Ангелу

Та самая крыша. У самого края. Совсем не убийство, но сердце пылает. Тоска, боль, обида... "Моя вина в чём?", Но слышит лишь небо её тихий стон. Нью-Йорк полыхает, кипит муравейник, Но Дот не хватает того ощущенья. Рук тёплых у щёк, зелени глаз, Шёпота на ухо тёплых губ... И не раз! Она переносится в домик их тихий. Там на столе чашки с чаем забыты. Ингредиент узнать она не успела, Теперь алкоголь заливается в вены. Виски, тоник, коньяк. Плевать! Без разбора. Дот хочет забыть тот чаёк... Невозможно. Всё потому, что ей чай опостылел, Ведь сделан не им. Он сделан не Ридом. Потом душ поцелуи, ледяная вода. "Так шоколад охлаждают!" — хохочет она. "И думать не смей, что я тебя разлюбил!" "Ни-ког-да". А под утро след Рида простыл. И вроде бы мозг понимает — рутина! На ней вся вина лежит рваной картины. И всё же печально торкает душу, Ведь не понимает, сказать лично... хуже ль? Следом мысли: а кто Остин ей? У него есть сестра, отчёт перед ней. Половинка души её? Что ж, Дот плевать, Уж раны свои ведьма научилась латать. И всё ж, почему? Почему не сказал? Письмо для Рамона, вот и весь их финал. Группа КП ей снится ночами. "А он не сказал?" "Как ты думаешь?)" "Саймон!" Она отвечает только "Без комментариев" И пофиг, что пишут ей все. Отрицание. Всех чувств и страстей. Всего во всём мире. Она сидит на крыше их общей квартиры. Странно и гадко, будто в грязь окунули, Хотя друг другу никто были. Жаль, больно. Дот сумасшедшая, больная, чудная, Ведьма проклятая, но сердце страдает. И всё ж, эйфорию ту помнит душа. Когда появлялась онлайн, а он ждал. Будто специально, хотя вряд ли. Случайность! Теперь не забыть, не убить, вот проклятье! Сжимается ёжик там, где вальс танцевали. Из тумана голос его "Ce-mi faci?" добивает. Фисташки, признанья... Зачем же он так? Ведь Рид в конце сдался! Можно было не так! Решить можно любую проблему на свете. Взять отпуск, не видеть, но ожидать новой встречи, А так неизвестность. Он не вернётся. От осознания этого пусто, но стрёмно. Иголки вокруг, но никто их не видит. Их видел лишь Рид. Но он не в Infinity. Последнее письмо ему вряд ли дошло, Но Дот всё надеется. По венам стекло. Она вызывается продолжить Рида работу: Эстетика, музыка... Стеф опущена в воду, Молчит и не пишет. А может не знает, Как ведьма без брата её умирает. А, может быть, ей тоже плохо, просто молчит. Ведь друг, что был миром, исчез в один миг. И Доротея не знает, как всё исправить. Как всё охотник мог так испоганить? У Стеф внутри пропасть, грусть и дыра, Ведьма не залечит её никогда. У самой внутри пропасть не меньше размера. Но она постарается, снимет с Рид это бремя. Будет говорить, общаться, писать, Будет дотошно про день узнавать. Был бы у неё такой друг, была б рада. И она поможет Стеф всем, чем могла бы. Живёт ролевая, но Дот не живёт Колдунья устроила жизни бойкот. Зачем же он ей? Да кто её знает! Она сумасшедшая, но по Риду скучает. И кажется прямо сейчас среди ветра На плечи опустятся руки одетые В тепло и покой. Как и всегда. Но Остина нет. Сотри слёзы с лица! Дот знает, этот месяц был лучшим за год. Она пишет книгу про их роман, вот! Она выучила его плейлисты наизусть. И всем будто пофиг. А у неё в душе грусть. Она так хотела узнать, как связаться. Но не к Льюису же с этим ей обращаться. Искала по строчкам, по песням его. Весь инет перерыла, но нигде ничего. И вроде жизнь дальше идёт, она вместе с ней Но всё равно тянет сюда, раза два в день. Как в том ГС, словно пророчество, Роллинс предсказала своё одиночество. Она не роптает, не осуждает, молчит. Машины считает. И ждёт его. "Рид! Где ты? Ну, где? Ведь ты мне дорог, дурак!" Но город молчит, на крыше лишь мрак. Дыхание в горле застыло комком, А охотника нет. Тут вообще... никого. Ругал её как-то, что осталась одна, Сейчас, чтобы услышать его, всё б отдала. Только б связаться, только б узнать, Что всё хорошо. И чтобы просто понять. Дружить и общаться, гулять после уника Улыбаться, смеяться. Они смогли б всё это. Без искр глаза её смотрят на Яблоко И смысла не видят в бытие обетованном. Остин открыл ей словно новую грань. И так больно терять её. Как ни глянь! Завтра же эта история в прошлом окажется, Где нет пустоты, где мир весь раскрашенный. Она ждёт на крыше, ноги бьют кирпичи, Втайне надеясь услышать его "arici".