Камео Арсения Попова

      Концерт закончился, как и длинные месяцы путешествия по огромной стране. Запыхавшиеся актёры ввалились в гримёрку, расслабленно плюхнулись на диваны, с благодарностью принимая воду от Оксаны. Ребята получили мощнейший заряд энергии от Москвы, от людей, от смеха и от игр – их длительную усталость на время как рукой сняло. Концерты всегда пробуждали фантазию, будоражили необычностью предложений из зала и заставляли ощущать некий трепет перед непредсказуемостью.              – Ну что, красавчики, сегодня вы справились на «ура». Конечно, были недочёты, но не без них же, – в гримёрку зашёл Стас, привычным жестом поправляя кепку на своей голове. Позов и Матвиенко повернулись в его сторону и флегматично кивнули.              – Стас, ну как же иначе. Все наши концерты проходят на «ура». Просто это «ура» в разных сферах встречается, понимаешь? Сегодня ты был с нами и уловил какую-то определённую форму «ура», которая и наложила такую проекцию на всё выступление, – с ноткой загадочности озвучил свои мысли Арсений, привлекая к себе вопросительные взгляды.              – Арс, не совсем понимаю, но оно, наверное, и к лучшему. Итак, у кого какие планы? Отпразднуем окончание тура в шикарном баре неподалёку? Оксана уже согласилась, команда в чате написала, что тоже не против, остались только вы у меня.              – Я за любой движ. Мне надо будет только стрим перенести, другу написать, а то ждёт. Как остальные? – Серёжа вопросительно оглядел ребят.              – Можно. Правда, сильно задерживаться не стану: дома меня Катя и дети ждут, да и напиваться, в общем-то, не планирую, – Дима надел свою любимую шапку и кивнул, намекая, что отойдёт позвонить жене.              – Блин, а у меня завтра съёмки, я как-то даже и не знаю. Хочу с вами, но точно не буду пить. Мне пока нельзя, да ещё и до дома нужно доехать на тачке, чтобы меньше мороки завтра было, – Антон задумчиво почесал свою голову, тормоша кудряшки на ней. Он был бы рад отдаться веселью и от души уйти в разгул, особенно после тура по всей стране, но обстоятельства требуют иного. Да и остальные, похоже, не учитывая непьющего Матвиенко, не горят желанием квасить, кроме Арсения. Тот, кажется, в настроении сегодня и кофе обхлебаться, и алкоголя залить сверху.              – Что же это получается, собираем тусовку трезвенников в лице главных актёров? Ай, ну вас. Арс, ты как? – Стас махнул рукой на троицу, вопросительно вглядываясь в увлечённого Арсения.              Арсений же внимательно читал комментарии к посту в телеграме, где фанаты развели настоящие дебаты. Его поклонники – это детективы Шерлоки, – они уже всё разузнали насчёт его предстоящей роли в кино, они видели его на репетициях, непонятно как и откуда выловили информацию о другом проекте. Они сразу же, видя какой-то намёк на странного Арсения, выходящего за рамки своей странности или эмоциональной стабильности, строили чудесные теории, применяя странную дедукцию, и неугомонно задавали миллион вопросов в комментариях.       Сегодня Арсений внешне не блистал, что и вскружило голову его фанатам, заставляя переживать. На самом деле всё было очень просто. Команда импровизации выложила общую фотку, где отчётливо видны усталость Арсения, его паршивое настроение и отпечаток долгого недосыпа. Ни больше ни меньше. В иные дни Попов приводил себя в порядок, но сегодня это никак не получалось, что-то на нём сказывалось: то ли 4 чашки кофе, то ли здоровье подвело, то ли сами Боги написали в гороскопе чётко, что «сегодня звёзды не сошлись в Марсе, поэтому вы будете помятым весь день» – непонятно. Благо, перед концертом гримёры постарались на славу, и он, как подобает настоящему актёру, вышел на сцену совсем другим человеком. Ему явно надо отдохнуть, хорошо отдохнуть, ибо внешность и амплуа актёра – это его портфолио – это нельзя запускать.              – Арс? Ты чего застыл? – Стас подходит ближе к Арсению, и тот машинально блокирует телефон, не давая увидеть, что в нём. Он вернулся из своих раздумий в реальность и вспомнил, что надо бы ответить людям.              – Заснул твой Арсений наяву. Спал, как обычно, часа три, сидел и полночи репетировал свою роль в кино. Ну, Арс, какой монолог сегодня читал? – Серёжа решил подразнить своего друга и легонько ткнул Попова локтем в живот.              – Очень простой. Мой монолог называется: «Умом Арсения не понять, аршином общим не измерить. У него особенная стать, в Арсения можно только верить», – после его слов в гримёрке послышались смешки, и Арс довольно оглядел всех. Приятно рассмешить кого-то, особенно, если это люди из такой стези как юмор: тут шутки часто приедаются, и нужно уметь удивлять. Невольно глаза прилипли к Антону. Вот у кого улыбка и смех имели свойство заражать и заряжать по полной. Рассмешить его проще всех, но это не отменяет того факта, что его эмоции приятнее всего для Арса. Зацепившись за Антона, он с трудом отлепил от него взгляд и всё же ответил Стасу.              – Да без проблем, поехали. В Питер я в ближайшие дни не собираюсь, так что вполне свободен. Пить одному не хочется, но если команда или ты, Стас, будете, то я за компанию тоже.              – Ну вот, мой человек! Заодно отпразднуем твою роль. Всё, тогда собираемся и поехали!              –––––––              В баре было зарезервировано несколько столиков, где и расположилась труппа импровизации. Большинство гостей обошлось парой бокалов пива или коктейлей, и никто, кроме Стаса, Арсения и парочки других парней не напивался. Стоило только прийти этим людям в заведение, как ажиотаж вокруг красивых и вкусных напитков вскружил им голову. В Арсении проснулся бармен, который хотел заценить необычные пункты меню заведения, чтобы потом приготовить их у себя дома, как всегда, под одну трансляцию, попутно рассуждая о чём-то. Да, он разрешил себе расслабиться. Сейчас надо повеселиться, а скребущие ощущения можно отодвинуть на второй план.              Конечно, Арсений, пребывая в лёгкой эйфории от усталости и расслабленности после алкоголя, стал раскрепощаться и привлекать много внимания к себе. Людей интересовали его актёрская деятельность и что-то личное. Впрочем, как и всегда. Серёжа пытался как-то осадить друга, но тот не реагировал, ведь не делал, по сути, ничего плохого, просто шумно переговаривался и рассказывал интересные истории из своей жизни. Гости и друзья увлечённо наблюдали за ним. Не каждый день увидишь и услышишь, как самый таинственный человек команды раскрывается и рассказывает что-то о себе. Правда, никто не знал, правда ли всё, что говорит Арсений, или нет, но интерес от этого не угасал. Вот и Антон с Димой, знакомые с Арсом ближе остальных, слушали его и пытались сопоставить факты, гадая на правдивость слов.              – Говоря о моём актёрском пути. Вы знаете, когда-то в Омске я исполнял одну великолепную роль. Я играл молодого и напыщенного сына графа, который ради обычной крепостной, любви всей жизни, готов был пойти наперекор своему строгому отцу, отказаться от состояния семьи, да мог всё перестрочить во имя её. Отверженный молодой человек, конечно. Интересная роль, она столкнула меня с человеческим эгоизмом, – Арсений поднялся со стула и, охваченный каким-то порывом, по-аристократически зашагал к девушке-гримёрше за соседним столиком. Он начал играть.              – Лизавета, отчего ты так печальна сегодня? Неужели мой отец как-то докучал тебе? – он приложил руку девушки к своей груди. – Раздели со мной свои печали, расскажи мне о думах своих. Я, как твой верный друг, буду рядом, чтобы помочь.              Девушка застыла и покрылась румянцем, не зная, что ответить. Хотя её ответ и не требовался Арсению. Он просто продолжил:              – Лизавета, коли кто смеет помыкать тобой, хоть пальцем грозить без моего ведома, я немедля отправлюсь разбираться. Отец, как бы строг он ни был, не преграда мне. Пока ты рядом, дышишь за меня, лелеешь меня, мне не важны никакие блага этого прелого общества, – актёр отошёл в сторону, тоскливо взглянул куда-то вперёд, случайно натыкаясь взглядом на Антона, и повернулся обратно. У Антона же в голове будто отпечаталась картинка тоскливого и нежного взгляда Арсения. Он видел перед собой эти глаза, и его сердце из-за такой случайности взволнованно забилось. Впервые за вечер они вообще пересеклись взглядом.              Люди уже не с какой-то смешинкой, а скорее с очарованием наблюдали за Арсением, отдавшемуся своей игре. Актёр стал ходить туда-сюда, размышляя за своего героя:              – Пускай, я понимаю. Твоя доброта не позволяет тебе молвить хоть что-то плохое о ком-то. Ты переживаешь, что из-за тебя станет худобно, неудобно, но нет, поверь, нет ничего хуже тоски влюблённого и измученного сердца. Я видел, тайком наблюдал сегодня из кабинета, как ты протирала подсвечники возле ломберного стола и вздыхала так печально, что душа моя выворачивалась из-за невозможности прижать тебя к себе и утолить твои печали. Прошу тебя, расскажи мне всё, не мучай меня, – девушка в край смутилась и пыталась что-то ответить, как вдруг её перебил чей-то тенор.              – Да как же посмею я, господин, жаловаться, когда вы так заботитесь обо мне? – Арсений повернулся и в некотором удивлении посмотрел на того, кто вклинился в его постановку. Антон встал из-за барного стула и, изображая скромную девушку, приблизился к главному герою. Он хотел избавить девушку от неловкой ситуации, поэтому сам вклинился в Арсеньево шоу.       – Не переживайте, если я кажусь вам печальной или уставшей, я в порядке. Ваш батюшка меня не беспокоит, только дела раздаёт и направляет, где нужно поработать. В делах я вся. Лишь вечерами меня одолевает беспокойство за вас. В порядке ли вы? Так редко стали навещать меня, я вам прискучила?              Арсений подскочил к Шастуну, взял его руку в свою и почти невесомо прикоснулся к плечу. Они стояли в такой позе, что, казалось, сейчас будут танцевать. Сердце Антона уже водило хороводы, волнение закипало, но он не отодвинулся, не в тот момент, когда игра только начинала распаляться. Ему показался забавным тот факт, что пьяный Арсений и трезвый Антон – оба красные, но каждый по своей причине. А ещё они в центре всеобщего внимания, что немного напрягало, почему-то.              – Лизавета, как ты посмела так думать? Наши встречи я храню как зеницу ока, как самое ценное, что лежит в моей малахитовой шкатулке души. Если бы не отец, который пытается нас разъединить, не веря в нашу связь свыше, и император, отчаянные крики больного сердца перестали бы преследовать меня. Я к тебе порывался много раз, но всё попытки были усеяны злодействами со стороны. Лизавета, я знаю, рискованно, но не хочешь ли ты, безумства любви ради, сбежать со мной из поместья сегодня? – Арсений покружился несколько раз, совершенно не замечая, как Серёжа пытался выцепить взгляд Арса и по-тихому попросить прекратить это шоу. Стас просто подтолкнул Матвиенко к этим двоим, прошептав: «Сделай уже что-нибудь. Понимаю, один пьян, но второй-то что?»              – Господин, я буду только ра–              Не успел Антон договорить, как вдруг его перебил басовитый голос Серёжи, который совсем неизящно вмешался в разговор влюблённых.              – Как знал я, что вы здесь будете вдвоём! Как знал, что не стоило мне оставлять тебя, Арсений! Поди прочь, рабыня, дел тебе мало?! Не стоит якшаться с ней, сын мой, говорил уже, что не по статусу такие связи, – Серёжа с намёком посмотрел на Арсения, но тот, увлечённый своей игрой, проигнорировал намёк, хоть и подсознательно понял его.              – Отец! Я знал, я чувствовал, что сегодня будет наша роковая встреча. Не смей её так называть! Сколь скудно и печально ни было её положение в обществе, мои чувства к ней неизменны. Мне всё равно, что ты не веришь мне, дороже её у меня нет никого. И если ты не принимаешь нас, то к чёрту это всё! – Арсений в порыве и впопыхах схватил Антона за руку и выбежал с ним из бара. Шаст совсем не ожидал этого, поэтому на автомате последовал куда-то вместе с актёром. Вот тебе и погорелый театр.              Арсения захлестнули чувства, он в каком-то ужасном состоянии, будто это всё не игра была, а его настоящая жизнь. И ведь правда, отчасти, это очень похоже на его жизнь, и ему больно за неё и за своего персонажа тоже. Щемящее сердце начинает разрываться, глаза у Арсения на мокром месте. А может, это из-за встречного ветра они намокли – кто знает.              – Арс, стой, стой! Ты куда так ломанулся? – Антон наконец-то пришёл в себя и остановился, удерживая Попова за руку. Сначала его напугал этот порыв, но теперь он больше волнуется, потому что актёра рядом с ним немного потряхивало.              – И что, ты передумала бежать со мной? Всё же, только я один так сильно влюблён? Или мой отец обещал тебе что-то взаймы? – Попов не отошёл от своей роли. Он повернулся и посмотрел в глаза «Лизавете». Антон вздохнул и отпустил его руку.              – Всё, Арс, мы уже не играем. Что случилось? Тебя так накрыли эмоции во врем игры? Почему ты трясёшься?              – Во мне бурлит ненависть, ярость к тому, кто пытался нас разорвать, к человеку, что беспощадно терзал мою душу на протяжении многих лет, убивая мечту и разрушая чувства. Во мне море сожаления, я упускал возможности стать счастливым, быть рядом с тобой. Всё моё естество боится, но этот страх благородный. Благодаря нему я и решился бежать. Правда, в порыве страсти я не спросил, хочешь ли ты остаться со мной? Я не хочу быть извергом, Лизавета, я хочу быть счастливым, с тобой, как бы эгоистично ни прозвучало, – в реплике Арсения уже перемешались два образа: его настоящий и образ его героя. Оказывается, так легко раскрывать душу, когда ты говоришь не от себя, а от персонажа. От того, у которого схожая с твоей судьба. Ему хочется ещё немного побыть в этой роли, ещё немного рассказать всего, да так, чтобы не связали это с его настоящей личностью. Актёр – это своего рода коммутатор, что объединяет в себе два начала: реальный и искусственный миры.       Ладно, Шастун понял, он хорошо понимал Арсения и видел, что тот сейчас просто не в состоянии выключиться из своей пьесы, поэтому продолжил подыгрывать в надежде, что долго это не продлится. Всё равно бросить Арсения Антон не мог, поэтому, смирившись с положением дел, он тенорно поддержал:              – Если я не желала бы этого, то точно не убежала бы с вами. Меня не пугают трудности на нашем пути, меня пугает неизвестность. Что мы будем делать теперь? – Шаст подошёл чуть ближе к Арсению, и тот, на удивление, спокойно улыбнулся, приглашая куда-то пойти за ним.              – А дальше мы освободимся. Убежим туда, где нас не найдут, где мы сможем начать новую жизнь вместе, без условностей в обществе. Неизвестность – страшит, но у тебя есть я – твоё светящееся сердце в тёмном лесу – мы найдём выход. Пойдём.              Уверенным шагом Арсений зашагал куда-то в сторону студии, и Антон, не понимая, к чему и зачем ведёт Попов, с осторожностью последовал за ним. По пути он написал пару смсок Серёже и Стасу, заверяя их, что ситуация под контролем.              «Всё ок, Арсению нужен свежий воздух, он перебрал. Мы прогуляемся и вернёмся».              Заверения заверениями, а на деле ничего не было «ок».              _______              Только подходя к эвакуационной лестнице какого-то здания возле студии, Шастун понял, что они направляются на крышу. Очень романтичное, конечно, место, в обычное время, но сейчас оно настораживало, учитывая, что трудно понять, чего же добивается Арсений, ведя их обоих туда. Лишь бы не какой-то драматический поворот в этой истории.              – Скажи, о чём ты думаешь сейчас, Лиза? – Арсений неожиданно вырвал Антона из размышлений и заставил вернуться в эту игру, снова надевая роль бедной крепостной. Или уже не совсем крепостной? Просто бедная Лиза какая-то.              – Думаю, что я запуталась. Мы так скоропостижно убежали, что я ещё не успела привыкнуть и осознать всё. А о чём думаете вы, господин?              – Мы теперь одни, и мы на равных. Можешь ко мне обращаться на «ты». Я же думаю лишь о том, что нам придётся много идти, долго идти, пока мы не уйдём так далеко, чтобы нас никто не искал, – Антон немного устал подниматься по лестнице, и он, честно говоря, был удивлён тем, как же прытко Арсений, который, вроде как, старше на 8 лет, который пьян и который спал сегодня 3 часа, взбирался вверх по лестнице. Будто наверху его ждал Оскар. Хотя нет, если бы там был Оскар, Арс отрастил бы себе крылья, которые так любит, и на крыльях любви полетел к нему, а не взбирался по лестнице как простой смертный. Так, Антон что-то расслабился некстати, надо сохранять внимательность.              – Вот так скоро сократить нашу разницу в положениях… Я постараюсь. Может ты всё же скажешь, куда мы идём и зачем? – Арсений отделался коротким «всё увидишь», и они продолжили идти в тишине.              Антон почти выдохся, как вдруг, ну какая благодать, они поднялись на крышу. Благо, пока Шастун шёл за Арсением, он не смотрел вниз, потому что мог бы испугаться высоты со старой и дряблой лестницы. Сейчас, когда под ногами есть более надежная опора, можно оглядеться вокруг.              Перед ними открылся романтичный вид: сверкающие огни гирлянд в переулках, освещённые фонарями улицы, машины, плавно снующие туда-сюда, парочки влюблённых в парке и сверкающая вода в небольшом пруду рядом. Антон засмотрелся и ощутил, что не зря поднимался, ведь тут красиво. Но по-прежнему очень волнительно. Из-за всего, включая Арса, который стоял намного ближе к краю, чем сам Антон. Руки вспотели и сжались в кулак. Он же не…              – Ну вот, мы с тобой на вершине того мира, который нас и разделял. Сказал бы кто, что мы как боги над теми, кто там внизу, – я бы им поверил, – Арсений подошёл ещё ближе, заглянул вниз, и Антон непроизвольно дёрнулся к нему. Но не успел он что-то ещё сделать, как сам актёр отошёл от края, и Шастун облегчённо вздохнул, ощущая себя спокойнее. И чего он вообще подумал, что Арс собирается что-то такое делать… Безумие. Просто странная ситуация.              – Чего ты там стоишь? Иди сюда, я тебе покажу наше с тобой убежище. То место, где нас никто не найдёт и мы будем счастливы вдвоём, – Арсений поманил его, пошёл дальше вдоль крыши, пока не завернул в какую-то постройку, похожую на голубятню. Голубятня на крыше высокоэтажки? Скорее уж чей-то чердак.              Стоило Арсению распахнуть дверь, как оттуда вылетели две птицы, и Антон испуганно вскрикнул, вцепившись в парня рядом. Попов удивлённо засмеялся, но мягко погладил Шаста по голове. Немного родительский жест получился, но очень трепетный. Какой раз за вечер Антон сбивался с толку и сколько раз смущался Арсения?              – Какая, однако, пугливая ты девушка, Лизавета. Приятно, что я узнал о тебе что-то новое сегодня, – Арсений пригласил Антона сесть рядом на какие-то две подушки, которые аккуратно лежали на полу этой коморки.              – Надеюсь, это был комплимент, потому что я очень пугливая. Даже мышей боюсь, так что по хозяйству, если честно, помочь не смогу. Расскажи мне лучше, откуда ты знаешь про это убежище? Знает ли кто-то ещё про него?              – Старая история. Тогда стояла плохая погода, я отправился с отцом в соседнюю губернию к помещику одному. В один момент я отбился от него, заблудился, но, к счастью, неподалёку наткнулся на местного художника, который привёл меня сюда, чтобы переждать непогоду. Хоть с художником я больше и не встречался, но место и путь к нему запомнил. Чудесный отсюда вид открывается, да? Недолго думая, я захотел привести сюда тебя, побыть тут с тобой. Вдали от контроля отца, тяжёлой работы при дворце, статусного неравенства.              Антон сидел рядом, в полутьме рассматривая профиль молодого наследника графа. Арсений сейчас выглядел по-особенному. Казалось, что у него на лице отображалась какая-то искренность. К парню пришло странное озарение, скорее даже мысль, будто Арс говорит не от лица своего персонажа, а от себя самого, просто красиво обрисовывает это. Хрен разберёшь, конечно, но, коли такая возможность выдалась, может спросить что у него? Или актёр до победного будет актёром?              – Мне приятны ваши, то есть, твои слова про меня. Не знаю, достойна ли я этого, но спасибо. И… я согласна стать чуть ближе, именно поэтому очень хочу услышать что-то про вас от вас.              – Я думал, мы с тобой многое обсудили во время наших встреч, – хмыкнул Арсений, как-то нетипично для своего персонажа играя, – Но правда, в таком месте, где нас не станут уничижать, можно рассказать чуть больше о себе. Послушай о моём отце. Как ты знаешь, граф – человек суровых правил. Пока ты ещё не появилась в нашем поместье, я жил, словно в аду пребывая. Матушка моя светла и нежна, но отец – изверг. Я всегда мечтал быть пианистом – музыка меня прельщала, я хотел творить и создавать что-то, но мои мечты срезались на корню жестоким нравом графа, убеждавшего меня, что это не то дело, чем должен заниматься наследник его семьи. Он отдал меня в военное училище, чтобы я рос гвардейцем, у которого были бы две вещи в жизни: мушкет и верность императору, а не смазанные фантазии и ноты. Я противился, пререкался, но он стращал меня, часто наказывал… – Арсений застыл, поворачивая голову к Антону, а тот сидел и понимал, что актёр и правда рассказывал ему про себя, выдавал завёрнутую правду. Ему, Антону. Он чувствовал и понимал это. Сердце Шастуна разрывалось от чувств: хотелось обнять Арса, потрогать его, дать ему повод улыбнуться и убрать ту печаль в глазах. Но он не повиновался порыву, вместо этого попросил:              – Я чувствую, как тебе пришлось тяжело, Арсений, каждое слово отображает тяжесть твоего прошлого, но, пожалуйста, не останавливайся. Расскажи мне о себе, я действительно хочу знать больше о тебе.              – … иной раз, лёжа у себя в постели, я слышал его шаги за дверью и думал, что вот, идёт мой убийца – я боялся его. Боялся, пока не уехал в другую губернию по военному приказу императора. Там я познакомился со своими закадычными друзьями, которые стали мне невероятно дороги, с которыми мы играли на инструментах в редких заведениях, потому что они тоже были мечтателями. Я начинал находить себя, верить в то, что моя жизнь – это не стрельба по врагам да выполнение чужих приказов, это что-то большее. Я всё глубже уходил в музыку, в сочинение, знакомился с музыкантами, играл свои первые этюды – я стал счастливее на своём поприще. Но всё хорошее рано или поздно кончается, и мне пришлось вернуться обратно домой. Правда, тогда я уже смелее стоял на ногах, знал, что, чего бы мне ни стоило, я должен был проявить себя отцу, чтобы или убрать этот дамоклов меч из своей жизни или проткнуться им, но наконец-то решить всё. Отец ожидаемо не принял меня, но матушка тихо поддерживала, поэтому, когда я прошёл длинный пусть признания в обществе, матушка тайно позвала отца на моё первое сольное выступление. Он пришёл и, увидев меня, в нём закипел гнев. Не знаю почему, но в тот момент он не ушёл. Ночью я снова слышал шаги возле своей комнаты, и я их ждал. Отец зашёл. Он ничего не сказал, что-то сделал в темноте и ушёл. Я не решился открыть глаза и встать. Лишь утром увидел нотную тетрадь у себя на столе и всё понял. Я… тогда был безумно счастлив, – Арсений улыбнулся своим воспоминаниям, всё ещё пребывая в лёгкой меланхолии, отдаляясь от своего героя, становясь больше собой. Антон и не знал, что у него такая тяжелая история была с его делом. Сам он жил с бабушкой и мамой – строгий отец ему не ведом, мужская рука в его семье отсутствовала, но он сочувствовал так, будто сам пережил это. Шасту тоже было нелегко, и Арсений знает о его детстве. Все слышали про детство Шастуна, но про детство Арсения… услышал только Антон. Как простой вечер превратился в такой откровенный? Наверное, Шаст повторится, но это безумие. В хорошем плане, конечно же. Правда, он всё ещё не знал, стоит ли ему придерживаться его роли нищенки или Арсений и так всё понял и уже не играет больше.              – Я–              – Прежде чем ты скажешь что-то, хочу предупредить, что ни в коем случае не жду жалости, особенно со стороны моей любимой. Я поделился с тобой, потому что ты однажды рассказала мне свою историю детства, ну, помнишь, в отрочестве мы пару раз общались перед тем, как я уехал? Вот тогда это было. Я счастлив. Мне достаточно того, что ты выслушала меня. Сейчас всё хорошо, не переживай сильно.              Руки Антона снова вспотели. Это слишком тяжело. Он всё же придвинулся ближе к Арсению и обнял его одной рукой, крепко сжимая за плечи. Тактильно он выражал своё соучастие и привязанность к человеку, раз Арсений не хотел слов – пусть будут действия. Странная атмосфера, но она грела сильнее конвектора в прозяблую погоду.              – Это я должен был так обнимать тебя, а не ты меня, – Арсений рассмеялся, но не убрал чужую руку, а это о чём-то да говорило. – Ты хотела бы что-то спросить у меня? Чувствую, скоро нам нужно будет уже идти отдыхать.              В голове Антона возник рой вопросов, которые он хочет задать Арсению, но больше всего его волновал только один. Он и сам не уверен, но... да простит себя Антон, если услышит то, что его ранит или убьёт.              – У меня так много вопросов, но, знаешь, в таком месте, где мы одни, я бы больше всего на свете хотела бы ещё раз честно услышать, почему же ты меня любишь.              Арсений повернулся к Антону и посмотрел в его глаза. Шастун смутился и на автомате нелепо улыбнулся, показывая, что якобы это несерьёзный вопрос от парня-дурочка, чего такого. Хотя в душе это был самый весомый и тяжёлый предмет для разговора. Арсений расскажет про девушку, которая ему нравится? А может про кого-то даже знакомого? Он представил себе эту ситуацию и понял, что не сможет нормально жить, если будет знать этого человека. Или, всё же, может, Арсений наплетёт фигню какую-нибудь? Нет, в любом случае ему не стоит знать ответ. Вернее, он просто боится. Да ещё и молчание затянулось некстати. Не умеет Шастун думать прежде, чем действовать.              – Ладно, я же прекрасно помню, как мы это обсуждали, просто дразню тебя, любимый!              – Сразу сдаёшься? Ты испугалась услышать от меня правду и влюбиться ещё сильнее? – подхватил Арсений, немного усмехаясь. – Нет, я всё же расскажу тебе. Такая романтическая атмосфера, как я могу упустить шанс? Ты же прочувствовала это.              Антон мысленно готовился к своей казни. Стушевался и обосрался, натурально выражаясь, и теперь не может сдвинуться. Весь в плохом ожидании.              – Как ты и знаешь, я давно влюбился в тебя. Сначала я не осознавал свои чувства в полной мере, видел в тебе хорошего человека, добрую и приятную девушку. Мне казалось, что это будет неправильным признать, что у меня есть какие-то чувства к крепостной крестьянке. Между нами была огромная разница, мы не могли быть вместе – общество нас не приняло бы. Я не хотел портить жизнь ни тебе ни себе. Но ты, такая очаровательная, нежная, сообразительная, открытая, красивая, весёлая, с тобой мне так хорошо: ты умеешь и в горести поддержать и в радости разделить счастье со мной, что я сдался. Я утонул в этих чувствах… – Его тёплый взгляд, что был направлен на город, убивал Антона. Кого бы он там ни представлял себе, Шастун не мог найти больше сил на то, чтобы дослушать.              – Арсений, я всё услышала, ты так много сказал, спасибо.              – Нет, я не всё ещё сказал.              – Я вспомнила наш с тобой разговор, тогда, когда ты жарко мне всё нашептал. Это было чудесно. Честно, я немного устала, пойдём отдыхать…              – Антон, дослушай меня, пожалуйста, пока я не передумал.              Глаза Шастуна в этот момент округлились. Арсений повернулся, вглядываясь в черты лица человека напротив. Он нерешительно продолжил дальше, будто согласившись на какую-то сделку с собой.              – Я влюбился в тебя и в твоё чувство юмора. Мы очень похожи в шутках: оба любим прикалываться и схожи во вкусах на профессиональном поприще. Ты закрываешь мои недостатки, словно вторая часть разбитой напополам тарелки. Да, я странный, с нестандартным мышлением, и ты единственный, кому это нравится, кто каждый раз охотно и с интересом вникает в мои идеи, зачастую очень необычные идеи. Я без ума от твоей улыбки, от морщинок вокруг глаз, когда ты смеёшься, тащусь по твоим вьющимся волосам, которые, кажется, магнитом притягивают мои пальцы. Я обусловился не лезть к тебе со своими чувствами, видел, у тебя там свои отношения есть, но меня это съедало. Игнорировал всячески всё, играл. Та же игра, что и на сцене, была в жизни. Как актёр я могу сыграть многое, но любовь сыграть нельзя. Я понял это ещё в университете, когда мы ставили Ромео и Джульетту. Просто не мог выразить ту отчаянную любовь натурально, всегда получалось очень сухо. Но теперь я понимаю, что тогда мне не хватало определённого человека. Сейчас, когда у нас с тобой импровизация, где мы в паре, я не играю чувства – я даю им волю, Антон, отпускаю и схожу с ума. Как актёр, я добился успеха: смог выразить на сцене любовь. Но как актёр я и провалился, потому что эта любовь у меня только с тобой, Шастун.              Обомлевшее тело рядом с Арсением не двигалось от слова совсем. Казалось, что оно даже не дышит. Мысленно Антон пребывал где-то далеко: он был настолько поражён и обескуражен, культурно выражаясь, что не мог поверить в происходящее. Арсений, мать его, Попов признался Антону Шастуну? Сказал, что любит его волосы, улыбку, юмор, у них там много общего... Любит. Так красиво любит. Взаимно любит его. Неужели, попытки выкинуть Арсения из головы, заполняя его другими, были напрасными? Антон отмер и зашевелился, руками прикрывая лицо и упираясь в колени. Как же это тупо и смешно, что оба пытались забыть друг друга, при этом взаимно любя. Он рассмеялся, чем и вызвал вопросительный взгляд у Арсения.              – Я даже и не знаю, что сказать, если честно. Максимально глупая ситуация вышла, Арс…              – Я понимаю. Не каждый день подыгрываешь другу в его пьяном спектакле, потом уносишься с ним куда-то на крышу, слушаешь его откровения, а под конец и вовсе получаешь признание. Тут и я бы не знал, что сказать, если честно. Веселья полные штаны. В любом случае, не сердись на меня за мои слова, Антон. Я играл, потому что мне так было легче раскрыться. Я рассказал, но это не значит, что тебе нужно воспринять всё близко к сердцу – это была, можно сказать, своеобразная терапия: открыться и отпустить. Не буду тебя беспокоить этим, но, надеюсь, мы по-прежнему остались хорошими друзьями?              – Я понял тебя, Арс. Теперь мне нужно, чтобы ты понял меня, так что не будь как я только что. Послушай до конца и не загоняй какую-то хрень про терапию или «давай останемся друзьями», ладно?              – Конечно, просто я пытался сгладить всё, потому что не совсем понимал, как ты отреагируешь. Ты сидел как статуя, буквально окаменел.              Вдруг у Антона начали плясать бабочки в животе, краски вокруг стали несколько ярче, а Арсений красивее и притягательнее. Когда он услышал о его чувствах, осознал их и сейчас обработал – он почувствовал себя самым довольным парнем на свете. На этой маленькой крыше, где они только вдвоём. Тело наполнила буйная энергия.              – Чёрт, я не могу собраться с мыслями, потому что у меня в голове всё ещё крутится эта постановка с графом Арсением и бедной Лизой, – Шастун засмеялся, а Попов лишь улыбнулся. – Ты безумный романтик, Арс, с тобой, конечно, не соскучишься, но я и люблю в тебе твою нетривиальность. Мы с тобой как два дурака: я бежал от своих чувств, закапываясь в сторонних отношениях, а ты всё хранил в себе, измучиваясь. Нет, чтобы сразу взять и как сегодня, а? Идеальный вышел тандем, – Антон покопался в карманах и выудил оттуда пачку сигарет и зажигалку внутри. Нервы дали о себе знать, поэтому он закурил. – Ты мне тоже очень дорог, и я безусловно счастлив услышать от любимого человека такие слова. Честно, я сейчас переживаю в разы сильнее, чем на нашем первом концерте в Крокусе, где ты, кстати, помог мне обрести веру в себя перед огромной публикой. Это был самый тяжёлый момент для меня, тогда я готов был на месте выпалить всё тебе. В моей памяти это самое важное воспоминание, – Антон затянулся и поперхнулся, поэтому Арс отобрал у него сигарету.              – Ты разве не знаешь, что курение убивает? – словно процитировал себя Арсений из одного выпуска Импровизации. Антон засмеялся и уткнулся лбом Арсу в плечо.              – Да, конечно. Как же люблю тебя, Арсений. За многое. Оставайся таким, какой ты есть. Я же буду рядом. – это серьёзные слова, но Шастун абсолютно не сомневался в них. Ни на йоту.              Арсений погладил Антона по голове и в порыве нежности поцеловал его в макушку. Это определённо был запрещённый приём, потому что у влюблённого ответно Шастуна от любого движения парня напротив всё распирало внутри.              Он поднялся с плеча и оказался совсем близко к чужому лицу. Арсений рассматривал милую родинку на носу Антона, а тот зачарованно смотрел то на губы Арсения, то на его божественные глаза. Рука медленно и аккуратно коснулась чужой щеки, большим пальцем огладила слегка колючую кожу, ожидая какой-то реакции. Арсений осторожно, тоже не совсем решительно, коснулся чужой руки, накрывая её своей. Их взгляды пересеклись.              Антон понял, что Арсений совсем не против, и медленно приблизился к его губам. Легкий поцелуй, обжигающее дыхание губы в губы вызвали небольшую отдышку у Антона – он на грани, чтобы сорваться и утянуть Арсения в свой уже омут. Но вместо того, чтобы сейчас полететь с крыши вниз, он решил оставить это на потом. Пока Антон позволил себе крепко обнять актёра, прижимая даже не к себе, а к своей душе. Они оба потеряли равновесие и лежали в маленьком чердаке на крыше дома, обнимаясь и тихо перешёптываясь.              Где-то там внизу Стас и Серёжа пытались дозвониться до Антона и Арсения уже не первый час, писали им сообщения и не понимали, куда они вдвоём пропали. Когда все расходились, Стасу наконец-то пришла смска.              – Ну слава богу. И года не прошло, – он открыл сообщение.              «Стас, сори, что трубки не брал, с нами всё хорошо, оставь вещи в студии, если не сложно, спс. Мы с Арсом немного встряли, но всё ок, справимся. Всё, давай, мне надо кое-что разрулить – потом спишемся ;)»              – Очень странно звучит… Одна головная боль, боже. Я вообще-то ваш продюсер. Серёж, подбрось до студии. Придурки уже не придут сегодня.              Последний день концерта тура импровизации закончился театральным шедевром. Нет, не погорелого театра, а вполне в духе Ленкома: каждый актёр блестяще отыграл свою роль и сумел развлечь зрителя. Или всё же нет? В любом случае, это только первое действие первого акта. Впереди длинная история бедной крепостной Антона Шастуна и юного сына графа Арсения Попова в бегах. А пока что антракт. Репетиция следующих актов.