***
Она сидела в его ногах на полу, и руки её были туго связаны за спиной, а Джиён смотрел на неё, такую родную, пахнущую вместо вишнёвых духов пылью и порохом, и мог думать лишь о том, как впивается в её ноги цементная крошка. Провал. Какой же это всё таки провал... Джиён прикрыл устало глаза, не переставая задумчиво крутить в руках свою серебряную зажигалку. Дженни смотрела на него прямо и уверенно, без какого либо намёка на вину или раскаяние, а он... Не мог. Не смотрел, потому что как раз таки ему почему-то было жаль. Даже слишком. Сынхён стоящий за его спиной язвительно усмехнулся, и Джиён даже с закрытыми глазами мог почти физически ощущать, как он отвернулся от неё пренебрежительно с нотками презрения. — Давай заканчивать с этим. "За-кан-чи-вать" это слово Джиён смакует про себя вдумчиво, словно впервые. В эту секунду оно казалось ему чужим и каким-то инородным, словно вышедшим из другого, ещё пока неведомого ему языка. "Давай заканчивать с этим" Так он сказал, да? Давай. Джиён открывает глаза, машинально лёгким привычным движением откидывая крышку зажигалки и прокручивая колёсико, высекая искру, которая сразу же превращается в опасливый огонёк. А потом затухает из-за того, что Джиён вновь захлопывает крышку. Вот только как? Неизвестно. По крайней мере Джиён не понимает, как всё закончить. Он снова смотрит на Дженни. На то, как гордо вскинут её подбородок. Как смотрит она из под полуопущенных ресниц. Холодно. А ещё вчера от пересечения их взглядов воздух электризовался и вскипала кровь. Ещё вчера он вдыхал аромат её духов от шанель и верил, что своё счастье наконец то отвоевал. Ан-нет... Не повезло. Сегодня утром он проснулся в пустой холодной постели, связанный и одураченный. Джиён усмехается невольно. Разбитый и слабый. — Вон — от его тихого но властного голоса неуверенно переглядывается охрана, а Сынхён хмурится. Стопроцентно хмурится. Но охране не нужно повторять дважды. Они покидают помещение, оставляя их... — Я не собираюсь повторять для тебя в отдельности, хён Сынхён удаляется, а Джиён физически ощущает, как тряслись у старшего руки от непреодолимого желания хлопнуть дверью. И Джиён извиниться, возможно. Потом. Позже. Когда сердце перестанет болеть так сильно. Когда зажигалка перестанет так иллюзорно жечь руки. Да, скорее всего он извинится потом, но... Сейчас он не может думать не очень кроме того, как больно должно быть впивается Дженни в ноги цементная крошка... На ней нежно розовое платье, со средней длины полусолнце юбкой и... Джиён жмурится буквально на секунду, надеясь отвлечь себя от неё. Хватит. Она не стоит того. Как выяснилось не стоит... Она сидела в его ногах на полу, и руки её были туго связаны за спиной, но несмотря на это Дженни была спокойна. Она рассматривала его уверенно, чуть задумчиво, в последний раз. Она знала — Джиён никогда не прощает предателей, и ей не было жаль. Совсем нет. Она была скорее... Спокойна. Она справилась а остальное не важно. В конце концов, никто на этом свете не верил в то, что у Дженни получится. А у неё получилось. В преступных кругах Джиёна звали дьяволом. Драконом не знающим поражений. Его яростью пылали враги. Его желаниями вымирали города, и ей, как бесполезной младшей дочери Ян Хёнсока нечего и не за что было бороться. Её клан должен был перейти к Черин, это все знали, а она, Дженни должна была остаться в тени. И останется. Потому что Квон Джиён не прощает предателей. И Дженни знала на что шла, честно. Она понимала, что умрёт, когда шаг за шагом дьявол стал теснить её клан к стене. Знала, когда сбегала из дома и становилась шпионом. Она знала. Каждую секунду, каждый вдох. А потому смотрела гордо, высоко подняв подбородок. Умирать трусом было бы ужасно, и Дженни не хотелось бы позорить отца и сестру. Умирать трусом было бы позорно, и Дженни не хотелось бы, чтобы на её клан пала эта мерзкая тень. Умирать трусом было бы... Ах, да кого она обманывает? Дженни просто хотелось бы, чтобы он так и не увидел её слёз... Вот только Джиён всё медлил словно в насмешку. Он игрался со своей зажигалкой с видом слишком холодно недоступным. Отстраненным. И это было... Больно, пожалуй. Больно было видеть его, больно его руки вспоминать... Он учил её когда то давно, почти вечность назад стрелять из пистолета по банкам. Джиён как сейчас помнил, они были одни. Стоял жаркий вечер августа и на ветру развивались её длинные шёлковистые волосы... В тот вечер он впервые заплёл их в неуклюжую косу, чтобы не мешались, а потом, как бы в компенсацию за свою криворукость, сплёл для неё винок из ромашек... Когда то давно, чуть больше года назад, в прошлом августе, он учил Дженни стрелять... А сейчас вынужден был выстрелить в неё сам. И это была какая-то слишком жестокая ирония. — До последнего слова? — и в глазах у Джиёна горят адские огни, по крайней мере Дженни именно так и кажется. Она смотрит на него, и в эту секунду он кажется ей каким-то болезненно встревоженным, почти уязвимым. И Ким бы очень хотелось, если бы это было из-за неё... "До последнего слова..." Да, Дженни помнит и, если честно, эта насмешка кажется ей слишком жестокой. До последнего слова правда. Так они клялись... Дженни хмурится недовольно, наблюдая за тем, как Джиён прикуривает задумчиво и довольно лениво. Как неохотно он выпускает изо рта струи сизого дыма. Как прикрывает при этом глаза. И каждый его жест ей до мелочей знаком, каждое движение родным почти стало. — Каждое слово — и Джиён вдруг вздрагивает совсем не пафосно и не красиво, давясь дымом и кашляя до выступивших на глазах слёз. Он смотрит на Дженни как-то... Преданно, брошенной собачонкой, а она лишь повторяет про себя словно мантру: "такова жизнь. Это ради семьи, моей семьи". Вот только не помогает нихрена, потому что сердце собственное тоже в клочья рвётся, но... — До последнего слова ложь... И ей кажется, что что-то внутри с глухим хрустом разбивается, когда Джиён выхватывает пистолет. Когда щёлкает предохранителем, смотря как-то загнано и почти умоляюще, словно правда любит. Словно способен на это... Словно одно её слово, её просьба, и он отпустит. Разрежет верёвку, раскроет перед ней двери... Одно лишь слово её но... Дженни жгёт мосты и не жалеет. А у Джиёна рука дрожит и, пожалуй, это правда как-то немного странно. Но Джиён сам себя не понимает. Ни одно его действие в собственные понятия об адекватности не вписывается. Он. Не. Может. У него дрожит рука и... Но это ради клана. Это необходимо. Они с парнями так старались. Они, дети расстрелянных мафиози, выжившие, выкарабкавшиеся, сбежавшие... Они те, кто выгрызли себе этот один единственный билет в жизнь. Те, кто сбежали из рабства, пережили разного рода насилие. Выбрались из полный нищеты, спаслись от наркозависимости. Они пятеро, основавшие свою кровавую империю с нуля и... Джиён не имеет права подвести их. Не имеет права сейчас опустить руку, но пистолет кажется таким непривычно тяжёлым, словно из свинца изготовленным. И с этим нет способов бороться. На полу, перед ним, в его ногах его Дженни. Его нежная, ласковая... Предательница. Преступница. Она знала, что он может выстрелить. Но смотрела лишь на неприметный смайлик на его руке, который так любила целовать вечерами. Смотреть на него было проще. И вспоминать их тихие уютные вечера тоже было проще. Проще чем осознавать, что её Джиён выстрелит. А он выстрелит. Сто процентов. Ведь городской дьявол не прощает предательств. Он идёт по головам. Он славится своей жестокостью. Он угрожает безопасности её семьи. Он... Выпускает пистолет из ослабевших пальцев. А после валится вслед за ним на пол. — Я убью тебя... Я убью тебя при следующей встрече... — а Дженни смотрит на него, такого опустошённо разбитого, вывернутого наизнанку, и внезапно осознаёт, что ложь её нанесла непредвиденно глубокую рану на чужом сердце. — Я успею первой А он усмехается.***
— Ну и для чего тебе потребовалось это демонстративное сожжение? — лениво интересуется Сынхён, раскуривая уже вторую. А Джиён оторваться не может. Кажется даже не дышит, лишь наблюдает за тем, как полыхает этот злополучный склад, в котором Дженни стояла перед ним на коленях. В первый и единственный раз стояла... — Как это зачем? Я же дракон, пусть об этом помнят — Джиён усмехается, щёлкая зажигалкой, а у самого всё внутри вместе со складом горит. "Я успею первая" Пусть так. Пусть так...