В свете неоновых ламп я любуюсь тобой

Ночь с Игорем Гришиным – было голубой мечтой многих парней и девушек, правда последних ждал провал в малейших попытках подкатить к нему. Игоря привлекали исключительно мужские задницы.

***

– Ромаш, а чего это ты сегодня на парах с распущенными волосами был? – Заискивающе весёлым голосом протянул Игорь. – Потому что мои уши красные, кстати из-за тебя, и на меня бросали странные взгляды. – Недовольно ответил парень, лёжа на мягкой кровати в комнате на Ленинском, которую они снимали вдвоём. – И ты скрывал эту красоту? Ай-ай-ай, как нехорошо. – Лукаво ухмыльнувшись, сказал брюнет и, наклонившись, томно добавил. – Знаешь, за проступки обычно следует наказание. Горячий мокрый язык прошёлся от мочки до хряща, и парень прикусил его, обдавая горячим жаром. Зубы ещё несколько раз прошлись по покрасневшему хрящику, небольно кусая. Потом Игорь отстранился, и оглушающий шепот, который было сложно разобрать из-за возбуждения, опалил кожу Ромы: – Ты же знаешь, как я люблю твои ушки, они такие красивые. Аккуратные. Не слишком маленькие. Такие правильные. Я люблю их. Как и всего тебя. Я знаю все точки, от которых тебе приятно, я знаю каждый твой уголок. Ты знаешь это, не так ли? Что ж я покажу тебе, как я люблю тебя. И парень снова приникнул к уху, вновь оглаживая его языком, но на этот раз спускаясь ниже – к мочке. Оттянул нежную кожу зубами, после чего прошёлся языком и поцеловал, посасывая. Блондин поджал губы от контрастности ощущений и зарылся рукой в мягкие кудрявые волосы партнёра. Игорь, приняв этот одобряющий жест, усмехнулся и прошелся ещё несколько раз языком и зубами, после чего мокрыми короткими поцелуями переместился к искусаным губам своего парня, затягивая того в жаркий поцелуй. Рома мог сколько угодно отрицать всю химию, что происходила между ними, шатен уже свыкся с мыслью, что его парень – цундерка, как в анимешках с незамысловатым сюжетом, но Рома никогда не отрицал, что от возбуждения перед Игорем его ведёт, как в школьные годы. От жарких поцелуев, когда шатен напирал и по сути трахал его рот языком, Самсонов возбуждался за считанные минуты, и ему это блядское чувство нравилось. Нравилось, как Игорь играет с его телом, раздвигая грани, показывая удивительные возможности, вызывая новые чувства и выбивая громкие стоны. Роме нравился Игорь. На самом деле, он уже давно признал, что любит Гришина как никого, ни одна "сочная попка" сокурсниц не заставляла его неловко сводить колени, пряча стояк, как было когда-то перед шатеном. О нет, Рома не собирался ни с кем делиться своим парнем, эти 80 килограммов мускул, жёстко трахающие его вечерами, были только для него. Да и Игорь знает его уже как облупленного и активно пользуется этим, любит экспериментировать и обожает долгие прелюдии, от которых блондин долгое время позорно кончал (кончает до сих пор, но уже не позорно). Он уже давно признал, что принадлежит Игорю с ног до головы. Вот и сейчас его истерзанные губы оставляют, спускаясь к шее. Завтра он пойдёт в уник в водолазке и будет надеется, что не окажется зажат в коридоре Гришиным. Переход между шеей и плечами ощутимо кусают, зацеловывая и снова кусая, но уже ниже, у ключицы, по новой целуя. Другая ключица. Плечи. – Ты меня съесть пытаешься? – Хочет спросить с присущей усмешкой Рома, но выходит хрипло, совсем не так, как планировалось. – Как будто ты против, – Игорь метает безумный взгляд вверх и не видит привычной голубизны в глазах. Глубокий, тёмный океан желания. Ему нравится. Сильные руки с груди скользят по бокам, чуть ниже подмышек, и несильно сдавливают, спускаясь к талии, оставляя приятное чувство принадлежности. Голова спускается ниже, минуя грудь, к пупку, но не доходя до него, а останавливаясь выше. Совсем легкий поцелуй-бабочка. Изо рта блондина доносится хриплый стон, а сам он выгибается, запрокидывая голову и подставляя корпус. Игоря от такой реакции тоже ведёт, но он виду не подаёт, а лишь продолжает невесомые ласки, совсем близкие по ощущениям к щекотке. Самсонов старается выгнуться больше, быть ближе, двигаться навстречу, но растяжка не позволяет, Гришин видит и, как бы он ни любил издеваться над возлюбленным, не давая кончить, он даст Роме достигнуть пика, заслужил. Руки спускаются к тазобедренному суставу и сжимают выпирающие косточки, пальцами царапая ягодицы. Поцелуи в такой нежной эрогенной зоне заканчиваются, и Игорь, языком очерчивая кубики пресса, опускает голову ниже к бёдрам. Шеи касается член, сочащийся смазкой, но парень обходит его стороной и целует внутреннюю часть левого бедра. – Подонок, как ты... – Со стоном и резким выдохом произносит блондин, но не договаривает, когда нежную кожу прикусывают и лижут. – Уже начал меня ругать? Быстрее, чем в прошлый раз, не уж-то скоро кончишь? – С издёвкой, но таким медовым удовольствием спросил Игорь. Если Рома начинал обзываться – он на грани, а значит ещё пара укусов на правом бедре и из болящего от напряжения члена польётся, брызнув, сперма. – Как будто ты от этого кайф не ловишь, сучка! – И снова стон. Гришин жаром выдохнул на правое бедро, поцеловал, секунд на пять оставив губы на нежной белой коже, размашисто лизнул и укусил, правой рукой в тот же момент шлёпнув по соседнему бедру. Самсонов резко и коротко вздохнул, долго простонал, выгнувшись и сжав в руках простыни, и кончил себе на живот. Ни разу себя не коснулся. Он уже выучил правила этой своеобразной игры, где оба получали удовольствие. Брюнет поднялся, чуть не соскользнув на пол, потому что его колени находились в опасной близости от самого края кровати, и, нависнув над Ромой, с мягкой улыбкой рассматривал его послеоргазменное лицо. – Ты как? – Получилось хрипло, но забота в голосе всё же чувствовалась. Блондин, всё ещё пытаясь отдышаться, на выдохах попытался ответить, что чудесно. Игорь наклонился и поцеловал его, но не так мокро и пошло, а мягко, с заботой и любовью. Двухминутная передышка, потому что оба устали и знали о заботе. Гришин подал парню салфетки, Самсонов – воду. Блондин утёрся, брюнет смочил горло, потом передал воду обратно, и Рома тоже сделал пару жадных глотков. В это время Игорь достал из тумбочки лубрикант и презервативы. – Боже, да сколько в тебе энергии? – Не совсем с досадой, но разочарованным уставшим удивлением спросил Рома. – Можно просто любимый и достаточно, чтобы вытрахать из тебя всё, что осталось. – С задорной ухмылкой полной силы проговорил брюнет и закинул ноги обратно на кровать, подхватывая своего парня под задницу и переворачивая его. Самсонов что-то недовольно пробубнил, но лицом в подушку уткнулся. Гришин осмотрел виды и звонко чмокнул сначала одну половинку, потом другую. – Обожаю твою жопку. Нечто особенно остроумное блондин ответить ему не успел, потому что на его горячие ягодицы контрастом капнула смазка, а следом ануса коснулся средний палец, смоченный ей же. К разработке Игорь всегда относился очень ответственно, в общем-то в его же интересах было не порвать парня в процессе. Один палец проник легко, его практически засосало, поэтому Гришин сразу добавил указательный, растягивая проход на манер ножниц. – Хм, не уж-то готовился ко мне? – С лёгкой усмешкой спросил брюнет, облизывая губы. – Вовсе нет! – Быстро воскликнул Рома, поднимая голову и пытаясь взглянуть в лицо своему парню, чьи пальцы всё ещё находились в его заднице. – Врушка ты всё-таки, Ромушка, но какой же горячий врушка. – Левая рука потянулась к волосам, которые влажными от пота прядками закрывали лицо блондина, но успела лишь легко коснуться их, потому что парень быстро мотнул головой и положил голову обратно на подушку, приняв прежнее положение. Игорь усмехнулся и продолжил двигать длинными пальцами с выраженными сухожилиями внутри парня, вскоре добавив третий и стараясь задевать простату как можно чаще. Этот процесс не особо приносил удовольствие, потому что даже тяжёлых роминых вздохов не было слышно, но был безусловно важен. – Как хочешь начать? – С легкой усмешкой спросил брюнет. –Так или в миссионерской? – Давай так. – После недолгого молчания ответил Самсонов и повернул голову: Гришин зубами открыл презерватив, раскатал его по члену и капнул на руку ещё лубриканта, смазывая им ствол, блондин молчаливо ловил кайф от такого вида и возбуждённо прикусывал губу. Брюнет приставил головку ко входу, положил руки на тазобедренные косточки, наклонился, почти ложась горячей грудью на спину с выступающим хребтом, и плавно вошёл до конца, прикусывая загривок. Рома томно простонал и двинул бёдрами навстречу. Игорь, приняв этот жест, толкнулся ещё раз, сильнее и быстрее, с каждым разом наращивая темп и перемещая руки таза к лопаткам, заставляя парня прогибаться. Самсонов стонал в голос выгибаясь, стараясь быть ближе и, поднявшись с локтей на руки, почувствовал как его волосы на затылке сжали. Гришин, зарываясь пальцами в золотистые пряди чувствовал, как они намокли от пота и какие они были мягкие и приятные на ощупь. Безусловно, эта длина ему безумно идёт, а главное как приятно натягивать волосы, немного подотпуская и снова притягивая, но не причиняя боли, а доставляя лишь сладостное и пошлое наслаждение. Брюнет вбивался с бешеной скоростью, по ощущениям переворачивая все внутренние органы блондина, который стоял уже просто на коленях, правую руку заведя за спину Игоря и поглаживая его поясницу. Тот левой рукой повернул голову партнёра за острую скулу и примкнул к его губам, запуская внутрь свой язык, который начал оглаживать зубы и нёбо Ромы, сплетаясь с другим языком. – Как же охуенно... – Мечтательно протянул блондин, оторвавшись от такого приятного рта. – Что такое? Уже готов кончить? – С полуулыбкой спросил брюнет, откидывая назад кудри, которые из-за быстрого ритма всё равно частично упали обратно. – Ну уж нет, если думал, что судьба тебя миловала, из-за прелюдии, то закатай губу обратно, Ромашка. – Плавно замедляясь и в итоге выйдя из задницы парня, забирая чувство приятной заполненности, ехидно проговорил брюнет. – Ах ты пёс, а ну верни хуй обратно! – Возмущению Самсонова не было предела, он уже почти перешагнул грань, и тут его обломали, ну всё, готовься, Игорёк, скоро на твоей спине можно будет играть в крестики-нолики. Гришин же вальяжно съехал с кровати, прошёлся по комнате, открывая всего себя: голого, мокрого, возбуждённого, красивого, подошёл к окну, выглянув на шумную улицу в ночном свете прожекторов, фонарей, вывесок и прочих прелестей суетной Москвы, а после через форточку впустил свежий воздух, которого так не хватало, и гам проспекта. Рома к тому моменту ожидающе осел на кровати, наблюдая за брюнетом, на сильном теле которого играли, переотражаясь и накладываясь, тени и свет от красно-синих неоновых ламп в комнате и бело-жёлтых фар машин с улицы. Гришин ещё немного постоял у окна, потом перевёл взгляд на блондина, такого недовольного, но красивого, и спросил, не хочет ли тот чаю. Вопрос из колеи выбивал, но блондин выдержал этот удар и лишь коротко кивнул. Дальше всем знакомая схема: шлёпанье ног по линолиуму, шум воды, льющейся в чайник, щелчок кипячения, стук дверец шкафа, звон кружек, встающих на столешницу, снова стук дверец, шуршание пакетиков, выбрасываемых в мусорку, повторный щелчёк кипячения и крик "Чай готов!". Самонов на столько ушёл в свои мысли, что от крика даже вздрогнул, но вскочил с кровати (весьма опрометчивое решение, затёкшая нога дала о себе знать, но Рома успел схватится за косяк двери). – Иду! – Собрав себя в кучку он пошёл на такой домашний свет кухни, который после приятного сумрака слепил глаза. Парни сидели за столом голые, молча попивая чай с чабрецом, возможно, кто-то счёл бы эту картину странной или смешной, но ощущалась она так тепло и по-домашнему, что Самсонов был даже готов простить Гришину это оттягивание оргазма. Брюнет допил быстрее, поднялся и начал мыть кружку у раковины, блондин ловким движением руки подставил ему в раковину ещё и свою, вода снова зажурчала и окатывала белую кружку с каким-то рисунком своими струями. Решив воспользоваться своим положением, Рома обвил талию Игоря руками и начал короткими поцелуями-укусами осыпать его плечи. Правая рука спустилась к лобковым волосам как раз в тот момент, когда вторая кружка стукнулась о жестяную подставку, а кран перестал лить воду. Тут брюнет резко повернулся, серьёзно посмотрел в голубые, как летнее небо, глаза своими медово-чайными и жарко поцеловал блондина, кладя левую руку на поясницу, а правой зарываясь в спутанные волосы и оттягивая, но уже не так сильно, как несколькими минутами ранее, а короче, нежнее. Веки сомкнуты, губы целуют и целуют, по несколько раз, оттягивая, то одну губу, то другую, облизывая и проникая внутрь языком, стараясь, казалось, добраться им до самого сердца, из-за чего зубы иногда забавно стукались, но им обоим было всё равно, весь мир сошёлся до этой кухни, до этой столешницы, до них одних. Рома растворялся в этом чувстве, как вдруг поцелуй прерывается, его подхватывают под бёдра и несут прочь из кухни по коридору, на углу останавливаясь и он инстиктивно понимает, что надо выключить свет, дальше, вот уже спальня, те же неоновые лампы, и он мягко упал на смятые им самим простыни. – Ну что? Готов к финалу, Любимый? – Хрипло, возбуждённо спросил Игорь, закидывая его ноги себе на плечи и попутно целуя правую коленку. У Самсонова всё откровенно плыло перед глазами от наслаждения, но когда член Гришина вошёл в него, тот смог сфокусировать взгляд на возвышающейся фигуре и, кажется, готов был кончить уже от одного вида парня, смотрящего на него сверху вниз, поправляющего свои кудрявые волосы, и во взгляде которого будто черти плясали румбу, хотя, конечно же, это были всего лишь отблески красных ламп. Толчок, ещё один. Рома ловит такой кайф, что ему кажется, будто нет ничего лучше, и он руками тянется к прекрасному телу напротив. Игорь наклоняется и нависает сверху, упираясь руками по обеим сторонам от головы блондина, наращивая темп и уже попросту втрахивая Самсонова в матрас, и похуй, что скажут соседи, его стоны сейчас – лучшее, что он когда-либо слышал. Рома спускает ноги к бёдрам партнёра и скрещивает их, а руками хватается за мускулистую, напряжённую спину, процарапывая её короткими ногтями. Крики, стоны, тяжёлое дыхание – кто бы что ни говорил, а классика не умирает, и в сексе тоже. Кровать шатается под быстрыми, ритмичными толчками Игоря, стукаясь своей спинкой о стену, но обоим парням так глубоко всё равно на это, что брюнет уже чуть ли не рычит утробно от наслаждения, пока блондин, постанывая, подмахивает ему бёдрами и царапает спину. Резко Игорь отталкивается от матраса, перехватывает руки Ромы и сводит их запястьями вместе над его головой, держа их одной правой рукой, а тот ставит ноги на кровать побокам от бёдер, раскрываясь больше и выгибаясь в спине. Оба уже близки к оргазму и Самсонов поднимает замутнённый взгляд на своего возлюбленного, замечая, что тот смотрит вовсе не пошло или возбуждённо. Нет. Он им любуется. И тут Гришин говорит хрипло, еле слышно, блондин скорее догадывается, чем понимает его. – Ты такой красивый, мальчик мой... – И от этих слов Рома кончает. Он безусловно слышал комплименты от Игоря и раньше, но важен не столько сам комплимент, сколько то как он был сказан, и от такого взгляда и голоса вкупе с такими словами Самсонова выносит, и он, кажется, улетает прямо в стратосферу от удовольствия. Игорь кончает следом, изливается в презерватив и, выходя из партнёра, ложится рядом. Потные, уставшие, сонные, но такие довольные парни лежат и стараются отдышаться, им не нужно слов, им хватает сцепленных рук, они наслаждаются минутой, атмосферой, которая витает в комнате. Запах секса скоро выветрится ветром из форточки, которую Гришин потом тоже закроет, когда начнёт мёрзнуть, потом они пойдут в душ, по-отдельности, правда, потому что места мало, но всё равно смогут привести себя в порядок. Завтра Игорю ко второй паре, а у Ромы вообще почти выходной – одна пара и та третья, да к тому же с лайтовым преподом. Но это всё потом, а сейчас они лежат и думают о таких разных вещах, но в мыслях у обоих есть одна и та же связывающая нить "Я его люблю" и всё у них будет хорошо, они уверены. Игорь всегда говорит, что всё будет хорошо, а Рома ему верит, потому что больше верить некому, а себе не хочется. Самсонов всегда говорит, что тот слишком оптимистичный и с людьми пожёстче надо, а Гришин лишь смеётся, потому что понимает, что он прав, но сам слишком привык быть хорошим. Они оба всегда правы в заботе друг о друге и всё у них будет хорошо или как у Верки Сердючки, или как у УННВ, но это уже совсем другая история.