Я скучал, Эдд.

Белоснежные облака плавно огибают нежно-голубое небо, стараясь, как можно скорее, обнять лучезарное солнце. Они, как сладкая вата, растягивались и рвались за один миг, вырисовывая своей натурой некий объект. Именно сегодня погода была чудесной: никакого противного дождя, ни единой засохшей грязи, которая будет неприятно крошиться, застревая в подошве обуви. Тихий спокой и ни звуков звонких выстрелов, напоминающий о всём ужасе, несущийся изо дня в день. И всё же, золотые ленты, исходящие от солнца, пробиваются сквозь окна одинокого небольшого дома, впадая внутрь. Слышится лёгкий шорох, а затем грубое закрытие штор. Дом не пуст, там кто-то живёт! И его житель был единственный, кто имеет возможность нарушать поставленные законы своим же старым другом. Это был высокого роста мужчина с криво сбритой щетиной. Его густые брови всегда нахмурены, а губы вечно засохшие, повсюду покусанные от недавного переживания. На голове один лишь беспорядок, за которым особо и не ухаживали. Точнее, даже не пытались. Имя юноши известно на весь город, его лицо развешано на каждой стене с приличной суммой в пять тысяч долларов, и это был Эдд. Тот самый когда-то ещё жизнерадостный парень, тот, кого звали Эдд Голд. Он сам себя не узнаёт, всматриваясь в собственное лицо через зеркало. Оно другое. Совершенно другое. Грубость и безвкусие только и виднелось во взгляде, а во рту сам по себе образовывается вкус металла, приследующий юношу по сей день. За той стороной стекла находится другой Эдд, тот самый с улыбкой, но почему-то нынешний Голд не дотягивается до него, стараясь дотронуться сквозь препятствие. Но лишь кровавый отпечаток ладони встречает его впереди, карие глаза падают на пальцы, что полностью запачканы в крови. И она тут же исчезла, как и пятно на стекле. Какое-то чувство дежавю сильно грызло за ухо, вечно произнося шёпотом одну и ту же фразу: "ты жалеешь?" - он не знал. Одиночество вбивалось глубоко в левую часть груди, проламывая рёбра и западая прямо в сердце, которое навряд ли вновь забьётся ритмичной жизнью. Он скучает, прокусывая губу до крови, но не знает по кому. Каждую ночь, просыпаясь в холодном поту, Голд видел своих уже мёртвых товарищей, которых убил именно он. Потому он предпочёл выматывать из себя все силы, дабы завалиться спать, долго не открывая глаза вновь, но даже так, он не высыпался. Возможно, это и объясняет, что с его внешним видом и откуда все эти галлюцинации. Но несмотря на свою усталость, юноша преследовал одну давнюю мечту. Она точно не осуществится, но, даже так, таилась надежда, горячо обжигая сознание. Каждый раз приходилось стискивать зубы лишь от мысли, что его друзей больше нет. Он знал где они, на кого они работают. Но ему хотелось знать нечто большее, ему хотелось знать в порядке ли они. Урвать с лап врага давних товарищей явно не получится, их постигнет смерть, как и Голда тоже. И всё же, он терпеть не мог Красную Армию, его лидера. А больше всего Эдд не мог выносить себя. И это не значит, что его самооценка на нуле. Её не было и сейчас нет, ему нет нужды глядеть в своё отражение, выискивая странности, ему было плевать. Юноша лишь чувствовал себя трусливой тряпкой, которая не может дать отпор красному лидеру, он не сможет ему и в глаза поглядеть, прекрасно понимая, что не готов. Возможно, Голда приследует чувство стыда и угрызение совести за себя самого, он хотел как лучше, а сейчас является главной загнившей занозой в пальце Ларрсона, которая вогналась туда совсем случайно. И.. это всё, что он сделал за все эти чёртовы годы. Он надеялся, что продвинется дальше, мысленно клялся самому себе, что отомстит. Но вопрос был только в одном, не дающий нормально жить в тишине одинокого дома: "Почему ты не можешь отпустить?" И это правда. Часть жизни Голд гонялся за Тордом в попытках его убить, явно заводя для него очередную игру на сообразительность. Но разве убегает красный лидер, а не он сам? Только убегал Эдд именно от своей же тени и он, со временем, стал это осмыслять. Он мог давно махнуть на это дело, гордо уйти и не взглянуть в серые глаза врага, но он упёрто держался, смотря под ноги, которые полностью погружены в своих же грехах и в своей же крови. И чем он отличается от Ларссона? Он вспоминает его слова. Те, что так въелись в память, заставив каменное лицо тут же смениться и стать изумлённым. Мы одинаковы, Эдд. Разъяснения не было. Почему же они одинаковые знал только Торд. По крайней мере, он знал точный ответ, а Голд лишь слепо предполагал. Даже когда, срывая голос, Эдд кричал, прося рассказать причину, красный лидер пожимал плечами, тут же скрываясь за тьмой ночного кадра. И в какой-то момент пришло отчаянное смирение. Юноша никогда не узнает правды, а гоняться за ней он устал. Руки были давно опущены ещё с момента, когда совершилось предательство старого друга. Безусловно Эдд на месте не стоял, помогал остальным, пытался забыть тот инцидент. Но кроме ненависти к этой ситуации и к самому себе, он больше ничего не получил. Сегодня четырнадцатое марта, день рождение Ринго. Так звали домашнего кота Голда. Это единственный приятель, который остался с ним, не бросил в одиночестве, а сидел рядом до конца. Юноша вспоминает, как ласкал за ушком питомца, что мило изворачивался на его коленях и мелодично мурлыкал. Двое любили играть в гонки. По крайней мере, они были примерными. Игра заключалась в том, кто первее добежит до кухни. Победа всегда была за озорным Ринго, хоть Голд и перепробовал все попытки его перегнать. Каждая стратегия была провальной, а кот был уже на кухонном столе, шкребя ручку старенького холодильника. И каждый раз он получал вкусняшку, а ночью укладывался спать вместе с хозяином, располагаясь на тёплой груди. -С днём рождения, Ринго. Эдд укладывает венок, состоящий из только сорванных цветов, на маленькую могилу. Карие глаза зачитывают строки жизни давнего любимого питомца в очередной раз, кажется, он заучил эти даты, пока голова наконец опускается вниз, а Голд сохраняет минуту молчания. Дальше говор юноши уже не остановить, который начинает увлечённо рассказывать о итогах этой недели. Он говорил обо всём, что только пришло на ум, часто отвлекался, поспешно извиняясь за это, после опираясь плечом о могильный камень и прикрывая глаза. Эдд переходит на еле слышный шёпот, словно откровенничая: "А твои дни как проходят? Я скучаю, Ринго." Дальше лишь вслушивание в пение ветра, начинающий тихонько бушевать. Видимо, питомец что-то рассказывает, и Голд его прекрасно слышит. Душевное спокойствие за покойного друга расплывается в груди, создавая больше тепла. Хоть что-то в это время согревает, как не согревало никогда. Но, кажется, понятие температуры тут же улетучивается, когда почти заснувший юноша чувствует чужое присутствие. Глубокие глаза стараются разглядеть силует перед ними, который явно замешкался, не зная, куда себя деть. Голду понадобилось секунд десять, дабы привыкнуть к светящему солнцу, прежде чем он понял, кто стоял совсем недалеко. Все те же черты лица, лишь изменения в металлическом подбородке и вставочном глазу, которые были совсем новыми для самого Эдда. Те же светлые кудри, родной фиолетовый цвет. Юноша себе никогда не простит, если бы не узнал этого человека. Это был Мэтт, один из его товарищей, оказавшийся в цепких руках красного лидера. Он явно изменился, но суровый его взгляд смягчился, стоило ему взглянуть в лицо шатена. Что-то родное в нём всё же осталось, что-то, что всё ещё манило обладателя карих глаз. Довольно неловко, что такая волнительная встреча оказалась посреди могилы милого питомца, но, как оказалось, Мэтт сюда тоже ходил. Как ни странно, он следил за этим местом, также ухаживал, как делал это Эдд, если у зелёного не было возможности. И с какой-то стороны, это было мило. Два парня долго колебаясь, редко встречаясь взглядами, прежде чем они наконец вцепились в крепкие объятья. Это был первый раз, когда Голд позволил себе пустить эмоции на утёк, стоило лишь оказаться рядом с давним другом. Горячие слёзы сами собой текли по покрасневшим щекам, пока, сквозь всхлипы, их обладатель слышал и чувствовал мягкие поцелуи на своём затылке. Это невольно заставляло прижиматься ближе, сжимая второго как можно сильнее. Хотелось просто сбежать вместе от красного лидера, но оба знали, что ничем это хорошим не закончится. Наконец Мэтт легонько отстраняется, вглядываясь в глаза цвета утреннего кофе, после чего целует в губы. Им есть о чём поговорить. -Я скучал, Эдд.