Припоминаю, видел пальцы и глаз вчера. Скорее всего, это будет лицо за плечом. Чем дольше будешь всматриваться, тем конкретнее будет форма. Если оно осознанное, то начнет осматривать тебя в ответ. Как и сказал сделать Ширли, я начал всматриваться в свои черты и бесконечную темноту отражений зеркал. Сначала не происходило ничего необычного. Просто я, комната, Адам и более обеспокоенный Кэмерон рядом с ним, передвижения которых я мог видеть боковым зрением. Через пару минут я начал замечать, как за плечом появляется силуэт. Он медленно прорисовывался в пространстве из теней, которые сползались по дощатому полу из дальних углов комнаты и сгущались за спиной. Кэмерон был прав. В отражении я определённо видел человека. Его лицо приобретало форму. На нём появлялись губы и глазные впадины. — Да, я вижу силуэт человека. Появляется лицо. Неведомый мрачный призрак становился всё чётче: уши, очертания волос, шея и растворяющиеся в свечении лампы плечи. Черты лица становились всё более характерными, кожа приобретала молочно-белёсый оттенок, как туман в утреннем саду. Он был прозрачнее Кэмерона. Это мгновение казалось таким хрупким, будто стоит только повернуться, как следующий за моей спиной призрак тут же пропадёт. Просто растворится в воздухе так же бесследно, как и появился. Я замер, не в силах осознать увиденное. Картина, которая открывалась моему взору не поддавалась никаким объяснениям. Мне вдруг стало холодно. Потом резко бросило в жар. Голова закружилась, а в глазах темнело. Я пытался дышать и смог тихо сказать: — Джером...? Это был он. Передо мной стоял Джером. И я не мог ошибаться. Я снова видел его. Прошло более пяти лет, и он снова смотрел мне в глаза, как делал это раньше. Где-то рядом со мной, но казалось так пугающе далеко, Адам о чём-то говорил с Кэмероном. Только сейчас я почувствовал, как дрожу, и как предательски заметно дрожат мои руки, поэтому прижал их к коленям. Кэмерон присел на пол рядом со мной. — Джером — это твой друг? Расскажи, что ты видишь. Он не может тебе ответить, мы сейчас принесем доску, и вы сможете поговорить. — Да... Да, друг. Мы росли вместе в приюте, но, когда нам было двенадцать, Джер сильно заболел. Это было правдой. Джером Батлер определённо был лучшим из нас. В один год условия жизни стали слишком ужасными, средств для обеспечения существования совсем не было, а эпидемия волной накрывала неблагополучные районы, принося на окоченелые зимними ночами улицы новые трупы. Я протянул руку и дотронулся пальцами до прохладного зеркала в том месте, где прямо за моими плечами снова видел Джерома. Нам казалось, что Джером просто простудился. Просто плохо себя чувствовал, как и многие тогда, но ему на глазах становилось хуже. Мы не могли должным образом помочь с лечением, поэтому просто дежурили у его кушетки, по очереди следили за ухудшающемся состоянием и проверяли пульс во сне. — Через неделю он умер. Он умер. А возможно и я вместе с ним. Или всё хорошее, что существовало в моём мире. Я вдруг так болезненно осознал, что именно здесь, за ужинами и разговорами с Кэмероном или доктором я впервые за минувшие годы почувствовал что-то похожее на то, что ощущал рядом с Джеромом. Согревающее изнутри чувство, которому не нужны были веские причины для существования. Чувство, которое так обыденно переполняло, когда кто-то проявлял даже незначительные признаки заботы к тебе. Кажется, именно это люди и называют домом. Адам и Кэмерон просто позволили мне ненадолго стать частью их дома. Всегда раньше мне казалось, что я попросту не нуждаюсь в других людях, если, конечно, не могу извлечь из этого выгоду. Так же, как и другие люди во мне. Я до сих пор не мог понять причину, по которой доктор разрешил мне остаться у них. Причину, по которой они продолжали кормить меня и помогать с проблемами, которые никак не касались их собственной жизни, если могли просто выставить за порог. — Будь здесь Скэр, не уходи в те воспоминания. Мы ещё не знаем, что ему нужно. Как он выглядит сейчас, он недоволен? Адам раскладывал спиритическую доску и обратился ко мне: — Скажи: «Давай поговорим» и спроси, что ему нужно. Потом следи за буквами. Возможно, Джером и был моим домом? — Он... Грустный скорее. Джером продолжал смотреть на меня. Прямо в глаза. Не моргая и не двигаясь. Мне хотелось плакать и кричать. Хотелось повернуться, дотронуться, ухватить его за руку, чтобы не упустить снова. — Джером, давай поговорим. Я надеялся, что не заплачу в присутствии других людей, поэтому постарался выровнять дыхание и медленно продолжил: — Прошло пять лет, Джером. Почему ты здесь? Ты следовал за мной все эти годы? Чего же ты хочешь теперь? Дальше всё было как в тумане. Я плохо соображал и уж тем более помнил, что происходило потом. Сидя на подушке между двумя зеркалами, я продолжал смотреть перед собой, а уже после Адам рассказал мне, какие слова появились на спиритической доске: «Лоу» и «жив». И всё. После ритуала Джером за спиной растворился, как будто его там и не было. А я продолжал сидеть и смотреть на своё отражение, не отводя взгляда. Прошел по меньшей мере час. Мы всё ещё сидели в гостиной, но переместились на диван, а Адам занял кресло возле камина. Они обсуждали возможные намерения Джерома, опасности, которые он мог представлять для меня, и что вообще можно было сделать с призраком в такой ситуации. Я в основном молчал. — Судя по тому, что он написал, его желания довольно просты. И если я правильно его понял, то мы более чем похожи. Он просто хочет его защитить и быть рядом, — Кэмерон обращался к Адаму. Адам смотрел на тлеющие поленья, подпирая подбородок рукой. — Хорошо, значит ты сам хочешь, чтобы он остался. Он посмотрел на меня. Я быстро кивнул, и доктор продолжил: — В Самайн через три дня проводится ужин с мертвецами, мы устраиваем его не первый год. Твоего друга, раз он мирный, можно будет пригласить в дом. Вы спокойно пообщаетесь. Он сможет есть, пить, чувствовать запахи и так далее. Больше будешь с ним общаться, больше будет похож на себя.Ужин на Самайн
Следующие дни мы провели в подготовках к ритуалу. Адам сказал принести какие-то вещи Джерома, поэтому я уехал назад искать что-то подходящее в своём временном жилище на другом конце города. Ещё с тех пор, как мы вместе жили в приюте, у меня остался один из любимых свитеров Джерома. Он постоянно носил что-то не по погоде тёплое и на размер больше, поэтому этот свитер в чередующихся горизонтальных синих и тёмно-зелёных полосках подходил мне до сих пор. Меня не было дома всего несколько дней, но, вернувшись, я уже с трудом мог назвать его своим. Или домом. Если я и замечал что-то, кроме вони заплесневелой еды, которую я забыл убрать перед уходом, то это было не исчезающее ощущение отсутствия, пустоты. Совершенно необжитая комната с распиханной по полкам комода и шкафа одеждой казалась такой холодной и неправильной после вечеров, которые я провёл в компании доктора и Кэмерона. Они были не то чтобы странными, а просто наглухо отбитыми по сравнению со всеми остальными людьми, которых мне доводилось встречать. Но, может быть, и я был таким? Одно я знал наверняка: они настоящие. Устрашающий своим непоколебимым спокойствием доктор и даже Кэмерон, в чьих жилах в принципе не текла кровь, щёки которого всегда были мертвенно-бледными. Кэмерон, которого не существовало для окружающего мира, но, а он тем временем проживал свою спокойную и счастливую жизнь за кирпичными, овитыми плющом стенами и закрытыми ставнями. Когда я вернулся к ним, проведя сутки в разъездах, я понял, как успел соскучится за этим. Я привык к чему-то, что было временным, как вспышка веселья в глазах Кэмерона, на мгновение ловящих мой взгляд, когда он обыгрывал меня в карты. Или наваристый суп доктора и шум посуды, доносящийся по вечерам из кухни. Неожиданно я словил себя на мысли, что даже тот случай, когда он заставил нас с Кэмероном чистить картошку, я вспоминал с улыбкой. Время ритуала близилось. Наступил Самайн. Заперев дом от незваных призраков, мы с Адамом подготовились встречать наших. Он сказал помимо вещи Джера взять что-то из еды или напитков, которые Джером любит. Поэтому я стоял на пороге дома со стаканом томатного сока, а Адам рядом со мной держал такой же виски, каким Кэмерон угощал меня на днях. Время пришло. Я повторил за Адамом, когда мы увидели два приближающихся силуэта на пороге. — Добрый вечер. Вы на ужин?