***
Отсидев скучнейшие уроки, Триш спускалась вниз по ступенькам, держа в руках многочисленные подарки от подружек. Оказывается, у неё сегодня день рождения, а она, забегавшись с учёбой и кружками, совершенно забыла об этом! И поэтому, выбежав из школы, девушка торопилась домой, чтобы узнать, куда в такой особенный день мужчина решил отвести её. Споткнувшись о валявшийся на дороге камень, Триш чуть не вспахала носом асфальт, но крепкие руки подхватили её и прижали к себе. Подарки посыпались из рук, а в нос ударил родной аромат лёгкого, чуть терпкого одеколона. — Куда так спешишь, именинница? — послышался спокойный, наполненный нотками веселья голос. Буччеллати улыбнулся, мягко поддержав её за талию, а затем наклонился за упавшими вещами. — Я думала, ты ждёшь меня дома, — застенчиво запульнув злосчастный камушек ногой куда-то в кусты, промямлила девушка. — Нет, мы отправимся прямо сейчас, — поднявшись с разноцветными коробками и пакетами, кивнул он в сторону припаркованного неподалеку «феррари». Бруно часто ездил на нём по разным делам и отвозил Триш на кружки. Пристегнувшись на переднем сидении, она в ожидании повернулась к захлопнувшему двери мужчине. Он, увидев её горящие глаза, рассмеялся и, достав большую коробку, украшенную шёлковым бантом, с задних сидений, протянул её Триш. Внутри оказался комбинезон на тонких бретельках, сверху украшенный узорами с вкраплениями бисера на белой ткани, а снизу представленный чёрными длинными брюками из блестящего материала. На ощупь вещь казалась лёгкой и струящейся, но внутри машины не хватало места, чтобы рассмотреть всё как следует. Также в коробке лежали классические туфли на каблуке в тон брюк. — Буччеллати, это… — Я помню, как ты не раз говорила, что хотела бы что-то наподобие моего костюма, а тут как раз недавно друг ездил в Милан. — Подожди-подожди… Только не говори мне, что эта вещь какого-нибудь нереально модного и дорогого бренда?! — Если быть точнее, то это «Джорджио Армани», осенняя коллекция 2000 года. — Обалдеть, — произносит поражённо Триш, бережно прижимая вещь к груди, — просто обалдеть! Но как? Я сомневаюсь, что даже у тебя есть такие деньги! — Ты приуменьшаешь наше состояние, — ухмыляется мужчина, заводя мотор, — тем более друг был мне должен, так что мы сочлись. Дальнейшая поездка прошла под звуки тихого радио и лёгкой беседы. Доехав до места назначения, Бруно гасит мотор и, отстегнувшись, вдруг что-то вспоминает: — Чуть не забыл, — он снова лезет назад и достаёт оттуда ещё один прямоугольник в упаковке и горшок с цветком, — это от Мисты, а это — от Джорно. В первом подарке за обёрточной бумагой скрывалась коробка, наполненная клубникой в шоколаде различных видов и посыпке, также к ней прилагалась записка «С совершеннолетием, красотка! Целую-обнимаю, твой Гвидо» и рядом пририсованное улыбающееся сердечко с ручками и ножками. Триш прыскает от умиления, а затем берёт в руки керамический горшок с большим цветком, по цвету напоминающим её волосы. — Это гербера, — поясняет Буччеллати, наблюдая за радостной улыбкой девушки, — на языке цветов означает, господи, — он возводит глаза к потолку, — Джорно так заморочился, что мне просто смешно. Она означает восхищение и уважение, а также улыбку и радость, но, помимо этого, имеет ещё и второй смысл — тайну и скрытность, другими словами, преподнести в подарок этот цветок значит «сделать сюрприз втайне ото всех». — Это очень на него похоже, — кивает Триш и касается нежных лепестков. В груди моментально теплеет, и тело наполняется силами. — Он сделан с помощью стенда, поэтому имеет целебные свойства и также наполняет энергией, стоит прикоснуться к лепесткам. Джорно желает тебе хорошей подготовки к экзаменам. Подарки радуют Триш до глубины души, она безмерно тоскует по друзьям и аккуратно кладёт вещи обратно на заднее сидение. — Это лучший день рождения в моей жизни. — Подожди ещё. Дальше — больше. Они выходят из машины и входят в просторное помещение, дорого и со вкусом обставленное. Их встречает смуглый длинноволосый блондин, одетый в свободный ассиметричный комбинезон. — Добро пожаловать в студию красоты «Скуало», — улыбаясь, здоровается он, протягивая руки, — Буччеллати, давно не виделись, я смотрю, ты с компанией. Могу я узнать имя столь прекрасной синьорины? — Триш. — Очень приятно, меня зовут Тициано. Прошу, проходите за мной. Скажи, Буччеллати, сегодня какой-то особенный повод? — Да, у неё день рождения, мы собрались в ресторан. Триш, какого рода услуги тебе понадобятся, чтобы подготовиться? У Тициано здесь есть практически всё. — Макияж, причёска, маникюр, — не стесняясь, перечисляет она, мысленно помечая, что они идут в ресторан. Вот и раскрылись карты. — Конечно, tesoro, всё, что захочешь, — кивает хозяин салона, принимая коробку с одеждой девушки, — Буччеллати, сходи пока погуляй, мы тебя позовём, как закончим. Он отмахнулся от него, как от назойливой мухи, изящно помахав рукой, будто бы на прощание. Бруно широко улыбнулся, сдерживая смешок. — Я заеду по делам, — проговорил мужчина, глядя на Триш, — повеселись. Девушку стремительно увели прихорашиваться. Устав оглядывать слишком роскошное даже для такого элитного салона помещение, Триш плюхнулась на удобный стул на колёсиках. Тициано, решив взглянуть на костюм, чтобы подобрать макияж и причёску под стать, громко присвистнул. — А он очень сильно любит тебя, хах? Девушка вспыхнула моментально и, повернувшись вместе со стулом в его сторону, кинула на него полный вопросов взгляд. Он, что-то сопоставив в своей голове, сощурил глаза, и лицо, вкупе с заговорщической улыбкой, приобрело выражение наихитрейшего удовольствия: — О, крошка, поверь мне, если мужчина дарит девушке коллекционный наряд одного из самых известных брендов мира, это значит, что он за ней, как минимум, ухаживает. Такое дарят либо близкому родственнику, либо возлюбленной. На его сестру ты абсолютно не похожа. — Он мой опекун! — в сердцах вскрикнула Триш, решившая открыться приятному незнакомцу, прекрасно умеющему располагать к себе людей. — Всё ещё слабый аргумент, — пожимает плечами он, осматривая узор из бусин на комбинезоне внимательнее, — мужчина, к сожалению или счастью, никогда не сделает многого для простых подруг или каких-то там «подопечных». Если он из кожи вон лезет, чтобы угодить, и ты не являешься его матерью — он влюблён. Без вариантов. — Буччеллати… не воспринимает меня в таком ключе, — поникла девушка, опустив голову. Тициано закатывает глаза с театральным вздохом: — Nena, у вас разница в возрасте сколько? Лет пять? Она удивлённо выпучила на него глаза. Мужчина рассмеялся. — Dios mío, нашла из-за чего переживать, честное слово. Ты красивая, стройная, юная девушка, начавшая раскрывать своё очарование, подобно созревающему сладкому плоду. Буччеллати, может, и раздражающе принципиальный, но он не слепец. Поверь мне. А ещё он собственник, но это так, по секрету, — весело подмигивает он ей, делясь эксклюзивной информацией о небольшом кусочке личности её возлюбленного. Сердце гулко стучит в груди, и венка на виске яро пульсирует от волнения. Дыхание спирает. В голове проносится так громко и отчётливо: «Триш — моя женщина…». — Хорошо, давай приступим, — отвлекается он от своих мыслей, смотря на девушку в отражении огромного зеркала. Следующие три часа проходят в лёгкой беседе и переходах из зала в зал. Аккуратно просовывая руки через тонкие бретельки, Триш не могла унять сердцебиение. Лёгкий слой тональника не сумел скрыть её яркий румянец, и севший по фигуре комбинезон приятно холодил разгорячённую, несмотря на находящийся в помещении кондиционер, погодой кожу. Предвкушение пульсацией щекотало кончики её пальцев и грудь, скрытую нежной узорчатой тканью. Она обувалась и думала, думала, думала, что же будет дальше, когда Буччеллати приедет и увидит её, такую элегантную, чуть повзрослевшую за счёт искусного макияжа и изящной причёски, приструнившей наконец её непослушные кудри. Сейчас на себя в зеркало смотрела, расправив плечи, та девушка, которую она в мечтах представляла рядом с Буччеллати. Та, что достойна и так красива, что невольно задрожали губы. Интересно, рассмеялся бы Наранча над её сентиментальностью? Показал бы большой палец, увидев в новом обличье? Присвистнул бы, узнав стоимость костюма? Как же хотелось, чтобы он снова дал ей наставления, одаривая своим задорным, но в то же время мудрым взглядом. Но его больше не было, поэтому девушка должна была успокоить дрожь сама и уверенно раздвинуть шторы примерочной в сторону. При виде неё Тициано довольно сложил руки на груди и придирчиво окинул взглядом сверху вниз. — Прелестна. Mi niña preciosa, ты сразишь наповал любого мужчину, не только одного Буччеллати. Она улыбнулась, чуть опустив подбородок, уверенно сверкая глубиной своих малахитовых глаз. По обнажённой спине побежал холодок, и Триш обернулась, секундой позже замечая в дверях вернувшегося мужчину. Он также переоделся, и, осознав, что его новый, облегчённый для жаркой погоды костюм выглядел подозрительно напоминающим её собственный, она не сумела сдержать горячий румянец, поднявшийся от щёк к ушам. Она развернулась к нему, давая полностью рассмотреть себя. И его реакция, ожидаемо, пустила волну возбуждения по телу Триш: он подмечал взглядом каждую деталь, до неприличия медленно задержавшись на оголённых ключицах и упругих холмиках груди, почти не скрытых глубоким вырезом. Буччеллати буквально прожигал изумлёнными, голодными глазами, и казалось, что даже цвет радужек, обычно омытый ясной полупрозрачной пеленой, захлестнулся тёмной пеной приближающегося цунами. Внезапно перехватило дыхание, ведь такого прежде никогда не случалось. Мужчина никогда не терял самообладание в таком ключе рядом с ней, поэтому все эти годы она думала, что была влюблена в него без шанса на ответный интерес. Тициано, вдоволь нахихикавшись с реакции, тактично прокашлялся, стоя позади. Взгляд Бруно переменился и принял прежнее мелководье спокойствия и уверенности. — Благодарю, Тициано. Как всегда, на высоте. С меня причитается. — Да-да, — поспешно ответил блондин, опять отмахиваясь от него, что повеселило уже Триш, тихо прыснувшую в ладонь. Затем многоуважаемый «визажист-парикмахер» повернулся в её сторону, нежно беря в свои большие ладони аккуратные наманикюренные ручки: — Esperanza de mis ojos, обязательно приходи ещё. За то время, что над ней корпел Тициано и другие мастера, на улице успело заметно повечереть. Дороги были заполнены проезжающими мимо последними моделями машин — неудивительно, ведь они находились в одном из элитнейших районов города. Мимо них то и дело проходили нарядные мужчины в дорогих костюмах в компании не менее искусно одетого эскорта. На юную Триш стали заглядываться прохожие. Она почувствовала горячую ладонь, невесомо прикоснувшуюся к оголённой спине, и по коже разрядом пробежало электричество — этот контакт был таким… интимным, в него будто было вложено намного больше, чем следовало. Бруно, незаметно оглядывающийся по сторонам, словно телохранитель, вел её к машине, закрывая своими широкими плечами от особенно любопытных взглядов. В Триш вдруг начала теплеть робкая, крохотная надежда, что, возможно, Буччеллати… если не ревновал, то хотя бы испытывал что-то большее, чем проклятое опекунство и ответственность. Он вёл себя особенно странно в последнее время, и неоднозначные события только сейчас начали собираться в голове в единую картину. Раньше он никогда не позволял себе не то что прикосновение, даже взгляд без необходимости, хотя на свою команду всегда смотрел открыто. Триш старалась не принимать это на свой счёт, думала, что он таким образом старается быть вежливым, ведь ей и так в то время хватало вечного пристального внимания от Мисты и Наранчи. Буччеллати был достаточно отстранён все эти три года, несмотря на то, что предать босса фактически ради неё было именно его инициативой и решением. И проявлял он больше участия, чем обычно, только в два временных промежутка: во время их путешествия к Дьяволо и в последнюю неделю до её совершеннолетия. Особенно в последнюю неделю до её совершеннолетия. Те слова в кабинете, прикосновения, откровенное разглядывание — Триш пусть и не имела опыта в подобных делах, но и полной дурой точно себя не считала. Уж заметить перемены в поведении мужчины, с которым жила под одной крышей три года, она была в состоянии. В ресторане играла живая, ненавязчивая музыка. Дорогое убранство до сих пор восхищало, несмотря на то, что девушка долгое время жила с, на минуточку, членом мафиозной организации, который не был обделён деньгами. Раньше им с мамой приходилось достаточно туго, поэтому о походах в такие заведения можно было только мечтать. В вестибюле их встретил вежливый администратор, проводивший до зарезервированного заранее столика. Буччеллати без лишних слов, как истинный джентльмен, отодвинул стул, учтивой улыбкой приглашая сесть. К такому вниманию легко привыкнуть, но голову девушки посещают тревожные мысли, что этого может не повториться. Он так обходителен, потому что у неё день рождения?.. Ей кажется, что это бы всё объяснило. От цен хотелось громко присвистнуть. Буччеллати и так немало раскошелился на одежду и салон — Триш не могла даже навскидку назвать сумму, которую он мог отстегнуть в совокупности, — но, вспомнив о его усмешке в машине, она подумала, что, возможно, действительно недооценивает их состояние. Когда к ним подошёл официант, Бруно первым же делом заказал вино, название которого девушка не запомнила. Следом, посоветовавшись с ним на тему того, что лучше подойдёт к заказанному сорту алкоголя, в конечном итоге передала мужчине право выбирать блюда. В расслабленно-скучающем жесте оперевшись щекой о ладонь, она принялась мельком оглядывать других посетителей, убранство зала, узор на скатерти. Буччеллати, закончив с выбором, отпустил официанта и затем, обратив на девушку внимание, сымитировал её позу. — Ты так быстро выросла. У Триш дёрнулся глаз. А ведь она было уже подумала, что он увидел в ней женщину… — Вот давай только без этого. Мужчина тихо и искренне рассмеялся. В такие моменты ей даже злиться не хотелось, в конце концов, именно этого смеха ей было достаточно, чтобы продержаться долгие три года невзаимности. Мир за границами их столика вновь исчез, словно скрылся за плотной тканью шатра. Триш не понимала, как у Бруно получается так акцентировать внимание на себе, заставляя забыть всё остальное за ненадобностью. И даже слова вдруг стали лишними, оставляя возможность сказать всё нужное друг друг долгим, внимательным взглядом глаза в глаза. Незаметно подошедший официант принёс блюда и разлил вино по бокалам. — Теперь и пить мне разрешаешь? — поинтересовалась девушка, аккуратно разрезая на тарелке сочное мясо на куски при помощи ножа и вилки. — Я никогда и не запрещал, — пожал Буччеллати плечами, утончённо болтая вино по тонким стеклянным стенкам, чтобы полнее раскрыть его аромат, — пойми, моё дело — помочь тебе встать на ноги, а не воспитывать. Для этого у тебя была мать. Он, поднеся бокал к лицу, вдохнул пары с нежными фруктовыми нотками. «Ты сам иногда ведёшь себя как многодетный родитель», — с содроганием подметила про себя девушка, не без раздражения вспоминая замашки бывшего капо. — А теперь, раз уж я стала совершеннолетней, ты разве не перестаёшь быть опекуном? — девушка последовала его примеру, взболтав вино и приблизив его поближе к носу. — По закону — да. Но, Триш, — он, отпив и просмаковав на языке чуть кисловатый напиток, поставил бокал обратно на стол, — я буду рядом столько, сколько тебе будет нужно. Каким образом разговор вообще принял такой оборот? Чтобы не ляпнуть чего-нибудь, не подумав, Триш быстренько запихнула себе в рот мясной кусочек побольше, принявшись интенсивно пережёвывать. Тем временем Бруно, что-то обдумав, сказал нечто в его духе: — …хоть и не в качестве опекуна, но крепкого плеча, на которое ты сможешь опереться в случае необходимости. На другой ответ рассчитывать не приходилось, да и дальнейший ужин прошёл без двусмысленных разговоров. — Я хочу отвести тебя ещё кое-куда, — Бруно вывел её на прохладный свежий воздух вечернего города. На улице стало невероятно атмосферно, тем более рука мужчины снова грела открытую кожу спины. Их приключения не собирались завершаться, и это безмерно нравилось Триш, желающей, чтобы сегодняшний день никогда не заканчивался. Правда, к сожалению, туфли начинали потихоньку натирать, ведь были новыми и ещё не разносились. Они не стали садиться в машину, да и идти было совсем недалеко, так что девушка даже не успела устать. Вид с крыши пятизвёздочного отеля открывался потрясающий. Дома, словно лесенкой, возвышались каждый друг на другом, уходя к горизонту. Из множественных окон лился мягкий жёлтый свет, создавая неповторимую ночную композицию, переплетающуюся с ярко освещённым шоссе. Сегодня Буччеллати так много сделал для неё, так сильно постарался, что это не могло не растрогать её. Она вспомнила все моменты, когда собиралась оставить эти бесплодные чувства, отказаться от мужчины, переключиться на кого-то доступнее… но. Сколько раз он одним своим взглядом возвращал её бешеное сердцебиение и сколько раз защищал, заботился, ценил каждую сделанную в его сторону мелочь… Триш ни за что бы не смогла разлюбить его. Никогда. И, стоя на вершине этого прекрасного ночного города, она это отчётливо поняла. — Я люблю тебя. Вот так сорвалось с губ, как простая истина, лёгкая констатация факта. Как когда знаешь что-то настолько хорошо, что уже и не имеет смысла скрывать. Ей всё ещё было страшно, волнительно и заранее немножко больно. Его молчание и шелест летнего ветра усиливали шум от грохочущего в груди сердца. Триш, выдохнув, обернулась. Буччеллати улыбался. Не так, как делал это всегда. Не по-опекунски, не нежно, не заботливо. Так, будто выиграл в лотерею, уверенный, что одержит победу. Знающе. Возникло молчание, что было громче любого крика, и мир снова замер, утащив в пустоту все окружающие звуки, оставив лишь её жадный вдох и его тихий выдох. Лишь их вдвоём. Друг для друга. В его взгляде сверкнул ранее лишь мельком знакомый отблеск жаркого марева. И, пока прохладный ветер трепал его волосы, отбрасывая чёрные локоны на лицо, он невесомым прикосновением очертил скулу Триш пальцами — в этом волшебном моменте с ног сбивало буквально всё, и дыхание спирало, посылая по всему телу сильную дрожь. Буччеллати, заметив это, отвлёкся от начатого, ловким движением снимая с себя пиджак и набрасывая его на оголённые острые плечи. Девушка с досадой подумала, что момент безвозвратно упущен, что сейчас он, как всегда, переведёт тему, отстранится и сделает вид, будто всё произошедшее было мороком или способностью вражеского стенда; что теперь будет ещё более неловко, чем раньше… Но мужчина, не спеша убирать руки с её тела, взглядом обвёл блестящие от розовой помады губы, сделав шаг навстречу. Только сейчас она заметила, насколько же маленькой была рядом с ним, и разницу в росте не сглаживали даже каблуки. Триш чуть задрала голову, чтобы поймать его тёплое дыхание. Он прошептал: — Позволишь ли ты?.. И она поняла. Заворожённо кивнула, предвкушая, ликуя, задыхаясь… …утопая в мягком прикосновении губ к губам. Нежно, оберегающе, как умел только он, и как всегда хотела она, мечтая. Бруно целовал осторожно, будто давая себе и ей шанс остановиться, но Триш, придвинувшись к нему в острой нужде быть как можно ближе, пылко обхватила его щёки ладонями, не давая возможности передумать или отстраниться. Она привстала на носочки, чтобы прикасаться к нему стало удобнее, и мужчина подхватил её жар, не имея больше сил сдерживаться. Его горячие ладони скользнули под ткань пиджака, прижали к своему телу теснее, и Триш промычала что-то ему в губы, так откровенно и несдержанно, будто это было для неё высшим удовольствием. Он силой заставил себя оторваться от неё. Девушка, разгорячённая долгожданной лаской, потянулась к нему опять, но Буччеллати остановил её, неприлично хриплым голосом сказав: — Триш, не здесь. Чёрт, как же сильно ему хотелось продолжить: показать ей свои истинные желания, обнажить душу и тело, долго ласкать, срывая томные вздохи с губ языком; разложить её прямо здесь, лицом к себе или, наоборот, спиной, чтобы она хныкала и захлёбывалась стонами. И он видел её ответное желание, о котором сигнализировало буквально всё её тело, но, следуя своей внутренней принципиальности, мужчина просто не мог позволить себе этого — Триш заслуживала намного, намного большего, чем животная страсть на крыше без соответствующих для их первого раза условий. — Поехали, — коротко приказал он, переплетая их пальцы и выводя её за собой. Она, опьянённая эйфорией и кислым вином, послушной куклой следовала за ним, готовая на что угодно. Наплевав на правило не садиться за руль после употребления алкоголя, Бруно повёз Триш домой. Включив в коридоре свет и наспех разувшись, мужчина придержал шатающуюся девушку, мысленно пытаясь вспомнить момент, когда она успела напиться. Триш цеплялась за него, как за спасительную соломинку, желая продолжить то, что было на крыше. Она была не настолько пьяна, чтобы не держаться на ногах, но подозрение, что он бы отстранился и заперся у себя в комнате по прибытии, было отчётливо сильным. Чёрта с два он улизнёт от неё снова. В какой-то момент Буччеллати не выдержал и просто подхватил её на руки, как принцессу, стремительно поднимаясь наверх к комнате. И пока он не достиг цели, девушка судорожно продумывала план, как задержать его, смотря на острый подбородок и наслаждаясь тёплыми сильными руками, обняв мужчину за шею. Когда он перешагнул порог её комнаты, Триш уже знала, что именно скажет ему — этот разговор не мог быть отложен несмотря ни на что. Бруно аккуратно уложил девушку на кровать и затем принялся снимать с неё туфли, поочерёдно придерживая рукой щиколотки. Он никак не ожидал её сильной хватки на своих плечах, и уверенный взгляд выбил из него воздух своим бирюзовым отблеском в свете ламп туалетного столика. — Давай поговорим, — прижалась она к его груди, снова слыша лёгкий травяной аромат одеколона. Мужчина вздохнул так, как всегда делал, пытаясь перевести щепетильную тему. Триш знала его уже слишком хорошо, чтобы вовремя перехватить на попытке покинуть комнату, сославшись на какую-нибудь дурацкую причину. — Бруно, — попробовала она увереннее, чувствуя, как алкоголь практически выветрился из её организма, — хватит избегать меня. Его ладони сжались в кулаки, стиснутая челюсть спровоцировала опасную игру желваков. Буччеллати повернулся к ней через секунду, не оставляя от раннего смятения ни следа: его умение взять себя в руки и напустить непоколебимую ауру спокойствия до сих пор поражало девушку. Он присел на край кровати, смотря прямо на Триш: — Хорошо. Что именно ты хочешь знать? — и, не давая ей опомниться, продолжил: — Когда мы только встретились, тебе было пятнадцать. Мы через многое вместе прошли, и я видел, как ты взрослеешь, раскрываешься, возвращаешь себе веру в лучшее. Все эти годы, стараясь быть рядом, я пытался не переходить черту, которую провёл в тот момент, когда понял, что привязался. Он взял её ладони в свои, глядя прямо в глаза. Буччеллати наконец-то решился быть честным: — Триш, я знаю о твоих чувствах давно. И это правда, я долгое время избегал разговоров об этом, прикидывался дураком, игнорировал все твои попытки соблазнить меня, — на этих словах девушка вспыхнула, словно спичка, явно испытывая стыд за свои прошлые действия, — потому что боялся сорваться. Тебе было пятнадцать, а я почти умер тогда, в Венеции, и не знал, чем закончится битва. Затем ты стремительно росла, и росли мои чувства, которые я пытался подавить, чтобы не быть ещё более недостойным человеком, чем я есть. Я бы никогда не посмел прикоснуться к тебе, но, несмотря на это, на какой-то миг мне захотелось, чтобы ты выбрала кого-то другого, более подходящего тебе. Более… соответствующего, чтобы я мог поскорее отпустить тебя и прогнать из головы постыдные мысли. Ты не заслуживала познать жизнь взрослой женщины в тех условиях и таком юном возрасте… тем более со мной. Триш, не в силах больше слушать его исповедь-недопризнание, закрыла лицо руками, пытаясь устаканить бушующие внутри эмоции. Она прошептала: — Но я выбрала тебя. И я хочу быть с тобой. Мне кажется, этого уже не изменить. Он обхватил её плечи, заставляя взглянуть на себя: — Знаю. И счастлив. В конце концов, именно это ты и пыталась показать мне, — он чувственно прижался губами к её лбу в целомудренном, ласковом поцелуе, — и твои поступки не остались незамеченными: я решил, что, когда по закону ты станешь свободной от моего опекунства, расскажу тебе обо всём и передам право решать в твои руки. Правда, не рассчитал, что это произойдёт так скоро. Они молчали достаточно долго, думая каждый о своём. Триш, как всегда, вдруг задвинув самую важную тему на второй план, поинтересовалась: — Так… метод с шёлковыми сорочками был действенным? Мужчина прикрыл дрожащие от нахлынувших воспоминаний веки, сдавленно выдохнув: — Да. — А мы будем… — Если ты захочешь. — Захочу. Она придвинулась ближе, давая понять о своём намерении продолжить произошедшее ранее. Буччеллати снова остановил её: — Но не сегодня. Многовато впечатлений для одного дня. Проглотив возмущение и надувшись, Триш отвернулась от него, доставая средство для снятия макияжа и ватные диски. Мужчина потянул её за локоть, развернул к себе и прошептал прямо в губы: — Даю слово, что в ближайшем будущем воплощу все твои желания в жизнь. И закрепил обещание сладким поцелуем. Триш, несмотря на такое крышесносное предложение, захотела урвать себе кусочек побольше: — Покажи сейчас, — нет, ну не идти же спать с пустыми руками? Она получит от этой ночи по максимуму. Он снова рассмеялся, зачёсывая волосы назад. Иногда Триш и правда вела себя капризно — эту её сторону мужчина тоже находил невероятно привлекательной. — Хорошо, но лишь покажу. Буччеллати подвёл её к туалетному столику, разворачивая к себе спиной так, чтобы она видела его и себя в отражении большого зеркала. Мужчина заправил прядь розовых волос за ухо и прижался щекой к щеке. Триш опёрлась обеими руками о стол, когда он начал говорить тихо и хрипло, не торопясь: — Для начала я буду долго целовать тебя. Сюда, — он очертил пальцами губы, — сюда, — щекочущим прикосновением спустился к шее и ключицам, — и особенно уделю внимание твоей груди. Мужчина слегка надавил на рукоятку её грудины, прощупывая, а затем, призвав с помощью стенда небольшую молнию, расстегнул тонкую ткань верха, скользя ладонью вниз. Девушка зажмурилась, всхлипывая. Если можно было упасть в обморок от возбуждения, Триш бы уже это сделала. Буччлеллати не оголял её грудь и не трогал ничего напрямую, лишь невесомыми прикосновениями прокладывая себе путь к нежной коже. Он шептал, как будет ласкать её, изредка ловя потемневшим от желания взглядом её отражающиеся в зеркале эмоции. — Вот здесь, — он огладил тазовые косточки сквозь ткань, — я сожму сильнее, а здесь ты будешь просить меня прикоснуться к тебе ещё. Бруно расписывал всё подробно, выбирая выражения, чтобы у Триш окончательно не повалил пар из ушей. Он заставил её следить за каждым своим действием, провожать взглядом его невесомые прикосновения и прикусывать губу от напряжения; оставляя считанные миллиметры до контакта, дразнил исходящим от пальцев теплом, лёгкими порывами ветра от плавных, уверенных движений рук. Буччеллати сегодняшней ночью приоткрыл ей дверь во взрослую жизнь, показывая и свои истинные чувства тоже. Этот мужчина был для неё первым во всех смыслах, поэтому предварительный инструктаж о том, как и что он будет делать в их первый раз, сильно успокаивал. В конце концов, несмотря на её самоуверенное поведение, опыта в любви у неё не было никакого. Да, она знала кое-что о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной в интимном плане и до этой ночи, но ту информацию ей весьма похабным образом обрисовывал Миста в рассказах о собственных сексуальных похождениях. Буччеллати тогда пришлось за шкирку оттаскивать Гвидо от впечатлительной девушки, пока Наранча до слёз хохотал над её доверчивостью. Бруно, закончив с кратким объяснением, отозвал стенд, и молния с характерным вжикающим звуком застегнулась, исчезая и не оставляя на ткани никаких дефектов. Грустно было признавать, но мужчина прав: для одного дня событий многовато, несмотря на то, что после проделанного с ней соблазнения — по-другому девушка не могла это назвать — хотелось продолжить. Буччеллати знал её уже очень хорошо и правда умел вовремя остановиться. Даже если продолжения хотелось нестерпимо сильно им обоим, для Триш и правда было…слишком. Осознание того, что могло произойти, будь мужчина чуть менее чутким и принципиальным, окатило её кипятком: стало так волнительно, что по ощущениям поднялась температура, и девушка, боясь не удержаться на ногах, присела на кровать. Они займутся любовью. Не сегодня, да, но в ближайшем будущем. Скажи ей кто-нибудь об этом пару недель назад, она бы покрутила пальцем у виска и заставила Спайс Гёрл превратить отчаявшегося в кусок живой резины. Она определённо подумает об этом ещё, но после того, как смоет макияж и поспит. Буччеллати, воспользовавшись короткой заминкой, прикрыл недвусмысленно выпирающую складку на брюках валяющимся до этого на кровати пиджаком. Мужчина мило улыбнулся, как будто всё так и задумано, и с дежурным пожеланием спокойного сна спешно удалился к себе. Что ж, это наименее неловкое прощание после всего того, что между ними произошло. Помывшись, Триш отрубилась сразу, как голова коснулась подушки.***
Пробуждение давалось тяжело, и яркие солнечные лучи из свободного от штор окна осложняли попытки открыть чувствительные глаза. Девушка жалобно простонала в подушку, закрываясь одеялом с головой, правда, это не помешало её пробудившемуся мозгу подкидывать ей картинки ночных событий. Резко подорвавшись на кровати и переждав головокружение, Триш стала лихорадочно перебирать в голове воспоминания, восторгаясь и краснея. Её тело отозвалось приятной дрожью на потягивания. До слуха доносились чьи-то радостные голоса с первого этажа, и девушка тихо проскользнула в ванную, чтобы привести себя в порядок. На весь дом пахло сладкой выпечкой и кофе. Спустившись по лестнице, Триш услышала тихие смешки, прежде чем люди на кухне затихли в ожидании её появления. Сосредоточившись и закрепив на лице максимально нейтральное выражение лица, она повернула за угол, сталкиваясь с тремя парами глаз. Джорно смотрел на неё вежливо и приветливо, Миста — с широкой улыбкой и хитрым прищуром, а Буччеллати — с любопытством и ожиданием реакции. Увидев её ошарашенное выражение лица, он прикрыл лицо рукой и прыснул, оставляя широкие плечи трястись в такт довольному смеху. Миста не выдержал первым, подорвавшись со стула и закружив её в объятиях под довольные крики Пистолсов. — Поставь меня, вонючка! — выкрикнула она вместо приветствия. — Чего? Сама такая! — дразнил её Гвидо в ответ, с удовольствием слушая заливистый девичий писк. Прошло так много времени с тех пор, как они виделись, и Триш не смогла сдержать одиноко скатившуюся слезинку счастья. Джорно поставил на стол холодную бутылочку газированной французской воды. — Буччеллати прям как мамка в декрете, — шутил Миста, размахивая полупустой чашкой, пока Второй и Пятый приканчивали остатки яичницы, — работает из дома, тебя от нас оберегает, хозяйством занимается. — Очень смешно, — язвит Бруно, пододвигая булочки поближе к пирующим Третьему, Первому, Шестому и Седьмому. — А если серьёзно, — пододвигается Гвидо ближе, держа уже нож в опасной близости от лица, — он нам не разрешал приходить, потому что мы, ну, как мы — я бы распиздел о его чувствах. «Триш — моя женщина, и я не позволю лезть в наши отношения, бла-бла-бла». Миста смешно пародировал мужчину, кривляясь и напуская деловой вид. Буччеллати с лёгкой улыбкой подпёр ладонью подбородок, не пытаясь оправдаться или остановить пламенную речь друга. Джорно в успокаивающем жесте положил руку на плечо своего телохранителя, пряча смешок в чашке. — Ах, так вот что тогда за разговор я слышала из кабинета! — выпалила взбудораженная Триш, прежде чем захлопнула себе рот ладонью. Бровь Буччеллати заинтригованно взметнулась вверх. — А я так и знал, что ты подслушивала тогда. Миста откинулся на стуле и засмеялся, схватившись за живот. Пистолсы, наевшись, залезли обратно в револьвер, пока Джорно впервые за встречу решил добавить: — А я и не подозревал о ваших отношениях. Точнее после слов Наранчи подозревал, но не очень, — Миста, едва успокоившись и смахнув слезу, снова откинулся и захохотал громче прежнего. Джорно посмотрел на него растерянно, не в силах понять, что сказал не так. Пускай у него до сих пор иногда возникали проблемы с выражением своих мыслей в бытовых ситуациях, он не думал, что его фраза вызовет такую реакцию. Триш засмеялась тоже, накрывая его ладонь своей, выказывая поддержку и привязанность. Как же она скучала по ним двоим. Сегодняшний день окрасился радостью от долгожданной встречи и смешался с хорошим настроением, разделившимся между четырьмя друзьями за столом. Миста, осознав последнее и оборвав смех, резко подскочил. — Мы все умрём! Буччеллати, ты был прав, нам не стоило приходить! Вот если бы нас было пятеро или трое, вот тогда… Босс, я принесу себя в жертву ради твоего благополучного возвращения к обязанностям! Джорно шлёпнул себя рукой по лбу с несвойственным ему усталым стоном. Настал черёд Бруно похлопать его по плечу в успокаивающем жесте. — Теперь он — твоя забота, Джорно, — усмехнулся мужчина под панические крики телохранителя. Триш захотелось, чтобы и этот день никогда не заканчивался.