***
Такси подъехало к особняку Хитклифов примерно через десять минут после того, как я сел в него у своего дома. Я заметил приближающуюся фигуру Готье и начал активно махать ему. Но буквально сразу же моё приветственное махание сменилось возмущенным призывом. Только не говорите мне, что он снова выглядит как ходячий мертвец. — А нельзя было хотя бы ради общего веселья постараться выглядеть не таким убитым? — произнес я, когда Готье подошел ближе. Меня немного штормило от выпитого алкоголя, но я старался вести себя естественно. Ну, подумаешь, что меня качает из стороны в сторону? Земля неровная, вот и все. — Прошу, садитесь, мистер. Нас ждет замечательный вечер. Или все же очень даже ровная, а все дело в том, что я выпил слишком много. Не удержавшись на ногах, поддаюсь вперед, но вовремя оказываюсь подхваченным Готье. Если бы не он, то я точно бы оставил кровавый автограф своей физиономией прямо на асфальте. — Оливер, я всё понимаю, но давай ты будешь стоять на ногах? И какой ещё заброшенный театр в таком состоянии? Может, лучше тогда у меня проспишься? — устало произносит Хитклиф, помогая мне забраться в такси. — Ага, а потом мы проснёмся ранним утром, съедим сладкую кашу и пойдём в Академию. Прямо Хэллоуин мечты, — хмыкаю я, все же забираясь внутрь и удобно располагаясь на заднем сиденье. Рядом как раз валялась моя недопитая бутылка вина, которую я поспешил схватить. — Будешь? — Ммм, вино, — Готье насмешливо улыбается, а после добавляет, усаживаясь рядом со мной. — Не буду, спасибо. — Заброшенный, какой ещё? Или думал, мы поедем на вечерний показ Ромео и Джульетты? — смеюсь я. Готье, какой же ты наивный котенок, я не могу. — Там был теракт несколько лет назад. Говорят, там теперь живут призраки. Я это в интернете нашёл. Вход вроде оклеили, но кого это волнует, правда? С простым скотчем даже низший справится. Жуть, да? Вот и я так подумал. Идеальное место для ночных похождений. Особенно когда это последняя ночь октября. — Ты с ума сошёл?! Серьёзно едем в заброшенный театр?! Как отсюда выбраться? — запаниковал блондин, тут же принимаясь огладывать салон в поисках путей отступления. Он несколько раз дергает за ручку двери, но очевидно она не поддается. Какой идиот вообще решит открывать дверь, когда машина едет? — Я с тобой пьяным в заброшенный театр точно не пойду. Вдруг ты там, не знаю, ногу сломаешь? Или руку? Ты вообще понимаешь, насколько опасно тебе там находиться? — Да не пьяный я! Просто немного выпил! Для поднятия адреналина, чтобы с тобой слишком скучно не было. — не выдерживаю я, перехватывая его руку. Его попытки вылезти из автомобиля мне порядком надоели. — Прекрати дёргать за ручку! Тебя если насильно куда-то не повезёшь, ты так весь день за конспектами и просидишь! Ой, да иди ты! Я устраиваю нам настоящую подростковую жизнь, ясно? А ты как обычно. Не хочу больше с тобой говорить. Я отвернулся от него. Ну серьезно, еще лучший друг называется. А я еще надеялся на его понимание. Ага, как же. Кому я нужен вообще? У всех свои дела, заботы, а только я что и делаю, так прожигаю свою жизнь, судя по всему. А о моих чувствах хоть кто-нибудь когда-нибудь решит подумать? — С тобой пьяным даже спорить бесполезно. Поехали. Только без авантюр. Мне хватит и одной поездки, — тихо произносит Хитклиф, сдаваясь спустя несколько секунд. — Офигенно. Ну вот и решили. Мы замолчали. Готье засыпал на ходу, а я откровенно скучал, иногда поглядывая на блондина. Ему что, действительно неинтересно со мной? Ну да, я бываю вспыльчив и беззаботен, но разве со мной не весело? Мало кто обеспечит Хитклифа такими яркими воспоминаниями, кроме меня, поэтому он мог хотя бы попытаться вести себя заинтересованно. Я обратил внимание на водителя. Может, хотя бы он поболтает со мной, с надеждой думаю я, прокашливаясь. Я стал жаловаться таксисту на учёбу, преподавателей, людскую несправедливость, но по итогу в ответ получил простое и неловкое: «Ам, да, конечно. Ужасная несправедливость. Даже не знаю, что вам посоветовать, мистер…». Ага, да, спасибо, это прозвучало очень понимающе и поддерживающе. — Да, Оливер, тебе учёба даётся гораздо тяжелее... — Готье смеется, смотря в окно. — Вот и что ты смеёшься, Готье? Я вообще-то говорю о серьёзных вещах. Думаю, всем студентам пора взбунтоваться, чтобы поставить надменных учителей на место. Может наконец-то станут меньше задавать, — с жаром отвечаю я. Обида и возмущению кипели в крови, поэтому я готов был отстаивать свою точку зрения до последнего. — Ещё один бунтовщик в моем окружении... Скэриэл бы похлопал тебя по плечу за такие слова. Нам ещё долго ехать? И до скольких мы там? — Минут 10, мы уже близко. До скольких? Пока ты не испугаешься, Готи, — усмехаюсь я. Надеюсь, он не рассчитывал, что наше приключение быстро закончится? — Как устанем — так и уйдём. Не вижу смысла сейчас об этом задумываться. Расслабься. — Приколист. Могу только довериться тебе. Надеюсь, мы не помрем, — невесело шутит Готье, на что я закатываю глаза. Смешно, ага. Да со мной вообще всегда безопасно! Выберемся оттуда целыми и невредимыми, так еще и посмеемся потом с этого!***
Через некоторое время мы все же добрались до точки назначения. Театр выглядел совсем заброшенно, но это только добавляло ему шарма. Чувствую себя героем какого-то хоррора или детективов, которому предстоит расследовать странные явления, творящиеся в театре. Главное, чтобы этот детектив не оказался первой же жертвой кровожадных призраков. Я вылез из машины, но не ожидал того, что ноги от алкоголя стали совсем ватными. Едва удержавшись, я все же устоял на ногах, проворчав при этом парочку ругательств. Внезапно я вспомнил о забытой бутылке вина в салоне такси и тут же полез за ней обратно, умудрившись стукнуться головой о крышу машины. Я зашипел, поглаживая ушибленное место, но затем сразу развернулся и направился в сторону Готье. О боли я тут же забыл. Я прошел вперед него, зовя за собой. — Надеюсь, мы никого призывать не будем, — саркастически произносит Готье, подходя ко мне, но я не обращаю на это внимания. Сейчас я больше был заинтересован в том, чтобы забраться внутрь. — Ты уверен? — Конечно, — хмыкаю я, все же решая зайти. Толкнув дверь, я почти сразу пропадаю в темноте. Тут настолько темно, что даже чёрт ногу сломит. Готье проходит сразу следом за мной, едва не врезаясь в меня. — Оливер, у тебя нет случайно моего телефона? — А что? Потерял? — я поворачиваюсь к нему, усмехаясь, и останавливаюсь на месте. По крайней мере, пытаюсь. Меня все еще жутко качало. — Да, либо оставил его дома… Нам лучше вернуться, пока транспорт не перестал ходить, — Готье как обычно нервничал. Я его не винил, с одной стороны, тут действительно была жуткая атмосфера, но, с другой, мы же только приехали! Все веселье ещё даже не началось! Я недовольно морщусь, а после жалобно складываю руки в молитвенном жесте. — Да ну, Готи, ещё же рано. Давай хотя бы всё осмотрим и уйдём? К тому же у меня телефон есть. Ну пожалуйста. Готье вздыхает. Я затаиваю дыхание. Хитклифа легко было уговорить на какие-то авантюры. Обычно он послушно соглашается, хотя и понимает, что не все из того, что я придумываю, стоит воплощать в жизнь. Но ведь так интереснее, да? Будет потом, что вспомнить. Готье молчит еще секунду, а после кивает. Что и следовало ожидать.На моем лице расцветает широкая улыбка, победное «Ура!» срывается с губ. — Оливер, можно твой телефон? Хочу время посмотреть, — между тем просит Готье. — М? Да, конечно, — я не возражаю. Вытаскиваю из брюк мобильный и протягиваю его другу. — Держи. Я решаю осмотреть помещение, но натыкаюсь лишь на сплошную темноту вокруг. Кое-где все же были проблески лунного света, проходящего через разбитые окна, но единственное, что они позволяли рассмотреть, — это толстый слой пыли и грязи, осколки стекла и куски валяющихся камней. Я облокотился о стену, когда почувствовал, как голова снова началась кружиться. В таком состоянии от моих рассматриваний не было толку, перед глазами все расплывалось, смешиваясь в одно неразборчивое пятно. Если что я и запомню после наших сегодняшних приключений, так это кружащийся мир вокруг. Определенно не стоило пить так много. — Ты что, телефон не зарядил перед встречей? — хмурится Хитклиф через какое-то время. — Что-о-о? Быть такого не может. Я точно помню, что там было около девяноста процентов, — я отвлекаюсь от своих невесёлых мыслей и удивленно вскидываю брови на его вопрос, тут же подходя ближе. Он же шутит, да? — Дурья ты башка, — злится Хитклиф. Видимо, не шутит. — Как мог повести меня в такое место без заряженного телефона? Пойдём отсюда, пока стало совсем не поздно, чтобы уехать домой. Готье бросает последние слова, уже направляясь к выходу. Я закатываю глаза. Раздражение медленно разливалось по венам. Вот всегда так. Одно нытье. То это не так, то это эдак. Чего он так боится? Это всего лишь заброшенный театр, в котором кто и бывает, так это бродяги, бездомные и местная шпана. Даже насчет существования здесь призраков я не уверен. А он боится. Детский сад. Я нехотя двигаюсь за ним, недовольно ворча и обиженно поджимая губы. Серьезно, Оливия крупно ошибается на мой счет. Я всегда стараюсь поддержать своих друзей, а не мешаюсь под ногами и тем более не порчу настроение! Прекрасно зная, что Готье готов был потратить выходные на глупую зубрежку, я по своей доброте душевной вытащил его из дома проветриться! Ну и что, что и для меня здесь есть выгода. На первом место стоит забота о друге, и только. Хитклиф останавливается около входной двери. Я терпеливо жду его дальнейших действий, но он не двигается. Ну и что с ним? То он так активно возмущался и просился уйти, то теперь стоит истуканом. Я не видел, что находится перед ним. Крысу что ли увидел? Наконец-то, Готье будто собирается с силами и делает шаг, выставив перед собой руку. Ничего. Он по-прежнему остался стоять в фойе театра. Неожиданно он отдергивает руку и отходит подальше от двери. Я терялся в догадках из-за его странного и молчаливого поведения, а потому посмотрел на него. Готье выглядел испуганно. — Там… стена, — он указывает в сторону двери. Что? — Стена? Шутишь. Я усмехаюсь Он что, серьезно? Что за глупости? Мы буквально только что вошли через эту дверь. Быть такого не может, что мы каким-то чудесным способом прошли сквозь стену. Это даже звучит смешно. Хитклиф точно уверен, что из нас двоих пьян именно я, а не наоборот? Не веря в слова друга, я подхожу ближе к аркам двери и протягиваю руку, соприкасаясь с темнотой. Кончики пальцев внезапно дотрагиваются до чего-то холодного и абсолютно точно материального. Я глупо моргнул пару раз, не совсем понимая, что вообще происходит. Так ведь не бывает. Я продолжил проводить ладонью по стене, но при этом каждый раз натыкался на ровную поверхность. Нет, это все бред. Нужно подумать логически. Мой хмельной рассудок отказывался работать в полную меру, но я пытался. Здесь должно было быть адекватное объяснение. — Неужели мы не заметили, как балкон свалился на выход, — задумчиво предположил я. Смотря на обеспокоенного Готье, я мог только удивляться. Он что, правда так боится? — Мы бы заметили, Оливер. Здесь что-то не так. Это жутко. Нам нужно срочно отсюда уйти, — снова в панике бормочет Хитклиф. — Ну, можно найти запасный выход, как вариант. Но я не вижу здесь чего-то особо жуткого. Всё будет ОК’ей, можешь не париться. Я пожимаю плечами, мол, ничего тут страшного нет, а затем опускаюсь на пол, радуясь твердому полу. Головокружение проходить, видимо, не собиралось. В руке я обнаружил бутылку, на дне которой все еще осталось несколько глотков. Долго не раздумывая, я подношу вино к губам и залпом все выпиваю. Пустая ёмкость с небольшим стуком оказывается у моих ног. Жутко захотелось спать. Я сдерживаю позыв зевнуть. Наверное, я все же переоценил свои силы. Что ж, высокая стойкость к алкоголю никогда не была моим достоинством, я всегда слишком быстро пьянел. Готье стоял неподалеку от меня. В его глазах я читал неприкрытое презрение ко мне и всей сложившейся ситуации. Его лицо исказила гримаса отвращения. Меня затошнило. Я действительно выгляжу настолько жалко для остальных? Я действительно приношу людям только одни проблемы? Я действительно являюсь лишним балластом, который тянет на дно? Я поджал губы. Прямо сейчас, в этом грязном заброшенном театре, я чувствовал себя самым одиноким человеком на земле, который, видимо, никогда не сможет познать, что такое понимание, любовь и поддержка со стороны других людей. Я не заслуживал ничего из этого. Оливер-никчемная-обуза-и-полное-разочарование-Брум. Наверное, по возвращении из театра мне стоит сменить имя в паспорте, чтобы люди при знакомстве заранее знали, что на меня не стоит тратить их драгоценное время. Готье ничего не говорил, но по сжатым челюстям я видел, как сильно он хотел мне все высказать. Ну и пускай. В который раз послушаю про себя правду. — Ты как всегда. Почему я не удивлён, что даже сейчас ты ведёшь себя так, будто всё под твоим контролем? Хотя решаешь ты проблемы тем, что просто напиваешься. Зачем ты втянул меня в это?! Ну вот. Долго ждать не пришлось. Готье не выдерживает, обрушивая на меня свою злость в виде колючих фраз, которые терновой ветвью окутывают мою шею и душат. Острые шипы невыносимо больно впиваются в кожу, но я терплю. Всегда терпел. Вечный весельчак и пьяница Оливер Брум не показывает слабости. Я молчал, смотря себе под ноги и собираясь с духом. — Мда, Готи, умеешь ты, конечно, дружить. Мне так не хватало твоих слов про алкоголь. Ты мой самый лучший друг. Во просто, — я широко улыбаюсь, обнажая ряд зубов, а после вытягиваю вверх большой палец. Вечный весельчак и пьяница Оливер Брум не показывает слабости, мысленно повторяю я, пытаясь убедить скорее себя, а не блондина напротив. — Да пошёл ты, — раздраженно бросает Готье, разворачиваясь в противоположную сторону. — Я пойду поищу другой выход, а ты сиди здесь. — Да, Босс, куда денусь. Я остался сидеть на холодном полу в одиночестве. Меня не пугала царившая здесь атмосфера. Ни в одну из тех историй про призраков, которые я вычитал в интернете, я не верил. Бред все это, да и только. Кто в здравом уме поверит во что-то подобное? Кто-то слышал странные звуки? Ну, так это легко можно объяснить. Здание старое, обветшалое, заброшенное. Ветер, проникающий в щели и дыры, крысы, обитающие здесь, сгнившие доски – все это могло стать источником шума. Странные тени? Да здесь темно, настолько, что и не такое привидится! Так что глупости все это, призраков банально не существует. Я продолжал какое-то время находиться в фойе, размышляя, пока совсем не замерз. Изо рта выходил пар. И когда температура успела опуститься? Решив, что просиживать штаны и ждать возвращения Готье совершенно бессмысленно, я резко поднимаюсь на ноги. Мне удается вовремя опереться на стену, потому что иначе я бы точно свалился обратно на пол. Я отряхиваюсь и гордо вскидываю голову. Я и сам найду другой выход, без чужой помощи. Развернувшись в сторону одного из коридоров, я двигаюсь вперед.***
— Да что такое-то, опять этот коридор? — цокаю я, когда в очередной раз заворачиваю за угол и снова попадаю в тот же проход, в котором был буквально некоторое время назад. Или он просто выглядит слишком похоже? Я уже не знаю. Мой опьяненный рассудок толком не соображал. Я не имел ни малейшего понятия, сколько времени прошло с момента, когда мы с Готье поругались и разошлись по разным сторонам. Я по-прежнему злился на него, но старался не думать о нашей ссоре, сосредоточившись на поиске выхода. Театр казался сплошным лабиринтом. В какой бы коридор я не попадал, он либо приводил к тупику, либо к идентичному проходу, который я уже пересекал. Алкоголь по-прежнему не выветрился из крови, поэтому я не был уверен вообще ни в чем. Может быть, на самом деле я все это время просто хожу кругами? Меня качало, я хватался за стены и часто останавливался, пытаясь восстановить равновесие. Сейчас окружающая обстановка давила на нервы. Темнота вокруг окружала плотным кольцом, создавалось ощущение, что еще чуть-чуть и я смогу ее коснуться, что она так же превратится в стену, подобной той в фойе. Под ногами неприятно скрипели доски. Я ежился от холода, проникающего из разбитых окон. Где-то в глубине здания я услышал чьи-то шаги, эхом отскакивающие от голых стен. Готье? Я поспешил на источник звука, но на середине коридора споткнулся о потрепанный ковер и упал. — Да твою же… — я взвыл от боли, крепко зажмуриваясь и сжимая челюсть. Кажется, я подвернул лодыжку. Просто, блин, замечательно. Только этого и не хватало. Я нахожусь один в темном коридоре раненный, и некому прийти мне на помощь. Как всегда. Я перекатываюсь на спину, переводя дыхание. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Спокойно, Оливер, ты сам со всем справишься. Я осторожно сажусь, дотягиваюсь до стены и хватаюсь за нее. Рывком поднявшись, я чувствую резкую боль в ноге. Колено подкашивается, и мне с трудом удается удержаться на ногах. Звука шагов больше не было слышно. Я все же решаюсь пойти в ту сторону. Слегка хромая, я прошел по коридору, но наткнулся на запертую дверь. С чего вообще она должна быть закрыта, если долгое время тут почти никого не было? Я наваливаюсь на нее плечом, и она, на удивление, поддается. Я прохожу внутрь комнаты, моментально замечая стул, который все это время подпирал дверь. Какого чёрта? В помещение было совершенно пусто. Не было ни вещей, ни мебели, кроме этого ничтожного стула, так что я даже не мог предположить ни что это за комната, ни на каком этаже я нахожусь. Рваные занавески трепетали от проникающего через трещины в окне ветра. Выглядело жутко. Я осматриваюсь, но больше ничего интересного не нахожу. Грязно, пыльно, пусто. Внезапно дверь позади меня закрывается с громким хлопком. Я подскакиваю от неожиданности и оборачиваюсь. Никого нет. Вероятно, это просто ветер. Я спешу к двери и дергаю ручку. К счастью, та легко открылась. Не медля ни секунды, я выхожу обратно в коридор и настолько быстро, насколько позволяла моя нога, иду дальше по коридору. Стараясь не шуметь, я осторожно двигаюсь вперед, прислушиваясь к звукам. Тишина, сопровождавшая меня все это время, перестала меня пугать. Уж лучше так, чем непонятный шум. Я останавливаюсь на месте спустя третий или четвертый поворот. Вот теперь я точно убедился, что хожу по кругу. Я думал, что мне предпринять в этой ситуации, пытался вспомнить мои перемещения по театру, чтобы хотя бы спуститься обратно в фойе, пока не услышал какой-то грохот, чужие голоса, которые о чём-то активно спорили друг с другом, а после торопливые шаги. Я растерянно озирался по сторонам, но не мог понять, откуда исходил шум. Такое чувство, что он звучал отовсюду. Сердце бешено колотилось в груди. В горле встал ком. Мне было тяжело дышать. Я не был уверен, были ли это галлюцинации из-за выпитого алкоголя или же чистая правда. Но проверять я это был не намерен, а потому стремительно направился к ближайшей лестнице. Я спускаюсь вниз на несколько пролетов, но в один момент вдруг понимаю, что каждый раз возвращаюсь к одной и той же точке. Ладно, это уже странно. Я решаю подняться наверх. Но сколько бы я не поднимался, ситуация лучше не становилась ровно до определенного момента. Запыхавшись от долгого подъема, я вдруг оказываюсь где-то в нижних помещениях. Длинный коридор вел прямиком к подземному репетиционно-концертному залу. Каким образом я тут оказался, я не знал. И знать не хотел. Всё происходящее меня сильно напрягало. Может быть, все те истории и не были выдумкой. Сегодня, в канун Хеллоуина, они казались абсолютно реальными. Подземный репетиционно-концертный зал был освещен десятком свечей, расставленных на лестнице, небольшой сцене и полу. В самом низу я заметил группу людей, что-то громко обсуждающих. На мое появление они не обратили никакого внимания. Для меня же они казались странными: они были в театральных костюмах, а их лица были подсвечены. По телу прошла дрожь, но меня уже охватило любопытство, что было сильнее страха. Я тихими шагами стал подходить ближе, пытаясь расслышать, о чём говорят таинственные незнакомцы. Но деревянная доска под моим ботинком противно скрипнула, и группа замерла, замолчав и узнав о появлении постороннего. Они развернулись ко мне и пристально уставились в глаза. — О, у вас тут хеллоуинская вечеринка? — беззаботно начал я. Девушка со смольными волосами и красными губами неестественно улыбнулась, открывая вид на белоснежные зубы. — Вечеринка? Да, в какой-то степени и так. — Каких персонажей изображаете? — со знанием дела, я оглядел их. Одежда в стилистике девятнадцатого века, мрачные оттенки и дорогая ткань. Это было странно, что группа красивых людей в дорогих театральных одеждах собралась в заброшенном богом театре, но на что не пойдёшь ради Хэллоуина? — О, мы играем постановку по Эдгару По. “В смерти — жизнь”, может слышал. — ответил рядом стоящий молодой парень. У него были русые всклочённые волосы, похожие на парик. — Я читал, что несколько лет назад актёрская труппа погибла из-за теракта как раз во время этой постановки, — выудил я эту информацию из своего пьяного мозга, потирая подбородок. — Да, так и было, — опять загадочно улыбнулась девушка. Она была очень красивой, но женская красота не привлекала меня, а отдавала гнилью и страхом. — Только вот труппа не погибла. Не может быть. Я читал о событиях того дня множество легенд, и не было ни одной о выживших. Наверное, моё сомнение отпечаталось на лице слишком быстро, потому что она продолжила: — Она не погибла, а стала бессмертной. Вечной. Это не смерть, это жизнь, Оливер, — произнесла она, а я задумался о том, что не называл ей своего имени. — Откуда ты знаешь моё имя? Нет, я конечно весьма популярен, наверное, даже больше, чем кто-либо в моих кругах, красив, умён, одарён, — я руками перебирал проходящие слова в воздухе, — но как ты..? — Мы знаем о тебе всё, Оливер. Знаем о том, как ты одинок, как потерян. Знаем, что твой отец никогда не уделял тебе времени, как и то, что он, не задумываясь, предпочёл тебе сестру. А сама Оливия считает тебя безответственным пьяницей, отчаянно ищущим внимание. Она совсем не понимает тебя. Их голоса стали звучать хором, а тела окружили меня. — Они считают тебя жалким и ничтожным, сплошным разочарованием, не могут оценить тебя по достоинству. Но можем мы, Оливер. На их лицах стали появляться кровавые раны, свечение заструилось, открывая вид на искалеченных людей в кровавых рваных одеждах. У парня с русым париком была снесена часть черепа, у одной из юных актрис не было глаза и руки, юноше с платиновыми волосами не повезло с животом, что был словно решето. То ли от магии, то ли от алкоголя, но меня настиг вовсе не ужас, а понимание. Они, как и я, покалечены, несчастны, одни здесь, заперты в вечном одиночестве и забытьи. — Вы? — ко мне пришла не догадка, а знание. — Да, мы та самая труппа, Оливер. Мы хотим принять тебя к себе. Ты талантливый, умный, достойный нас. Достойный вечно играть шедевр на сцене. Ты будешь любим и уважаем. Мы дадим тебе то, чего ты так отчаянно желаешь. Я содрогнулся и упал на колени, обхватив плечи. — Нет, нет… — Твой дом здесь, Оливер. Здесь ты будешь важен, — елейным голосом произнесла полуразложившаяся актриса с красными губами. — Сегодня, в ночь Хеллоуина границы между мирами стираются, ты можешь уйти с нами. Откуда-то сверху послышался шум, актёры переглянулись. — Мы дадим тебе время подумать. Но помни, что больше такой возможности уже не будет. Хочешь ли ты дальше жить, когда для всех вокруг ты ничего не значишь? Мы же, актёры, творим искусство и остаёмся в вечности, даже после смерти. И они ушли, поднимаясь на специальном приспособлении на сцену. Я остался сидеть и задумался. Мне хотелось бы сказать, что я сразу же отклонил предложение, смеясь над ним и абсурдностью этой ночи, но даже в пьяном состоянии обманывать себя было невозможно: я хотел остаться с ними. Они заманили меня моей слабостью и жалкостью, но я представил себя в греческой постановке, вечным, уважаемым, почитаемым, любимым. Нас бы объединяла сцена, я стал бы лучшим актёром труппы. Утекая в мир мыслей, я прилёг на пол, погружаясь в сон. Меня сморило от усталости, ссоры с Оливией, ночи в пугающем заброшенном театре и заманчивой идеи стать одним из них. Я слышал голоса, музыку и хлопанье в ладоши где-то сверху, но уснул.***
Когда я проснулся, меня встретила тишина. Свечи потухли, вокруг — никого. Я встал, потирая трещащую голову от невыносимой тупой боли похмелья. Я покинул зал для репетиций, желая найти актёров, чтобы объявить им о своём согласии, но не ощутил чужого присутствия. Я напрягся, дойдя до зрительного зала и обнаружив, что там было совершенно пусто, а оконные рамы доносили солнечный свет, оповещая о том, что наступило утро. — Готье! Ты где? — закричал я в пустом зрительном зале, но никто не дал ответа. Я выбежал в фойе, непривычно озираясь при свете, но добравшись до двери, я увидел всю ту же стену, которая вчера не выпустила нас с Готье. Серая, огромная, неприступная. Я застучал по ней, надавил всем телом, но она никуда не делась. Тогда я завопил, осознав, что ни Готье, ни призраков здесь нет. В голову закралась мысль, что я мог всё выдумать этой ночью, и никого со мной не было, а я каким-то образом застрял здесь, без телефона, без людей, которые знают, ещё я. Я заковылял обратно в фойе, усевшись поближе к двери и шепча «Это всё не по-настоящему». Готье был реален. Призраки были реальны. Но где они? Не выдержав, из глаз потекли слёзы, а сердце заполонило отчаяние и обида. Неужели и актёры решили, что я ничего не стою, и ушли? А что если Готье бросил меня здесь? Почему они оставили меня? Мёртвая тишина пугала даже при свете дня, обхватив колени и думая о том, как меня скоро кто-нибудь обязательно найдёт, я услышал тиканье деревянных часов рядом со мной. Они были огромными, старыми, с длинными стрелками и странным звуком. Тик-так-тик-так. Я взглянул на них и ощутил холод, будто эти часы были хранилищем для чьих-то неприкаянных душ. Может, даже моей. Вслушиваясь в тиканье часов, я впервые в жизни молился, чтобы кто-нибудь вернулся за мной. Оливия, Готье, Бернард, отец, актёры… Кто угодно. Чтобы они не забыли меня. Но я остался один.