Mary on a (marijuana)

Встретить Лизу в магазине было неожиданно. Достаточно неожиданно, чтобы, почувствовав чужое прикосновение к своему плечу, начать паниковать. Обычно никто не подходит к ней со спины, и близкие друзья знают, что без повода или неожиданно её лучше не трогать. Это вызывает не самые приятные воспоминания. Заставляет думать о том, что было тогда. Заново прочувствовать все те омерзительные прикосновения, всё то вынужденное дерьмо, которое было в её жизни. В этот раз чай она выбрала с виноградом и травяной с лавандой. Простой чёрный она не пила, он тоже заставлял вспоминать. Добравшись до квартиры, в которой они жили с Кристиной вместе, Геля прошла на кухню, чтобы опробовать своё приобретение. Кристина ещё была на работе, но должна была в скором времени вернуться. Тёплый, вкусный чай заставлял чувствовать уют дома, и помогал справляться с переодическими воспоминаниями не радужно прошлого. Всё в её жизни было до омерзительного сложно. Начиная с детства, которое та прожила без отца и под гнётом абьюзивной матери, которая каждый день водила в дом новых мужчин, всё складывалось не лучшим образом. Денег в их семье никогда не было: мать забеременела рано, так что отучиться не смогла, а отец исчез сразу же, как узнал о её особом положении. Родители отказались от её мамы, как только узнали о беременности той, ибо были людьми верующими, и шестнадцатилетнего беременного подростка в своём доме терпеть не стали. Таким образом, та осталась на улице одна, без возможности как-то поправить ситуацию и заработать деньги. Во время беременности та проживала у своей подруги, которая, будучи по характеру очень доброй, приятной и благородной девушкой, согласилась приютить у себя беднягу за помощь с уборкой, приготовлением еды и другими делами по дому. Спустя неделю после родов, подругу эту увезли на скорой, впоследствии поставив диагноз — онкология. Последующие несколько несколько месяцев для матери Ангелины слились в безобразную мешанину из событий, слëз и криков новорожденного ребёнка. Хозяйку квартиры положили в больницу, а родственников у неё не было, так как она была выходцем из детского дома. Так и получилось, что мама Гели с ребëнком на руках осталась с крышей над головой, но без гроша в кармане. Устроившись уборщицей сразу в нескольких заведениях, мать Гели зарабатывала деньги, как могла. Тогда они нужны были безумно: больная, ловко балансирующая на грани жизни и смерти, подруга, которой та была обязана жизнью, нуждалась в деньгах на лечение; маленькая голодная Ангелина, которую нужно было накормить, одеть и кое-как воспитать; счета за коммунальные услуги и квартиру, да и свои собственные нужды. Всё это висело на плечах молодой матери тяжёлым грузом, и лишь только всё ещё живые, слабо горевшие прежним задорным огоньком, глаза подруги и светлые, чистые в своём неведении глаза дочери держали её на плаву. Ещё после первого месяца подруга составила завещание, о котором не говорила никому, кроме лечащего врача и нотариуса, которому и передала документ. В нём значилось, что квартира будет принадлежать теперь молодой маме с ребенком до тех пор, пока та сама не решит продать её или переписать на кого-нибудь другого. Других вариантов у больной девушки не было — даже если и были у неё дальнее родственники, она о них знать не знала. А мать Ангелины помогала ей как могла: деньгами, заработанными таким непосильным трудом, настроем, который с каждым днём всё усерднее приходилось выковыривать из глубинок своей души. За этот год, который они проживали вместе, они сблизились достаточно, чтобы ужасно переживать друг за друга и проклинать непонятно где слоняющегося Бога (если он есть), который почему-то заставлял страдать тело и мысли такой чистой и невинной девушки. Момент увольнения мамы Гели с работы попадает на момент смерти уже бывшей хозяйки квартиры. Денег на нормальные похороны нет, так что хоронят её скромно, в плохо сколоченном из простых и дешёвых деревянных досок, гробу. Хоронят её только четыре человека: два гробовщика, которые согласились бесплатно помочь опустить гроб в яму, и молодая мать, на руках с малюсенькой и худенькой дочерью. Ангелине было около полутора лет, когда это произошло. Она все ещё мало что понимала, но что-то говорить уже умела. У всех детей первые слова звучат трогательно и до ужасного мило. Аукающие "мама" или "папа" приносят безумную радость любому семейству. Но не у всех эти слова такие безобидные и правильные. Первым словом Гели было слово "еда". Еды было катастрофически мало, денег на всё не хватало. У матери Ангелины осталась только одна работа, поэтому их положение стало ещё более бедственным. Ангелина привыкла к тому, что плакать и кричать нельзя — мама будет злиться, кричать, а может даже и ударит. Ангелина привыкла, что два раза подряд просить кушать нельзя, потому что если после первой просьбы тебя игнорируют, значит есть нечего и нужно терпеть. К пяти годам Ангелина привыкла, что нужно молчать, не мешаться под ногами и делать всё, чтобы мама не расстраивалась. Не кричать, когда больно бьют, не плакать, когда нечего есть. Не бежать к унитазу от тошноты, когда на ужин был давно сваренный суп, стоящий на плите уже день четвертый, потому что это еда, а еду нужно беречь. В школу Ангелина пошла, когда ей было семь. Это была не обычная школа, а провославная школа при церкви для нуждающихся. На нормальное образование денег не было, но Ангелина никогда не смела жаловаться. Она была рада, что у неё есть хоть какая-то одежда, была рада, что в этой школе их кормят, хоть и пресной кашей, дабы соблюдать неимоверное количество постов. Она никогда не жаловалась матери, но в душе ненавидела это. Ненавидела ситуацию, в которой они оказались. Ненавидела свою жизнь всем своим все ещё наивным и детским сердцем. Квартиру отобрали за неуплату налогов, поэтому теперь они жили в маленькой, холодной и заброшенной однокомнатной квартире в ужасном районе. Спали они с мамой вместе, потому что единственным спальным местом в этом доме являлся скрипучий раскладной диван, напротив старого, дряхлого, но всё ещё работающего телевизора. Когда Ангелине было девять, её мать уволили с последней работы. Тогда-то и начался ещё более мрачный период её жизни. Её мать начала приводить мужчин. Какое-то время это было в тот момент, пока Ангелина ещё была в школе. Девчушка и понятия не имела, что в этот миг происходит на их общей с матерью кровати. У Ангелины появилось первое неплохое платье, купленное в дешёвом и старом, но магазине. В холодильнике начали появляться сосиски, на полках свежий хлеб. Её мать говорила, что зарплату подняли. На самом же деле, она просто отлично справлялась с обязанностями шлюхи. Отдавалась старым, богатым мужчинам, которые делали с ней всë, что им в голову взбредёт. Были и нормальные, которые просто занимались сексом и уходили. А были и чокнутые экспериментаторы, которые совали в мать Ангелины разные опасные предметы и измывались над её телом как могли. Но вариантов не было, деньги были нужнее, чем гордость, давно растоптанная и уничтоженная про тяжестью событий. Когда Ангелине было одиннадцать, произошло то, что, по её мнению, разделило её жизнь на «до» и «после». В этом возрасте она уже начинала подозревать о заработке матери, потому что по возвращению со школы, переодически сталкивалась с разными мужчинами, выходившими из подъезда их двухэтажного дома. На первом этаже жила семидесяти летняя бабулька со стариком-мужем, на втором — Геля с матерью. В один из дней, когда она в очередной раз вернулась со школы и села за уроки, к ней подошла мама и с настороженным, слегка паникующим лицом сообщила, что сегодня вечером у неё будут гости. Сначала Геля обрадовалась: ещё никогда к ним в гости никто не приходил. Но после, взглянув на лицо матери, поняла, что что-то не так. Она не стала спрашивать, потому что знала, что ответа она не дождется. Ближе к десяти часам вечера к ним в дверь постучались. Мать, одетая подозрительно открыто, пошла открывать. В квартиру зашёл статный высокий мужчина и всё в нем, казалось, было хорошо. Но только глаза, маниакально блестящие глаза, выдавали все его намерения. Тот вечер Ангелина помнит плохо. Помнит, что мужчина тот залез к ним на кровать и включил мультики. Помнит, как мама строго сказала ей смотреть в экран старого и гудящего телевизора. Помнит свою панику и то, как беспрекословно она повиновалась просьбе-приказу матери. Помнит шорох одежды, похотливый смех мужчины, скрип дивана, стоны матери. Помнит яркие картинки, бегущие по телевизору, помнит свои следы паники и отчаяния от осознания ситуации. Её мать ублажала своего клиента прямо у неё за спиной. Прямо за спиной у своей родной одиннадцатилетней дочери. Это было омерзительно. До тошноты больно, страшно и ужасно. Это перевернуло весь мир ребёнка, заставило взглянуть жестокой реальности прямо в лицо. Ангелина сломалась в тот вечер первый раз. Когда Ангелине было около тринадцати, с её матерью стало происходить что-то странное. Она выглядела болезненно, её кожа начала желтеть, она постоянно пропадала в туалете. От неё постоянно исходил неприятный запах. Это продлилось недолго. Увидев мать, лежащую без сознания, только вернувшаяся со школы Ангелина с трясущимися от страха руками позвонила в скорую. Её мать положили в реанимацию. Как оказалось, уже два года у неё был полный букет венерических заболеваний вкупе с расстройством пищевого поведения. Узнали об этом поздно. Женщина уже была вся осунувшаяся, еле дышащая. Денег на лечение у тринадцатилетнего подростка не было, так что в скором времени мать Гели умерла. Денег на похороны не было, её тело просто забрала больница, что с ним было дальше — было не ясно. Опустошённая произошедшим Ангелина вернулась домой, осознавая, что теперь она одна. Совершенно одна. Нет даже этой никудышной, однако как-то по-своему любящей, матери. Теперь ей придется быть самостоятельной. Самостоятельно зарабатывать деньги, самостоятельно жить. Ей было пятнадцать, когда простых подработок то тут, то там перестало хватать. Органы опеки ни разу не приходили за ней. Ангелина заканчивала девять классов и собиралась поступать в колледж, поэтому деньги нужны были как никогда. И она решилась. Решилась на заработок, которым грешила её покойная мама. Он продавала своё тело, из раза в раз разрушая себя. Она делала все эти грязные вещи, снималась в отвратительных приватных видео, делала кучу откровенных фотографий. Её тело было не храмом, а публичным достоянием. Все клиенты были разные. Некоторые приходили для быстрого секса и разрядки. Другие вели в ресторан, а после проводили вместе с ней ночь в отеле. Остальные же, подцепляли её где-то в ночном клубе, тащили в местный грязный туалет, ставили на колени и заставляли ублажать их всеми разными способами. За деньги, естественно. Это всё было так омерзительно, так грязно, так до ужаса тошнотворно. Ангелина топила все свои чувства в алкоголе, запрещала самой себе быть собой, делая из себя вульгарную и вызывающую личность, которой нужен только член между ног. Ангелина становилась профессиональной проституткой, отличной девушкой по вызову. Поступила в желаемый колледжа, дожила до шестнадцати лет. В это время произошла ещё одна развилка в её жизни. Она забеременела. То, с какой точностью она повторяла жизнь своей матери, пугало её. Но ребёнок в животе был, кто отец — узнать не представлялось возможным, денег на аборт не было, а кушать все ещё хотелось. Поэтому Ангелина полностью забивала на своё положение, продолжая заниматься эскортом. На шестом месяце, когда животик уже начал появляться, у нее произошел выкидыш. Как ни странно, но это очень ударило по Ангелине. Всё-таки, этот ребенок казался ей последним, что ещё хоть как-то могло спасти её от неё же самой. Она начала заедать своё горе. Начала поправляться. Потом замечала это, начинала худеть. Диеты не помогали, поэтому она прибегала к способу «два пальца в рот». И так из раза в раз, заработав булимию. Она полнела и худела, полнела и худела. И продавала себя. Это был ужасный цикл жизненного дерьма, из которого она не могла выбраться своими силами. Когда до её восемнадцатого дня рождения оставалось около месяца, на одной из тусовок она встретила ангела. Девушка, с длинными светлыми волосами, грубоватым голосом и прыткими кулаками защищала пьянющую Ангелину от мерзавца, лезшего к ней под юбку.Она отвезла её к себе, пригрела. Они начали общаться. Какое-то время Ангелина скрывала свой образ жизни, но Кристина была проницательной и крайне настойчивой, так что долго молчать она просто не могла. Однажды она вывалила всё, как на духу. И про мать, и про своё детство, и про заработок. Про все проблемы, с кучей слëз и эмоций. А Кристина не отвернулась, не прогнала вон с кучей криков. Она лишь обняла, крепко-крепко. Приняла её, простила. Узнала о том, какой на самом деле Ангелина добрый, открытый и чистый человек. Пустила в свою жизнь, отвела к психологу, познакомила со своими друзьями. Помогла ей вылечиться, забыть, жить по-настоящему. Помогла поступить в университет, помогла найти работу. Построила её жизнь заново. Вместе с ней. Полюбила её. И Ангелина полюбила в ответ. Полюбила до дрожи коленок, до слезящихся глаз, до радостного визга. Обожала всей душой, была благодарна за всё. Конечно, не все травмы забыты и проработаны, не все проблемы уходят быстро и легко. Но ей только двадцать и впереди у неё долгая, полная настоящего счастья и эмоций, не появившихся под алкоголем, жизнь. Её мысли прервал звук открывающейся двери и последующие шорохи из коридора. Через минуту на кухню залетела Кристина, вернувшаяся с работы и жутко голодная. Ангелина была счастлива видеть эту растрепанную и неугомонную голову. Была рада делиться с Крис эмоциями, делиться с ней жизнь. Была рада быть частью еë сердца, еë возлюбленной. Улыбаясь своим мыслям, и слушая увлеченный рассказ Кристины про какие-то новые приключения на работе, Ангелина чувствовала себя по-настоящему счастливой. Пусть её счастье начнётся сейчас и не закончится никогда. *** "...У каждого — свой тайный личный мир. Есть в мире этом самый лучший миг. Есть в мире этом самый страшный час, но это все неведомо для нас. И если умирает человек, с ним умирает первый его снег, и первый поцелуй, и первый бой… Все это забирает он с собой..." Е. Евтушенко– Людей неинтересных в мире нет...