...но снег пройдёт, останется вода

— Ал-ло? Голос в трубке дрожащий, едва отличимый, особенно на фоне шумов, но он, словно патока, заполняет голову и вынуждает думать лишь о нём. Представлять образ перед собой: тонкие, изящные пальцы, держащие телефон, длинные рыжие волосы, которые, вероятно, чуть выцвели, но в своей красоте не убавили... С таким образом трудно говорить и слушать его сродни пытки. Олег трёт переносицу и прикрывает глаза, всё же понимая: он должен. Он просто должен поговорить с ним, ведь ему в разы хуже, страшнее и больнее. Он понимает это и знает точно, ведь его проблемы, на фоне Серёженых — мелочь. — Да. Да, Серёж, привет, — голос у Волкова скрипящий и осипший. Он, пожалуй, слишком много говорит в последнее время. Даже во сне Марго засекла как он шепчет что-то вроде бессвязное, но на деле, конечно, являющиеся бессвязными мыслями о Серёже. Минутное молчание. Олег не торопит его, сам не хочет чтобы он торопился, и потому вслушивается в мерное, изредка прерывающееся, дыхание в трубке. — Как дела? — вопрос, на который не очень-то хочется знать ответ. И Серёжа не хочет знать на него ответ, но хочет слушать Олега, потому и терпит, пусть и позже будет плакать в подушку. Ведь знает ответ наперёд и этот ответ ему очень не нравится. А Олег и не знает, что ответить. Хочется выматериться: хуёво, Серёж, очень плохо, ибо это реально так. Ведь с момента его поимки прошло около месяца и ничего для них двоих не стало лучше, всё только ухудшалось и летело в ад на ебейших скоростях. Компания, активы и все её акции перешли, хотя, скорее упали мёртвым грузом, Олегу на плечи, изрядно придавив его. Нет, он не украл права на ВМесте, это действительно было в «завещании» Разумовского. «В случае моей смерти, или поимки, прошу передать компанию ВМесте Олегу Волкову, как доверенному лицу» Ведь только он, со слов самого Сергея, знал его лучше него самого. Лишь он мог продолжить его благое дело, пусть раньше и не имел дел в IT-сфере. «Ничего, он справится», говорил Разумовский в суде, «всегда справлялся и сейчас справиться.» Он был в нём уверен и знал лучше него, что Олег точно не подведёт и справиться!.. Олег не справлялся. Но молчал и стиснув зубы работал, изучал все тонкости бизнеса, приложения и общественных отношений с их вечными встречами и интервью, ведь Серёжа продолжал в него верить. — Всё хорошо. Серёжа не дурак. Серёжа понимает, что он врёт. Скорее интуитивно чувствует: по голосу, по тону и даже по дыханию. Хотя, он тоже слышал от санитаров то, что Олег рвётся буквально на британский флаг, постоянно под камерами и на интервью. «Почему вы стали владельцем ВМесте?» «Вы ведь были простым телохранителем!» «Что между вами и Сергеем Разумовским?» «Вы покрываете Чумного Доктора, т.к он ваш друг/начальник/любовник?» ... И тысяча других вопросов, на которые, по хорошему, никто не хотел знать ответов. Всем, после поимки ЧД, хотелось мусолить эту тему больше и больше, изучать со всех сторон. Сколько политиков высказывалось на ТВ, буквально поливая Серёжу грязью, а Олег смотрел на это всё, до скрипа сжимая зубы. Но злиться нельзя было. Второго ЧД общественность не переживёт. — М-м-м..., — неуверенно тянет Серёжа спустя пару секунд молчания. — А у меня всё тоже... Хорошо. Ничего у него не «хорошо». Птица посещает его всё чаще, больше запугивает, шепчет на ухо во снах, что придёт за ним позже, что они выберутся из «тюрьмы» и покарают неверных. И Олега тоже... Птица считает его главным предателем и хочет расстрелять. Он реально хочет убить его на зло Серёже. Чтоб неповадно было ослушиваться его и заводить «дружбу» со всякими предателями. В такие ночи Разумовский не спит и трясётся до самого утра. Он сжимает простыни, шепчет банальное: уходи-уходи! думает о том, что Птица порождение его мозга и если он захочет — сможет его изгнать. Но не получается. Не помогают ни таблетки, ни психологи... Ничего кроме Олега никогда не помогало. Кроме его объятий, его поцелуев и глупых реплик, сказанных куда-то в горящую макушку. Но сейчас и его рядом нет и ему совсем плохо из-за этого. — Олеж, — наконец шепчет он. Из глаз постепенно начинают течь слёзы, скатываясь по острым скулам (здесь он ещё больше похудел, Олега бы это огорчило) — Когда ты заберёшь меня отсюда?.. Олег молчит. «Предатель!» — оглушительно орал Птица, пока его скручивали санитары. Волков держался в стороне, недалеко стоял майор и грозно смотрел на него. Олег не знал подозревают ли его в чём-то, но по сути, он был полностью чист и этот грозный взгляд майора только нагружал ситуацию, отвлекая от главного Он бы не сдал его, никогда. Покрывал сколько бы смог, помогал — не важно, что это делал Птица. Если бы вдруг ослушался демон бы угрожал Серёже — этого он допустить не мог. Но Серёжа, ночью перед этим, просто попросил его это сделать «Олеж, я не могу!» — осипшим голосом шептал он, дёргая его за край футболки — «Я не хочу убивать, он меня заставляет!.. Прошу, помоги мне, избавь от него, пожалуйста...» И Олег «избавил» единственно верным, как считал, способом. Другого выхода он не видел или этот просто был первым попавшимся, который он смог «реализовать». «Дурка» была новой и комфортной, у Серёжи была большая комната, с мягкой кроватью. Раз в неделю ему даже позволяли сидеть в ноутбуке, с ограниченной сетью, конечно, но уже что-то. А ещё он в любое время дня и ночи мог звонить Олегу. Он никогда не пропускал его звонков, всегда отвечал, даже если к тому времени лежал в отключке после 12-ти часов переговоров. Серёжа должен был лечиться там около двух лет, а потом... Потом пересмотр дела и, скорее всего, тюрьма. Убийство Гречкина и массовые митинги и акции в честь «нового правосудия», превратившие город в филиал ада, ему прощать не собирались. Ладно хоть он не успел убить ещё кого-то и обрести популярность по всей стране... Олег не хотел оставлять его. Сам бы мог лечь вместе, но у него дела. Серёжа сам просил... Оставить. — Серёж, — он понимал: это не Птица. Он научился отличать их давно, ещё в детстве и сейчас знал, что это не Птица пытается вылезти, голос, тон и слова совершенно не в его стиле. Это Серёжа просто хочет вернуться... Домой. К нему. — Я понимаю, что тебя тяжело, но тебе должны помочь... А потом ты вернёшься ко мне, домой. Надо потерпеть, лисёнок... — Помочь? — голос сорвался и Серёжа явно всхлипнул. Олега в мгновение ударило и прокрутило ножом по сердцу. Боль почти ощутимая, та из-за которой в действительности хочется скорчиться на полу. — Я не могу спать, Олеж. Меня поят таблетками, говорят, что они помогут. Но приходит Птица и я вновь не могу спать. Я спал нормально лишь месяц назад... Помнишь, когда мы только купили двухместную кровать? Она такая мягкая, а одеяло так приятно пахло тобой, Олеж...— он прерывается и шумно вздыхает запах психбольницы, пытаясь вспомнить родной запах дома. Не получается. — Здесь всё пахнет хлоркой, мне кажется от этого запаха кружится голова. — он в открытую зарыдал, часто шмыгая носом. Половину слов Олег просто не мог разобрать из-за непонятных шорохов. Серёжа ёрзал на кровати, покачивался и сидел на самом краю, каждую секунду порываясь упасть вниз головой. — Я так скучаю, Олеж... Я так хочу домой, я так хочу обнять тебя, я так хочу, чтобы всё было как раньше, я так хочу... — Я приеду через час. Будь готов. — не выдержал. Не смог. Кто-то осудит его за «нежность». Человек, мужик, военный, тот кому чуждо сострадание и эмпатия, тот, что людей в песок закапывал, тот, что вида крови не боялся. И он бежит вызволять террориста, опасного не только для общества, но и лично для него?.. Совершенно нелогично, скажет кто-то. Но у Волкова с логикой всегда было туго, особенно если дело касается Разумовского. Он поступает не правильно — он это знает. Он знает, что возможно не выживет — Птица считает его предателем и при любой возможности вскроет горло. Он умеет это делать, ему ли не знать, если он заберёт его то придётся держать ухо в остро, ведь Птиц может зарезать его и во сне, и во время завтрака — когда угодно. Перехватить контроль над Серёжей легко и очень быстро, тем более для Птицы. Он знает, что всё над чем они вместе трудились все эти годы от этого поступка просто рухнет. Компания, общественное мнение, уважение — они всё потеряют и вернуть это уже нельзя будет. Никто вдруг не поверит в их «безмерную любовь» и тут же простит тысячи жертв, бывших и будущих. Он знает всё это и понимает все риски. С логикой у Волкова не очень, но вот с чутьём — отлично. Но если он не приедет сейчас, не возьмёт в охапку плачущего Серёжу, не успокоит его невинными поцелуями в лоб и не отвезёт его в их гнездо, в их дом — он потеряет его навсегда. Он закроется вначале от себя, передав контроль Птице, а позже откажется от Олега, под натиском демона. И когда у него будет полнота действий он прикончит его. И вот тогда, когда он мёртвыми глазами будет снизу-вверх смотреть на падающего от отчаяния Сережу, Олегу точно всё равно будет на компанию, общественное мнение, жертвы и обещание — и сейчас также, на самом деле... Ему не всё равно лишь на Серёжу. Он — единственный смысл жить и стараться, без него, без его смеха, без его милого и невинного румянца, без его нелепых шуточек — жизнь не мила. И он должен спасти то, что ему дорого больше, чем чужие жизни и судьбы, то, что дороже собственной жизни, своего существования.