Румянец на серой коже

      Еве уже достаточно долгое время нравились эти двое. Она обожала наивное благородство Далли, подмечала, что Руби потихоньку раскрывает в себе человечность, да и вообще, за словом в карман не полезет. Ее умиляло то, как эти двое нелепо и очаровательно шутят, то, как они с каждым разом находят новые фишки в общем теле, то, как они пытаются ее впечатлить, не всегда удачно, но по-своему трогательно. И вы знаете, но иоп и шушу могли бы стать для нее прекрасными друзьями (иногда полезно иметь знакомство с двухметровым полудемоном, не так ли?). Но нет, слияние ей нравилось целиком, как подарок в красивой обертке с большим бантом. Целиком и полностью, включая обертку, а не только то, что внутри. Ева помнила, с чего все начиналось, и это вводило ее в ступор. Она помнила, как зарекалась, что даже за руку его не возьмет, а в итоге сначала робко подержала за мизинец, потом как-то раз облокотилась об его плечо, сидя у костра... …по-дружески обняла …с научным интересом раскрыла их пасть, чтобы посмотреть на деформации, и без всякой брезгливости сделала примитивную зарисовку …нежно расчесала им волосы и попробовала заплести в них венок …прокатилась на их спине, крепко держась за мягкие упругие рога       Она помнит, что спустя пару месяцев сидела у них на закорках, но уже обнимая руками шею. И, пожалуй, тогда она поняла, что хочет невинно чмокнуть их в щеку. А потом, как-то так получилось, они вместе сходили в бассейн, и она… почувствовала что-то неловкое. Смущенное, противоречивое, то, чего она стыдилась, и что подавляла. То самое, при котором от взгляда на серый мускулистый торс внутри сжимаются тиски. Это было скорее похоже на первый юношеский взрыв гормонов, которому не повезло с объектом, чем на развратную фантазию скромной кра, в которой ее не возьмет привлекательный белокурый стрелок, а грубо оттрахает монстр.       Пожалуй, Ева не планировала начать с ними спать в одной постели так рано. Наверное, она хотела бы подольше оттягивать этот момент — и вообще, ждала, что все будет развиваться медленнее, чем с человеком. Но внесли свою коррективу холодные десцендренские ночи — и демон, которому предстояло перенести свою первую зиму, а это вам не Шукрут с его лавовыми реками, и не Бракмар, стоящий на вулкане.       Привычный ритуал: чмок в губы, чмок в щечку, чмок в веко на лбу — и на боковую, хватит с вас. Видимо кто-то из этих двоих решил, что не нужно форсировать события, когда ты демонический монстр. Будешь лезть к ней — только напугаешь и оттолкнешь.

Пускай сама скажет, когда будет готова.

      Собственно, рано или поздно это и произошло.              — Мальчики… А вы не хотели бы стать ко мне немного ближе? — слегка заминаясь спросила она и кокетливо расстегнула верхние пуговицы на своей ночной рубашке.       Кто-то из этих двоих поспешно кивнул и тоже начал раздеваться.       В глазах слияния сквозила очаровательная неловкость — Ева уже давно приноровилась читать эмоции на этом пустом лице. Их щеки и уши пылали — а еще нежно покраснели кончики обтянутых кожей выступов, чего-то среднего между бивнями, клыками и хелицерами. Их маленькая фишка.       В такие моменты Ева как никогда видела, что под чудовищной маской скрывается совсем еще юноша, который точно так же теряется в своих первых чувствах и смущенно улыбается. А также его соратник и симбионт, одновременно горячо обожаемый и способный вывести из себя, снаружи язвительный и колючий, внутри чувствительный и ранимый. Ева была похожа на него отчасти — и это хоть немного, но помогало ей понять, что творится в его голове.       Ева ласково улыбнулась. Она видела перед собой не монстра, наделенного недюжинной силой, и не калеку, пережившего страшные трансформации. Ей многое казалось в них странным: от чересчур широких плеч и слишком больших мускулов — до их гениталий. Странным, но ни в коем случае не отвратительным. Это все еще был мужчина, более того, два любимых мужчины в одном теле. Ева для себя решила не сравнивать их с человеком. Ведь они были прекрасны для нее — неидеальны, но прекрасны. Ева нежно гладила узоры из черных вен на их руках, массировала их предплечья, прижималась к их груди, слушая, как бьется сердце. Затем повалила слияние на кровать (они оказали честь игриво поддаться девушке, что была едва ли не вдвое меньше их). Синтез улыбнулся. Для него многого стоило настроить со временем нормальную улыбку, а не кривой оскал — и Ева ценила эти усилия. Она поцеловала их в губы, тут же ощутив шершавый язык.       Перседаль почувствовал длинный острый носик, который, упираясь при поцелуе в его массивную челюсть, смешно загибается вверх и щекотно трется. Далли взглянул на возлюбленную, усмехнулся и начал расстегивать пуговицы на ее ночной рубашке. Ювелирная работа для его огромных лап — но ему нравилось такое с тех пор, как он начал усердно работать над своей моторикой.       Руби закрыл глаза и вдохнул запах чистого белья, слегка помял двумя пальцами ткань, аккуратно расправил кружево.       — На нее смотри, а не на рубашку, фетишист несчастный! — нахмурился Тристепан.       — Ой, да будто у тебя фетишей нет! — шутливо насупился демон.       — А вообще я могла бы и сама раздеться, — сухо, но без раздражения заметила Ева и тут же окончательно сняла рубашку и сложила оную рядом даже слишком деликатно.       Далли был не из тех, кто будет оценивать тонкость талии и округлость груди по шкале. Тристепан любил ощущения. Это пошло еще с детства, где он, выросший в пустынных краях, бегал босиком по вязкому песку и колкому гравию, взбирался на скалы, к ночи становившиеся приятно-холодными. Мастер Голтард учил его, что иопский воин будет не столько смотреть или прикидывать в уме, сколько чувствовать всем своим телом. Везде. На местности или в бою, на море или в любви.       И вот спустя много лет, склонившись над обнаженной женской фигурой, он мало обратил внимание на широковатые, натренированные стрельбой плечи, плосковатую неровную грудь, большую выпуклую родинку возле пупка. Его привлекли пальцы. Не холеные, как у ее подопечной, а жилистые, натренированные стрельбой, в мозолях от тетивы. Далли ощущал подушечками женскую мускулатуру на руках, потрогал спину: крепкую и прямую, как твердую колонну. Пожалуй, он смотрел на это статное тело с искренним восхищением.       — Ты такая… — неловко промямлил он, — даже слов не подобрать… сильная?       — Сказал парень — гора мускулов… — ехидно усмехнулась Ева. — Если захочешь, ты меня одной рукой поднимешь.       — Ну что, Даллечка, время свое просрал, довосхищался! — раздался ехидный голос Руби. — Тогда уж сам виноват, теперь моя очередь!       Руби усмехнулся и, притянув к себе влажную фигурку, усадил ее на колени. Он никогда не был чувственным, нежности — это к Даллику. Демон прищурившись осмотрел партнершу, затем легким движением развернул ее.       — Держись ровно и не двигайся, — сухо сказал он.       Затем Руби ювелирно прошелся острым как бритва когтем мизинца по спине, ровно вдоль позвоночника, едва задевая кожу, но оставляя тонкую бескровную белесую полосу. Каждая неровность, каждая впадинка отдавалась у Евы дробящими ударами напряжения в висках, но ближе к середине в кровь хлынул щекотный адреналин. Чем ниже опускалась лапа, тем больше был кайф от острых ощущений, тем больше хотелось выгнуть спину и в исступленной дрожи свести лопатки. Но она, понимая, чем это может быть чревато, держала осанку как при параде (вымуштрованным кра это нетрудно!) и ее удовольствие выдавало лишь легкое шипение и прикусывание губ.       — Теперь твой раунд, иоп, — по-наставнически обратится Руби к своему симбионту. — Сильно не разгоняйся, мы с тобой только начали!       Иоп карикатурно оскалился и выставил когти.       — Ты же такая вкусная, конечно мы тебя съедим! Верно, Евочка? — рассмеялся Далли. — Что предпочитаешь? Жарить или тушение в собственном соку?       — Смотри не обожгись, каламбурщик, — нарочито-холодно парировала кра.       Иоп наклонился и поцеловал ее, так, как мог это сделать со своей пастью. Затем прошелся языком от плеча, вдоль ключиц и шеи — и, слегка потеревшись об щеку своей кра, безболезненно сжал челюсти на ее ушке. Но на этом он не остановился и точно так же сделал пару нежных бескровных укусов для ее длинных тонких пальцев. Внешне расслабленный и игривый, Далли сделал все, чтобы его партнерша не догадалась, что внутри он напряжен как стальная балка под многотонным прессом и держит идеальный контроль.       — Вы решили устроить соревнование по острым ощущениям? — лучница флиртующе провела пальцем по их нижней челюсти. — Ну что ж, давайте сыграем. Один — один, мои хорошие.       — Не волнуйся, Ева, мы поделим твою нежную плоть пополам, в проигрыше никто не останется, — демон предвкушенно оскалился. — Скажем так, Даллечка возьмет грудинку (раз ему так нравится поближе к лицу), — демон провел когтем в движениях, имитирующих разделку, — а вот для меня десерт — филейная часть!       Тут он с хищной улыбкой ладонью схватился за женскую упругую ляшку. Ева звонко рассмеялась и чмокнула слияние в щеку. Руби лишь пожал плечами и опустился вниз, разведя ноги партнерше.       — Если я после тебя останусь инвалидом, я убью тебя, слышишь! — подняла голос кра       — Не останешься, — заверил ее шушу.       Тристепан слегка опешил. Языком… Про такие вещи говорили как про что-то, недостойное иопа.       Руби лишь усмехнулся и прошелся массивным языком вдоль ее складок. Пожалуй, ему не хватало деликатности и точности — с такими габаритами это было неудивительно. Но он вполне неплохо справлялся, ощущал чередования гладких, липких и ребристых слоев, с максимальной осторожностью обходился с выпирающими наружу половыми губами. Ева шипела и тяжело дышала, запрокинув голову. Кра не стонут, не кричат — и она с трудом контролировала себя.       Затем демон отдышался и доверил управление Тристепану.       — Я передаю тебе дегустацию, парень. Давай доведем дело до конца.       Перседаль проделал то же, что и его симбионт. Кра снова ощутила обильный слой шипящей, но безвредной демонической слюны — тут она уже не сдержалась от удовольствия. Далли услышал слабый стон, похожий на плач. Руби еле заметно подмигнул и принял свою очередь, стараясь пройтись медленно, но интенсивно. Демон ощущал себя предельно странно. Он имел дело с тентаклями, со жвалами, с обладательницами зубастых вагин на лбу, с телами, похожими на желе, с хитиновыми покровами сколопендры вместо ног. А тут примитивная людская плоть, миниатюрная кра, которой нужно позорно мало, чтобы удовлетвориться…       — Пожалуйста, еще! — раздался ее сдавленный голос. — Выше! Еще!       — Ваше желание для нас закон, миледи, — улыбнулся Далли.       Однако Руби в первый раз чувствовал, что ему не все равно. Ему в первый раз было важно, чтоб женщине было не больно. В первый раз он заботился не только о том, чтобы кончить самому — и в первый раз он следил за пожеланиями своей партнерши.       …Кто бы из этих двоих это ни был, Ева им полностью доверяла, испытывая от этого необъяснимое удовольствие, любя безумно и неправильно. Она смеялась, стонала — и в какой-то момент она кончила, в экстазе впиваясь пальцами в собственные плечи. Затем безвольно обмякла на подушке, чувствуя себя грязной и липкой.       Ева отдышалась, с нервной улыбкой смотря в потолок, до сих пор не веря в то, что сейчас произошло. Со слиянием… Ее промежность была цела, не вспорота клыками, не перекроена вдоль. У Евы промелькнула мысль о том, насколько сильно она доверяет этим двоим — и что они полностью оправдали эту огромную ответственность. Она погладила демона и иопа, устало поцеловала их. Сначала в губы, потом в щеку, потом в веко на лбу. А затем уснула в их объятиях.