***
Сердце в пятки уходит, когда чужие руки вновь обвиваются вокруг татуированной шеи. Удар приходится на нос, затем в живот и будто кости ломаются, шевельнуться больно, но взгляд на Захарову поднимает, смотрит из-подлобья безразлично, лампочка подъездная перегорела давно, и в карие глаза будто бензин залили, тьма тёмная, а Кристина глядит завистливо, нет у неё того, что есть у Андрющенко - безразличия, зато гордости хоть отбавляй, и вновь хватает за горло, в надежде, что будет сопротивляться - не свершилось, гордая слишком. Хватку ослабила, Лиза откашливается, а из носа кровь ручьём, даже жаль стало - не её, себя. Жаль, что именно индиго сейчас здесь в крови стоит побитая до изнеможения. Бросив презрительный взгляд подъезд покинула, Андрющенко болезненно подвелась и в квартиру мигом, скрывать побои и корить себя, что вновь дала слабину, снова не смогла защититься, снова доказала, что слабая.***
Ветер продувает потасканную ветровку, с прошлого года оставшуюся, а шапка еле уши прикрывает, дрожит вся, но идёт постепенно, всматриваясь - надеясь. Школа недалеко, метров 300, а первым уроком, Господь помилуй, литература, Татьяна Ивановна вновь вызовет к доске, а Захарова что, знает, когда там этот Пушкин родился? Более того, она о Пушкине знает столько же, сколько и Пушкин о ней, а Лизка весь урок руку тянет - глаз сегодня не сомкнула, зубрила ночь напролёт, но как на зло не спрашивают, зато Кристину пожалуйста. Уроки проходили медленно, и плыли, будто, не по течению, а против. И чуть ли не на каждом уроке замечание, то бумажками кидается, то мат какой-то вырвется во время урока, то ещё что, и всегда всё на Захарову спихивали, даже когда и не она тот злополучный скомканный листочек в Лизу бросила. Перемена радости тоже не приносила, чего всем эта Андрющенко так мёдом намазана, что любой разговор к её обсуждению сводиться? Бесит вас эта Лиза, ну игнорируйте её, избегайте, а этим только и дай возможность как-то Индиго подколоть – то телефон у неё заберут, то пенал в окно выкинут, как-то за школой побили, она бы ответила, сама то к.м.с по боевым искусствам, но что ты сделаешь, когда тебя человек пять мусолят, что ни встать, ни защититься, ни отпор дать нереально. А Кристине то что, до этой Индиго? Груша для битья, да и только, так, агрессию выплеснуть после трудного дня.***
Боль пронзает тело когда в очередной раз Шумахер - так её на районе прозвали, бьёт кулаком в весок, Лиза шипит, вырывается из мёртвой хватки Захаровой, но та не поддаётся, запястье сжимает с неистовой силой и внимательно тату рассматривает, лыбится во все тридцать два, хоть и понимает в душе, что толпой бить - вообще не ахти, но это же Лиза, грех ей лицо не подправить. – индиго - читает с ухмылкой, знает же, что Андрющенко мало не покажется, татушки бить - это не по понятиям, а в их районе понятия чтут. По крайней мере, такие, как Кристина. – ну чё, Лизок, довольна собой? А не страдала бы этой хернёй, может меньше бы получала - Настя, так её вроде зовут, одна из "подружек" Шумы, бегает за ней, как собачка, да поддакивает каждой сказанной фразе – аж мерзко, а Кристине и на руку, кому ж не понравится одобрение со стороны, только самовлюблённому идиоту. Как Лиза, к примеру. Ухмыляется, пытается приподняться, придерживаясь за левый бок, боль пронзает до самых костей, но со своим коронным безразличием смотрит на Афанасьеву и скалится, хочется всё ей высказать. И Лиза выскажет. – а ты собой как, довольна? Бегаешь вечно за Кристиной, а сама то что? Что ты из себя представляешь без неё? - Настя заметно поникла и ярость нахлынула новой волной, ожидала, что Крис заступится, станет возражать - не свершилось. Но Захарова в разговор таки встряла, приблизившись к Андрющенко взяла за шиворот чёрного худи и посмотрела так, что мурашки по коже прошлись - так только она умеет. Долго вглядывалась в глаза полные безразличия, пытаясь рассмотреть хоть что-то, но не могут же они вечно стоять и пялиться друг на друга. Точнее могут, но их не так поймут, пожалуй. – а ты не лезь в то, что тебя вообще не касается, Индиго - усмехнулась на последнем слове, и взглядом по надписи на шее прошлась, ослабила руку и толкнула, Лиза лишь ударилась о стену - ерунда. Могло быть и хуже.***
Вновь прижимает к обшарпанной стенке подъезда и горло сдавливает так, что кислород перекрывает почти полностью, Индиго едва умудряется делать жадные глотки воздуха, иначе бы уже сознание потеряла и бог её знает, эту Захарову и то, что придёт ей на ум. – а что, интересно, будешь делать, как я сдохну? Кого пиздить будешь? - на последних вздохах зачем-то спрашивает Индиго, хотя и сама не знает, что ей это даст, но почему-то именно этот вопрос пришёл на ум. Захарова смотрит непонимающе, бросает краткую ухмылку и продолжает бить. – я тебя не убью, буду терзать долго и мучительно, до естественной смерти ещё ого-го, а на самовыпил у тебя силы духу не хватит, так что не переживай, я от тебя никуда не денусь - улыбается самодовольно, глядя на изуродованную от побоев и крови Лизу - гордится ведь тем, что делает. Андрющенко сквозь боль ухмыляется и в глаза смотрит, невозможно понять, о чём та сейчас думает, но что-то не давало покоя, этот взгляд явно что-то значит.***
Сентябрь выдался холодным и неспокойным, а на душе у Лизы, казалось, круглый год по откату идёт один и тот же сентябрь, и вроде хочется что-то изменить, но всё время отговорки - бред это всё, а Андрющенко как наивный котёнок убеждает себя, что просто возможности нет, и терпит. Терпит. Опять. Уже вошло в привычку. Ненависть переполняет душу. Ненависть к себе. Она снова струсила, испугалась, не смогла ответить, постоять за себя. Снова позволила себя унизить. Мерзко.***
Сквозняк проходит сквозь приоткрытое окно развевая синюю тюль на ветру, холодом пробирает тело Захаровой. Сейчас она - именно тело. Измученное, ненужное, брошенное тело. В холодной квартире лежит до пояса обнажённая, слышит как ключи проворачиваются в замочной скважине и облегчённо выдыхает - ушёл. Брат ушёл, а страдания никуда не делись и вновь одевается и идёт в подъезд - ждёт. Ждёт пятнадцать минут, двадцать, полчаса - её нет. Изменяет своим традициям? Захарова стучит в соседнюю квартиру, яростно, и всю агрессию будто передаёт через эти постукивания по и до того хрупкой двери, а в ответ тишина. Кристина скалится, грозит дверь выбить, чего ей стоит, один удар - и она полетит, но вновь ничего, будто там вовсе и нет никого, но она то знает, что есть. Наконец заподозрила неладное, вспомнила недавний диалог, но злость не исчезла, а лишь нахлынула новой волной, желание возместить на ком-то свою ненависть брало верх, а руки становились всё более неуправляемыми, дверь вылетает и падает громким грохотом внутрь квартиры, туда же врывается Захарова, крича что-то про то, что Индиго поплатиться за такое неуважение к Кристине. Обходит кухню, спальню, наконец заходит в ванную и замирает вдруг в проёме. Андрющенко лежит перед ней и глаз не поднимает, запястье продолжает кровоточить, а рядом лезвие и разобранная бритва - она решилась. Она доказала, что не слабачка, и не боится проявить слабость. Доказала, что лучше Захаровой. А у той на уме их недавний разговор, её ухмылка. Вот, что она означала. Пазл сложился. И если бы это сделала Захарова - люди бы поняли, жизнь тяжёлая была, да и смысла в ней не было, вот и решила руки на себя наложить, но Индиго.. В голове образовалась огромная туча из вопросов, которая вот-вот рванёт и появится гром среди ясного неба. Так зарождается понимание. Ненависть, но понимание. Осознание. Шумахер ненавидит Лизу, но больше неё она ненавидит себя. За все проступки, за каждое действие, за каждый прожитый день, потому что не заслуживает. Не заслуживает жить тот, кто уничтожает жизни других. А она это и делает. День за днём рушит жизни других людей ради собственного успокоения, ради снятия стресса, ради жажды чьей-то боли. Слабачка. Только сейчас она это поняла. Лиза держалась до последнего, думается Кристине, та даже не дралась ни с кем за всю свою сознательную жизнь, а всё равно сильная. Слабый поступок сильного человека. Теперь Захарова понимает полный смысл этой фразы. И что-то в голове будто переключается, и Кристина хватается за все тумбочки в ванной, за все ящики до которых может дотянуться, а из головы не выходит образ Лизы, как та лежит на холодном кафельном полу и уже ни о чём не переживает, ничего не боиться. Она и раньше не боялась, но Кристина всегда надеялась на обратное. Привыкла, что её боятся, а тут она - Андрющенко, как гром среди ясного неба явилась, и что-то в их жизни поменялось. Поменялась сама Кристина. Поняла. Осознала. Мы ненавидим то, чего не можем понять, а Лизу Захарова не понимала от слова "совсем". Почему терпит? Боится? Нет, во взгляде читается всё. Всё, и ничего одновременно. Безразличие, ненависть, презрение. Помнится Кристине, как уставшие карие глаза день за днём смотрели на неё, синяки под глазами не заметить было невозможно, а в самих глазах один лишь мрак. Ничего. Пустота. – куда эта чёртова Индиго положила грёбаную аптечку!? - Крис уже вся на нервах, она бы позвонила в скорую, но сомнительно это. Будет допрос, может, и квартиру Кристины обшарят, ей это не нужно, потом только сильнее отхватит. Находит, наконец, аптечку, и в попыхах кое-как обрабатывает руки, а сама пытается уложить всё в голове, и что, чёрт её побери, заставило эту Индиго такое сотворить? Терпела же как-то, чего вдруг сорвалась. Кристина же терпит. Каждый день терпит. Думается ей, она сильнее, но глядя на Андрющенко всплывают в голове её же мысли - "груша для битья, да и только". Именно на Лизу она срывалась в тяжёлые дни - а такие у неё ежедневно, но Индиго терпела. Терпела и не срывалась, по сей день. А Кристина ежедневно, постоянно только то и делала, что срывалась. Снимала стресс разбивая кому-то ебальник в кровь, а сейчас удивлялась, почему Лиза сорвалась. Потому что Лиза терпела. Всю жизнь терпела, но терпение закончилось в самый неподходящий момент, когда надежды не оставалось и желание жить настолько угасло, что другого выхода она и не видела. Кристина перебинтовывает руки, приподнимает, тащит на кровать пару раз споткнувшись о порог, укладывает на кровать - пошарпанную, видно, что старую и готовую в любой момент сломаться. Этот случай заставил задуматься Захарову, вдумайтесь только, ту Захарову, которая и думать толком не умеет.