Субботним утром

15 сентября 1895 года во втором часу пополудни, в день, когда лето еще не покинуло эти края, а осень еще не вступила на трон царящего времени года, в саду имени Баумана случилось безобразное происшествие, которое ни в какие рамки приличия не укладывалось. Начиналось все вполне невинно: по аллеям, средь кустов и клумб прогуливались дамы, бонны с детьми и молодые люди. Ничто не предвещало неприятностей, в воздухе витало спокойствие. Солнце припекало, что было даже в новинку для сентября, и все скамейки, находящиеся в тени, были заняты дамами, не желающими, чтобы на их прекрасном челе появились постыдные веснушки. На молодых людей, идущих по аллее, никто не обращал внимания. Юноши тихо разговаривали меж собой, о чем-то споря, что, конечно, было типично для молодых людей в их возрасте - необдуманные поступки, недоступное взрослым детское панибратство и оскорбления через слово, на которые юноши, как ни странно, не оскорблялись. Один из юношей явно был студентом: в мундире, пенсне, немного сутулый и с ворохом книг под боком. Второй же более походил на коллежского регистратора - в цилиндре, более высокий и статный, но куда более сутулый, нежели тот, что пониже. Да и вид у обоих был самый что ни на есть странный: оба лохматые (особенно высокий господин: у того кудри в разные стороны, а вся композиция похожа на гнездо неведомой птицы), раскрасневшиеся от быстрой ходьбы. Тут тот, что пониже - студент - остановился и швырнул свои книги куда-то в кусты, взъерошил и так торчащие во все стороны светлые волосы и возвел руки к небу: - Ну и пусть! Пусть идет на все 4 стороны! Собака проклятая! Мы и без него прекрасно справимся! - возопил он, обращая внимание всех благородных людей на себя. - Родион, спокойно! - кудрявый юноша тут же побежал к кустам, вытаскивая изрядно помятые книги и извиняясь перед стоящим недалече господином. - Эка невидаль! Он уже давно в наше трио не вливался. Родион! Но студент - Родион - упрямо не слушал юношу, разъяренно метаясь из стороны в сторону. - Я вызвал его на дуэль, а этот... Трус! Он просто ушел! Чертов предатель, скотина! - он, наконец, остановился, возведя взгляд на спокойно стоящего коллежского регистратора, и сжал кулаки. - А ты?! По-твоему, Маев, он может безнаказанно покидать наш коллектив? И что у нас остается? Перкуссия и скрипка? Изволь тебе доложить, Боря, что с таким дуэтом нигде выступать не получится, уж не обессудь! Боря Маев прикрыл глаза рукой и вобрал воздуха в грудь. Высокопоставленные господа и дамы все обратились в слух, желая узнать более подробностей о "предателе-Тимофее" и странном дуэте. - Родион, просто послушай меня... Вторую скрипку вполне можно и найти, так что... - «Так что, так что!» - пискляво передразнил кудрявого студент. - Все! Надоело. Этот шпик на «эгоистке» сразу же уехал, как только объявил! Нанял заранее извозчика, лишь бы не стреляться! - ... потому что жизнь дорога, - пробурчал Маев, извиняющимся взором обводя присутствующих. - А потом укатил! Вот так вот просто! И даже не в сторону общежития, а совсем в никуда! Трус! Лжец! Обманщик! - уже перешел на хрипловатый крик Родион, заставив маленького ребенка в матросском костюмчике залиться плачем. Со всех сторон послышалось недовольное бурчание: то ли из-за того, что плач заглушает разговор, то ли из-за того, что этим самым разговором ребенка и вывели из себя. Когда же бонна, гуляющая с ребенком, все же сумела его успокоить, люди вновь начали прислушиваться к разговору, который постепенно сходил на нет - студент все больше молчал, а коллежский регистратор методично объяснял тому, как нужно себя вести на людях. В конце концов, не выдержав, неуравновешенный студент взглянул на одну барышню, сидящую в тени вместе с гувернанткой-француженкой, а затем направился к ним широкими шагами. Остановившись пред скамейкой, он обратился к барышне, заставив Маева горько вздохнуть: - Сударыня, позвольте запечатлеть на вашем челе невинный, даже братский поцелуй! Сударыня подавилась пряником, который ела. Гувернантка, опомнившись, воззрилась на смазливого студента щегольской наружности и недовольно произнесла: - Суда'г, ви совсем с ума сош'ги? - Я сошел с ума исключительно из-за любви к этой прекрасной даме, - возразил наглый студент, хлопая по-девичьи длинными ресницами, из-за чего барышня неопределенно вздохнула и покраснела. - Позвольте! Единственный поцелуй, иначе я окончательно сойду с ума! Барышня, покраснев еще сильнее, повернула свое личико к заступнице. Француженка, вновь переведя оскорбленный взгляд на студента, молвила: - Немед'гя уби'гайтес вон! Я позову го'годового! И тут произошло совсем уж непредвиденное. - Извините, сударыни, но мой молодой человек немного не в себе, - процедил сквозь зубы оттаскивающий за шкирку студента коллежский регистратор, до сих пор мирно стоящий в сторонке. - Прошу простить и не сообщать городовому об этом недоразумении, я могу заплатить за причиненный моральный ущерб. Дама с барышней ошалело следили за продолжающим размахивать руками студентом, будто кудрявый мог в любой момент отпустить бешеного молодого человека. - Покорнейше извиняюсь, - вновь произнес он, буквально таща за собой упирающегося сумасшедшего и останавливаясь около одного из извозчиков, заталкивая блондина внутрь и захлопывая дверцу купе. Люди все еще продолжали ошарашенно следить за удаляющимся извозчиком, а затем переведя взгляд на все еще смущенную даму. - К'гоуны. Педе'гасты! - прошипела француженка, обнаруживая у себя неплохое знание русской речи.