У него нет руки, а у неё совести

      У него нет у руки, а у неё — совести. И Нифа нещадно этим пользуется, хотя кажется он совершенно не против. Не против того, как она садится к нему на колени отвлекая от работы с бумагами, потому что знает, что он поддержит её своей рукой, а значит не сможет больше подписывать документы, не сможет засидеться до утра, а пойдёт за ней крепко держа её ладонь. Не против того, как она сама снимает с него рубашку, часто мелко едва касаясь губами, целует его тела. Укладывает, словно ребёнка, складывает одежду, и ложится сама, обязательно подставляясь под здоровую руку, а ему остаётся лишь обнять девушку покрепче и слушать тихое сопение, пока сон не охватит его уставшую голову. Она жмётся во сне ближе к нему и нуждается в его прикосновениях, сильнее, чем в кислороде. У Нифы нет совести, но регулярные кошмары появились именно с того дня. С того дня, она вскакивает посреди ночи, проверяя рядом ли он, целуя куда-то в лицо и благодаря бога за то, что Эрвин вернулся живым. Потом долго сидит, скрестив ноги и смотря на то, что осталось от его руки, и мечтает вернуться в тот день, чтобы защитить, принять удар на себя, но лишь бы с ним всё было хорошо. У него нет руки, а у неё — совести. Именно поэтому, он сидя в ванне беспрекословно выполняет все её просьбы, больше походящие на приказы. А Нифа легко намыливает мочалкой крепкое тело, каждый раз сходя от него с ума. Ухмыляется, когда, смывая пену видит, как сильно действует на него совершенно простыми касаниями. Вытирает его мокрые волосы, целуя его макушку, а потом резко оказывается в воде, кажется совести нет не только у Нифы. Она смеётся, пытается выбраться из ванны, вокруг которой растекается уже немаленькая лужа, отражая в себе, как в зеркале горячие поцелуи, и как бы смущаясь прикрывает эту картину белыми воздушными пузырьками пены. В какой-то мере Эрвин благодарен, что потерял только руку, думая, что бы случилось, если бы это были глаза. Не видеть это красивое хрупкое тело, прекрасное лицо и огромные глаза — было бы для него худшим наказанием. Сейчас он мог рассмотреть каждую родинку, каждый шрамик, коснуться губами, лизнуть языком солоноватую кожу, рукой же чуть надавливая на поясницу, направляя движения её бёдер. В награду за свои действия получая её сладкие стоны и прикрытые от наслаждения глаза. А Нифа ухмыляется, контролируя все движения, замедляясь или ускоряясь, по собственному желанию. Но победная улыбка держится на лице девушки совершенно недолго. Она начинает чувствовать пальцы, блуждающие по самым чувствительным местам. И кажется них обоих нет совести. У него нет руки, а у неё — совести. Поэтому она третий раз заставляет его переписывать странички, словно прописи, уча его левую руку, писать так же ровно, как и раньше правой. Эрвин усмехается, думая, о том, что хорошо, раз Нифа стала разведчиком, а не учителем — бедные дети, наверное, не перенесли бы этого строгого тона и подзатыльников. Которые тут же получает командор, потому что, не подумав озвучил эти самые мысли. Смит слишком любил её касания, да и подзатыльники никогда не были достаточно сильны, чтобы принести хоть какой-то дискомфорт, поэтому командор лишь смеялся, притягивая к Нифу к себе, шепча комплименты и называя "самой прекрасной учительницей за всю его жизнь". Та улыбалась, таяла под прикосновениями, но всё равно пыталась отстраниться, чтобы продолжить "урок". Получалось у неё это плохо, да и неохотно она отрывалась от желанных губ, перенимая контроль и будто приказывая расслабиться, легко заставляла Эрвина откинуться на спинку кресла. А он просто успокаивал её всеми возможными способами, обычно после которых, Нифа брала внеочередные отгулы. А Смит был лишь рад давать их девушке, в глубине души надеясь, что когда-нибудь она совсем уйдёт из разведки.       У него нет руки, а у неё совести, поэтому она, не обращая внимания на заполненный солдатами полигон приходит туда и забирает своего молодого человека с тренировки, ведь Эрвин обещал не перенапрягать себя и свою руку. И ему не остаётся ничего кроме как послушно следовать за ней. Командор не в праве нарушать свои обещания, и тем более не в праве быть тем, из-за кого его ангел будет расстроен. А Нифа, сидя ночами составляет ему индивидуальный план тренировок, советуясь с капитаном Леви, в благодарность покупая ему достаточно редкий сорт чая. Спустя неделю бессонных ночей, кажется идеальный план готов. А уставшая, но гордящаяся собой Нифа, засыпает прямо за столом своей комнаты. На утро её находит командор, любуюсь спящим личиком, его личного ангела. Но не выдерживая и минуты, относит спящую девушку в кровать, целует её в лоб, укрывая Нифу тёплым пледом. На завтраке, бесшумно, словно ветер, подходит к Ханджи, сообщая ей, что одна из её лучших сотрудниц придёт на работу чуть позже. У него нет руки, а у неё совести. И единственное о чём Эрвин жалеет, что не сможет носить одно из обручальных колец, которые он купил в ювелирной лавке за углом от корпуса. В какой-то момент командор понимает, что бархатная коробочка слишком долго лежит в углу бельевого ящика, и в этот же вечер собирает Леви и Ханджи в своём кабинете, говоря им что это важнее всех дел в разведке. Новость о предложении Ханджи принимает с восторгом, чуть не ринувшись рассказывать об этом всему корпусу, Леви же отнёсся более скептично, сказав что-то о то, что чувства мешают работе и тем более борьбе с врагом.       У него нет руки, а неё совести, именно поэтому Нифа выкрикивает "да!" практически на весь этаж. Ни одна из идей Леви и Ханджи Эрвину по душе не пришлась, из-за чего тот решил сделать предложение так как подсказывают ему его чувства, и вроде они его, как всегда не подвели. Когда они готовились ко сну, сидя в кровати, Эрвин вдруг ниоткуда достал ту самую маленькую бархатную коробочку. Кажется, он даже ничего не говорил, лишь вопросительно смотря в её глазах беря её правую руку в свою. У Нифы совести не было, поэтому громкое "да", сопровождается настолько крепкими объятиями, что от неожиданности Эрвин падает на кровати с Нифой на шее.       У них обоих нет совести, поэтому их свадьба гремит на весь разведкорпус. Нифа в лёгком пледом платье, которое шили все девушки разведки под чутким руководством Моблита и помехами в виде Ханджи, выглядит словно ангел. Эрвин в парадной форме, по просьбе Нифы со всеми своими орденами. Они смотрятся так счастливо и бесценно, будто и нет никаких титанов, вокруг нет стен, за которыми идёт война. Они смущаются, когда кто-то из гостей, кажется это Саша или кто-то из новеньких, выкрикивает "Горько!". Целуются так нежно и аккуратно, словно впервые раз, словно не они каждый вечер перед сном пытаются зацеловать друг друга до потери дыхания. Её кольцо так органично смотрится на тоненьком пальчике, словно было там с самого рождения. Эрвин, улыбаясь смотрит на цепочку с кольцом на своей шее, которую клянётся не снимать никогда в своей жизни и даже после.       У него нет руки, а у неё — совести, наверное, поэтому он уходит в отставку, а она переводится в легион, нося под сердцем их ребёнка.