Адреналин

10 июля 2018 года Рио-де-Жанейро, Амала Басу — Карамба! Словно сквозь толщу воды до неё донеслось единственное ругательство, да и вообще слово, которое она знала по-португальски. Пришло это знание из дурацкого мультика про Симпсонов, который Кир включал всякий раз, когда она, закончив домашку и дополнительные занятия, собиралась в подземелье или на арену с друзьями, впрочем, оповещая домашних, что она все ещё занимается рефератом или чем-то в этом роде. А так как компьютер у них имелся в единственном экземпляре, а телефоны тогда еще игры не тянули… Драки за технику закончились тогда, когда Кир чуть не сломал ей нос, и бабушка впервые заперла его, своего любимца, в туалете, чтобы он обдумал свое поведение. Мысли уплывали из звенящей головы, но Амала, совершив титаническое усилие, приподняла веки, всего на миллиметр, не больше, пытаясь в щелку между ресницами разглядеть, в какую именно переделку попала и как спасаться. Полумрак маленькой комнаты, забитой старой мебелью, с такой концентрацией пыли в воздухе, что в носу зудело от желания чихнуть. Амала задержала дыхание, подавляя чих. Не стоит похитителям знать, что она очнулась. Попыталась шевельнуть руками, но кисти ощущались мёртвыми шлангами, приделанными к предплечьям, и определить, как именно её связали, не получалось. Радовало (хотя какая уж радость, когда паника не даёт вдохнуть) то, что звяканья наручников она не уловила, а, значит, велик шанс, что её от свободы отделяет верёвка, дверь и неизвестное количество бандитов. Привычное «бхут» готово было слететь с губ, надёжнее чиха нарушая конспирацию, но губы, стянутые клейкой лентой, не размыкались. Ноги тоже связали, предусмотрительные бхуты попались! — Polícia, vamos! Амала разобрала слово полиция, уже не удивляясь вспышке облегчения при этом слове, а затем разобрать что-то в экспрессивном выяснении куда именно и кому лучше пойти (нет, она все ещё не понимала язык, откуда бы, но в такой ситуации люди становятся более чем предсказуемыми) не представилось возможным. Изображая очень неуклюжую и медлительную гусеницу, Амала подползла к углу стены и заелозила руками, пытаясь перетереть верёвку или ту же клейкую ленту. Потерявшие всякую чувствительность кисти намекали, что, если она не поторопится, то воровская дорожка ей будет заказана — ампутируют омертвевшую часть конечности, а ведь в средневековье за воровство часто полагалось отрубание рук. Картинка перед глазами помутнела, и Амала испуганно заморгала, надеясь, что это не последствия удара по черепу. По щеке скользнуло что-то мокрое и теплое. Слеза. «Соберись!» — приказала себе Амала бабушкиным голосом, стараясь не утонуть в приливах жалости к себе. Она справится, потому что никогда не проигрывает тот, кто никогда не сдается. — «Соберись, Амала, глава рода Басу!» Освободить руки. Ноги. Рот. Осмотреться. Оценить обстановку, придумать план. И сбежать, оставляя похитителей в дураках. Звучало безумно, но безумие — это фамильное по женской линии. Прекратив терзать стену — не хватало угла, и Амала скорее стесывала кожу, чем пилила свои путы, она провела руками по щеке. Судя по ощущениям, это все же клейкая лента. Значит, пойдём другим путем. Амала постаралась максимально свести предплечья, запястья, но за качество последнего действия она бы не поручилась. Подняла руки над головой, рванула в стороны, вниз, к бёдрам. Неловко завалилась на пол, приложившись подбородком и прикусив язык до крови, которую даже сплюнуть не могла — только глотать, и это был единственный результат этой попытки. Сердце замерло, она несколько томительных секунд вслушивалась, но выстрелы на улице безраздельно заняли внимание её похитителей. Ещё раз села, для устойчивости прислонившись к стене и впечатывая босые стопы в дощатый настил. Отстранённо подумала, что будут занозы, и ещё раз дёрнула руки в стороны, вкладывая в это действие всю ненависть к своему бессилию. Получилось! Пальцы, чужие, неповоротливые, нащупали кончик ленты, но сомкнуть их и потянуть, разматывая путы на ногах, не удалось — лента беспрепятственно выскользнула из ослабевших рук. Секунды утекали, она почти физически чувствовала их неумолимый бег. Бхут! Стрельба на улице стала громче. Амала утерла пот, заливающий глаза, и замерла, как кролик перед удавом. Потому что сквозь эту какофонию она различила мужские шаги, приближающиеся к её двери. Амала изогнулась, вытаскивая из горы хлама ножку стула и перекатилась поближе к дверному косяку, занимая, как она надеялась, слепую зону. Дверь скрипнула, мужская фигура выросла на пороге. Только одна попытка! Ладони вспотели и она, затаив дыхание, ударила в тот момент, когда мужчина, отмерев, сделал шаг вперёд. Бесполезная деревяшка выпала из рук, Амала судорожно вдохнула вязкий воздух и задохнулась таким родным сандалом. — Так горячо лишь жены встречают неверных мужей, но будем считать, что ты просто соскучилась. Я впечатлен, — взмах ножа, и уже свободные ноги Амалы подкосились, она накренилась на сидящего перед ней мистера А. Мужские ладони легли ей на бедра, удерживая от болезненного падения. — Есть три новости: плохая, очень плохая и как посмотреть. Очень плохая — ничего не кончилось, — в это время он, аккуратно подсвечивая фонариком, осматривал и прощупывал её повреждения. — Плохая — отдирать ленту с губ будет очень больно, — Амала кивнула и зажмурилась, стискивая зубы. В который раз за день слезы брызнули из глаз, а губы загорелись, как от самого острого перца. — И хорошая для тебя, но сомнительная для меня — я с тобой. «Мужчины влюбляются через ответственность,» — мелькнуло и пропало детское воспоминание, смытое волной благодарности, высказать которую она не могла. Она коснулась его руки, показывая, что готова. — Ты любишь подарки? — совершенно не к месту заметил мистер А, осматривая комнатушку. — Судя по тому, как ты их теряешь, нет. Впрочем, не думаю, что ты будешь против. Он помог ей взобраться на крышу, впрочем, если быть честной, он её втянул, не давая соскользнуть на бетонную отмостку, и растянулся на прохладном и не просохшем после дождя шифере, совершенно игнорируя её немое недоумение. — Ждём. Её взгляд, в котором читалось «какая глупость оставаться на месте преступления, оговорилась, спасения», он тоже предпочёл не замечать. Пришлось смириться и, зябко съежившись, чтобы минимализировать потери тепла и заодно стать понезаметнее, наблюдать за вялым ходом полицейской операции, каждый из участников которой заслуженно мог бы получить почетное звание «от него уполз бы и безногий». Наконец полиция скрутила часть нападавших, предпочитая закрыть глаза на количественные несоответствия в меньшую сторону — фавелы не прощали закону чрезмерного рвения. — Их схватили? Амала помотала головой, начиная в общих чертах понимать замысел своего спасителя. Злая усмешка тронула её губы, мгновенно сменяясь тихим шипением: запекшаяся корка лопнула, и знакомый до тошноты вкус соли и металла снова заполнил рот. Ещё никогда никто не собирался разбираться с обидчиками по её указке. В крови вспыхнуло жаркое нетерпение, вперемешку с предвкушением, согрело этот сумрачный и промозглый вечер ожиданием чуда. Цифры на телефоне мистера А (увы, её собственный телефон, точнее, телефон Малати, сгинул в бразильских трущобах, впрочем, Амала давно хотела избавиться от этого допотопного, намертво подвисающего в самый нужный момент устройства, но разумного повода не было) издевательски медленно сменяли друг друга, взбудораженная облавой фавела нехотя затихала внизу. Стремительно вечерело. В некоторых домах сквозь щели в шторах пробивался тусклый свет. Амала всегда знала, что самое трудное в любом деле — ждать, но впервые это занятие не казалось ей столь мучительным. Возможно, она всегда ждала или одна, или в неподходящей компании. Два амбала, узнать которых она смогла вопреки мимолетности их знакомства, показались из проулка очень своевременно, не давая ей додумать мысль до конца. Мистер А сел, по-турецки скрестив ноги, его пальцы забегали по клавиатуре телефона, но, как бы Амала не старалась разобрать, что он делает, португальский язык не позволял, надежно охраняя секреты её вора. Оставалось только смотреть и слушать, наслаждаясь срежиссированным только для неё, единственной зрительницы, представлением. Более высокий бандит полез в карман, достал телефон и глупо уставился на экран, второй заглянул ему через плечо — и выхватил пушку. — Bastardo! Rato da polícia! Ele entregou-nos à polícia, matem-no! — Não sou eu! Canalha! — злополучный телефон упал, наверняка, разбиваясь до невозможности восстановления — Амала чуть шею не свернула, пытаясь в полной мере оценить масштаб чужих проблем и от души позлорадствовать. — Один перевод от имени полиции, две тысячи реалов — и все дела, — усмехнулся мистер А, сжалившись над её интересом, или, возможно, он просто не хотел оттирать останки своей перегнувшейся через край крыши напарницы от серой отмостки. Амала безропотно прижалась к его боку, с ненормальной жаждой продолжая любоваться на перестрелку, перерастающую в маленькую гражданскую войну. В домах и домиках гасли окна, оглушительно хлопали двери, и к подножию их с мистером А воровского насеста стекались вооружённые до зубов жители, выхватывали пушки и палили без разбора, судя по печальному звону и редким стонам, попадая чаще в чужие стекла. — Кровожадная девочка, может хватит? Замерзнешь. Твои обидчики мертвы, — он включил на телефоне камеру, приблизил изображение. Злая эйфория, та, с которой маленькая Амала выходила на гимнастический ковёр, точно зная, что получится все, включая так нелюбимую ей скакалку, оставившую в процессе обучения много хлестких ударов и синяков на ногах, прояснила зрение и мысли. Её обидчики мертвы. Здесь и сейчас у неё ничего не болело, её ничего не пугало. Только адреналин, только свобода. В этом состоянии Амала чётко, как будто на сетчатке вожделенным кольцом выжгли клеймо принадлежности, лишая способности видеть кого-то другого, различала приглушенный сумерками и усталостью блеск зелёных глаз, пару веток, запутавшихся в чёрных волосах, и неосторожный блик перстня на левой руке. В какой-то степени Амала находила символичной схожесть её первой — кольца с бирюзой, щедро оставленного мистером Вайшем на недобрую память, и, как она надеялась, предпоследней кражи. Не позволяя себе засомневаться и передумать за миллиметр до столкновения, она потянулась вперёд, рывком преодолела эту пропасть между ними, впечаталась в его обветренные, чуть шершавые губы, одной рукой обнимая мистера А за шею, а второй, правой, скользя по рукаву его куртки вниз, к кольцу. «Целоваться с тем, чьё лицо и имя не знаешь, — новый виток морального падения,» — голосом, так похожим на бабушкин, взвыла давно придушенная совесть, но в этот момент Амале было глубоко наплевать на мораль, и даже грозная бабушка не смогла бы её остановить. Больно (свежая корка на губе грозила снова лопнуть), несвоевременно (как в голливудских триллерах, где между пунктами «спасение от смерти» и «благополучное возвращение из переделки», герои, игнорируя и инстинкт самосохранения, и голос разума, обязательно облобызаются и прояснят свои отношения вместо логичного «делаем ноги, пока мы их не протянули») — все это казалось незначительной мелочью. Самая бхутская ирония в том, что Амалу больше волновала не операция «кольцо», а долгое мгновение безответности её недопоцелуя, который, в общем-то, был всего лишь отвлекающим маневром, не более. Но предательское тело считало иначе. Её правая рука поползла выше, запуталась в чужих удивительно мягких прядях, словно была там с самого начала. Кажется, не заметил. — Изобретательная моя, руку покажи, — очень спокойно прошипел ей в губы мистер А, разбивая её надежды. Его ладони легли ей на талию, чуть отстранили, вновь создавая пропасть между телами. Мгновение — и кольцо скользнуло на средний палец правой руки, неплотно, но все же обхватывая его. Впервые Амала простила своим пальцам, отцовскому наследию, их не самое девичье строение: иначе массивный мужской перстень просто не удержался бы и упал под действием собственной тяжести. — Теперь у нас равноправие, партнёр мой, — в тон мистеру А прошептала Амала, протягивая руку, словно благородная английская дама девятнадцатого века, только не для поцелуя, хватит. Торжествующую улыбку губы уже не выдержали, закровили. — И что это значит лично для тебя? Амала на секунду задумалась, оглянулась вокруг в поисках ответа, но серая крыша никаких намёков на то, почему Амале так важно это равенство в их запутанных отношениях, не дала. — Что ты не будешь называть меня Малой, для тебя я Малати и только Малати. Бесит, знаешь ли, когда имя сокращают без разрешения. Потому, что это имя, слишком личное, известное только родным, звучит у него так органично и правильно, что её сердце начинает частить и сбиваться с ритма, чего быть не должно. Он только задание. — Как скажешь, невестушка. И пока Амала пыталась не подавиться возмущением и неосторожно втянутым воздухом, мистер А жестом указал направление их отхода и потянул её за собой. 10 июля 2018 года Рио-де-Жанейро, Амрит Дубей Проще всего было бы избавиться от напарницы, просто проигнорировав исчезновение сигнала от маячка и оборвавшийся вызов, заставший Амрита в процессе пайки микросхемы для паука и раздумий над дальнейшей тактикой. Изящное и наиболее рациональное решение, но тогда загадка, так привлекавшая его в Малати Кхан, осталась бы неразгаданной, а неразгаданные загадки он не любил. И нельзя не признать (а он всегда был честен с собой), что с появлением в его жизни настырной девчонки эта самая жизнь стала ярче, интереснее, превращаясь из игры, в которой все тузы спрятаны в его рукаве, в уравнение со многими неизвестными, и главной переменной в этом уравнении стала Малати. Поэтому паяльник занял свое место среди прочих инструментов, недособранный паук отправился в ближний ящик, а сам Амрит, чертыхаясь, что делал крайне редко, пытался запеленговать сигнал её телефона. Спонтанная месть тем двоим мразям, чьи лица все же поймала уличная камера, принесла ему злое удовлетворение, но все же они слишком легко расплатились за свою ошибку. Если бы он мог спустить на них всех своих внутренних демонов, пробудившихся при виде избитой, но все ещё не сдавшейся, готовой биться до последнего со спинкой стула в руках Малати, их бы разорвали в клочья, медленно, по кусочку, так, как они этого и заслуживали. С неудовольствием Амрит констатировал, что то, от чего он легко отказался в юности, отсек вместе со знаменитой в обоих мирах — и политическом, и преступном — фамилией, швырнув отцу его щедрую подачку, которой не удостоилась покойная мать, сейчас набирает силу. Когда разум засыпает, просыпается мафия, так ведь говорят. Мотоцикл жадно поглощал дорожное полотно, светофоры, перешедшие на ночной режим, предупреждающе мигали желтым, не то что днем, когда он собрал штрафов десять за проезд через стоп-линию на красный сигнал, неоновые вывески сменили редкие пятна фонарей. За рулём мысли приобретали чёткость и логическую завершенность, но не сегодня. Тянуло крутануть правой рукой, прибавляя газа, стряхнуть обмякшую на его спине равную проблему, но стрелка спидометра не заползала выше шестидесяти. Малати неловко перевалилась, слезая с сиденья, едва не завалив ему мотоцикл. Идти самостоятельно она не могла: ноги окоченели за поездку, эту синеву он заметил даже в не самом ярком освещении подземного гаража, как и пару свежих царапин. Поморщившись, Амрит все также молча подхватил Малати на руки. Своя ноша не тянет? Какой глупец это придумал, сила тяжести действует на всех. — Всегда хотела узнать, как живёт вор мирового масштаба, — язву в Малати не излечила даже смертельная усталость, читающаяся в её полупустом взгляде. — Но тебе не кажется, что переносить меня через порог, как невесту, это перебор? Тем более к тебе? Амрит смерил её взглядом и отпустил, показывая, что не держит. По лицу упрямицы пробежала судорога боли, а первые шаги дались ей с большим трудом, но она доковыляла до дверного косяка, уцепилась за него, собираясь покинуть его спальню. — Только учти, аптечка у меня в комнате и в гостиной на первом этаже. Или можешь в травмпункт съездить, если что-то не нравится. Намёк, судя по сверкнувшему во взгляде гневу, дошёл до адресата. — А раньше предупредить никак? Проигнорировав её претензии, он достал аптечку, задумчиво осмотрел свои медикаменты, отобрал пузырёк с перекисью, бепантол, и кивнул едва держащейся на ногах Малати на ванную комнату. Она перестала подпирать дверной косяк, но приближалась так медленно, что ночь он рисковал провести бессонную и непродуктивную, закончив с оказанием первой помощи только к рассвету. Игнорировать протянутую руку Малати не стала. — Теперь, когда с моей бесценной помощью тебе известны планы полиции, какая наша дальнейшая тактика? — его воровка вскинула голову, с прокурорской цепкостью глядя ему в глаза, как будто не примостилась на краю ванны, закутавшись в халат, и ждала, пока он закончит обрабатывать синяки на её лице, а в чёрной мантии председательствовала в суде. Он восхитился. Искренне. Такая наглость заслуживала лучшего применения, взять ту же сферу рыночной торговли, где Малати имела бы успех, сейчас же, на воровской стезе, талант упорно закапывался в землю. — Видео было или только прослушка? В твоём кулоне, — уточнила она, хотя в этом не было нужды. Он понял и так. — Если я каждый раз перед тем, как полюбоваться им в зеркало, зря по полчаса красилась, то я тебя придушу. И пожалею, что не пела в душе. — И не жалко тебе прерывать нашу увлекательную игру по столь ничтожному поводу? — в груди уже клокотал смех, уголки губ полезли вверх. — Но ты тему не переводи, во мне ещё не умерла надежда услышать твоё чистосердечное раскаяние, невестушка. — Я никогда не буду раскаиваться в том, что встретила тебя, — с подкупающей мягкостью и верой отозвалась Малати, в этот раз сумевшая не подавиться его иронией, для которой сама дала повод и сейчас задумчиво покручивала его на пальце. — Понимаешь, полицию очень выгодно использовать. Запустить цепь событий одним звонком, а дальше доступ в форт Джунагарх поднесут на блюдечке с золотой каемочкой, даже стрелять в спину особо не будут. Я, конечно, рассматривала варианты на крайний случай, даже книжку одну, которую по всем библиотекам и читальным залам искала, но не нашла, украла у зазевавшегося американца, — не самое приятное воспоминание о дне знакомства с Малати отозвалось удушливым гневом в груди, — к счастью, она не понадобилась. И вот мистер Б, заметь, какие похожие кодовые имена они нам дали, прямо в судьбу можно поверить, перед тобой, и ты уже пятый раз мажешь одно и то же место на моем подбородке, — Амрит, опомнившись, обтер бумажным полотенцем остатки пены на руках, закрыл аэрозоль крышкой и отставил в сторону. — А насчёт моего разговора с чопорным капитаном… Логику твоих дат они разгадали даже раньше меня, самую древнюю монету в мире вниманием тоже не обойдут, так что не делай каменное лицо ревнивого мужа, я тебе и нашему делу не изменила. Выждав паузу, в ходе которой Малати со скоростью машины на ручном тормозе добралась до дивана, он усадил её и с чувством выполненного гражданского долга включил компьютер, перекинул провод через спинку дивана и подсел к своей побитой напарнице. — И как кристально честная девушка ты совершенно не будешь против, если я ограничу твои контакты с внешним и виртуальным миром, — Амрит не спрашивал — он утверждал, безжалостно ставил шах. — А доверие между партнёрами? — Если ты помнишь, это твоя прерогатива — я придерживаюсь несколько иных взглядов, — скривив губы в усмешке, он с интересом отслеживал реакцию Малати, которой не последовало: она просто кивнула, даже не обжигая его гневным взглядом и спустя мгновение не пряча свою ярость за ресницами. Следовательно, просчитала его и ожидала чего-то подобного уже тогда, когда затронула этот аспект их отношений. — Иди спать, борец за доверие. Уже знал, что она откажется — из её, как и его, крови еще не вывелся адреналин, но играл в джентльмена. — Тогда на повестке ночи у нас мозговой штурм. Твои идеи, что предпримут англичане? 11 июля 2018 года Рио-де-Жанейро, Амала Басу Её разбудило солнце, пробившееся сквозь щелку между римскими шторами и подоконником, и Амала, не обнаружив под рукой одеяла, чтобы с головой скрыться от вездесущего света, попыталась отвернуться, надеясь урвать еще кусочек сна. Затекшая шея отозвалась на движение болью. Амала полной грудью вдохнула умиротворяющий аромат вишни и горького шоколада и замерла. Ленивую утреннюю негу как рукой сняло, в отличие от хорошо знакомой тем, кто уснул не в кровати, а где попало, скованности в теле. Две чашки со следами кофе на журнальном столике, погасший от безделья экран компьютера, прядь волос у виска, которую шевелило чужое дыхание. Воспоминания о бурном обсуждении планов на ближайшую декаду, о трех чашках капучино, милостиво и вкусно сваренных мистером А и выпитых для бодрости мозга (она выпила на одну больше), медленно возвращались, но вспомнить, в какой момент она уронила голову на чужое плечо и отключилась, Амала не смогла, как ни старалась. Как не могла понять, почему её не разбудили, не выставили за дверь, когда стало ясно, что кофейный запой перешёл в беспробудный сон. На светло-голубом рукаве мужской футболки остался след тональника, и макияж следовало бы обновить ещё вчера, а не рисковать тем, что перед мистером А предстанет Амала во всей своей непохожести на оригинал, но вчерашний день, вторя кольцу на её пальце, переливался всеми гранями безумия, и это стало ещё одной гранью. Она осторожно скосила глаза на того, по чьей милости провела ночь сидя. Спит или не спит? Сердце гулко выстукивало «уходи», но взгляд так и притягивал погасший экран. Ей необходимо знать, необходимо удостовериться. И если это то, о чем она думает… Она решит, как распорядиться этим, позже, избавившись от смущающего и путающего мысли соседства. Прикусив губу (и чуть не взвыв от боли, потому что за одну ночь чудесного исцеления ждать не стоило), Амала спокойно, словно имела полное право, положила ноутбук к себе на колени, по памяти вбила пароль, слишком легко добытый. Явно ловушка, но хакер из неё вышел так себе, а второго шанса может не представиться. Тянуло узнать всю подноготную ее вора и по совместительству личного проклятия, но любопытство сгубило кошку, поэтому Амала не лезла никуда, кроме журнала вкладок, молясь Кали, чью статуэтку она видела на полке в гостиной, как самому близкому к этому дому божеству, чтобы он уснул также внезапно и не успел очистить историю в браузере. Ей повезло. С затаенным трепетом прислушиваясь к дыханию мистера А и непроизвольно подстраиваясь под него, она пролистала список до пятого июня и на миг прикрыла глаза, подавляя кривую усмешку, которая обещала не только выдать её мысли, но и дополнительно травмировать губы, и пытаясь утихомирить сердце, отбивающее ритм веселой джиги. Обрывки предположений сталкивались в её голове, но она уже интуитивно понимала, к чему придёт в итоге. Власть над чужим будущим опьяняла. Амала открыла вкладку с местными культурными новостями, одну из имеющихся в списке вчерашних просмотров, за минуту до того, как мистер А окликнул её. — Я полагаю неправильный кофе это наша карма за то, что мы неправильные воры, — вырвалось от глупого смущения вместо банального «доброе утро». Отсылку к Винни Пуху он не понял, но не всем дано понимать контекстные шутки, довольно глупые, как и вся эта ситуация, которой быть не должно. — Смотри, что они придумали. Детский день в музее, подумать только! — Это вызов, — хриплый голос хлестко ударил по натянутым до пределов нервам, согрел щеки жаром, осел царапающим комком глубоко в груди, так, что без медиков не вытащишь. — Мы его примем. Тема пароля по молчаливому согласию ими не затрагивалась, но Амала готова была поставить голову мистера Вайша на то, что мистер А проверит то, что она успела накопать, пока он ей это позволил, раньше, чем она дохромает до отвратительно дальней комнаты. И холодок неуверенности пробегал по спине, никак не сменяясь адреналиновой всесильностью.