***
— Спасибо! — говорит Юля, выходя из машины. — Хорошего вам отпуска и до скорой встречи! — Взаимно! — вежливо отвечает Андрей. — С наступающим! — И вас, — Юля провожает хозяина снятого дома тактичной улыбкой. Как только дверь захлопывается, машина двигается с места, хрустя свежевыпавшим снегом и оставляя глубокие следы протекторов от шин. Счастливая Паршута машет рукой вслед и в отличном настроении идёт домой: всё сложилось как нельзя лучше, поскольку цена оказалась гораздо ниже, предполагаемой и даже предложенной до этого другом Андрея, ключи от коттеджа уже у нее в кармане, а завтра они с Марком будут целые сутки наслаждаться друг другом, прежде чем приедут гости. Не успевает Юля открыть подъездную дверь, как та с свойственным ей звуком открывается и из тусклого освещения выходит силуэт высокого мужчины. Марк стоит в футболке и шортах, сложив руки на груди: он недоволен. Придётся правдоподобно объясниться, ещё и умудриться не раскрыть сюрприз раньше времени. — И кто это был? — тон голоса кажется холоднее температуры окружающего морозного, декабрьского воздуха. Недоверие Марка отзывается обидой в душе Юли, хотя ведь она и сама не сказала ему куда и зачем идёт, солгав, что просто прогуляется, но тогда времени на отвод подозрений не было. — Ну так что? — Давай мы для начала зайдём домой, а потом всё обсудим, — приподнятое настроение испаряется, и в голосе певицы слышна решительная серьёзность. — Нам совершенно не нужно, чтобы ты заболел накануне Нового года. Тишман с недовольным лицом выходит из подъезда и держит дверь, пропуская Паршуту вперед. Когда Юля подходит к лифту, до неё доходит, что Марк буквально за минуту спустился с их этажа. Она бросает на него удивлённый взгляд, но ничего говорит. Мужчина же вовсе не смотрит на неё и тоже молчит. Будто двое незнакомцев стоят рядом и больше никогда не встретятся. Мысли больно режут, а тишина только нагнетает. Она снова любит до беспамятства. Понимает, что нельзя, что будет больно не то, что при расставании, а даже при простом молчании. А молчание Юля ненавидит всей душой. Не то уютное, надёжное и успокаивающее, а то, которое будет бить глубоко, не давая и шанса на заживление ран. Для себя девушка решает постараться свести конфликт к минимуму и быть более снисходительной и мягкой. И если всё же не удастся убедить Марка, что у неё кроме него никого нет и быть не может, то к чёрту сюрприз. Их отношения для девушки важнее, их будущее важнее. Вплоть до порога квартиры они не говорят друг с другом, но как только Марк заходит в коридор следом за Юлей, его глаза загораются диким пламенем, опасным и необузданным. — Марк, — Юля мягко берет руку мужчины в свою, игнорируя его опасно поблескивающий взгляд, — правильно ли я понимаю, что ты хочешь знать, кем был человек за рулём того автомобиля? — Как ты догадалась? — язвит мужчина. — Ты шла на прогулку подышать свежим воздухом, а не разъезжать по Москве не пойми с кем! — Тишман выдергивает руку из ласковой хватки и отворачивается, чтобы попытаться взять себя в руки и мыслить трезво. Он понимает, что его разум затуманен ревностью, но не может побороть её. — Боже! — громкий вздох и холодные ладони на её горящих щеках, как только мужчина слегка остывает, но встретиться с глазами напротив не решается. — Извини… Последнее слово Марк будто выдавливает из себя, но на самом деле говорит от чистого сердца, просто ему противно от самого себя. Переводя дух, он возвращает виноватый взгляд на девушку, которая, к его удивлению, нисколько не злится, а лишь ждёт, когда он будет готов к диалогу. Мужчина аккуратно обхватывает тонкое запястье и тянет на себя, приобнимая второй рукой за талию. — Юль, — ладонь, держащая до этого женскую руку, нежно ложится на шею девушки, притягивая как можно ближе к себе, чтобы соприкоснуться лбами. — Я дурак. Не должен себя так вести. Но просто… — пара секунд на несколько коротких вдохов, чтобы продолжить, — ты сказала одно, а потом в окно я увидел эту машину и… — Марк, — голос мягкий, любящий, понимающий, глаза прикрыты, а тень улыбки мелькает на лице, — меня просто подвёз знакомый, мы случайно столкнулись, — обхватив обеими руками голову Марка, Паршута отстраняет его от себя, чтобы посмотреть глаза в глаза, в глубину, где все его подноготные чувства. — У меня никого нет и не может быть кроме тебя, слышишь? — Да, — еле слышно отвечает певец. — Веришь? — Юля серьёзна, и её правда волнует то, что скажет Марк. — Верю, — уже более уверенно, по-хозяйски большие ладони оказываются на талии артистки и притягивают её снова ближе. — Одиночество — лишь роль, и пока ты со мной я не сыграю её. Я не хочу её играть. Потому что хочу быть с тобой, Юль. И если когда-нибудь ты поймёшь, что разлюбила меня, обещай, что скажешь сразу. — Нет, — Марк в недоумении смотрит в карие напротив, — потому что этого не случится. Паршута улыбается той самой улыбкой, которая предназначена лишь ему одному, а Тишман хмыкает в ответ. — И всё же… — он хочет услышать это обещание. — Пожалуйста… — Хорошо, если это так важно для тебя, — она смотрит пронзительно, так что заставляет сердце сжаться, а мысли сосредоточиться на том, что он желает защищать её каждое мгновение отведенного им времени вместе, — я обещаю. Но знай, что даже через тысячу долгих зим я всё ещё буду любить тебя одного. Только тебя. Дальнейшие слова излишни. Марк смотрит на слегка потрескавшиеся губы, а в следующую секунду уже целует, нагло вторгаясь языком между них. Они уже оба знают, чем займутся этим вечером: будут доказывать и демонстрировать друг другу силу своей любви.***
В 7:30 телефон, лежащий на стоящей рядом тумбе, начинает вибрировать, и пока Тишман недовольно произносит нечленораздельные звуки, зарываясь под одеяло сильнее, но не выпуская из объятий певицу, она досадливо стонет, пряча голову под подушку. Когда же настойчивость звонка не прекращается, Паршуте всё же приходится скинуть с себя подушку и протянуть руку к телефону, стараясь не сильно тревожить все ещё дремлющего рядом мужчину. Это Ксюша звонит, потому что девушка сама ее просила об этом накануне, чтобы попытаться реализовать свой план-сюрприз. Звонок Мамаевой, даёт свои плоды, и Юле хоть и с трудом, однако удаётся уговорить Марка отвезти её за город под настойчивыми уговорами и разными предлогами. Артист всё же сдается и соглашается, а спустя час после пробуждения, что-то бормоча под нос, уже идёт греть машину. Как только Марк переступает за порог, Паршута тут же хватает спортивную сумку, собирая и свои вещи, и вещи мужчины. Она настолько счастлива, будто ребёнок в ней никуда и не уходил все эти годы. Юля старается продумать все мелочи: как она будет притворяться в машине, что тоже не хочет ехать, как будет упрашивать Марка выйти вместе с ней из машины, как потом они зайдут в дом, как она скажет, что здесь они проведут все выходные. Осознав, что мечтательная улыбка заставила её прерваться, девушка тут же одергивает себя и мчится к выходу. Ещё немного и они проведут вдали ото всех и всего, без забот и лишних вопросов только наедине друг с другом целые сутки. И начнутся они прямо с того момента, как Юля спустится и сядет в машину. Она не ждёт лифт и бегом спускается по лестнице, чуть ли не перепрыгивая через две ступеньки за раз. Перед выходом же Паршута останавливается, чтобы Марк не заметил её перевозбужденного состояния, и, точно перед выступлением, переводит дыхание, считает до десяти и ступает на белый, почти нетронутый ковёр. Едва девушка садится в машину, как артист начинает активно обсуждать до сих пор, как он считает, нерешенный вопрос. — Так кого будем звать? Или мы отметим вдвоём? — не отвлекаясь от дороги, спрашивает мужчина. Юля слегка теряется, потому что Марк еще не знает, что все гости приедут уже завтра, и это уже давно оговорено. — Ну родителей точно, Ксюше надо будет позвонить, Артёму, Ане; да думаю, позвонить можно много кому, вопрос в том, кто согласится и сможет, — девушка тараторит, но старается не подавать вида. — Давай об этом мы поговорим после того, как отвезём вещи? — Ладно, — на удивление, Тишман слишком быстро и легко соглашается, лишь пожав плечами. — Так, Юль, что все-таки в сумке? — Да ничего особенного, — сумка и есть тот предлог, из-за которого Марк сейчас сидит за рулём на пути за город. — Просто оборудование. — Просто оборудование? — скептически выгибает бровь водитель, ненадолго повернувшись в её сторону. — Юлия Васильевна, вы мне чего-то недоговариваете. — Да не бери в голову, — желание рассказать, не дожидаясь приезда на место, почти побеждает, но только лишь «почти». — Остановись на заправке, я забегу за водой, а то мне что-то нехорошо. — Может, ну его? Вернёмся домой, — Марк начинает обеспокоенно метаться взглядом между дорогой и лицом Паршуты, — ты отдохнешь. А то слишком часто в последнее время тебе нездоровится. — Успокойся, — мягко отвечает Юля, чуть улыбнувшись, — просто было слишком много работы и дедлайнов, но, благо, все уже закрыты. А сейчас меня просто укачало в машине. — Точно? — пока машина стоит на светофоре, внимание мужчины полностью сосредоточенно на певице, но её выразительно говорящий взгляд, заставляет Марка успокоиться без слов.***
Из-за пробок до нужного места пара добирается только к часу дня, успев попеть играющие по радио песни, и даже заснять это действо в сторис, обсудить недавний дуэт, Паршута даже успевает немного вздремнуть. Автомобиль со скрипом тормозит у ворот. С минуту Юля сидит ещё в машине, решая, как ей поступить дальше. — Возьмёшь сумку? — бросает она, делая шаг на нетронутый снег, выпавший ночью. — Конечно, — любая ее прихоть будет исполнена. Пусть некоторые думают, что он подкаблучник, но Марку все равно. Это его любимая женщина, и для неё он готов на все. А что до мнения других, не знающих подноготную их отношений, на них Тишману просто плевать. Он любит её, а она, он знает, любит его. Она не манипулирует им и не унижает его, как считают многие «знающие» из шоубиза. Он сам хочет быть таким для неё. Но в нужный момент мужчина уже подставлял свое плечо и закрывал её своей спиной от невзгод этого мира. Ему все ещё больно вспоминать то, что они пережили в прошлом году, но они вместе стали сильнее после этого, как поётся в одной известной песне «мы стали крепче, стоя под огнём». На мгновение перед его глазами всплывают картинки того, как Юля лежала в больничной палате и пыталась выгнать его.***
— Пошёл вон! Ну же! Что встал? — истерика с захлёстывающими эмоциями. — Я уйду, если ты захочешь, но прежде позволь кое-что сказать и поправь, если я не прав, — собираясь с мыслями, Марк пытался подобрать такие слова, чтобы не ранить Юлю больше, чем она уже побита судьбой. — Я знаю, что ты пытаешься сейчас сделать… но поверь, не нужно так. Я знаю, что ты сейчас гонишь меня прочь не потому, что действительно желаешь выгнать меня и никогда не видеть, а потому что не хочешь разделить со мной свою боль. Ты стараешься оградить меня от этого. Ком в горле заставил мужчину понизить голос, чтобы было не так сложно говорить. — Только вот… это и моя боль тоже, Юль, я тоже страдаю, да, не так сильно, как ты. Я не могу даже маленькую толику представить того, что ты чувствуешь сейчас, но именно поэтому я хочу забрать хотя бы часть твоей боли себе. Это был не только твой ребёнок, родная. Это был и мой ребёнок тоже… Это был наш ребёнок. И тяжесть этой потери мы должны нести вместе. Я клянусь тебе, что мы справимся. Клянусь, что не оставлю тебя. Я помню, каково тебе было тогда, когда ты потеряла другого… Я не мог тогда даже подойти к тебе, боялся, что ты оттолкнешь. А должен был. Невзирая ни на что, обязан был сделать это. Поддержать тебя. А я держался в стороне. С большим трудом подбирались нужные слова, чтобы выразить всё сейчас. — А потом мы прекратили общение, и у тебя в жизни появился другой молодой человек. Вот в чем была моя ошибка. Но больше я так не поступлю. Пальцы чуть коснулись тыльной стороны ладони девушки, сжимающей простынь. — Мы вместе переживём наше общее горе, чтобы потом взрастить наше счастье. Оно окрепнет, Юль. Если так произошло, как бы это страшно и немыслимо ни звучало, значит ещё было не время. Но однажды мы возьмём на руки нашего малыша, Юль. Нашего. Слышишь? Пусть это будет не сейчас и не через год, и даже может быть не через три, но всё однажды обязательно сбудется. Марк замолчал, не в силах больше говорить. По его щекам, как и по щекам Юли неистово бежали горькие слёзы. Но он всё же продолжил. — А теперь, если ты всё ещё этого хочешь, то я уйду… Но знай, что даже тогда я буду поблизости. Юля молчала, отвернувшись к стене. Думать, что творится в голове у этой сильной девочки, было невыносимо. С глубоким вздохом Марк был готов уже подняться с края постели, как почувствовал, что его слабо взяли за руку, почти невесомо, словно призрак или тень, что казалось, ускользнет в любую секунду. У Юли пропали все силы, в том числе, бороться с безжалостной жизнью. Судьба опять преподала ей жестокий урок. — Не уходи, — шепчет она безжизненным голосом, и мужчине этого достаточно. Он сжимает её ладонь чуть сильнее, показывая, что он рядом. — Никогда больше не покидай меня.***
В какие-то моменты Юля кажется ему феей, не той слащавой маленькой куклой из мультиков, а скорее Малефисентой: сильная, упертая, даже грозная, но в глубине души очень ранимая и чувствующая каждую мелочь, очень живая для того, что она пережила. — Э-эй! — Юля щёлкает пальцами перед его лицом. — Ты куда улетел? — смеётся она. — Пойдём, говорю. Марк шепчет, будто боится спугнуть тишину, царящую вокруг дома, стоящего вдали от остальных:В этом зареве заката,
В этом отблеске рассвета
Все закончится когда-то,
Чтоб начаться снова где-то…
— Что? — если бы Юля не повернулась, Марк её не услышал бы. Он видит по лицу, что вызвали его строки в её душе. Стоят молча с минуты три, общаясь только глазами. Паршута не двигается с места, а потом улыбается, подойдя очень близко, и проводит горячей ладонью по его щеке. — Думаю, это место неплохо подходит для какого-то нового начала, например, для начала следующего года. — В смысле? — Тишман правда не понимает, а девушка вынимает из кармана ключи, протягивая их Марку. — Пойдём в дом, — кладёт в его ладонь холодный металл и наигранно слегка ёжится, — тут холодно. Не сразу, но до артиста все же доходит смысл сказанных слов. Он начинает смеяться, словно мальчик, которому мама на праздник подарила то, о чем он мечтал. Марк крепко сжимает ключи в кулаке и тянет Юлю на себя, целуя в висок, прикрытый капюшоном. Любовь не всегда требует слов, зачастую она выражается в поступках. — Что это у тебя тут? — Паршута, приложив ладонь к крепкой груди певца, не сразу замечает маленькую твёрдость под слоем зимней куртки. Любопытный взгляд блуждает по его лицу. — А это твой подарок, — в ответ улыбка. — Не хотел раньше времени, но раз так получилось… Тишман отстраняет девушку от себя, расстегивая замок и доставая из внутреннего кармана три предмета. Когда Марк в ответ протягивает свой сюрприз, Паршута в растерянности смотрит на него. Два билета и маленький снежный шар с горами внутри. Горы — её страсть. Возможно, даже больше, чем море. Присмотревшись получше, она заметила небольшую деревянную избушку со светом в небольших окнах на одном из склонов и несколько ёлочек, даже практически незаметную тропинку к дверце этого игрушечный хижины. — Я арендовал нам домик на одном из горнолыжных курортов, — Юля понимает, что мыслили они одинаково: хотели подарить друг другу то место, где смогли бы провести вечность наедине, но пробудут лишь выходные. — Вылет третьего числа. А этот снежный шар тебе, чтобы частичка гор всегда была у тебя под рукой, — мужчина растирает изящные плечи через толстый слой одежды. — Пойдём внутрь, ты замёрзла. И прежде, чем Марк потянул бы Юлю за собой в стены, которые на несколько дней станут их домом, Паршута привлекает его к себе для поцелуя. Целуются долго, несмотря на мороз и обжигающий ветер. Им все равно на него и потрескавшиеся губы, из-за которых ощущается металлический привкус. Отрываются друг от друга лишь тогда, когда лёгкие начинают гореть от нехватки кислорода. Будто вместо крови по их венам потекло жидкое пламя, способное перебить любой холод самого снежного дня января. — У нас много дел на сегодня, — шепчет девушка, прижимаясь к родному телу и пряча руки в карманы скрывающей его тепло куртки. — А что с гостями? — внезапно до певца доходит, что скорее всего у остальных уже планы. — Надо же позвонить всем… — Эй, — когда мужчина начинает тараторить, Юля мягко прерывает его, — все приедут завтра, — снисходительная улыбка на её лице, и Тишман уже не переживает. — Нам нужно только слегка украсить дом, а готовить будем завтра вместе. Кое-кто пообещал несколько блюд из ресторана. — А алкоголь? — последнее уточнение, которое требует Марк. — И он тоже будет, — отвечает артистка, слегка растягивая слова, будто объясняет что-то очевидное ребёнку. — Артём взял это на себя. — И всё-то она предусмотрела, — хмыкает Тишман. — Ладно, идём внутрь. Некогда друзья стоят в большом холле двухэтажного дворца — если снаружи им так и не казалось, то сейчас, не сговариваясь, они даже подумали созвучно — и рассматривают спирально восходящую лестницу, ведущую к комнатам на втором этаже, большую кухню, смежную с просторной гостиной, где находился камин. К удивлению артистов, в центре гостиной стояла уже нарядная ёлка. Юля забрала у Марка сумку, вытащив лежащие сверху украшения, которые она успела бросить вместе с их вещами. — Хитрая лиса, — смех Марка раздаётся по всему помещению, — отдать ей, значит, надо. — Нет, ну а что? Спасибо Ксюше за идею, — сдерживая смех, бросает через плечо девушка, пытаясь распутать гирлянду. — Украшать будем только здесь? — Думаю, да, — пожимает плечами Тишман. — Я пойду на улицу, посмотрю, может, там есть уличные гирлянды. — Хорошо, — ответ до Тишмана уже не доходит, а ударяется о захлопнувшуюся дверь. Юля снимает с себя зимнюю куртку, кидая её на стоящий рядом диван. Несмотря на то, что ближайшие несколько часов им придётся заняться украшением, она искренне рада возможности побыть наедине со своим счастьем. Когда самые разные мысли начинают одолевать её, Паршута решает включить музыку на телефоне. Из-за громкости она не слышит, как скрипят петли, словно поющие о том, что снова зима, а Марка эти звуки наталкивают на создание новой песни, и в голове уже мелькают первые слова, вдохновленные той атмосферой, что они пытаются создать. Тишман подходит сзади и прислоняется к спине певицы, от чего та слегка вздрагивает. — Напугал меня, — Юля складывает свои руки поверх широких ладоней на животе. — Извини, — Марк кладёт голову на женское плечо. — Как успехи? — Распутала всё, что взяла с собой, — Паршута дотягивается до телефона и ставит музыку на паузу. — А у тебя? Есть там гирлянды? — Не было, — кольцо объятий становится чуть крепче, словно Тишман может упустить её. — Но я нашёл их в небольшой пристройке. Нам надо только повесить. И ещё обнаружил клад из кучи украшений. — Тогда работы у нас навалом, — смеётся девушка. — Вперёд! Давай! Не стоим! Два человека, которые прошли долгий путь от друзей к возлюбленным, теперь учатся жить правильно, чувствовать правильно, любить правильно. И оба ощущают, что в таких мелочах: совместное украшение, шуточные споры, подколы, ласковые слова, нежные взгляды, — и кроется истинное умение любить. Когда любишь кого-то не за тело, не за внешность или удивительные глаза, но за душу и сердце. А осознание этой самой любви даёт толчок к пониманию того, что неважно какого цвета глаза и волосы, неважно насколько худое или наоборот полное тело, — ты будешь любить каждую, пусть самую незаметную деталь, даже изъяны станут тем, чем ты будешь восхищаться, а всеми красками души и порывами сердца ставшего со временем родного человека — дорожить. Проходит часа два до того момента, когда пара артистов почти без сил падает на диван. Холл украшен, гирлянды снаружи дома развешаны, а одна даже красуется на одной из высоких елей во дворе, ёлка в гостиной сдвинута на более подходящее место, но провода с разноцветными фонариками так и не находят пока свое место на стенах первого этажа. И Паршута, и Тишман слишком утомились такой праздничной морокой, пусть и приятной, а руки затекли и покраснели от холода, пока они пытались красиво растянуть лампочки с однотонным тёплым светом над окнами со стороны улицы. — Пошли погуляем? — Марк находит Юлину руку и мягко сжимает. — Такая прекрасная погода, да ещё и солнце. Зимой это роскошь. — Тогда давай воспользуемся этим подарком, — откинув голову на спинку дивана, девушка внимательно наблюдает. Мужчина поднимается, чувствуя усталость в теле, но протягивает руку, помогая Юле встать вслед за ним. Спустя минут тридцать певцы стоят на небольшом склоне, откуда они лицезреют пролегающее до горизонта просторное белое полотно, отражающее золото закатного солнца зимой. Облака мешают в себе розово-огненные краски и золотую каёмку, становясь не то ближе, не то дальше от земли. Ветер стих, оставив за собой лишь тишину природы. Земля будто готовилась ко сну, укрывшись белым одеялом. Без задней мысли Марк опускается на нетронутый снег, подкладывая под себя валяющийся рядом картон, который был припорошен. Юля опускается на колени рядом, созерцая предпоследнее солнце уходящего года. Завтра оно уйдет за горизонт и уже никогда не вернётся в эту зиму и это лето, не вернётся и в этот день, а вновь встанет лишь в следующем году, чуть отступив от края листа для начала новой главы. Слишком величественная картина простирается перед ними, а потому оба молчат, боясь нарушить магию момента. Это продолжается словно бесконечно, пока внезапно Марк не ощущает толчок в спину, вскрикивая от неожиданности, и вот он уже летит с небольшого склона, прокладывая новую дорожку для детей, которые, судя по всему, катались здесь до вчерашней метели. Когда спуск окончен, Тишман облегчённо выдыхает, валяясь на снегу так, как картон минут десять назад, будучи только обнаруженным под снегом. Смех сверху раздаётся на приличное расстояние, отдаваясь эхом. С места, где лежит Марк, вид не менее прекрасный: заливающаяся смехом Юля на вершине горки, откуда он только съехал, стоит на фоне старых зелёных сосен, елей и кедров. — Смешно ей! — возмущённо фыркает мужчина, поднимаясь на ноги и стряхивая снег. Ощущает, как неприятно тает комок, попавший за шиворот, и ёжится от холодных струек, стекающих по шее. Марк наклоняется к ногам, отряхивая штаны, и внезапно его озаряет идея. Он хватает горсть снега, формируя шар, и бросает вверх, туда, где стоит Паршута. Та взвизгивает, когда снежок почти достигает цели, но всё же пролетает мимо в паре сантиметров. Отчего певица хохочет ещё громче. — Ты объявил войну! Получай! — ответный снежок летит и, к удивлению обоих, попадает в грудь Тишмана. — Так тебе и надо! — Значит, прям так? — теперь и его хохот перекликается с её на просторах природы и разносится в самые отдалённые точки, их смех, как будто танцуя, сплетается в что-то единое и неделимое, как и их голоса в дуэтах, как и их души в жизни. Слишком быстро мужчина оказывается наверху склона, начиная гоняться за убегающей от него Паршутой, которая то и дело проваливается в сугробы. И все же Марк быстрее. — Попалась? — Сдаюсь! — все ещё смеётся Юля, лёжа на снегу в объятиях настигнувшего её певца. — Тогда попрошу награду для победителя, — голос артиста становится медовым, он уже предвкушает получить свое, но мгновение, и вот уже мужчина сам лежит на спине, утопая в белом мягком ковре, пока Паршута сжимает своими ногами его бедра. — Считаю, у нас ничья, — гримасничает Юля, — согласен? — Хорошо, хорошо, — хихикает Тишман. — Пойдём обратно, снегурочка. Нам ещё нужно украсить гостиную. Обратно идут, уже когда смеркается. Последние лучи все ещё поблескивают и отражаются, но в противоположной стороне висит растущий месяц. Вдоль дороги, где они идут стоят фонари, которые прокладывают путь, освещая пространство. Зима чувствует себя полноправной хозяйкой, и небо вновь начинает осыпать всё вокруг хлопьями снега, но это не буран и не вьюга. Ветер не возвращается. Мягкие снежинки кружатся, легко касаясь ресниц и не тая. В свете фонарей это кажется фантастикой, а подготовленные к празднику коттеджи ещё больше погружают в атмосферу сказки и веры в чудо. — Удивительно, что мы добрались обратно, пока солнце ещё не совсем село, — вполголоса произносит Марк. — Да, — доносится ответ слева от него. — У меня есть идея. Как насчёт того, чтобы слепить снеговика? — Юля искренне загорается идеей. — Он бы был тем, кто видел бы два последних заката этого года, чтобы внести память о них в новый. Конечно же, певец соглашается без колебаний. Ребяческие забавы очень помогают во взрослой жизни. Это то, что может спасти в тяжёлые моменты. Не потерять этого внутреннего ребёнка порой очень тяжело, но так необходимо окунаться время от времени в беззаботное детство. Пока лепятся шары, в Марка снова прилетает несколько снежков. Он не остаётся в стороне и тоже бросает белые комочки из только что осевшего снега. Когда снеговик готов, он как раз ловит на себе самый последний луч уходящего дня. За спиной Юли горит та самая гирлянда на дереве и стенах дома и сверкают украшения. Жестом девушка манит Марка к себе, а когда тот оказывается рядом, понимает, чего она хочет. Награда за их недавнюю борьбу оказывается на устах обоих, когда они снова целуются под медленно падающими хлопьями. — Ты мой ангел, Марк, — улыбается певица, прервав поцелуй. — Не новогодний и не снежный. Ты мой ангел-хранитель, родной. Я не знаю, что бы делала без тебя. — Жила бы, Юль, просто жила, — осторожное касание большим пальцем её губ, которые ещё минуту назад согревал он. — Но поверь мне, если говорить об ангелах, то и ты таковой являешься для меня, — слова идут от сердца; хриплый голос срывается на шёпот, — я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, — держится за тёмную куртку мужчины крепче, так как кажется, что ноги вот-вот подкосятся, но обвивающие крепкие руки, Юля знает точно, не дадут упасть. — Пойдём, поставим чайник и выпьем чего-нибудь горячего. В дом заходят, уже увлечённо рассуждая о завтрашнем дне: кто во сколько приедет, какие подарки будут, что они сами подарят друзьям и родным, что будут готовить, что надо будет ещё докупить. Из затянувшего обоих с головой разговора их выдергивает звук выключившегося чайника. Юля находит в сумке два пакетика растворимого горячего шоколада и заливает кипятком, пока Марк удаляется, чтобы развести огонь в камине. Оба замёрзли и хотели подарить друг другу тепло: всё, которое они были способны дать. — Ты ни за что не поверишь, что я нашёл! — восторженно выкрикивает мужчина, сбегая по лестнице вниз с чем-то немаленьким в руках. — И что же? — с кухни доносится не только ответ, но и звон посуды. — Виниловые пластинки! — радость в голосе, как у мальчишки, нашедшего подарок под ёлкой. — И проигрыватель! Тишман освобождает место на небольшой тумбе и ставит первую пластинку, а затем идёт к огню и располагается в кресле, девушка отдаёт ему одну кружку и садится на пол, застеленный ковром, облокотившись на его ноги. Кажется, что они словно в романе: с проигрывателя доносится голос Фрэнка Синатры, исполняющего «Silent Night», в руках горячий шоколад, за окном горят гирлянды, а они смотрят на пламя и слушают потрескивание дров. Сказка, поделенная на двоих. Марк склоняется над Юлей, прижимая её к себе и вдыхая пока не ушедшую морозную свежесть её волос. Девушка гладит его руку, задумываясь о том, что будет, что было, что могло бы быть. И неизменно её мысли возвращаются к единственному человеку, занимающему все ее мысли. Несколько строк они пропевают в голос, но еле слышно, однако этого достаточно, чтобы насладиться звучанием друг друга. Песня заканчивается также быстро, как и какао в кружках, и пока один выбирает следующую пластинку, вторая уносит посуду, чтобы сразу же сполоснуть её. Мелодичный голос Элвиса Пресли и любимая «Can't help falling in love» холодными вечерами, напоминающая о скором празднике, уносит в воспоминания о прошлом и заставляет молчать обоих, но всё же они решают довешать гирлянды. На середине песни в руках у Юли остаётся лишь одна, пока мужчина стоит рядом, направляя действия девушки и страхуя ее; стоя на носочках на стуле, она тянется к торчащему гвоздику, чтобы повесить последний участок проводов, кажущихся теперь бесконечными метрами. Из-за покачивающегося стула, Паршута теряет равновесие и падает с испуганным вскриком, но Марк ловит её, будто они находятся в самом клишированном романтическом фильме. Но момент настолько очаровывает обоих, что слов не находится. Пусть лучше так, чем с ушибами или, чего хуже, переломом. Мужчина ставит артистку на пол, приобнимая, а потом отходит, чтобы поставить пластинку заново. Возвращается размеренными шагами, подходит вплотную, оставляя невесомый поцелуй на губах девушки. Приглашает на танец. Молчания не прерывают. Юля принимает руку, и Марк ведёт в танце. С ней он будто умеет вообще всё. Взгляды глаза в глаза, куда они не падают, но где утопают; тепло тел, между которыми немыслимо маленькое расстояние; пресекающееся в воздухе дыхание; запах парфюмов, свежести и дров. Сон! Слишком все волшебно. И в голове каждого закрадываются свои мечты, но самая главная — одна мечта на двоих — бегущей строкой проносится в головах обоих одновременно. Музыка заканчивается, и только тогда они останавливаются, пытаясь вернуться к реальности. — Take my hand, take my whole life too for I can't help falling in love with you, — Юля не поёт, она говорит, тихо, но он слышит. Это то, что она чувствует в эту минуту. И мужчина чувствует то же. — Сегодня самый невероятный вечер, — Марк восхищается всем тем, что смогла создать для него Юля. — Это был незабываемый вечер, — Паршута говорит тогда же, когда и мужчина. На секунду оба замолкают, а затем смеются, почти беззвучно и аккуратно, точно боятся разбудить или спугнуть кого-то. — Идём спать, — теперь уже говорят в унисон, а потом снова смеются. Они слишком чувствуют друг друга, а потому слова кажутся лишними, а когда происходят такие моменты, то это видится им забавным. В спальне на втором этаже Юля расстилает постель, а Марк переодевается, замечая в сумке ту самую книгу, которую он держал сутки назад, пытаясь купировать приступ ревности. «Расскажи мне о море» — книга, которую Юля не дочитала совсем немного. Тишман открывает на случайной странице и читает первые попавшийся на глаза строки: «Я старался жить, любя, не знаю, насколько получилось. В любви нет власти, ревности, амбиций. Чем щедрее делишься любовью, тем ее больше у тебя.» Истина лишь в паре предложений. Сомнений, почему эта книга так зацепила Юлю не остаётся. Марк лишь снова тихой поступью подходит к девушке, нежно обнимая. Она отвечает ему взаимностью. Слишком хорошо, чтобы в следующую секунду проснуться и понять, что это был сон. Но нет… Это их реальность и их настоящее. Это их счастье. И ровно до того момента, как лучи восходящего солнца разбудят Юлю и Марка утром, чтобы вскоре встретить гостей и проводить оставшиеся часы в кругу самых близких, этот последний вечер уходящего года, принадлежащий лишь им, они проведут без лишних глаз. Только он, она и магия предпоследнего дня заключительной страницы уже стоящего на выходе года.