***
Как и ожидалось, заключенного нашли первым. Лука даже генератор не стал завершать, и срочно ретировался прочь, едва не попав под когтистую руку Джека. Оскальзываясь на снегу он бежал как мог, пытаясь уйти от настырного Охотника, однако Джек серьезно был намерен вывести его из Игры, и уже через некоторое время заключенный схватил первый удар. «Помогите!» Деми была слишком далеко от него и не успела бы помочь, даже если бы захотела, а Карл словно сквозь землю провалился. Коротко свистнув, Пророк направил сову, наблюдать за Лукой, он видел каждый его шаг и поворот. Вот на Джека обрушивается успешно скинутый паллет, и это ненадолго ошеломило его. Но стоило ему отбежать немного от спасительных обломков стен, как внезапно выскочивший из тумана Охотник вновь занес над ним свои когти. Но на этот раз удар приняла на себя верная подруга, громко крикнув в тишине ночного завода напоследок. Что ж, пора спасать союзников. Он выбежал вперед, отталкивая Луку к новым скоплениям обломков и швырнул наспех сделанный снежок в Джека. Тот от неожиданности даже увернуться не успел, и белая масса закрыла обзор. — Беги! Я отвлеку его! Сова приземлилась на плечо и теперь он видел, куда бежать. Главное не упасть. Антенны ярко горели в трех местах, а значит по времени не так много надо бегать. Джек увидел новую жертву, как только счистил снег с маски, и тут же устремился в погоню. Когтистая рука несколько раз просвистела так близко, что Пророка спасало только или удачный уворот за стену, или случайности. Однако перепрыгивая очередное окно, он все-таки попал под удар, и уже с другой стороны окна растянулся на полу, схватившись за голову. — Ай-яй… Неосторожно, мистер Кларк. Пророку не нужны были глаза, чтобы видеть, как он приближается. Перелазит через окно, и подходит, чтобы в привычной манере взять на руки. Вырваться конечно можно попытаться, но стул так близко. Тут даже смысла нет. И вот уже жесткая обивка сиденья соприкасается со спиной, а руки привычно сжимают железные наручи, а на грудь давит ремень безопасности. — Илай! Деми совсем рядом, он слышит ее встревоженный крик. А еще как трясется ведерко с бутылками в ее руках. Значит уже приняла на грудь. Плохо. — Не смей! Уходи отсюда, не спасай меня! Громко взвыла сирена, знаменующая близкий конец игры. Осталось немного. Джек уже развернулся к новой жертве, чтобы встретить ее со всем присущим гостеприимством, еще бы, ведь теперь он стал вдвое опаснее. Он ушел достаточно далеко, оставив Кларка одного, когда ветер неожиданно принес знакомый аромат. Опустив взгляд, сова изумленно ухнула, увидев, как кресло обвивают свежие колючие побеги. Они быстро переходили и на сидящего в кресле Пророка, он чувствовал оглушительный аромат желтых роз, которые всегда сопровождали только одного человека. Илай заставил себя максимально расслабиться в кресле, отдавшись сладостному дурману цветов, зная, что через пару мгновений в этом кресле его уже не будет. И оказался прав, когда его взяли за руку, и вытянули наружу из гроба, в котором он оказался. — Я же говорил тебе, чтобы ты не заставлял меня это делать… Пророк слабо улыбнулся, услышав голос Бальзамировщика рядом. Он не изменится. Сова тихо свистнула, расправив крылья, они были у открытых ворот. Вдвоем. — Где остальные? — Деми выбежала пару минут назад. — А… а Лука? — Его я не видел. Наверное еще где-то на полигоне. — Почему тогда ты не поставил гроб на него? Эзоп только плечами пожал и опустил взгляд. У него был только один гроб, чтобы спасти союзника. И он выбрал его… Взяв Пророка за руку, он повел его к выходу, и даже не обернулся, выходя прочь. — Это все равно все несерьезно, так зачем нам напрягаться. — Но ведь… — Илай опустил голову и прикусил губу. — Нехорошо бросать товарищей. — Если тебя так мучает совесть, то поговори с ним после матча, — посоветовал Бальзамировщик, и перехватив чемоданчик поудобнее первым направился к выходу. «Боже, ну почему ты так себя ведешь…»***
Матч закончился условной победой выживших, но не так, как обычно. Лука слишком долго не выходил из ворот полигона, и тут даже Джек забеспокоился за его безопасность. Как бы конечно фарс, и все не по-настоящему, но мало ли он что-то ему повредил. А нашел он его в сторожке, прямо у заколоченного входа в подвал, где парень буквально вывалился из шкафчика, в котором прятался до взвывшей сирены. Все оказалось до банальности просто — из-за старой травмы у парня снова отнялись ноги, и он не смог не то что бежать, а даже с места сдвинуться. — Говорил же я тебе, не участвовать в этот раз! Сейчас Лука сидел в общей комнате, в кресле, где обеспокоенные участники игры собрались, дабы подвести итоги. Он мог сколько угодно говорить, что все в порядке, что это пройдет, ему нужно только время, чтобы вновь ходить, но даже оптимизм не мог его спасти от разгневанного художника. Эдгар бросил все в тот момент, когда Джек занес его в дом, и теперь встревоженно крутился рядом, пока Эмили осматривала его и в очередной раз накладывала самодельный ортез*, чтобы хоть как-то помочь заключенному передвигаться. — Я не думал, что все так обернется, ну чего ты… — Не думал он! — Эдгар сердито фыркнул. — Я запру тебя в комнате, пока тебе не станет лучше, и не выпущу, понял меня! — Не смей! — парень прикусил губу. — Домашняя тюрьма еще хуже, чем настоящая! — Зато научит тебя уму-разуму! Илай тяжело вздохнул. Он чувствовал себя виноватым в этой ситуации. Надо было сразу понять, что все не в порядке. Тогда у них было бы время заменить игрока, и не пришлось бы беспокоиться. Аромат роз все еще слабо витал в воздухе, уводя мысли на последние секунды матча. Почему Эзоп спас именно его? Ведь он мог спокойно вытащить Луку, и они бы не нервничали ни о чем. Надо будет обязательно с ним поговорить и обсудить данную тактику. Нельзя же полагаться только на свои мысли, надо думать шире. — А Карл опять спас Илая? Вопрос вырвал Пророка из раздумий, он вздрогнул и посмотрел на собравшихся. Почти все кто был в комнате, даже стоявший в тени Охотник, молчаливо глядели на него, и от этих взглядов стало максимально неуютно. — Он считал, что так будет лучше, — тихо ответил Пророк, поглаживая сову. — Да он в последнее время всегда так считает, — пробормотал Эдгар. — Неправда! В диалог никто не спешил вмешаться, а от этого напряжение нарастало. Даже Лука опустил голову и ничего не сказал, хотя по нему было видно, что его эта тема не радует. Художник вообще не стал больше ничего говорить, просто молча помог парню подняться и увел его из комнаты, продолжая распекать на ходу и грозить запереть до полного выздоровления. — Не слушай его, Илай, — Эмили мягко опустила руку ему на плечо. — Он просто слишком встревожен за Луку, вот и все. — Нет, просто это моя вина… Надо было быть бдительнее. — Ты не можешь следить за всеми сразу, — вмешалась Деми. — Учитывая, что ты… Ну ты понимаешь. — Не вижу, — Илай улыбнулся. — Называй вещи своими именами. — Просто это очень грубо звучит. Он уже привык к такому и не обращал внимание. Ему не нужны глаза, чтобы видеть истину людей, скрывающихся за видимым характером. Тот же Эдгар явно не хотел обидеть его, просто по натуре такой человек. Говорит то, что думает. Лука прекрасно смог разглядеть его истинных характер, скрытый за оболочкой колючести и высокомерия, и это ему не мешает. Вот и он понимал, что Карл спасал его не просто потому что захотел спасти именно его, ведь так было лучше для всей команды. Однако стоило об этом подумать, как в душе зашевелился побег сомнения, и кололся он не хуже, чем шипы тех роз, которые Бальзамировщик выращивал в саду.***
— Зачем пришел, Илай? Солнце быстро опускалось за горизонт зимой, и выгадать время, чтобы поймать Эзопа в саду надо было еще постараться. Он опять был у своих кустов, подравнивая стебли и убирая пустые побеги, на которых точно бы ничего не выросло. Небольшая кучка мусора уже была аккуратно сметена в углу, осталось только выбросить. — Хотел поговорить с тобой, — Пророк делает несколько шагов в его сторону, осторожно рассчитывая шаг. Гертруды с ним не было, а потому приходилось ориентироваться по памяти. Послышался легкий стук откладывания инструментов, и он ощутил, как серые глаза Бальзамировщика выжидающе смотрят на него. — Ну и? Я в курсе, что Луку принесли с поля и у него опять проблема. Все остальное в итоге оказалось в порядке? — Я все еще не получил ответ на свой вопрос. А Илай тоже мог пригвоздить взглядом, пусть даже на глазах была повязка. Сложно сказать, что именно испытывал Эзоп сейчас, его эмоции все еще оставались для пророка самой сложной загадкой. Молчание определенно затягивалось, и это давило на нервы им обоим, но никто так и не решался сказать слово первым. — Я повторю вопрос… — Можешь не делать этого, я его помню. — Хорошо, тогда ответь. В чем причина? Почему ты решил спасти меня? И снова молчание в ответ. Ну что же он за человек такой, словно нарочно убегает от ответа. Илай вздохнул и опустил голову, это казалось еще более невыполнимой задачей, чем он думал вначале. Расстояние между ними немного сократилось. Пророк поднял голову и ощутил знакомый аромат розы. Нежный цветок был в руках Эзопа, и застыл между ними двумя. Стараясь сдерживать внезапное чувство, всколыхнувшееся в груди, Илай глубже натянул капюшон на голову. — Тебе нравятся мои цветы. Это был не вопрос. Эзоп утверждал это как прямой факт, и не было смысла его отрицать. Илай коротко кивнул в ответ. — А почему? — Ну… я не знаю. У них запоминающийся аромат. — И только? Они ведь колючие. Да и цвет противный. — Желтый, если я правильно помню, — Пророк слабо улыбнулся. — Тебе не нравится. — Нет. — А почему? На этот раз Эзоп тоже не сразу ответил. Он разглядывал цветок со всех сторон, пытаясь найти ответ на свой вопрос, но, похоже, остановился на самом простом варианте, пришедшему в голову. — Я приношу их на могилы. Ассоциация со смертью. — Разве ты не говорил, что смерть может быть прекрасной по-своему? Долгий взгляд серых глаз снова зацепился за Пророка. — Смерть не может быть прекрасной. Она уродлива сама по себе. Я просто пытаюсь хоть немного приукрасить ее. Однако все, чего добился этими цветами — стал ее еще больше ненавидеть. Цветок выпадает из его руки, и медленно летит на землю, однако Илай успел поймать хрупкий стебель. Колючка уколола руку даже сквозь перчатку, однако ему было все равно. Не хотелось, чтобы нечто столь хрупкое и прекрасное улетело в мусор только потому что кому-то не нравится. — Не надо. Оставь его мне. — Зачем? Неужели из-за аромата? Слова застряли в горле, и казалось, что даже Гертруда не сможет выскрести их оттуда с помощью своей когтистой лапы. Тяжело сказать о чувствах, но еще тяжелее произнести вслух то, что напрашивается в мысли назойливой идеей. Илай тоже ничего не сказал, оставив вопрос без ответа, и молча развернулся, оставив Бальзамировщика одного, чувствуя как шип цветка протыкает перчатку и кожу до крови.***
Они снова на матче. Заснеженный полигон не изменился ни на йоту, однако их состав претерпел заметные изменения. Вместо Деми и Луки с ним вышли Хосе и Эдгар, который наотрез отказался отпускать заключенного, даже несмотря на то, что он начал снова потихоньку ходить. Да и Охотником в этот раз выбрали Джозефа, а от него увернуться и остаться целым было не просто сложной задачей, а даже опасной. Нередко получалось так, что разыгравшийся Охотник наносил травмы выжившим, а потом ходил к ним и неловко извинялся за свои действия, но с французом по-другому не получалось. Вот уж кого даже в фарсе постигал настоящий азарт. Еще даже третья машинка не была закончена, а гипнотизер уже трижды опустился в кресло и выбыл, отбыв в поместье. Ну что ж, Деми утешит его как следует, и заодно проследит, чтобы он не перебарщивал с выпивкой. Художник тоже попал под удар в иллюзорном мире, и быстро заканчивал картину, чтобы хоть немного увеличить свой шанс выжить. Озябшие пальцы уже кое-как набирали клавиши на машинке, но Илай заставлял себя это делать, ведь сейчас все зависело от того, насколько быстро они будут работать. Фотомир вот-вот закончится, и не хотелось бы, чтобы его бесцветная копия рухнула в снег и оказалась заключена в стуле до конца игры. Эзопа опять не было видно с самого начала, но Илай не винил его в этом. Пусть лучше так. Бальзамировщик всегда старался скрываться как можно тщательнее, играя против фотографа, который, казалось, имел личные счеты с ним, ну или просто пытался добраться до него потому что считал его «incroyablement belle»**. Сейчас Илай понимал, что просто хочет закончить это все побыстрее и не заставлять Эзопа доставать свой гроб, не хочет, чтобы его преследовал тонкий аромат его желтых роз, потому что это может обернуться для него неприятными последствиями. Знакомый звук раскрываемого чемоданчика прогремел на весь полигон, заставив Пророка вздрогнуть. Еще перед началом матча Карл сказал, что сделает это, если Джозеф окажется слишком близко. Предчувствуя неладное, Илай бросил недоделанную машинку и побежал вперед, внимательно осматриваясь, даже Гертруду отправил вперед, чтобы найти остальных. Эдгар нашелся быстро, он был на заводе и заканчивал свой декод, вряд ли ему грозила опасность. «Где ты, Эзоп?» С их последней встречи роза, которую он сорвал высохла и потеряла цвет, однако едва чувствуемый аромат не угас, и Пророк все еще ее не выбросил и носил с собой. Глупо, наверное, но рука не поднималась избавиться от прекрасного цветка, словно вместе с ним он выбросил бы и все мысли и чувства, что не давали ему покоя. А так поступить он не мог. Наверное, надо было сказать ему ответ на его вопрос перед матчем. Чтобы он знал, почему ему нравятся эти цветы, которые он так не любит. Мелькнула вспышка, больно ударившая по глазам, и даже его, слепого, ошеломила. Он в порядке. За секунду до этого послышался звук завода машинки, а значит Эдгар успел. Однако Гертруда внезапно громко заухала, и то, что она увидела, заставило Пророка похолодеть и содрогнуться. Эзоп не спасся от стула. «Не спасайте меня!» Он не использовал свое же умение, чтобы выйти из гроба. Неужели он опять кого-то загримировал? Да нет, невозможно… Илай отметал эту мысль как назойливое насекомое, и побежал в сторону стула. У него все получится. Гертруда рядом, он вытащит его, они уйдут за ворота вместе. Чего бы это не стоило… Вынырнувший из-за поворота Охотник так внезапно его встретил, что Пророк не успел уклониться и тут же принял на себя удар. Лезвие сабли плашмя прошлось по спине, не разорвав одежду, но боль была такая тупая и очевидная, что прошлась по всему телу, прямо как электрический ток. Едва не рухнув в снег, Пророк шмыгнул за поворот, опрокинув за собой паллет, пока Охотник вальяжно улыбаясь сценически протирал саблю и готовился устремиться в погоню. «Нет! Не спасай меня!» Ему было все равно. Оскальзываясь на снегу и петляя между разрушенными стенами он бежал к своей цели. Стул близко, он видит, как смотрит на него Эзоп, и в его равнодушных до этого момента глазах появляется страх. Он сбивает с толку своей неожиданностью, и Илай замешкался, не успев дать сове приказ о защите, как второй удар настигает его и сбивает с ног, отчего он падает прямо в снег, перед креслом. — Зачем?! Время на стуле неимоверно истекало, и Пророк понял, что не успеет вытащить его. Боль казалось резанула его в самое сердце. А ведь он мог его спасти, даже на последних секундах. Однако боль стала еще более противной и жалящей, как только Кларк ощутил этот знакомый до слез аромат, который становился все отчетливее. И он понял, что гроб в очередной раз был поставлен изначально только на одного человека с этой карты, и ни на кого другого. — Ты мог спасти себя… — тихо шепчет он ему, пока фотограф тихо цыкает и уходит прочь. — Зачем? Стул начинает приходить в движение. Эзоп только молчаливо закрывает глаза и уже не смотрит, как побеги привычно окутывают Пророка и переносят в надежно спрятанный от глаз Охотника гроб.***
Эдгар не смог спастись по итогу матча и теперь дулся на Джозефа, что он не пощадил его, однако сам фотограф был вполне доволен собой и принимал поздравления. Как всегда на высоте. Илай сидел у Эмили, она помогла ему обработать травму от второго удара — шпага все-таки достигла цели. В итоге он остался единственным, кого не нашли, потому что гроб вывел его прямо к люку, который Эзоп обнаружил сразу же после починки второй машинки. И сбежал через него. — Ты не видела Карла? — тихо спрашивает у доктора, когда она закончила, и снова натягивает капюшон на голову. — Видела, — она кивнула. — Он попросил передать, что будет ждать тебя в саду. Хотел что-то обсудить с глазу на глаз. Короткий кивок, и он выпрямляется. Ему тоже надо с ним увидеться. Спина противно ноет, а в душе колет еще сильнее, чем от шипов его роз, но он действительно хочет с ним поговорить. Прямо сейчас.***
— Карл? Он слышит, как Бальзамировщик откладывает инструмент, чуть более торопливо, чем обычно, и вот быстрые шаги приближаются к нему. Руки в белых перчатках с беспокойством обнимают его за плечи, а встревоженный взгляд бегло осматривает с головы до ног. — Ты в порядке? Он сильно тебя ударил? — Пустяки, все хорошо, — Илай слабо улыбнулся. — Просто какое-то время я не играю, вот и все… — Вот и отлично! Тебе давно пора отдохнуть, мир не ограничивается только нами! Илай немного обескуражен столь непривычной эмоциональностью от равнодушного товарища. Что-то было определенно не так. Карл отпустил его, видимо убедившись, что все обошлось только небольшими последствиями, и уже собирался отойти обратно в глубь сада, но Пророк поймал его за руку и остановил. — Ты снова поставил гроб на меня. Он не смотрел на него. Эзоп словно старательно игнорировал зрительного контакта, даже несмотря на отсутствие совы. Илай готов был поклясться, что он испытывает смущение и нервозность, он даже не спешил привычно вырвать руку, и просто стоял, тщательно что-то обдумывая. — Так вышло. У меня было время. — Почему? — Ну ты же убежал? Значит все хорошо, разве нет? — Почему ты не спас себя? Он ведь посадил тебя один раз до этого, верно? Угадал, вот и все. Илай не знал этого, а просто предположил. Скорее всего, как только Джозеф сделал первую фотографию, Эзоп сразу же скрылся в фотомире, единственном месте, где Охотник не нашел бы его сразу. И только там он мог быстро найти люк и предугадать время. А как только пленка исцвела и вернула их в реальность, сразу же выставил гроб. И отбежал максимально далеко от этого места, чтобы Охотник не пришел и не поймал ни его, ни Пророка. — Ну… да. — Ну так в чем дело? Ты мог спасти себя! Мы ушли бы втроем! — Не смог… Я знал, что ты побежишь меня спасать. Я не хотел позволить Джозефу забрать и тебя тоже. Эти слова стали неожиданностью для Кларка. Неужели это только что сказал вечно равнодушный Карл? Который даже перед матчами всегда говорил, что ему все равно, и он не собирается ради этого фарса отдаваться Играм полностью? Что же произошло? Хотелось задать миллион вопросов, а в голове как назло пусто. И никакие слова не могли в полной мере дать ему выговориться. — Подожди минутку… Бальзамировщик повернулся к нему и осторожно коснулся второй рукой его накидки. В том месте, где Кларк закрепил цветок, высохший за несколько дней. — Илай… Почему ты не выбросил розу? — Не смог. Я не выбрасываю вещи, которые прекрасны. «Прекрасны значит…» — А почему ты не бросил меня, хотя я просил? Руки предательски дрожат. Пророк не знает, что сказать на этот вопрос. Он всё ещё держит Карла за руку и боится её отпускать, словно она сейчас растворится и исчезнет. — Наверное, я просто слабак. — Ты не слабак. Капюшон слетает с головы Пророка, и волос касаются длинные пальцы. Помнится кто-то шутил из выживших, что Эзоп мог стать прекрасным пианистом, если бы не столь темный род его занятий. Облаченная в тонкую перчатку рука нежно проходятся по темной макушке и останавливается у повязки. Ему всегда было любопытно, что за ней скрывается. Однако некрасиво делать это без разрешения… — Позволишь? — тихо спрашивает Бальзамировщик. Илай коротко кивает в ответ, боясь спугнуть момент. Он не двигается с места. Очень медленно Эзоп поднимает повязку с его глаз и снимает. Он ожидает увидеть затянутые плёнкой зрачки, как у слепого, и не ожидает столкнуться со слепящей голубизной, которая кажется неестественно яркой даже в постепенно угасающем полусвете комнаты. Илай никогда не утверждал напрямую, что он слеп. И теперь Бальзамировщик видел, что он имел в виду, когда говорил, что смотрит на мир по иному. — Ты… Меня видишь? — Не совсем, — губы трогает легкая улыбка. Даже приятно смотреть на него не чужим взглядом, а своим, пусть и не самым лучшим, и видеть каждую мелочь, от смущенного взгляда, до взъерошенных волос. — Но в общих чертах. Ты сейчас смущён, и не знаешь, что говорить. — Да… Так и есть. Он отпускает его руку и мягко берет повязку обратно. Наденет, когда уйдет из сада. Сейчас надо собраться с мыслями и наконец высказать все, что так долго хотелось озвучить еще перед матчем. — Знаешь почему я ношу с собой цветок? — Тебе нравится его аромат, — отвечает Бальзамировщик. Он помнил его прошлый ответ. — Не только. — Вот как? — Карл приподнимает бровь. — А почему еще? Он спрашивает из вежливости, однако в глазах заметно любопытство. И Илай не намерен его распалять молчанием. — Он ассоциируется с тобой. Ты всегда спасаешь меня… Даже если я нахожусь не в такой серьезной опасности, как остальные. Он медленно кивает в ответ, принимая это. Поворачивается к кустам, что слабо покачивались в такт небольшому сквозняку и почти с нежностью касается цветов, которые так не любит. Однако Илай отмечает, что даже несмотря на все громкие заявления, он заботился о кустах. Ухаживал за каждым бутоном, ровнял побеги, срезал лишнее. Оставляя лишь все то, что сейчас готово похвастаться своей красотой. — Эзоп… — Я говорил, что все это фарс и мне все равно на результат, — тихо произносит он, не поворачиваясь к Пророку лицом. — Но я не могу спокойно смотреть, как ты рискуешь всем, чтобы вытащить нас, и жертвуешь собой… Наверное неожиданно было услышать эти слова от него, однако Кларк не был удивлен. Почему-то он догадывался, что причина кроется в этом. Шестое чувство? Нет. Совокупность действий. Каждая произошедшая мелочь, начиная с постоянных спасений в матчах и заканчивая их последним разговором. Все недомолвки и вопросы оставшиеся без ответов. Все вело именно сюда. — Я делаю гримм и украшаю гроб розами, чтобы вытащить тебя и отвести от этой фальшивой смерти… И каждый раз боюсь, что только приближаю тебя к этому, — стыдливо признается Эзоп, все также не поворачиваясь. — Я не хотел ни к кому привязываться, оказавшись здесь, и даже общение с Виктором свел до переписки. Но черт меня бери, я не могу постоянно скрывать, как каждый раз боюсь, что однажды не успею поставить этот чертов ящик! Пророк подходит к нему со спины и мягко кладет руки на плечи, прижимаясь. Пожалуй, на сегодня для него это было самым сильным откровением. И сейчас ему просто хотелось его немного утешить. Просто постоять здесь, где им никто не мешает, и любоваться цветами. Илай мягко касается его руки, и некрепко сжимает, и на душе потеплело, когда он не отстранился. Наоборот — сжал в ответ. — Ты же не любишь желтый цвет. Не выращивай их больше, — тихо предложил он. — Не могу, — парень чуть опустил маску с лица и повернулся к нему. Тонкие губы коснулись макушки Пророка. Такое простое движение… — Они ведь нравятся тебе? На это Илаю нечего было возразить.***
Он смотрел, как за столом собираются смельчаки, которые готовы были бросить вызов Джеку сегодня. Потрошитель надеялся отыграться за предыдущее поражение и терпеливо ожидал начало матча, медленно попивая вино, пока команда выживших о чем то судачила за столом. Даже непривычно не видеть там себя, или Луку с Эдгаром. Парни ушли в верхние комнаты в компании Мэри, где художника посетило вдохновение, и теперь он писал портрет. Ну по крайней мере им весело. Что же до них… Пророку Эмили пока не разрешила выходить на полигон, во избежание ухудшения травмы. А вот Карл… — Почему ты не играешь? Стоило о нем подумать, как он тут же оказался рядом. Даже без чемоданчика, что удивительно, но зато со свежим цветком в руках. Видимо снова подравнивал кусты. Илай улыбнулся, встречая его и отошел от дверей к окну, откуда открывался хороший вид на заснеженный двор за поместьем. — У меня еще плечо плохо двигается. Эмили пока не разрешила. А ты? — Они справятся и без меня. Там достаточно ловкачей, чтобы довести игру до конца. — Но ведь с твоей помощью у них будет еще больше шансов, разве нет? Он не хотел подкалывать его, просто само с языка сорвалось. Но Карл не обиделся. Просто пожал плечами и забрался на подоконник. Илай отметил, что сегодня речь Бальзамировщика не приглушена, как обычно было, а значит он без маски. Сегодня что, особенный день? — Я… я все равно не смогу ни на кого выставить гроб. А значит буду бесполезен. Тепло его слов согрело сильнее, чем чашка горячего чая. Кларк улыбнулся, подойдя к нему и встал рядом, взяв за руку. И снова удивительно — Бальзамировщик не одел перчаток. Так непривычно касаться его кожи, такой тонкой и прохладной, словно покрытой инеем. — Я понимаю. Ты спасаешь только меня. — Да. Только тебя. Он поднимает голову и смотрит невидящими глазами за повязкой на него. Чувствует, как серые глаза товарища с теплотой встречаются с ним. Руки мягко тянут капюшон с головы, и тонкие пальцы начинают перебирать каштановые волосы. Вроде бы такой простой жест, но так приятно… Ему действительно нравилось это. — Это можно расценивать как признание? — с легкой дерзостью спросил Пророк, не поднимая головы. — Его поймешь только ты, поэтому да, — спокойно ответил Бальзамировщик, и Кларк готов был поклясться, что он улыбается. — Карл… Тонкий палец касается губ Пророка, правда тут же поспешно одергивается. Парень какое-то время молчит, собираясь с мыслями. — Не стоит, Илай. У меня есть имя. — Но ты же его не любишь? — Прямо как цветы? Стало очень смешно. Да уж, прямо как цветы. Карл спрыгивает с подоконника, теперь они стоят рядом. Пророк все так же держит его за руку, и не желает ее отпускать даже на секунду. Знакомый аромат роз чувствуется даже от пиджака, и теперь это даже не ассоциируется с гробом и игрой. Просто он стоит рядом. Не боится отойти, или спрятать взгляд. Не стесняется признаться в некоторых вещах, которых ранее смущался. И услышать от него подобное — все равно что признаться в самом наибольшем чувстве, на которое способен человек. Илай кладет голову ему на плечо, и шепчет его имя так, чтобы никто, даже случайно прошедший человек не услышал этого. Кроме него. — Эзоп… «Я ненавижу желтые розы. Однако тебе нравится их аромат… Считай, что я выращиваю их только для тебя…»