***
Он всегда знал, что для ребёнка он очень одарён. Ему много это говорили — от него многого ожидали. Он полагает, что кому-то вроде него нормальная жизнь не могла быть предназначена с самого начала. Когда человек оказывается одарён талантом, те, у кого его нет, липнут к нему как клещи к скоту. Он вырос среди этих неизбежностей, привыкнув к ним и от них устав. Даже одарённые в одной из сфер, люди предсказуемы, ожидаемо цепкие и нуждающиеся. Все одинаковы в отношении того, чего не имеют. Подобные паразитам. Но предсказуемые. И скучные. Такие, такие скучные. У него нет нужды в ком-то нуждаться. Это тошнотворно. Его друг детства — это уже тяжёлый случай. — Ах! Всё такое яркое! Это красиво!… Его никчёмный, бесполезный друг детства, который воркует над их классными фотографиями подобно голодной собаке у мясных обрезков. — Все они выглядят такими счастливыми, они как будто светятся… Это так, так красиво… Разве не чудесно то, как славно все начинают ладить друг с другом? — Он причитает, любуясь. — Ха… А-ха-ха… Как жаль, что ты здесь суров как всегда, Камукура-кун. — Я не понимаю, чем тебе так нравится этот класс, — бесцветно отвечает Камукура. — Все они одинаковые. Жалкие и цепляющиеся. Если ты не староста класса, они никогда бы не объединились. И… Они не добры к тебе. — Разве это не делает старосту только лучше? — Его друг детства переспрашивает, распахнув глаза. — Ох, Изуру-кун, вам с ней стоит общаться побольше. Уверен, ты об этом не пожалеешь. — Скучно. Это так скучно. — Взгляд Камукуры опускается на одну из фотографий, на которой класс позирует и широко улыбается. Весь класс, кроме них двоих. Кроме него, сделавшего это фото. И кроме его друга, который в то время болел. Эта фотография — любимая у классной руководительницы. — Я не могу быть заинтересован в чём-то меньше, чем в этом, особенно в отношении кого-то мыслящего столь просто. — Говоришь как заядлый циник. — Комаэда вздыхает. — Изуру-кун. Несмотря на то, что ты невероятен и попросту великолепен сам по себе, для символа Надежды ты то ещё разочарование. На это нечего ответить. — Неужели в Пике Надежды твой интерес не вспикирует? На это всё ещё нечего ответить. — Ах-х. Ну, в таком случае ты, должно быть, безнадёжен. Как печально. Это просто ужасно… Изуру-кун… Это в самом деле безнадёжно? Это в самом деле ужасно? Это в самом деле-? — Нагито. — Это неважно. Это его не волнует. Точно не это. — Как ты себя чувствуешь? Он кладёт ладонь на чужой пылающий лоб, отмечая, как впалые и бледные щёки Нагито затапливает тёмный румянец. — У тебя всё ещё жар. Понятно. Нагито кашляет так сильно, что его глаза начинают слезиться. После того, как Камукура трёт его спину, он пытается восстановить дыхание. — Аха. Ха-хах-а-а. Не то чтобы это было важно. Я всё ещё отстранён, — произносит он с кривой улыбкой. — Я серьёзно, Изуру-кун. Твоя школьная жизнь так пройдёт насмарку, если продолжишь ошиваться со мной. Сенсей этого не оценит. Ты всегда говоришь что-то такое. Как если бы это было для меня важно. Но это не так. Спустя столько лет ты всё ещё не понимаешь, Нагито? — Скучно. Это так скучно. У меня нет ничего лучше заботы о тебе, Нагито. — Ав, это совершенно точно не так… Льстец… — Смешок Комаэды болезненный и хриплый. Какой угодно, только не очаровательный. — Ты должен вести мир к его будущему вместе со всеми остальными, Изуру-кун. Ты должен излучать Абсолютную Надежду. — Скучно. Это так скучно. Камукура думает о том, как легко было бы свернуть эту тонкую, нежную шею, на которой когда-то виднелись следы от верёвки. Человек, который говорит о будущем — это человек, который оказывается всё ближе и ближе к смерти, в равной степени желанно и неизбежно.***
— Это ску-у-у-у-чно, не так ли? — … — У-пу-пу-пу-пу. Сенпай, несмотря на весь твой стоицизм, тебя тоже не так уж и сложно читать. — … — Ты ведь ненавидишь его, да? Этот мир. Это место. Вот поэтому ты даже не пытаешься быть хоть немного поживее. Так очень мрачный. Это так грустно. Так… отчаивающе! — … — Мы ведь одинаковые, сенпай. Разве это не так? — … Её руки обвивают его собственные — она прижимается ближе. — Разве это не так?***
— Это действительно ужасно. — Такая трагедия. — Какая утрата. — Случилось просто невообразимое. — Страшное несчастье. Но… — Что станет с ребёнком? Ни Комаэда-сан, ни его жена не имели родственников, так? Это зловещие разговоры, особенно когда они ведутся очень-то и тихим шёпотом. Единственный, кто по-настоящему тих — потому что он и не хочет, чтобы его услышали — это Нагито Комаэда, тихо плачущий позади здания. Он даже не замечает, как к нему кто-то подходит. Он свернулся в клубок. Он дрожит. Он плачет после нескольких часов, которые бессмысленно кивал и узнавал каждого из взрослых, пришедших на похороны. Он вздрагивает, когда получает тычок в плечо, но слёзы продолжают идти, а дыхание — сбито прерываться. — И… И-изуру-кун… Лицо Комаэды сейчас, прямо говоря, выглядит отвратительно. Опухшее и текущее едва ли не из каждого отверстия — кроме ушей, тронутых красным. Красно-коричневые пряди волос липнут к его коже, влажные от самых различных жидкостей. Это отвратительно. Камукура садится напротив, внимательно смотря на Комаэду. Его отвратительное лицо тонет в плече у Изуру. — М-мне жаль… М-мне так… жаль… Пальцы Камукуры бездумно касаются этих красно-коричневых прядей. Те, что сухие, приятны на ощупь. Мягкие. В отличие от всего остального, это не неприятно. — Изуру-кун… У-у… И-извини… — Всё в порядке. Родители Камукуры заставляли их взаимодействовать, чтобы произвести хорошее впечатление на родителей Комаэды. Теперь продолжать взаимодействие нет никакой необходимости. И тем не менее, у него нет никакого желания быть где-то ещё кроме как рядом с человеком, который очевидно и по-настоящему в нём нуждается. Для этого нет никакой определённой причины в целом, только почти инстинктивное желание компании. — Всё в порядке, Нагито.***
— Это так ску-у-у-у-у-чно, — она вздыхает. — И утомительно. Наблюдать за тем, как кучка нуждающихся и корыстных ублюдков путаются друг у друга под ногами. Меня от этого так тошнит, что кажется, будто прямо тут и вы-ы-ырвет! Она прижимается к его боку. Она пахнет тошнотворно сладкой клубникой. Камукура думает о Нагито, от которого всегда пахло только больничной палатой и мылом. У этих двоих нет ничего общего; очевидно и без слов, что присутствие Нагито предпочтительнее. Но. Нагито не будет держаться за него вот так. Больше нет. Не теперь, когда он считает Камукуру разочарованием. — Разве ты не хочешь спалить всё это дотла? — спрашивает она. — Разве не будет лучше, если всё это сгорит к херам дотла? — …М-м… Он думает о том, как загорелись глаза Нагито, когда они посмотрели на эту школу впервые. Как его бледная ладонь крепко сжала письмо о зачислении. Как тряслись и подгибались его колени. Нагито не всегда так заботился о таланте. Это жалкое место разрушило его. Так что, может быть. — Может, было бы лучше, — шепчет Камукура, — если бы оно просто стало пеплом. Это бы ни на что особенно не повлияло, и всё же. Академия «Пик Надежды» — лицо глупости и легкомысленности мира и закономерный их итог. Сожжение кампуса не растворит яд, уже проникший в землю. Но это было бы чертовски приятно. Разве нет. Особенно с учётом того, как эта школа повлияла на Нагито и как она его травмировала. Её улыбка понимающая. Камукура её не возвращает.***
Она снова понимающе улыбается ему, когда Камукура замечает её вцепившейся в руку некоей Микан Тсумики. Камукура не возвращает ей улыбку и в этот раз. — Джунко донимала тебя? Камукура дёргается, не меняясь в лице. — Это всего лишь пустяк, Мацуда Ясуке. Взгляд Мацуды тяжелеет, но он только пожимает плечами. — Если ты так говоришь. Но не дай ей услышать что-то такое. — Это неважно. Что бы она ни делала, это не будет иметь для меня никакого значения, Мацуда Ясуке. — Конечно, конечно, — он машет рукой. — Но настроение у тебя в последнее время хреновее обычного. Ты чем-то взволнован. Обычно твоя рожа чуть более самодовольна, так что что, чёрт побери, случилось? — …Ничего. Абсолютно ничего. Мацуда, ожидаемо, не выглядит впечатлённым. — Ага. Конечно. Срок отстранения Комаэды скоро уже истечёт, хах? — Да. Скоро. — Передай ему, чтобы заглянул ко мне сразу после. Пустоголовый всё ещё не разжился сотовым… — Я передам. Разумеется. В конце концов, ты его врач. — Звучит это очень смиренно. — Поэтому конечно. Я передам. Мацуда фырчит, отводя взгляд обратно в томик манги в его руке. — Не надо так сучиться по этому поводу. Чёрт возьми. — Пауза. — Тебе правда, правда стоит держаться подальше от Джунко. Разве раньше ты был таким же раздражительным? Она заползёт под твою кожу. — … — Но знаешь. — Мацуда переворачивает страницу. — Она рассказала мне, что ты позволяешь ездить себе по ушам, более или менее. Это любопытно. Он захлопывает том. — Держись от неё, блядь, подальше. Для твоего собственного блага. — … — Камукура качает головой. — Ты говоришь странные слова о своём друге детства. — Я имею в виду то, что говорю, — шипит Мацуда. — Будет чертовски досадно, если ты попадёшься на одну из её схем. Если не думаешь о себе, не влезай в какую-то ерунду хотя бы ради Комаэды. Он не испытывает неприязни к Мацуде Ясуке, на самом-то деле. Из всех элитных учеников, исключая его самого, он из тех очень и очень немногих, кто терпит и даже потворствует болтовне Нагито. Нагито особенно уважает Мацуду Ясуке, даже если сравнивать с уважением, которое он испытывает ко всем элитным студентам. Камукура не испытывает за это к Мацуде неприязни. Он понимает, что Ясуке за человек, и в какой-то мере даже ценит это. Мацуда не из тех людей, кто легко поднимает сентиментальные темы. Он знает это. И всё же. И всё же. — Она не ошибается ни в единой детали, которую упоминает, — Камукура ловит себя на этих словах. — Не когда дело доходит до Пика Надежды. Ты лишён ничего из этого, каким бы добрым ты ни был. Ты самодоволен. У тебя нет права говорить о том, что будет лучше для Нагито, когда ты самодоволен. — Камукура, — отвечает Мацуда предупреждающе. — Послушай, я серьёзно… — Ты утомляешь меня. У меня нет интереса в том, чтобы продолжать этот диалог. — Гх. — Мацуда закатывает глаза. — Ладно. Но потом не говори, что я тебя, блядь, не предупреждал. Мне нет нужды слышать это от кого-то навроде тебя.***
По правде говоря, он не заботился о Пике Надежды с самого начала. Может, это его привилегия. Но это то, что он чувствует. Это всегда было тем, что он чувствовал. Особенно раньше. И особенно когда «раньше» изменилось из-за этого всего. — Камукура Изуру-кун, так? Это очень интересное имя. Так оно произносится? — Вы что-то хотели? — Резко, резко. — Мужчина криво улыбается, стягивая шляпу. — Я кое-что слышал о тебе, так что решил и сам на тебя глянуть. В этом нет ничего плохого, ве-ерно? Конечно, он знает, кто такой Камукура. Все знают. Быть рядом с ним — то, о чём большинство может только мечтать. Он знает, что его одноклассники в то же время восхищаются им и обижены на него, и это лишь заставляет их чувства продолжать нагнаиваться. Но Камукура беспокоится не об этих услужливых ничтожествах. — Хм. Кажется, ты весь в своих мыслях, парень, — хмыкает мужчина. — А вы, кажется, весь в волнениях, — парирует Камукура. — Ваш воротник помят, на вашей рубашке пятна, которые вы безуспешно скрыли пиджаком, ваше лицо не выбрито гладко. Вы продолжаете натягивать шляпу, потому что нервничаете, хотя ваша улыбка настолько отработана, что вы, вероятно, уже несколько раз бывали в подобных ситуациях. Вы действительно представитель Академии «Пик Надежды»? Судя по всему, школа скорее беспокойное место, чем райское, если по вам можно делать выводы. Кизакура-сан, верно? — Ага. — Улыбка Кизакуры становится шире, когда он протягивает руку. — Это я. А ты, без сомнения, настоящий талант. Настоящий. Будто талант — это нечто, что можно подделать. — При всём уважении, я не заинтересован в поступлении, — отвечает он. — Мой друг детства болезненен и чувствителен. Я не собираюсь оставлять его на произвол судьбы. Нагито и без того достаточно страдает. Но… как только он узнает об этом… — Я бы хотел, чтобы вы сообщили, что я не такой, каким вы меня представляли. Что вы разочарованы, — говорит Камукура, понизив голос, чтобы никто больше его не услышал. — Я нежелательный вариант. Что-то в этом роде. Усмешка Кизакуры кривится. — Не хочешь, чтобы твой друг чувствовал себя виноватым, да? Удивительно преданный ребёнок. — Вместе с этими словами он вытаскивает свою визитку. — Но. Тебе действительно место в «Пике Надежды». Нет никого хоть немного похожего на тебя, Камукура-кун. Взрослые говорят это постоянно. Что за скучные, бесполезные слова. — С другой стороны, — нахально добавляет Кизакура, — Кто знает? Этот твой друг может выиграть в лотерее. Камукура принимает визитку в знак вежливости и кивает, оставаясь безмолвным. Даже с последними словами Кизакуры он намерен выбросить её, как только окажется вне его поля зрения.***
— Изуру-кун! Разумеется, Комаэда оказывается тут как тут, как будто что-то чувствуя. — Нагито. Он прячет визитку так мастерски, чтобы даже Нагито её не заметил. Нагито, раскрасневшийся, со сверкающим взглядом. Его бледные волосы хорошо это оттеняют. — Я-я слышал, что к тебе подходил скаут Пика Надежды! — вырывается у него. — Это правда так? — Да. Но меня могут не принять, Нагито. — Не говори глупостей! — Нагито берёт его за руки и крепко их сжимает. — Кого-то такого удивительного, как ты? Ты создан для этого места! Всему прочему я предпочёл бы оставаться с тобой, Нагито. Он только вздыхает. — Посмотрим. Но, пожалуйста, не беспокойся об этом сейчас, Нагито. — Нагито хмурится ещё больше, но потом вдруг коротко пищит — Камукура освобождает одну руку и треплет его по волосам. — Ты не перенапрягся, правда ведь? — Изуру-кун, мне не пять лет… — Если ты снова упадёшь в обморок, это будет тревожным знаком. — Ты слишком переживаешь… — Ты должен быть осторожен, Нагито. — У-у… Да, вне зависимости от того, что случится, Камукура уже решил оставаться рядом с Нагито. Всегда. (И конечно, когда Нагито оказался у его порога с письмом о зачислении и медицинскими выписками в его дрожащей хватке, Камукура понял, что судьба уже предрешена. После прочтения обеих бумаг, пока Нагито беспокойно ёрзал за столом, он начал презирать Академию «Пик Надежды» чуть больше).***
— Ага! Это чертовски отвратительно. Мне вот интересно, как ты думаешь — как ученики резервного курса ещё не подняли бунт? — … Ученики резервного курса… Это клещи. Поэтому они мне не важны. Они не похожи на Нагито. — И те-е-ем не менее, наши сокурсники так беззаботны, что это попросту отупляюще скучно. Просто сдай экзамены и всё будет хо-ро-шо, божечки, как это должно подготовить их к будущему? Это делает их только тупее и тупее. Нам нужно что-нибудь остренькое! Что-нибудь вроде- вроде взрыва! — … Взрыв… Может, это будет более интересно. Сейчас местная система ненадёжна и убога. Нагито находится под её влиянием и фиксирован на ней. На чём-то таком тоскливом и холодном… Он так от этого устал. «Больше всего другого я бы хотел увидеть появление Абсолютной Надежды», сказал бы Нагито. В этих обстоятельствах? Где борющихся затыкают и лишают воздуха, в то время как несколько талантливых людей обходят их, не прикладывая почти никаких усилий? И Нагито думает, что я — разочарование? — Даже если ты молчишь, я знаю, ты со мной согласен, — говорит она, хихикая. — Поэтому ты и согласился встретиться со мной здесь, да? Это бывшее главное здание. Некоторые студенты ещё собираются здесь для мероприятий клубов. И сейчас мы встретим одну очень конкретную группу. Камукура поднимает голову. Он уже может догадаться. — Студенческий совет. Не думаю, что они очень заинтересованы в том, что ты хочешь им сказать. — Это так, — отвечает она. — Вот почему мы будем играть с ними по-другому. Муку-нии уже должна была закончить приготовления. Я определённо хочу, чтобы ты увидел это, сенпай. Камукура моргает и потом — потом он может почувствовать своим нутром прохладу воцарившейся атмосферы и скрытого смысла её слов. — О чём ты говоришь? Эношима Джунко поворачивается к нему на каблуках, и улыбка на её лице — нечто, что можно описать только как зияющую пасть пустоты.***
Он не может не вспомнить тот раз в средней школе, когда Нагито пропал. На его вопрос одноклассники только пожали плечами. Ходили шепотки о том, что, может, он сбежал- или, может, убежал, чтобы умереть. Он звонил в полицию, но и там ему не ответили ничего дельного. Он не часть семьи Нагито, в конце концов, и, может, он просто сбежал? Какое это имеет значение? Он видит Нагито в новостях и, не колеблясь, спешит в больницу, где его мгновенно останавливают. Ему также не разрешают видеться с Комаэдой. Отторгнутый. Игнорируемый. Бесполезный. Когда Нагито выписывают, он не ждёт и секунды, прежде чем схватить его в объятия. — Извини, — бормочет Нагито, словно смущаясь. — Мне правда, правда жаль из-за того, что я заставил тебя беспокоиться, Изуру-кун. Но… смотри! — Он показывает лотерейный билет, зажатый в белой, словно кость, руке. — Я… Я-я выиграл, Изуру-кун! Разве это не замечательно? — …Я просто рад видеть тебя в целости и сохранности. Нам пора домой, Нагито. Нагито хихикает, цепляясь за него, когда они садятся на обратный поезд. Он всё смеётся и широко улыбается, продолжая рассказывать о том, что произошло. Казалось бы, просто рассказ, но то, какое дыхание Нагито сбивчивое и хриплое… — О, о, но иногда он смотрел телевизор, — говорит Нагито, имея в виду своего похитителя. — Я увидел такую замечательную речь директора Киригири Академии «Пик Надежды»! Глаза Нагито сияют. — … — Извини, что возвращение к тебе заняло так много времени, Изуру-кун, — добавляет он поспешно, — Эм, меня там не особо кормили… так что я был в довольно плохом состоянии, когда полиция наконец меня нашла… — … — Я просто… я не хотел, чтобы ты волновался, поэтому и ушёл один… Но я правда, правда, правда всё испортил, Изуру-кун, прости… — … — Н-но это было не так уж и плохо! Я, эм… Это хорошо, на самом деле… — Нагито затихает. — Если бы ты был со мной в тот день и если бы тебя тоже похитили… Это было бы хуже всего. Я бы никогда не захотел тянуть тебя вниз, Изуру-кун. — Ты отдыхал, Нагито? — Во-вообще я был слишком взволнован, чтобы хорошо спать это время, но… — Нагито зевает. — Почему-то сейчас я чувствую страшную сонливость. Может, это потому что я с Изуру-кун. — Я дам тебе знать, когда мы доедем до нашей остановки, поэтому всё в порядке, Нагито. — М-м… Нагито падает на его плечо. Его веки начинают опускаться. С нежностью Камукура гладит его по волосам. Он бледнее, чем был раньше. Хрупче, чем был раньше. — Всё в порядке, Нагито.***
Это забавно. Как легко все отвернулись друг от друга, хотя началось всё только с одного человека. Это оказалось так удивительно легко. Очень, очень легко. Эношима Джунко хмыкает, наблюдая, и он наблюдает тоже. Предназначение Абсолютных в том, чтобы вести мир в будущее, но их легко сбить с пути. Как это жалко. И всё же. — Весьма интересное зрелище, я права? — Спрашивает она, широко усмехаясь, а потом вздыхая. — О! Ого! Глянь на всю эту кровь! Блин, вот это было жесто-о-о-ко. — Как хрупка на самом деле гармония этого мира, — шепчет он. — Что ж, это неудивительно. И Нагито звал их символами надежды… Он может видеть, какими неправильными и жалкими существа, разрывающие друг друга на части, являются на самом деле. Его собственные губы кривятся. Как мало усилий пришлось приложить — и каким глубоким оказалось это отчаяние. — Это азарт, сенпай? — Это разочарование.***
— Так красиво! Так ярко! Так восхитительно, так великолепно! Вы все такие… — Чувак, просто заткни-и-ись. Никто не хочет это слушать! Рот Нагито послушно захлопывается. Резко цыкнув, их одноклассник отворачивается обратно, но некоторые всё ещё смотрят на Нагито с пренебрежением и презрением. — Комаэда-кун, — мягко говорит учительница, — То, что ты говоришь, немного… — Аха. Ха-ха, это потому что я просто мусор по сравнению с ними. Верно, верно? — Ох, тебе определённо не стоит так говорить… — Но разве это не правда? — Нет, конечно, нет. Камукура резко сужает глаза. — Серьёзно, почему этому фрику нужно быть таким странным? — Это та-а-а-ак жутко! — Его слова сродни ядовитым парам. — С Комаэдой-кун… иногда действительно некомфортно находиться рядом… — Он не плохой человек, но… — Ему просто нужно держаться от нас подальше. — Сенсей. Нидай Некомару и Овари Акане снова дерутся. — Ах-х, мне, наверное, стоит убедиться, что эти двое не сломали ничего из сделанного клубом садовников… Этот диалог не окончен, Комаэда-кун! — Удачи, сенсей. Раздражённо выдохнув, она проходит мимо них. Камукура провожает её холодным взглядом, прежде чем повернуться к Нагито. Нагито, который выглядит куда более уставшим, чем до этого. — Аха… Хаха. Спасибо, что спас меня, Изуру-кун. — Он жалко улыбается. — Сенсей очень добрая, не так ли? Но она… действительно не понимает… — Она и не пытается искоренить своё невежество. — Я бы не стал говорить так сразу… — Она говорит с тобой только о том, как ты себя ведёшь. Не о том, как с тобой обращаются другие. — Ну, это больше моя вина, верно? Я очень плох в том, чтобы подавать себя… Я действительно никчёмен… — Я прекрасно тебя понимаю. — Это вина остальных. Это они по-настоящему никчёмны. — Верно? Щёки Нагито темнеют. — Изуру-кун мой самый старый, самый дорогой и единственный друг. Это точно. — Его улыбка становится шире, но она напрягает только больше. — Но, Изуру-кун… Тебе не кажется, что ты слишком привязан ко мне? — … — Я имею в виду, — он вдыхает, — По сравнению с другими я никто. Ты не должен ограничивать себя мной. Эм. Я просто был бы рад видеть тебя счастливым, Изуру-кун, даже если и издалека. — … — Мы друзья. Я просто хочу для тебя самого лучшего. — … Время ничего не значит. Речь идёт об усилиях. — Я хочу только тебя, Нагито. Нагито начинает говорить чуть быстрее, смущаясь. — Ты действительно должен повзрослеть в ближайшее время, Изуру-кун!... Ты не можешь продолжать говорить это! Что ещё я должен говорить? — М-м. То, насколько по сравнению с тобой все остальные — насекомые и грязь? То, что надежда не значит для меня ничего, пока ты не загораешься от одного её упоминания? Что отчаяние тоже остаётся для меня ничем, пока я не вижу, как рушится твой взгляд, когда снова и снова предают тебя остракизму люди, которых ты уважаешь и любишь? Те никчёмные люди, что не смогли оценить невероятный подарок, полученный ими без каких-либо усилий с их стороны? — Это то, что я чувствовал и чувствую, Нагито. — Боже… — Нагито морщится. — Это так тревожно. Сенсей права. Тебе следует завести других друзей. — … Другие люди не значат ничего. Я не чувствую ничего.***
В конце концов, чувствовать особо нечего. Страдают во всех смыслах и намерениях незнакомые ему люди. Это действительно должно его волновать? — Скучно… Так скучно… — Ау-уч! — всхлипывает Эношима. — Уже уходишь? Ещё есть на что посмотреть! — Я насмотрелся на этих ничтожеств достаточно. — Ничтожеств? — Она моргает, хлопая ресницами. — О, мой сенпай, ты же не предлагаешь… — Расценивай это как хочешь, — говорит Камукура. — Ты собираешься меня остановить? — Не-а. — Она мотает головой. — Я счастлива тому количеству внимания, которое ты уже мне уделил, сенпай. Надеюсь, дальше его будет только больше. Это начало прекрасной дружбы. Мне нужен только один друг. — Сколько отчаяния ты планируешь породить, Эношима Джунко? — Достаточно для погружения всего мира в хаос, в лучшем случае! — … — У моей удачи весьма специфичный механизм, Изуру-кун! Удача порождает неудачу, что порождает удачу, что порождает неудачу, что порождает удачу! Так что тебе действительно стоит быть осторожнее рядом со мной. — Понял. Я буду осторожен. — Честно говоря, я не уверен, что хоть какая-то удача может уравновесить неудачу в виде потери Изуру-кун, но… Знаешь, Изуру-кун, чем больше люди страдают, тем сильнее они становятся… — Если это так. — Э-это так! Что я хочу сказать… Ты не должен сдаваться вне зависимости от того, что тебе подбросит моя неудача… Ты теперь Абсолютный, так что ты должен быть в состоянии преодолеть любое отчаяние и… привести в мир яркую и сияющую надежду, верно? — Полагаю. — Ты понимаешь, Изуру-кун?.. — Конечно, я понимаю, Нагито. — Удачи с этим, я полагаю, Джунко Эношима. — Авв, спасибо! Он уходит.***
Есть только одно место, куда он может вернуться. Из-за позднего часа почти ничего не видно, но код от двери он знает наизусть. Даже если бы он не знал, то смог бы определить его по самым затёртым кнопкам под его пальцами. Дверь открывается. Он входит внутрь, закрывая за собой дверь и запирая её. Нагито мирно спит, представляя собой саму безмятежность. Такой контраст с прежней жестокой картиной. Нагито спит, ни о чём не подозревая, никем не тронутый. Он хочет, чтобы так всё и оставалось. Его друг детства — тот, кого он хочет защитить. Но прежде всего другого… Он хочет держать его рядом. Он хочет этого так сильно, что ловит себя на том, что заползает в чужую постель. — Ммм… Изуру-кун? Нагито пробуждается от своей дрёмы. Камукура открывает рот, желая извиниться, но вместо того, чтобы что-то сказать, просто прижимается ближе к скудному теплу Нагито и утыкается носом в его мягкие волосы. — Ч-что? — Нагито застывает, но постепенно расслабляется. Его сердце колотится. Камукура может сказать, что оно колотится. — И-Изуру-кун, эм… Что-то не так? Уже очень поздно. Почему ты здесь? «Это весьма иронично», он не может не подумать. «Я думал о Нагито, находящемся на пороге смерти, но оказалось, что он несравним с трупом». — М-м… — Изуру-кун? Нагито вздрагивает, когда губы касаются его затылка. Он удивительно тёплый. Нагито тёплый. Он особенно тёплый наощупь. — Изуру-кун?.. Что-то случилось?.. — Это не имеет значения. Никакого. Но позволь мне остаться здесь на ночь, Нагито. — О-ох… Эм… Х-хорошо… Теперь он легко может расслабиться. Нагито напрягается, но и он тоже оттаивает от осторожных поглаживаний по запястьям и плечам. — Изу…ру-кун… — Всё в порядке, Нагито. — Хах… — Всё хорошо.***
Когда Комаэда наконец удаётся вернуться в класс, резервный курс бунтует, и он слышит ужасные, губительные, отчаивающие шепотки. Комаэда открывает дверь, его сердце подскакивает к горлу, и единственный, кто приветствует его… кто бы ещё это мог быть. — Нагито. — И-Изуру-кун. — Он замирает, затем сглатывает. — А где… остальные? — Они вышли. Я вызвался остаться, конечно, потому что я знал, что сегодня ты должен был вернуться. Что-то… не так. — Изуру-кун, я слышал странные слухи. Об Абсолютных… убивающих друг друга? Из-за отчаяния? И ещё… другие слухи… о том, что делает эта школа. — Комаэда колеблется, но его друг детства только приближается. — Где остальные наши одноклассники? Что бы они могли делать в таких условиях? — Они вышли, потому что я заставил их уйти. Что-то не так, но это же Изуру-кун… Верно? — Ах. Я полагаю, нам стоит сходить на твой приём к Мацуде Ясуке. — Его щёки обвивают чужие ладони. Руки Камукуры как всегда нежны и теплы. Его взгляд, однако, немного странен. Его тон может показаться обычным для кого-то другого, но для Комаэды, который знал его большую часть жизни на сегодняшний день… — …Как неудобно. Но я думаю, что сейчас он очень занят. — Я… Я не очень хочу беспокоить Мацуду-кун. — Меня больше волнуют другие вещи. — И сенсей тоже… Где она? — Нагито, что бы ты назвал истинной надеждой? Комаэда переключается на это. — Абсолютное добро, — тут же отвечает он. — Что-то, что преодолевает любую тьму или отчаяние и заливает мир сияющим, ослепительным светом. Что-то, что становится сильнее и расцветает ярче перед невзгодами. — Невзгодами. Так что если что-то не выдерживает или не знает борьбы, это не настоящая надежда. — Продвигаться вперёд, несмотря на препятствия и помехи — часть человеческого бытия, — находит себя бормочущим Комаэда, чуть стесняясь от того, как большие пальцы Изуру ведут по его щекам. — Я говорил тебе всё это раньше. Почему ты это спрашиваешь? Это из-за бунта резервного курса? …бунта, вызванного… нелепыми, дерзкими вещами, что просто не могут быть правдой… верно? — Это хорошо, не так ли? Невзгоды, которые нужно преодолеть. — Изуру тянет его вперёд, позволяя взглянуть ему на то, что творится за окном. — Препятствия и помехи. Посмотрим, как остальные их выдержат. Это может быть интересно — чтобы земля под ногами Абсолютных рассыпалась, а они продолжили карабкаться выше увядающих масс. — Символы надежды… никогда не проиграют обману и отчаянию. — Комаэда вздрагивает. — Эти дерзкие существа всего лишь ступени… И их тоже вводят в заблуждение. Как жалко… отчаивающе… Они никогда не смогут обрести эту надежду. Не то чтобы они были способны на это с самого начала… — Отчаяние. Надежда. — Камукура выдыхает. — Это так скучно. Но это может быть тем, что ты хочешь увидеть, Нагито. И это всё, что меня волнует. — Изуру-кун… — Комаэда морщится и жмурит глаза. — Ты же не… впал в отчаяние, правда ведь? — Во мне ничего не изменилось, Нагито. — Изуру берёт его за руку и сжимает ладонь. — Ничего. Дрожа, Комаэда сжимает ладонь в ответ.