клубничные ямочки и вишневые сигареты

с момента проведения дискотеки прошло еще несколько дней. все они были как в тумане, поскольку не отличались друг от друга абсолютно. разве что выбранной одеждой. можно ли сказать, что спустя две недели, хёнджин всё ещё привыкает к не такой уж и новой обстановке? нет, потому что это — наглая ложь. дороги, ведущие в столовую, на площадь, к мастерской, да даже к магазину, выучены наизусть. он даже запомнил имена своих одногруппников и некоторых работников лагеря. перестал чувствовать тревогу, он уже привык. ему не страшно, ему не хочется домой, ему комфортно. почти. всё таки была вещь, которая заставляла джина чувствовать себя не так прекрасно, как хотелось бы. его это откровенно гложет и не даёт расслабиться. хван чувствует странную вину. потому что после недавних событий, находясь рядом с феликсом, у него идиотский трепет где-то в районе желудка, а сам желудок даже немного скручивает. когда ли в привычной дружеской манере лезет обниматься, дышать становится тяжелее. а в моменты уединения по разным причинам, разговор прекращает клеиться и ликс непонятно косится на другого. он пару раз за последние два дня спрашивал: не случилось ли чего, не обидел ли он хвана по случайности, беспокоит ли его что-то. да, пиздец как беспокоит. чувство вины никуда не уходило, а все потому, что: во-первых, они с феликсом друзья, а друзьям нельзя задумываться о чем-то таком странном, а во-вторых, они блять парни. хёнджин не должен так думать о своём же поле, с детства обещался родителям привести в дом невесту, но ни на одну невесту у хвана так и не встал член. за долгие семнадцать лет. да он в принципе ни о ком не думал в таком ключе. пока у ровесников одни отношения сменялись другими, джин вырисовывал на руках синей ручкой какие-то каракули. пока ровесники трогали девушек за всякие места, джин пёк булки и запивал клубничным молоком. пока ровесники что-то чувствовали, джин не понимал, что с ним не так. и сейчас ему определенно это не нравится. он не хочет выделяться, попадать под общественное порицание, хочет быть как все. стерпится - слюбится, но как бы не так. насколько бы красива не была любая ухлёстывающая за ним девчонка, насколько бы не была коротка её юбочка и насколько бы хорошим человеком она не была — это не то. но принимать это хёнджин не хочет. тем более, рассчитывать на какую-то там взаимность. на такой же трепет, желание выглядеть лучше, любование исподтишка. даже не надеется, потому отчаянно борется с гигантскими бабочками в блядском животе, когда ли оказывается близко. серьёзность и напряжение хёнджина заметили все. и выглядело это, если говорить честно, жутко. грозный взгляд (что получился совершенно случайно), сжатые кулаки, слишком часто хрустит шеей. и изредка поднимает взор на остальных, просто чтобы помнить, что в комнате он не один. — эй, джин, ты чего..? — с опаской поинтересовался джисон, — если че то случилось, не молчи. его ещё никогда не видели таким. он посмотрел на друзей, неосознанно хмуря брови. — а, да всё нормально, ха-ха, — пытается переключиться на непринужденный мод, — я просто задумался, не парьтесь, — гениально, теперь подозрения и вопросы размножились в глазах ребят с геометрической прогрессией. ‘хван, из тебя очень хуёвый актёр’. — ты уверен, что все хорошо? — уточнял чанбин. хёнджин смотрел на феликса. вызывало тревогу то, что тот, будто всем своим видом показывал ‘я знаю, о чем ты думаешь’. вот, что реально пугало. потому что феликс — это последний человек, который должен узнать о каких-то чувствах хвана к нему. если для остальных такое настроение джина выглядит непонятно, то глубокие карие глазки одного блонди несут в себе другие эмоции. он точно хочет поговорить. это не в первый раз происходит и отчего-то, феликс думает, что такие резкие изменения — его вина. ‘все чувствуют вину, но непонятно за что’. если же хёнджину было не по себе из-за химических реакций в его голове, то феликсу думалось, что по неосторожности мог сказать лишнего и задеть старшего. из накопленных сил хван состроил свой обычный вид. спокойный, беззаботный, весёлый. не то, чтобы ему было ужасно тяжело, просто в черепной коробке снова разрасталась мысль, которую тот пытался отбросить на это время. да, жизнь хван хёнджина абсолютно не идеальна. принимать данный факт тоже не хотелось. друзья, конечно, отпустили эту ситуацию, сославшись на плохое настроение джина, но приглядывать за ним не перестали. феликс не докучал своим прожигающим взглядом, снова приобретая атмосферу свободного и курьезного человечка. ребята дожидались общего похода в лес. по плану он должен состояться сегодня ближе к обеду. до этого времени им должны провести инструктаж или же ‘краткое пособие: как не быть сожранным медведем или изнасилованным’, огласить список вещей, которые необходимо взять и ввести в курс активностей, ждущих их. понятное дело, что вожатые слиняют поболтать и дети будут распоряжаться своим временем как захотят, но хотя бы видимость перед администрацией создать нужно. не столь романтичная атмосфера для утонченного хёнджина, но ничего, переживёт. когда в рюкзаке припрятаны разноцветные хлопья, которые они будут уплетать в сухомятку и, уже к сожалению, тёплый лимонад — ему и друзьям по барабану на медведей, педофилов и даже на муравьев. хвану удаётся отвлечься от гнетущих мыслей. но от улыбки феликса всё равно становится неспокойно. … почему джисону и чонину кажется отличной идея присобачить всем наклейки на лицо? их только всевышний поймёт, и то запутается. где-то завывал один чанбин, жалующийся, что от грязного клея у него снова полезут прыщики. друзья кое как расставили две палатки, но уместиться в одной — проблемой не стало. телефоны с включенными фонариками лежат экраном вниз, чтобы освещать тёмное пространство, а пустая коробка от сладостей скомкана и валяется сзади. джину очень хочется спать, но они договорились просидеть до рассвета и поделать классные фотки на память. господи, он уже не против послать эти фотки нахуй куда подальше и просто завалиться на правый бок, как будто бы ему кто-то это позволит. делать было нечего, пришлось выслушивать странный поток мыслей внезапно ставшего философом минхо, зевая чуть ли не каждые пять секунд и тихо кивая головой. даже если он не слышит и все разговоры в ушах отдают эхом, кивает. это еще хорошо, что они алкоголь не брали, тогда бы не только ли начал нести бред про перерождение из динозавров в мышей. помутневший взгляд приковался к блондину. он не участвовал в разговорах, а листал ленту тик тока. ‘тоже хочет спать’. потому что в более бодром состоянии — его не заткнуть, будет болтать до свертывания у других ушей в трубочку. и смеяться своим полу-басом. звонко так, прикольно. хёнджину неловко, оттого, что его заметили. сонный взор чужих глазок был непринужденно направлен, казалось, прямо в душу. ничего такого не делает, а все равно внутри рвет и мечет. феликс посмотрел вниз и, будто размышляя, поднял бровь. хван ничего не понимал, пока ли не стал что-то быстро печатать в своём мобильнике, а после старшему пришло сообщение. феликс ли 7 отряд пошли выйдем - 22.47 поговорить надо - 22.47 ликс вылез из палатки, на что никто не обратил внимание. кроме одного. хвану уже не хотелось спать. сонливость улетучилась со скоростью света, стоило ему вылезти из палатки вслед за феликсом. его поджидали возле старого и большого дуба, отбрасывая некрупную тень. он осторожно подходил к младшему, старался не хрустеть ветками и не дышать слишком громко. было странно от того, что рядом с другом резко стало так некомфортно и страшно. и долго ли ждать не стал, поставив перед фактом. — с тобой что-то не так, — выпалил ликс. — нет, все хорошо, — в открытую лжёт хван. феликс тяжело и нарочито громко вздохнул. его это откровенно бесило. — это был не вопрос, хёнджин. что случилось? — взгляд стал серьёзней и руки расположились к груди в закрытой позе, — я чем-то тебя обидел тогда? обидел? просто смешно. знал бы он, в чем на самом деле причина — точно бы удивился. хёнджин старался не паниковать. — слушай, я же говорю, что ты меня не обидел и так далее, — прервался буквально на секунду, — я просто не высыпался в последние дни, поэтому чувствую себя как овощ. — ты пиздишь, — терпение феликса кончалось с каждой секундой. интуиция не подводила и отрекаться от мысли ‘с хёнджином точно что-то случилось’ он не стал, — мы же вроде как друзья, тогда почему ты врешь? ага, прямо сейчас хван так и скажет, прям до мелочей. брови старшего свелись к переносице, он не сдержал раздраженного вздоха. что феликсу от него нужно? он же понятно объяснил, что все нормально ‘даже если нет’ и не нужно переживать, но нет, ему надо докопаться. ли всё ещё ждал честного ответа на свой вопрос. — меня ничего не обидело, всё прекрасно и ничего не случилось, — он был снова прерван. — тогда какого хуя ты так себя ведешь со мной? — не сдержался, виноват, но уже ничего не поделаешь, — ты стал по-другому себя вести и, знаешь ли, меня это реально напрягает и обижает. ты не хочешь со мной общаться или что? — как я себя веду? — ты меня избегаешь. всё время. я пытаюсь с тобой поговорить — ты молчишь и уходишь, я зову тебя прогуляться — ‘я сейчас немного занят, давай потом?’ — передразнил его ликс, — всё же вроде было нормально, чего ты выебываешься? у хёнджина искусаны губы, а нежелание всё объяснять другу исчезало. но он не может, потому что феликс натурал и не поймет. потому что как такой, как хван, вообще может понравиться феликсу? потому что джин гей, а ли недавно сказал ‘это как-то по гейски’ и отстранился. ему нечего сказать в своё оправдание, просто тупит взгляд в глаза напротив и не подходит ближе. ждёт, пока младший успокоится. — ты не поймёшь меня. я и сам до конца не знаю, что со мной происходит, но не могу рассказать. — почему? почему, ёп твою мать, хёнджин? — потому что мы друзья, ликс, — устало обращается он, — я хочу с тобой общаться и ты ничего мне плохого не сделал. не переживай об этом и, — подошел к парню ближе, — давай оставим этот разговор? он ни к чему не приведёт. попытался обнять, но его руки улетели куда-то подальше от феликса. недоумение и удивление — вот, что присутствовало в глазах хвана. стало страшно, что на него правда не на шутку разозлились. долго ждать ответной реакции не пришлось. — я понял, в чём дело. ты обиделся, что я назвал тебя геем? — сердце хёнджина упало вниз, слова не ставились в предложения, — и поэтому испугался, что я тебя засмею? джин молчал. а что ему сказать? да, феликс, а еще ты мне нравишься, но у меня кризис ориентации и я боюсь, что не такой, как остальные? что я хочу тебя поцеловать, но боюсь отказа? что феликсу нужно услышать, чтобы он прекратил так издеваться над хёнджином? — блять, может хватит? ты даже не знаешь, феликс, что ты со мной делаешь. и я не хочу это признавать, потому что я не должен быть сраным педиком и потому что ты не такой. мне не нравится смотреть на тебя и чувствовать какой-то пиздец внутри, я блять не хочу! — теперь пришло время ли остолбенеть и распахивать глазки в удивлении, — мне страшно и я не хочу терять общение с тобой, но уже поздно. я надеюсь, ты доволен и от души поржёшь надо мной. не дожидаясь чужой реакции, хван хёнджин выплюнул последние слова и ушёл. и феликс молчал. неприятный осадок от конфликта в наглую засел комом где-то в лёгких, а ублюдские слёзы наворачивались с небывалой силой. он только что испортил дружбу, да ещё и признал себя педиком. нет, для себя всё ещё не признал, но сказал ликсу. больно, что его вывели на этот разговор и больно, что заставили всё это вывалить. дыхание сбилось и кашель вырывался наружу. хёнджин пытался сдерживать слёзы, плакать ведь, не по-мужски? а ещё парней любить и хотеть их целовать не по-мужски. а ещё тихо надрачивать на них в общественном душе, тоже, удивительно, но не по-мужски. а не навязанные ли это обществом стереотипы, которые желательно послать нахер и дать эмоциям волю? джину всю жизнь казалось, что так, как скажут другие — правильно. к черту собственное, уже разбитое в щепки, сердце, к черту собственные мысли и собственную точку зрения. геи — больные отбросы общества, а хван хёнджин — один из них. пытался привести себя в порядок (хоть и вслепую), натянул улыбку и вернулся к ничего не замечающим друзьям. они все еле держались, чтобы не уснуть и, в полудрёме, абсолютно не придали значения шмыгающему недоразумению. джисон с минхо сонно обнимались и листали ленту в тик токе, бан чан заливался очередным энергетиком, который передавался по кругу, а чонин с чанбином и сынмином яростно решали экономику таджикистана. одному хёнджину здесь плохо. одному, потому что феликс ещё не вернулся. он всё ещё стоит у того дерева, хотя прошло уже минут пятнадцать. только ноги подкосились и ликс упал на землю. шоку не было предела. было несколько крайностей: ‘я мудак и всё испортил’, ‘какого хуя сейчас произошло?’ и ‘хёнджин правда гей?’. у ли не было сил что-либо сказать, все монологи звучали в собственных мыслях и мешались между собой. его потряхивало от такой резкой смены настроения друга и от такой оглушающей правды. словно по голове вдарили тяжелым предметом и земля из под ног вылетает. уже у второго человека сбилось дыхание и внутри хреначило настоящими американскими горками. от агрессии и желания докопаться до правды не осталось и следа. только смутное осознание произошедшего. но один вопрос остался открытым. ‘почему этот грёбанный придурок думает, что я натурал?’