***
Далли повесил голову и стиснул клыки. На него давила больничная атмосфера. Где-то в конце коридора была видна хрупкая фигурка Евангелин. — Ну, что ты, не плачь, все будет хорошо, — ласковым шепотом Ева успокаивала пятилетку, изуродованную каким-то проклятьем. — Видишь, я тебя не боюсь. Рядом на кушетке сидела мать девочки, утирала скупую слезу и поправляла платок Дверь в кабинет напротив открылась и появился знакомый рогатый силуэт. — А это мои, — прокомментировала кра. — Ох, дорогуша, — начала причитать женщина, не скрывая своего шока, — якое он у тебя чудовище, батюшки свет… — Не называйте его так, когда он может услышать! — сухо и строго ответила Евангелин. Тут она улыбнулась девочке. — Познакомься, это Далли и Руби, слияние. — И, после короткой паузы: — Видишь, они не плачут. На этой фразе демон ехидно засмеялся. Ева тяжело вздохнула. — Как все прошло? — поинтересовалась она. Тот неловко закусил губу. Пытаясь отвести взгляд, фьюжн обратил внимание на ребенка, со страхом и любопытством его разглядывающего. — Ты посмотри, какая красавица! Давай я в качестве знакомства пожму твою руку, ты только скажи, какую из шести, — усмехнулся Рубилакс. Девочка, казалось, только затихшая, зарыдала навзрыд. — Рушу тебя побери! — рявкнула Ева. — Я столько времени успокаивала ребенка, чтоб ты вот так взял и по новой! — Пусть привыкает, нечего себя жалеть, — строго ответил Тристепан. — Проклятые должны закаляться и вырабатывать у себя моральную броню. Девочка на секунду замолкла и с недоумением посмотрела на синтез. — Но все-таки, что вам сказали? — продолжала допытываться Ева. — Нам предложили операцию из области, тьфу ты, карательной хирургии. Что-то с сомнительным исходом и низкими гарантиями. Причем Даллика будут запихивать в какой-то экзоскелет и что-то ему вживлять. Хорошо хоть сразу предупредил, надо отдать должное этому вашему Обри. — Руби на секунду замолчал. — Конечно, я пишу отказ. И вот здесь ебал я договор о компромиссах, потому что за свою жизнь я буду рвать глотки. А Даллик дите еще совсем, ну что он понимает? Кто-то же должен оградить его от непоправимой ошибки… — Я хочу быть человеком, — твердо сказал Далли. — Независимой личностью. Хочу сам принимать решения. Хочу совершать подвиги, а Руби это в принципе не сдалось. И еще один маленький секрет. В глубине души я хотел бы быть… — на серых щеках иопа вспыхнуло болезненно-черное подобие румянца. — Давай, скажи ей «быть… с тобой»! — промелькнуло в голове у Тристепана. — Нет. Нельзя. Это низко по отношению как к ней, так и к Руби. Далли тяжело вздохнул. — …снова самим собой! Ева уставилась на смущенного монстра, но тут же отвела взгляд. — Решать вам и только вам, — нарочито сухо начала кра, — но я не доверяю этой затее с разделением. Это очень рискованно. Посуди сам, сейчас ты ну хоть как-то, но жив, а так еще неизвестно, во что это выльется. — Но ты ведь хочешь вернуть прежнего Далли? Хочешь же, чтобы все было как раньше? Голос Тристепана дрожал, в нем не было уже привычных демонических оттенков. Ева взяла слияние за руку, слегка погладив ее. Она почувствовала, как кулак разжался, мускулы постепенно сбавили в напряжении. — Я хочу, чтоб ты был счастлив, вот и все. Если понимаешь, что жизнь в таком виде для тебя хуже смерти — то кто я такая, чтобы тебя заставлять? Я никогда не была одержимой. — Тут Ева снова взглянула на дрожащую когтистую ладонь, настолько большую, что она могла взять ее только за мизинец. — Но если есть шанс, что тебе не нужна операция, чтобы разглядеть в себе человека… — Ева, я… — Вы с Руби должны сами определиться. Исключительно сами. Чтоб, если потом пожалеете, не винить кого-то другого. В любом случае, я буду рядом. В кого бы ты ни превратился. Что бы вы ни выбрали.***
Над больницей сгустились серые сумерки. В коридорах зажегся свет. — Доктор, скажите, что будет с моим мальчиком? — раздался где-то вдалеке сорванный женский голос. — Не волнуйтесь, такое у нас лечится. Через недельку будет как огурчик. — (раздался грохот) — Да держите же эту тварь! — заорал какой-то мужчина. — М-да, позитивное место, ничего не скажешь, — усмехнулась Евангелин, сидя на перилах. Ее слова эхом пронеслись по всей лестничной клетке, и куда-то вниз, по этажам. По этой лестнице практически никто не ходил, так, иногда пробегали санитары. Самый далекий и укромный уголок госпиталя. Однако даже тут висели старые плакаты по типу: «Страж, одумайся!» или «Мы против демонической погани!». Видимо, когда-то этот корпус был более активным. За окном бушевал ветер и раскачивались сосны, но внутри было тихо, разве что иногда слышались шаги и крики. — Ума не приложу, как тут люди еще работают, — продолжила кра. — Кстати, а что мы тут до сих пор делаем? Вы будете разделяться или нет? — М-м-м, все сомневаемся, — ответил Руби. — Мы тут чисто на пару неделек еще останемся, чисто как всякие мелочи, — продолжил он. — На ванночки походить, зубы немножко подровнять. Кстати, я тут видел занятную штуку, хочу с Далькой попробовать. Тут какая-то лечебная физкультура. Хочешь, вместе походим? Ева мельком взглянула на буклет. — По-моему, это мне не подойдет. Тут написано, что она для составных организмов. — Тут Ева на пару секунд замолчала и посмотрела на дверь в коридор. Там горел желтый свет и бегали какие-то силуэты. — Слушай, это такое странное место, как параллельная вселенная. Просто я в принципе не думала, что кто-то в принципе реабилитирует проклятых. Этот Ральф Обри… Он святой человек. — Не знаю насчет святости, по-моему нас там и за людей не считают, — холодно ответил Далли. — Нет, я все понимаю, одержимые народ непредсказуемый, но… впрочем, чего я прошу? Лечат — и ладно. — Да что он понимает! — усмехнулся Руби. — Да тут лучше, чем в бракмарских отелях, ма дорогая! Амакнианский стол, рядом море с пляжем, ходишь на процедурки и наслаждаешься своей шикарной проклятой жизнью. И как бы сказал дед Руэль, это все бес-плат-но! И вообще, у меня тут что-то челюсть ломит, может, мы тут подольше останемся? Из глубины корпуса раздался оглушительный рык. — Да стреляйте ж в него, Огрест побери! — заорал все тот же мужчина. Женский визг. — Не волнуйтесь, мамочка, эти дротики его не убьют, просто вырубят! Снова демонический вой. Затем все притихло. Ева вздрогнула и начала вглядываться в полупрозрачное ребристое стекло. Немой коридор. Все крики доносились откуда-то за закрытыми дверями. — Слушай, Руби, — прошипел Далли, — ты сейчас придуриваешься или ты реально очевидного не видишь? Или тебе трехразовая кормежка важнее чести? Хотя какая честь, что я от демона требую? — Вот уж действительно, — усмехнулся Руби. — Не, тут, конечно, иногда по ночам одержимые орут… и соседа по палате вчера третья рука придушила… и какой-то заточенный демон меня в коридоре хуями крыл — но это все мелочи жизни! Какое нам дело, когда лично нас никто не трогает? Тут есть бильярдная! И спортзал прям под нашу физическую силу! И массажик! — блаженно улыбнулся Руби. — Ева, ты любишь массажик? Демон показал клыкастую улыбку и слегка надавил ей на позвонки, сделав круговые движения двумя пальцами. Немного неприятно, но совершенно безопасно. — Люблю, но как бы в такой обстановке, — сухо ответила Ева и напрягла жилы на шее. Далли подошел к стеклу и глянул в замочное отверстие. Санитары катили тело явно не человеческих размеров, накрытое белой простыней. Из-под нее выглядывала безвольно повисшая когтистая рука. — Мне… немного стыдно на самом деле, — сдавленным голосом сказал он. — У нас ведь достаточно благополучный случай, настолько, что мы тут как в пансионате. А для кого-то это место стало адом… — Не обращай внимания, Ева, — небрежно сказал Руби, — Возможно он перегрелся на пляже. Пять часов на солнце — один Рушу знает, как он еще не обблевал здесь все, включая тебя. — Нет, я в сознании! Я реально хочу им помочь! — Далли выпрямился и пафосно закутался в плащ. — Я, сэр Перседаль, смотрю на то, как люди теряют надежду, как матери плачут над проклятыми детьми, как разрушаются семьи и ломаются судьбы! — Затем он замолк, взглянул на стекло и продолжил дрожащим голосом. — И я ничего не могу сделать! Это невыносимо! — А так все хорошо начиналось… — тяжело вздохнул Руби. — Это у тебя просто очередные иопские заскоки. Это надо пережить. Ты никак не поможешь им, Далли, — На этой фразе демон крепко стиснул руку симбионта, — Да, ты весь из себя такой благородный рыцарь, но тут ты ничего не сделаешь. Просто живи спокойно и не рыпайся. — У меня не получается жить спокойно… Кстати, я вот хотел кое-что показать. Тристепан достал из портфеля детский рисунок. Это был его портрет — точнее, портрет его одержимой формы. — Ой, какая прелесть! — Ева слегка покраснела. — И кто тебе нарисовал? — Маленький иопчик со страшной болезнью. У него на тумбочке была фигурка рыжеволосого воина. Поднятый меч, развевающийся плащ… — Далли отвел взгляд в легкой ностальгии по прошлому. — Ну… Я все-таки спросил у него, знает ли он, кто это. Он ответил, что это у него сэр Перседаль, благородный рыцарь без страха и упрека. — Далли улыбнулся, одновременно смущенно и тщеславно, — Вот только, как сказал мальчик, он никогда не станет таким же героем. Потому что он проклят. На этом моменте Тристепан замолчал и потупил взгляд. — Я ему отвечаю: Ну-ка угадаешь, кто я? И показываю медицинскую карточку. — И что было дальше? — Кажется, я дал ему надежду. — Проклятые героями не бывают? Еще как бывают! Ты им всем покажешь! — воскликнула Ева, восторженно потрепав слияние по голове. — Не так ли, Далли? — Что бы я делал, если б ты в меня не верила, — улыбнулся Тристепан. — Что бы я делал… В сознании Евангелин пронеслась стремительная мысль. Поцеловать… Она залилась пристыженным румянцем. В груди растеклось что-то липкое и вяжущее. Фьюжн посмотрел на нее и показал деформированную, но искреннюю улыбку. — Присядьте, — сухо сказала Ева и напрягла жилы. Увидела недоумение в глазах собеседника. — У меня есть кое-что для вас. Не бойтесь, я вас не съем. — А вот я тебя могу! Ам-ам-ам! — рассмеялся Далли и шутливо выставил когти. Затем кашлянул, сделал нарочито серьезный взгляд и присел на корточки. Лучница сделала глубокий вдох, зажмурилась и сдержанно, очень быстро чмокнула слияние в щеку. — Ага, то есть мне еще и слюни вытирать? — зашипел демон. Перседаль улыбнулся во всю пасть, стремясь сгладить момент. — Да ладно тебе! — неловко усмехнулся он. — Руби просто смущается! — Я и не сомневалась. — захихикала Ева. — Покраснел, стесняшка. Все мы про тебя знаем. Затем она улыбнулась острыми уголками глаз и удалилась вглубь коридора. Не помнится, когда у нее последний раз было такое лицо, наверное, когда они полгода назад сидели на заснеженном обрыве. Фьюжн задумчиво смотрел на то, как ее силуэт исчезает за поворотом. — Знаешь, Далли… толи у меня крыша на почве слияния едет, толи это я, кажись, начал понимать тебя… В каком-то плане… — нарочито скептическим тоном процедил Руби, вертя между длинных когтистых пальцев воображаемую сигарету. Демон и иоп сидели на лестнице и смотрели сквозь окна в частично обколотых витражах, как шумят сосны в бурю. Кажется, что уже что-то стало проясняться и пелена перед круглыми пустыми глазами начала потихоньку рассеиваться…