Sorry, I love you

Когда Илья узнал, что на Skate America будет Джунхван, он был на седьмом небе от счастья и тренироваться на лёд оставшиеся до турнира дни выходил с удвоенной силой, потому что силы в нём вдруг стало немерено, но вот стабильности из-за витания в облаках заметно поубавилось, поэтому он срывал прыжок за прыжком и пару раз на заднице пропахал половину катка, но неудачи на тренировках его мало волновали, потому что дела сердечные перед предстоящей встречей вышли на передний план. Он ликовал и радовался, что никого из привычной корейцу компании на этом предстоящем турнире не будет, а, значит, всё внимание старшего будет принадлежать только ему одному и никому больше, и от одной только мысли о том, что они, возможно, смогут даже остаться наедине, и что он наконец-то признается ему в чувствах, в животе роем кружили бабочки. После ухода Юдзуру и Нейтана со льда, Джунхвана Илья считал своим единственным противником и был уверен в том, что только с ним у него получается та самая настоящая и захватывающая борьба, и этот азарт и чувство соперничества ещё больше укрепляли вспыхнувшие в нём чувства, ради которых он готов был даже пойти на риски и играть по-крупному, даже если в этот раз пришлось бы проиграть всё, что у него было. Они довольно часто списывались и по выходным периодически созванивались в соцсетях вне турниров, пару раз смотрели вместе кино, и, кажется, это помогло им сблизиться настолько, что они спокойно доверяли друг другу какие-то мелкие тайны и незначительные переживания, поэтому Илья, будучи совсем ещё мальчишкой, не мог в принца Ча не влюбиться, потому что тот был слишком великолепным, красивым и абсолютно неземным для того, чтобы быть ему просто другом. Но он продолжал держать расстояние, потому что не хотел давить, и когда для признания в чувствах подворачивался момент, удачнее которого вряд ли получится отыскать, он вновь и вновь откладывал его, твердя себе, что время ещё не пришло, что ещё слишком рано, но в моменты личных встреч эти чувства всегда брали над ним верх, и парень не мог отвести от старшего взгляд, продолжая неотрывно смотреть на того, словно заворожённый. Кажется, его чувства до этих самых пор остались незамеченными только одним человеком, и этим человеком был и, по какой-то совершенно необъяснимой причине, по-прежнему оставался Джунхван. Встретиться в одной раздевалке со старшим было самым настоящим праздником, поэтому событие это было волнительным настолько, что Малинин кое-как слова приветствия смог из себя выдавить, но после этого заметно полегчало, и его на болтовню буквально прорвало. По-началу, всё шло так, как он всё это время и планировал, разговоры о достижениях великого и непревзойдённого Ханю Ча поддерживал очень охотно, потому что тот всегда и независимо ни от чего был и оставался для него "хёном номер один", на которого Ча всегда равнялся и хотел быть похожим. На самом деле, американец просто не знал, как ещё к старшему подступиться и с чего вообще начать с ним разговор так, чтобы это выглядело обычно и непринуждённо и не вызывало интереса у лишних ушей, которых вокруг всё равно оставалось слишком много, поэтому любые разговоры о личном было решено отложить до вечера. Но романтической атмосферы вечером для этого тоже не случилось, потому что Ча местом встречи выбрал тренажёрный зал при ледовой арене, и хоть кроме них двоих там никого больше не было, его внимание было сосредоточено только на результатах тренировки. Ча рядом с Ильёй было не так скучно, потому что с ним можно было переброситься парой фраз и шуток, да и бок о бок с кем-то заниматься повседневными делами тоже было не так утомительно, поэтому он был не против, что тот вызвался его везде сопровождать. Всяко лучше, чем оставаться со своим напряжением и переживаниями перед турниром наедине. Первый день оказался для них обоих не самым удачным, потому что несмотря на хорошее и уверенное начало, кореец перенервничал и вышел в степ-аут на тройном акселе, но не смотря на это со льда уходил с улыбкой до ушей, потому что в той форме, в которую он приехал на этап, он показал всё, на что был способен здесь и сейчас. Второе промежуточное место было очень хорошим, потому что шансы отыграться у него были приличные. Малинину же повезло меньше, потому что после смачного приземления на лёд он оказался в таблице аж четвёртым, но парень не расстраивался и просто ждал решающий этап, после которого часто таблица менялась до неузнаваемости, потому что знал: это был ещё не конец. На второй день во время тренировки они почти не пересекались, а если это и происходило, то поговорить со старшим у Малинина не получалось - тот постоянно висел на проводе с Ханю и внимательно впитывал все его наставления, как губка. Чёрт бы его побрал. И, видимо, Джунхван заботился об услышанных словах либо недостаточно, либо слишком сильно, потому что после первого тройного акселя в произвольной оказался на льду, и после этого падения сил бороться за каскад у него уже не осталось, поэтому он потерял баллы и за него тоже. Ну ничего. Бронзовая медаль — тоже медаль. Победе Ильи Джунхван был чисто по-дружески рад, даже с чистым исполнением легендарного четверного акселя поздравил, но младший смысл сказанных им слов пропустил мимо ушей, потому что не мог отвести от корейца взгляд. В чёрной версии своего костюма Ча выглядел по-королевски величественно и роскошно. В сочетании с растрёпанными после проката волосами и отблесками прожекторов в карих глазах, сейчас казавшихся совсем чёрными, ледяные узоры, серебром раскинувшиеся по его плечам, выглядели совершенно волшебно, и Илья был почти уверен, что если он вытянет к ним руку, то под пальцами окажется самый настоящий иней. Джунхван, стоящий с ним рядом сейчас, был живым воплощением слов "грация" и "изящность", и его особый шарм сейчас, во время церемонии награждения, ощущался особенно сильно. Ему казалось, что он не человек, а морозное божество, сошедшее к обычным смертным на Землю, и от осознания, что он может вот так стоять с ним бок о бок у младшего перехватывало дыхание даже сильнее, чем после проката, и радовался этому он во сто крат сильнее, чем собственной победе. Илья не мог оторвать взгляд от Ча ни на секунду, и даже когда играл его гимн, глаза то и дело косились на чужую макушку, скользили по расслабленным плечам, и от того, что они были так близко, но так далеко, ему становилось почти физически больно, потому что на все формальности ему хотелось махнуть рукой, и этой же самой рукой без капли стеснения зарыться в чужие волосы и попробовать их на ощупь. Но Илья не мог. Не мог, потому что к репетиции гала Джунхван относился не менее ответственно, чем к соревновательной части, поэтому всё, что ему оставалось — из-за бортика наблюдать за тем, как кореец легко и стремительно скользит по льду, сливаясь с музыкой в одно целое. Тренировочный костюм, в котором Илья видел Ча уже десятки раз, сидел на нём всё так же великолепно и подчёркивал все достоинства фигуры, которые только мог и должен был подчеркнуть, и особенно хорошо это было заметно на вращениях, его фирменном коронном бауэре и на финальном проезде по льду на коленях. Его американец тоже видел уже неоднократно, как на репетициях, так и во время шоу, и каждый раз в этот момент его сердце делало обратное сальто, потому что выглядело это просто восхитительно. Каждый раз он был настолько сильно этим поражён, словно видел впервые, этот эффект "вау", кажется, не прошёл бы, даже если он видел бы эту картину по тысяче раз за день. Само шоу прошло без каких-либо нареканий, все они потрясающе провели время и от души повеселились всей огромной и шумной толпой, но даже в ней Илья ни на шаг не отходил от Джунхвана и не оставлял его ни на секунду. Закрывающей части шоу Малинин ждал с нетерпением, потому что после прокатов у них всегда оставалось свободное время до перелётов к местам проведения следующих этапов, которое все предпочитали тратить по-разному: кто-то уходил отдыхать, кто-то гулять по городу, кто-то есть, а кто-то сбивался стайкой на катке и оставался там до победного. В этот раз оба фигуриста попали в первую категорию, и после совершенно взрослого мужского розыгрыша на "камень-ножницы-бумага", местом отдыха был выбран номер Ильи, в котором ему повезло жить одному. Единственным развлечением в комнате был телик с подключением к вай-фаю, и после долгих споров вместо прокатов старших коллег было принято решение посмотреть что-нибудь нейтральное, и выбор остановился на просмотре какого-то спортивного подкаста, который приятно заполнял пространство вокруг фоновым звуком. И во время короткой передышки Илья решил: или сейчас, или уже никогда, и прежде, чем к сложной теме наконец-то подступиться, сделал глубокий вдох, подсаживаясь к расплющившемуся по дивану Ча. — Хён, — Илья решил отсечь себе путь к отступлению сразу, поэтому обратился к старшему не по имени, как привык он сам, а так, как обычно обращались к корейцу младшие спортсмены из его сборной. — Есть кое-что, что я хочу тебе сказать. — Говори, — Джунхван от просмотра почти не отвлекался, либо не замечая, либо игнорируя всю серьёзность настроя младшего, и просто ждал, как делал это во время созвонов. Малинин осёкся, но подумал, что так будет даже легче, потому что под взглядом внимательных глаз он точно больше не смог бы говорить, и после повисшей паузы продолжил: — Мы долго знакомы, у нас общие интересы и вообще много общего, нам обоим весело, когда мы проводим время вместе, и... Ты очень нравишься мне. Правда нравишься. — Илья поймал себя на мысли, что было бы особенно романтично, если бы он сейчас взял Джунхвана за руку, и даже потянулся, чтобы это сделать, но в последний момент Ча убрал свою и отодвинулся от него дальше. Слова "Может, ты согласишься быть моим?" колючим комом застряли у Ильи в горле, и он непонимающе уставился на старшего. Тот сначала промолчал, но после медленного выдоха развернулся к американцу в пол-оборота, и под его взглядом тот съёжился. Сейчас перед ним был не тот тёплый, улыбчивый и смеющийся Джунхван, с которым он привык дружить, сейчас перед ним был серьёзный, собранный и хладнокровный Джунхван, с которым он привык соревноваться. — Я не могу принять твои чувства. Мне жаль, что я рассказываю об этом вот так, но мне нравится Шома, — Ча покосился на лежащий рядом телефон, на обоях на котором красовалась фотография заспанного и растрёпанного Уно ещё со времён олимпиады. — Мы вместе ещё с весны. У меня не получалось рассказать. Поэтому дружба — единственное, что я могу тебе предложить. Он опоздал. Решил дать их отношениям развиваться естественным путём, без какого-либо давления, и это кончилось тем, что между ними выросла непреодолимая стена по имени Шома Уно. Казалось бы, в этой самой стене не было и 160 сантиметров высоты, и перешагнуть через неё было совершенно плёвым делом, но Илья не мог, потому что сердце его Джунхвана уже украл другой. Илья молчал, глядя куда-то в сторону, и кореец, оставил его с разбитым сердцем наедине, потому что находиться в атмосфере, в мгновение ставшей колючей, ему больше не хотелось. Малинин злился, но не понимал, на что именно, потому что злился на всё и всех сразу: злился на себя, потому что откладывал признание так долго, злился на Джунхвана, потому что тот отверг его чувства так безжалостно, и на Шому злился тоже, потому что именно он всё разрушил. И Илья мог сколько угодно срывать прыжки, за которые боролся до последнего, мог даже вылетать с пьедисталов, но этот проигрыш для него, кажется, был самым обидным и сложным. Смех и разговоры, доносящиеся из динамика телевизора, больше не были комфортными, поэтому американец выключил его и завалился на диван, головой на место, которое ещё не успело остыть после ухода Ча. Сообщение, пришедшее на телефон старшего ближе к полуночи, так и осталось без ответа. "Прости, если полюбить тебя было ошибкой. Мне жаль."