Что-то целое

Они оба — поломанные-перемолотые любовью куклы. Не починить. Ты меня не предашь — я тебя не предам. Предаст. Все предают всех, Се Ван впитывал это знание с детства, но всё равно верил. Лю Цяньцяо касается кончиками пальцев его виска, скользит по тугим косам, легко перебирает бусины. От нее пахнет чем-то сладким, но не приторным, не душным. Так пахнет поздней весной в саду, когда наперебой цветут глицинии, азалии и первые розы. И украшения у нее в волосах тоже — цветы. И мягкий шелк рукавов как лепестки. Призрак Красавицы. Призрачная красота. Не в чертах лица. Красивых лицом он видел много. Во взгляде из-под ресниц, в повороте шеи, в отчаянно сжатых кулаках. Се Ван чувствует разницу между маской и настоящей кожей — и дело не в температуре, гладкости или цвете. Он прижимает ладонь, притягивает ее лицо к себе, ведет носом по самому краю маски. Ему всё равно, что маскировка испортится. Ему хочется видеть настоящее — хоть в ком-то. Потому что в этом ее изъяне тоже красота — сломанная, раненая. Никто не прикасался к Се Вану с таким трепетом. Ифу бывал нежен, ифу дарил свою благосклонность, если Се Ван был верен и послушен. Ифу наказывал, если Се Ван разочаровывал. Остальные прикосновения не имели значения. Лю Цяньцяо касается его так, словно может собрать его по кускам и осколкам, словно он заслуживает быть цельным. Будто он может быть целым. Вздыхает она так же красиво, как и делает всё остальное, когда Се Ван прижимает ее к себе, когда роняет ее на постель. Волосы рассыпаются вокруг головы, часть украшений вылетает из прически, часть — остается, едва держась. Се Ван достает длинную шпильку, вынимает оставшиеся заколки. Ее грудь часто вздымается под его ладонью, белая кожа в плену нежного шелка. Ткань поддается, обнажая острое плечо. Самая слабая из десятки призраков — все равно сильнее многих других. Се Ван целует, скользит губами по ключице. Пробует языком. На вкус ее кожа, как и она вся, — соль и цветы. Глаза прикрыты, и Се Ван размышляет: кого она представляет на его месте за сомкнутыми веками? Того предателя? Труса, виноватого в том, что ее искалечили? Того, кто в ответе за то, что теперь она не целая? Полные, алые, как бутоны, губы приоткрыты. Красивые, аккуратные, правильные. Киноварный росчерк. Се Вану хочется смазать краску и узнать, какие они — когда обнажены. Лю Цяньцяо отвечает на его поцелуй, раскрывается в ответ, распахивает глаза, почти больно цепляясь пальцами за косы. Они оба — поломанные-перемолотые. Но если постараться, возможно, из того, что осталось от них, получится собрать что-то целое.