Удушье

Панталоне чувствует, как задыхается. Не физически, а где-то глубоко внутри. Неприятно чувство распирает, душит, выжимает последние жалкие силы где-то изнутри, когда взор обращается на примечательную сцену. Дотторе не нравятся такие, как он. Доктор предпочитает куда более податливых и гибких людей. На его устах никогда не появляется искренняя улыбка при виде банкира, он никогда не стремится первым проявить к нему внимание. Девятый никогда не был ему интересен. Их связывает не более, чем общая цель Предвестников, не более чем просто необходимость поддерживать отношения на уровне коллег, а Панталоне больше не стремится навязываться. И все-таки где-то внутри заседает очень неприятное чувство, которое так трудно описать. Разбитость, ревность, злость на самого себя и ощущение полной ненужности. Он всегда привык добиваться всего с помощью денег. Они открывали для него фактически мир неограниченных возможностей. Но искреннее внимание Дотторе нельзя заслужить дорогими подарками или исполнением даже мелкой прихоти. Взгляд его алых глаз никогда не будет направлен на банкира. Он всего отведен в сторону. Раздражает? Неимоверно. Раздражает собственное ощущение утопления в чувствах, которые невозможно выразить. Рассказать обо всем в лицо? Только кому станет от этого легче? Доктор попросту увеличит дистанцию с коллегой. Бессмысленно бороться за то, что уже занято. Панталоне не из тех, кто будет вырывать добычу из чужих зубов, наперед зная, что никакого удовольствия он от этого не получит, а скорее только новые травмы, еще сильнее чем прежние. — Коллега, вы необычайно задумчивы сегодня, — протянул Дотторе, украдкой поглядывая на банкира, который должен был проверить его бумаги, но словно бы смотрел сквозь них. Цифры, подсчеты. Все это не имеет значения, когда от подавляемых внутри ощущений хочется прямо сейчас выйти в окно. — Конец квартала очень сложный период, — тряхнув головой буркнул банкир, пытаясь все-таки сосредоточится на написанном. Хотя с кривым подчерком Второго едва ли можно разобрать точные проценты. Тот всегда делал документы в последний момент и невероятной спешке. — Правда? Только в нем дело? — слегка склонив голову на бок, спросил Предвестник. В маске он еще более походил на любопытную птицу, пытающуюся рассмотреть своего собеседника насквозь. — Если вы намерены и дальше меня отвлекать, то рекомендую вам этого не делать, иначе вам придется просидеть здесь до самого вечера, — с тяжелым вздохом произнес Панталоне, коротким движением поправляя очки. Беседы с коллегой давались ему все труднее. Подсознание неосознанно стремилось максимально сократить количество контактов с тем, кто доставлял ему столько боли, в которой коллега фактически и не виноват. Стадия принятия к Панталоне явно приходить не планировала. Она постоянно колебалась между отчаянием и злостью, что заставляло его вертеться в постели часами, пытаясь отделаться от навязчивых мыслей. Он всегда считал себя красивым и привлекательным мужчиной, тем, кто способен с первого взгляда понять, если ли у него шансы. Но в этот раз он невероятно жестоко ошибся. Его собственное чутье сыграло с ним злую шутку. Этот человек никогда не будет ему принадлежать и постоянно дарит исключительно призрачную надежду того, что между ними будет хотя бы нормальное общение. Но большинство отправленных писем и предложений были старательно проигнорированы. Несомненно, у Второго есть куда более важные люди и занятия, чем неформальная встреча с коллегой. Постепенно Девятому предстоит научиться прекратить пытаться. Но руки сами тянуться к чернилам, пропитанным ароматным запахом весенних цветов и красивой немного желтоватой бумаги, чиркая новое письмо. Порой бессмысленное. Какая разница, что адресат все равно его не прочтет или попросту выбросит в горящее пламя, где обычно сжигались неудачные эксперименты. Регратору так и хочется порой ударить по собственным ладоням, стремящимся к перу, чтобы рассказать о новых успехах Второму. Попытки заменить его кем-то успехом не увенчались. Ни один человек не был на него похож. Даже если это был его собственный срез. Впрочем, большая часть из них унаследовали от хозяина это нежелание сближаться с банкиром. Даже в беседах, где Второй откровенно признавался в проблемах, он предпочитал лишь отмахиваться, не открываться. Всегда есть люди важнее. Пожалуй, именно это Панталоне больнее всего осознавать. Второй Предвестник старается реже показываться, особенно когда слышит хоть что-нибудь о Дотторе. Хочется одновременно закрыться и изолироваться от него, никогда больше не слышать и не видеть, но в тоже время он понимает, что его проблемы, это лишь его проблемы. Доктор не виноват, в то, что кучка гормонов и собственные мысли случайно подтолкнули к нему Панталоне. Если бы только наперед можно было знать о том, кто перед тобой и что он к тебе будет испытывать. Жизнь стала бы не только в разы легче, но еще и приносила бы куда меньше страданий. Кабинет Девятого плотно закрыт на ключ. Он может свободно упасть в кресло, снимая очки, чтобы закрыть собственное лицо в ладонях. Сердце колотится так, словно бы стремится выпрыгнуть из грудной клетки, а глаза обжигают непрошенные и подступающие слезы, которые он тщательно пытается стереть еще до их появления. Он постоянно делает сам себе хуже. Пишет о своих ощущениях на бумаге, а затем наблюдает, как он начинает поджигаться от пламени свечи. Это то, что он хотел бы уничтожить, вот только нельзя провернуть подобное с чувствами, достать их из себя и сжечь как-нибудь да поскорее. Легкое удушье подступает к горлу. Хочется, чтобы это скорее все закончилось. Хочется оборвать собственную ненависть к себе и остановить бьющееся сердце. У него истории счастливого конца не будет. Он просто должен как-то прийти к смирению. Убрать себя или его из собственной жизни.