Чужая боль

Линдси сидела в кресле у окна и смотрела на заснеженный больничный двор. От стекла тянуло холодом, а тёплый корпус мобильного телефона согревал постоянно зябнущие пальцы. От мыслей болела голова, но не думать было невозможно. Кто-то из философов говорил: «Я мыслю, следовательно, я существую», но это было уже неважно. Сейчас она уже не сомневалась, что именно существует, а не живёт. Ещё недавно мир был сплошной болью. Боль имела насыщенный бордовый цвет с вкраплениями серых звёздочек и солёный вкус с оттенком ржавчины. Ещё мир был страхом. Когда в её теле, прямо внутри, между органами, сновал растущий паразит, ей было страшно. До обморока жутко. Линдси Доннер никогда не боялась смерти, ей было страшно именно умирать. Пугал сам процесс. Но даже в кошмарах Линдси не представляла, что это будет настолько больно… Она старалась держаться, быть несгибаемо сильной, служить примером для испуганных русских учёных, потерявших своих друзей и ждущих, что их постигнет та же участь. Она смотрела на Коннора и равнялась на него, вела себя так, как он повёл бы себя в такой ситуации. Однажды она уже не справилась, не смогла, продемонстрировала страх перед человеком, способности которого они изучали, и её до сих пор мучил стыд. Тогда Коннор не только увидел её слабость, но и был вынужден помочь ей бороться со своими страхами — она не нашла ничего лучшего, чем, увидев галлюцинацию, позвонить ему и попросить приехать. Но в этот раз она не могла себе позволить доставлять проблемы — они и так остались практически без средств борьбы с уже выросшими тварями, а Коннор не вернулся бы в Чикаго без образца тканей доисторического паразита и с известием, что проблема не решена. Вот она и держалась из последних сил. Дело решил случай. После очередной вылазки за границы зала, где они жили, Линдси вернулась, дрожа от холода. Она закашлялась, прикрывая рот, и тут же рядом возник Коннор со смоченной водкой ватой, чтобы продезинфицировать кожу, и чашкой горячего чая. Видимо, с кашлем на ладонь попали частички слизи, которые запузырились и зашипели, вступив в реакцию с алкоголем. Коннор пару секунд в ужасе смотрел на её руки, а потом поднял голову и прочитал оставшееся в глазах Линдси. Он тут же развил бурную деятельность, и они собрались в рекордные сроки. За руль грузовика, который мог их оттуда вывезти, сел Питер, а Коннор, проследив за остальными, располагающимися в кузове, помог Лин забраться в кабину и сам сел рядом. На протяжении всего пути, когда их мотало на покрытой льдом дороге и подбрасывало на неровностях покрытия, он обнимал её, позволяя наконец согреться в тепле своего тела, и иногда, щекоча кожу дыханием, называл сильной и просил потерпеть. И она терпела, дыша его запахом и сглатывая обосновавшуюся внутри тварь, которая периодически подбиралась к горлу в стремлении покинуть организм человека, убив его, хотя еще не доросла до размера, необходимого для самостоятельной жизни. В больнице её моментально забрали на операционный стол. Но даже засыпая под наркозом она знала, что Коннор где-то здесь, близко, рядом с ней, что он волнуется за неё и просит жить. И она старалась изо всех сил, цеплялась за жизнь, разжигала в себе это почти незнакомое чувство нужности другому, чтобы идти к нему, сквозь пустоту и хаос. Пришла в себя она примерно через сутки. Организм, ослабленный развитием паразита и стрессом, нуждался в длительном отдыхе. Даже сейчас, через месяц после операции, она была не сильнее котёнка, но хотя бы могла вставать с кровати и делать два шага до кресла у окна и целых четыре — до крошечного санузла. Кормили её хоть и часто, но понемногу, за время пребывания в организме вредителя больше всего пострадала печень и теперь не справлялась со своими функциями, ведь она была наполовину съедена. Но регенерация шла успешно, и лечащий врач давал обнадёживающие прогнозы, что ещё месяца через три масса органа восстановится и она будет в порядке, хотя и намекал на дополнительные процедуры, а пока не уставал повторять, что ей нужно себя беречь и ни в коем случае не напрягаться, лучше лежать и восстанавливаться. За прошедший месяц Линдси научилась немного понимать русский язык и выучила несколько слов повседневного обихода. В больнице её любили за вежливость и уважительное отношение и помогали, как могли. Например, пускали в душ первой после дезинфекции, почаще меняли пижаму и бельё, приносили иллюстрированные журналы, где можно было понять сюжет статьи по фотографиям. Но особенно Линдси была благодарна бабе Мане, внук которой сумел подобрать зарядное устройство для её телефона. Она прилежно заряжала аппарат и почти не выпускала его из рук, хотя сейчас он был не более, чем данью памяти. Когда она пришла в себя и стала задавать вопросы, ей объяснили, что её коллеги сразу улетели домой — им не продлили разрешение на пребывание в другой стране, в России осталась только она, так как её состояние не позволяло выдержать длительную транспортировку. Объяснение выглядело логичным, как и то, что её телефон не мог установить соединение с Чикаго — не хватало денежных средств и каких-то других параметров, Лин не сильно разбиралась в технических нюансах. Но её часто мучил вопрос — почему за прошедший месяц никто не позвонил ей? Ни Антон, который был её куратором и наставником. Ни Питер, которого она считала своим другом. Ни Коннор, который всегда заботился о членах своей команды, вплоть до уборщиков. Она понимала, что звонить из Чикаго в Архангельск сложно и дорого, но хотя бы один короткий звонок с несколькими словами поддержки — и ей было бы намного легче. Сначала она думала, что коллеги могут звонить врачам напрямую или просто в больницу, чтобы справляться о её состоянии, но и это не оправдалось: внук бабы Мани, пронырливый четырнадцатилетний парнишка, расспросил всех, кого смог. А мог он многое, практически рос при больнице, так как жил вдвоём с бабушкой и часто помогал ей. К Линдси же проникся тёплыми чувствами после того, как она стала помогать ему с домашними заданиями по английскому. Сначала, совсем ослабевшая и не способная сказать ни слова из-за трубок в носу и горле, она просто тыкала пальцами в ответы или подбирала слова из других текстов на странице. Потом стала по чуть-чуть с ним заниматься, объясняя коротко, но доступно нюансы языка. Способный паренёк схватывал на лету, подтянул школьные оценки и готов был за Линдси в огонь и в воду. И вот уже почти месяц Лин жила в информационном вакууме. Да и услышанный два дня назад разговор не добавлял хорошего настроения. Тогда, поздним вечером, она сидела возле душевой, дожидаясь санитарку, которая отвезла бы её в палату на каталке, а в ординаторской её врач разговаривал по телефону. Линдси не была уверена, что поняла всё правильно, но речь шла о ней в контексте поставок биологического материала в крупную лабораторию. Она убедила себя, что в лабораторию отправят её анализы или извлечённые при операции частички, на которые оказали влияние выделения развивающегося в ней паразита. Но буквально на следующее утро ей сообщили, что через два дня её переведут в другую больницу, где больше возможностей помочь справиться с последствиями заражения. И снова вернулся страх. А звонков так и не было… Самой себе Линдси старалась не лгать и признавала, что больше всего её обижает молчание Коннора. А вот не нужно было влюбляться в собственного руководителя, чтобы теперь не считать его обязанным заботиться о ней и ждать каких-то проявлений в обычной жизни… Скорее всего, он объявится, когда ему сообщат, что его главный аналитик здорова и сможет перенести многочасовой перелёт. А сейчас просто довольствуется отчётами, даже не думая о том, как она нуждается в поддержке и хочет услышать его голос. Линдси не приходило в голову узнать, извещают ли Управление о состоянии её здоровья, она искренне считала это само собой разумеющимся. Поэтому сейчас Линдси сидела и ждала тех, кто будет сопровождать её в новую больницу. Не в первый раз в голове возникли мысли о побеге. Но как это осуществить? За окном до сих пор лежал снег и мороз почти в двадцать градусов, а на ней лишь лёгкая белая пижама, в которой она замёрзнет намертво, не успев добежать до ворот. Даже если бы получилось найти пальто и сапоги, что дальше? Она не имела понятия, куда идти. У неё нет денег. Она не могла дозвониться до Коннора, да и чем бы он ей помог, находясь за океаном? Ничем. Так что, покориться и стать, как говорят русские, подопытным кроликом? Не хочется. И Лин решила выждать. Вдруг по дороге подвернётся возможность? Она понимала, что могла не сделать чего-то, что приблизило бы её к возвращению домой, но после случившегося ей было сложно проводить блестящие аналитические операции, как раньше. Может, Коннор понял это раньше, и она ему уже не нужна даже в качестве сотрудника? Нет, она не будет сейчас об этом думать! Не хватало ещё расплакаться перед врачами и сопровождающими. — Линдси, вы готовы? — поинтересовался её лечащий врач, доктор Марков, заглянув в палату. Лин кивнула, не сдержав грустной улыбки. Она так и не привыкла к тому, что в России все называют друг друга по именам, как близкие люди. Здесь вообще нет понятий «мистер», «миссис» и «мисс». Даже она поддалась этой странности и называла бабушку своего ученика бабой Маней, а не миссис Давыдофф, как было привычнее. — Хорошо. Вот ваши помощники, — доктор показал на двух высоких молодых людей, зашедших вместе с ним. — Можете называть их Алекс и Макс. Из вещей не понадобится ничего, всем необходимым вас обеспечат на месте. Выздоравливайте. — Спасибо. Линдси осторожно встала и опустилась на кресло с колёсиками, которое услужливо подкатил ближе Алекс. У неё действительно не было личных вещей, чемодан забрали с собой коллеги. Так что с ней оставались только телефон, который так и не смогли отобрать даже в реанимации, и крошечный сувенир, лежащий сейчас в кармане пижамной куртки. Узнав вчера, что её увезут, её ученик Пол расстроился и даже ушёл с занятия, которое она хотела провести. Вообще-то его называли странным именем Павлуша, но мальчик сам подобрал эквивалент имени на английском, и с той минуты Линдси называла его Полом. Он всё же вернулся через пару часов и подарил ей сувенир — маленькую собачку с умильной мордочкой, которую сам вырезал из дерева. На спине фигурки было приделано кольцо с прочной короткой петлёй — Пол объяснил, что игрушку можно повесить на мобильный телефон, в корпусе должна быть выемка. Лин обещала сделать это и вспоминать его каждый раз, как только возьмёт в руки аппарат. Пол неловко и порывисто обнял её, а потом убежал. Лин надеялась, что он зайдёт утром, но так и не дождалась — видимо, подросток не хотел демонстрировать эмоции. Значит, придётся уйти, не попрощавшись. Алекс покатил коляску к лифту в конце коридора, и Линдси последний раз через решётчатые двери взглянула на своё временное пристанище. *** Её прямо на каталке вкатили по пандусу стоящего у двери фургона. В нём было всё необходимое для комфортной длительной поездки: удобная койка, откидной столик под окошком, шкафчик и отгороженный санузел, в котором поместился унитаз и выдвижная раковина, напомнившая Линдси мобильную лабораторию Управления. Ехать до больницы, которая как раз специализировалась на болезнях печени и внутренних органов, нужно было почти двое суток — громоздкий фургон даже по трассе шёл с небольшой скоростью, но зато был надёжен и устойчив. Расположив Линдси, Алекс и Макс ушли в кабину, и путешествие началось. Сначала Лин с интересом осматривалась, заглянула даже в шкаф, где обнаружила салфетки двух видов, бутылки с водой, печенье и посуду на присосках, чтобы она не упала со столика во время движения. Но потом напряжение последних часов дало о себе знать, и Линдси уснула, завернувшись в плед. Она спала долго, до следующего утра, только один раз проснувшись для лёгкого перекуса, который заказали в придорожном кафе, выбрав из детского меню. Днём заниматься было решительно нечем, и она смотрела в маленькое окошко на однотипные пейзажи. Наверное, летом здесь очень красиво, но сейчас за стеклом проползали укутанные тяжёлым снегом деревья да пролетали редкие машины, обгоняющие медленный фургон. Видимо, от скучного пейзажа Линдси снова стало клонить в сон, но торможение она почувствовала сразу. Дёрнулась, прижавшись лицом к стеклу, но ничего не рассмотрела. Может, что-то понадобилось её сопровождающим? Но сердце почему-то глухо стучало в груди, как будто что-то предчувствуя. Тем временем огромный автомобиль съехал к обочине и остановился. Лин тревожно стиснула в руке телефон, на который уже повесила деревянную собачку. Что она может сделать, если остановка вызвана желанием причинить ей вред? Она даже закричать не сможет, настолько ослабела. Значит, в её силах только не показывать свой страх. Пусть делают, что хотят, но она не позволит насладиться своей слабостью. Хлопнула дверь фургона, и, коротко стукнув по косяку, в её передвижную комнатку втиснулся Макс. Он выглядел сосредоточенным и одновременно эмоционально взбудораженным. — Мисс Доннер, идёмте со мной. Линдси удивилась привычному обращению, хотя и не подала вида, не шевельнувшись. Она только смотрела на него, надеясь, что сохраняет достаточно независимый и спокойный вид. — Я никуда не пойду, пока не пойму, что происходит. Макс внимательно посмотрел на неё и достал телефон, что-то сказал в него и протянул трубку ей. — Линдси, доверься этому человеку. Пожалуйста. Ладони мгновенно стали влажными, а сердце заколотилось где-то в горле, когда она узнала голос. Коннор! Это он! Она хотела что-то сказать, спросить, но в трубке уже раздавались гудки отбоя. — Мисс Доннер, это незащищённый канал связи, и если вашего руководителя опознают, будет плохо всем окружающим и ему самому. Идёмте, у нас мало времени, машина ждёт. Профессор Дойл вам всё объяснит сам. Линдси только кивнула, не в силах сказать ни слова, и встала. Коннор здесь! Он поможет ей! Макс накинул ей на плечи тёплое пальто, размеров на пять больше, чем ей было необходимо. Она спрятала лицо в воротник, почувствовав едва уловимый знакомый запах — одеколон Дойла. Это окончательно помогло отбросить сомнения, и она была готова идти куда угодно и сколько угодно. — Чёрт, — выругался Макс, когда они подошли к пандусу, глядя на её ноги, обутые в матерчатые тапочки. — Об обуви я не подумал. Сейчас что-нибудь придумаю… — Нам нужен этот автомобиль? — спросила Линдси, кивнув на серый Мини Купер, стоящий чуть ли не вплотную. — Да. Но если вы наступите в снег, то рискуете заболеть. Я вас отнесу. Макс сделал знак для водителя, поднял Линдси на руки и быстро преодолел расстояние до открывшейся двери. Он усадил Лин на переднее сидение рядом с водителем, кивнул и поторопился к фургону. — Привет, — поздоровалась девушка, сидящая за рулём. — Я Марина. Отвезу тебя к твоим, пока у Макса другие заботы. Она втопила педаль газа, и миник понёсся вперёд, везя Линдси к свободе. В дороге Марина рассказала, что помогает жениху, пока он выполняет задание руководства. Вот и согласилась перевезти человека и какой-то чемоданчик из точки А в точку В. Лин поняла, что её новая помощница ничего не знает об Управлении по научным исследованиям и разработкам и о его сотрудниках, а простую беседу поддерживала кивками — и без того невеликое количество душевных сил стремительно таяло, сгорая в огне ожидания. К счастью, дорога на маленькой юркой машинке заняла меньше времени, и через пару часов они подъехали к двум огромным фурам, сразу напомнившим Линдси фургоны мобильных лабораторий родного Управления. Марина припарковалась невдалеке и посмотрела на ноги Лин. — Ты в такой обуви замёрзнешь. Посиди, я найду кого-то из мужчин, чтоб тебе помогли. — Я дойду, — упрямо покачала головой Линдси. Ей казалось, что она не может ждать ни секунды. Марина ещё пару секунд с сомнением на неё смотрела, а потом подхватила чемоданчик и разблокировала двери. Они не успели отойти далеко от машины, когда увидели две мужские фигуры в плащах с капюшонами, спешащие навстречу и пробивающие начинающуюся метель. Более худощавая фигура двинулась было к Лин, но вторая, покрупнее, опередила. Человек, не тратя времени на разговоры, подхватил её на руки и быстро понёс к темнеющему проходу в один из фургонов. Вторая, чуть замешкавшись, перехватила чемодан у Марины и двинулась следом. Линдси опустили на ноги в большом помещении, похожем одновременно на конференц-зал и наблюдательную. И она мгновенно оказалась в горячих дружеских объятиях. Питер, принёсший на руках, стискивал её, слегка покачивая, как будто не мог поверить, что она на самом деле здесь. — Дай и мне поздороваться, — прозвучал рядом негромкий голос, и медвежьи объятия Эксона сменили нежные руки, обхватившие её как самое драгоценное сокровище. Линдси подняла взгляд и посмотрела прямо в серые глаза, в которых сейчас бушевало столько чувств, сколько она не видела за год совместной работы. Внезапно понимание, что она в окружении друзей и в безопасности, а рядом тот, кого уже даже не мечтала увидеть, закружило голову и опустилось темнотой на сознание. «Упасть мне точно не позволят», — пронеслась в голове последняя мысль перед погружением в безвременье. Пришла в себя Линдси всё в том же помещении. Рядом валялась распотрошённая аптечка, а она полусидела на низком диванчике, Коннор же поддерживал её голову и держал возле носа маленькую бутылочку с отвратительно пахнущим содержимым. Она поморщилась и попыталась отвернуться, но он уже убрал склянку и помог сесть поудобнее. — Коннор… — улыбнулась Линдси ещё белыми губами. — Как ты? — с тревогой спросил он. — Всё в порядке, — отозвалась Линдси. Ей действительно становилось лучше, как будто открылись некие резервы организма. — Но как? Откуда вы здесь? Почему? — Это долгая история… — А я никуда не спешу, — заявила Линдси и осмотрелась. В фургоне они были втроём, и Питер в больших наушниках расслабленно сидел перед панелью связи, чуть сдвинув одну чашу, чтобы слышать разговор. — А вы? — Мы тоже, — встрял Эксон. — Пока что нам светит только два, а то и три часа ожидания. Линдси посмотрела на Коннора. Было видно, что он не хочет затевать сейчас серьёзный разговор, но не находит аргументов для его переноса. — Коннор… — Хорошо, — внезапно решился Дойл. — Но я даже не знаю, с чего начать. — Лучше всего с самого начала, — с улыбкой посоветовала Лин и чуть подвинулась, давая место присесть. — Тогда история будет ещё длиннее, — хмыкнул Коннор, опускаясь рядом, но не спеша убирать руку с её плеча, которого касался в поддерживающем жесте. — Потому что началась она около двух лет назад, когда я был главным аналитиком в команде кейс-менеджера Фрэнка Элсингера. Мы расследовали зоологический феномен, погибали молодые женщины, их тела находили обескровленными, и на шее обнаруживали три небольшие дырочки. Нам помогала помощница шерифа, и мы с ней разработали план поимки на живца. Но за день до его применения её нашли мёртвой, и после этого нападения прекратились. Мне не хотелось бросать дело нераскрытым, казалось, что существо не погибло и не ушло, а просто затаилось. Я пошёл к Элсингеру, чтобы он позволил модифицировать план и всё же попробовать выманить вампира, кем бы он ни был. Но Фрэнк стал говорить что-то о судьбе и роке, что не нужно тревожить покой мёртвых, что феномен исчез и погибла наша клиентка — в Управление обратилась как раз та самая помощница шерифа. А потом и вовсе закрыл дело, прикрывшись неоднозначными формулировками. От таких новостей я немного ошалел, и стал присматриваться. Шло время, Фрэнк стал оперативным директором, я сменил его на должности кейс-менеджера. И стал замечать, что ресурсы Управления в некоторых случаях распределяются довольно странно. То зоологический феномен едет расследовать группа без зоолога в составе, то антрополога посылают проверять агрессивного призрака, то исчезают люди, то не все артефакты сдаются в хранилища. Многое случалось, даже нашу группу пытались подставить и сыграть втёмную, но не так часто. Линдси согласно кивнула. Даже при ней было несколько неоднозначных расследований, когда до выяснения феномена оставался буквально шаг, но руководство закрывало дело и они уезжали. Это злило, но с раскладом не спорил даже Коннор, и она начинала понимать, почему. — Я стал собирать информацию о таких случаях, — продолжал Дойл, подтверждая мысли Лин. — Дублировал себе сведения, аккуратно расспрашивал коллег, звонил свидетелям. Около года назад познакомился с Мэттом Преггером, он тогда работал в ФБР. Бюро интересовали несколько учреждений, в том числе и наше Управление, как раз с позиции сотрудничества с некоей секретной лабораторией, где занимались опытами над людьми. Мы с Преггером стали обмениваться сведениями. Он быстро шёл вперёд, получил особое разрешение от Интерпола, так как оказалось, что проблема не ограничена только нашей страной. Это расценили как преступление против человечества, присвоили серьёзный уровень секретности, и Мэтт стал вторым после куратора проблемы из Интерпола. Я был одним из самых засекреченных его контактов. Но, видимо, Элсингер то ли что-то почувствовал, то ли я сам где-то прокололся, и он отдал мне расследование в Архангельске. — Так это было… — Да, это была попытка убрать с дороги меня. К тому моменту было известно, что та лаборатория находится на севере России. Я сразу заподозрил неладное и сообщил Преггеру. Не знаю, каким образом, но он за сутки собрал столько информации, что было решено переходить в наступление, раз уж подвернулся такой шанс. Мне сообщили о втором видео, том, где русские просят помощи. А Мэтт указал на одного человека, который всеми силами будет стараться заразить паразитом кого-то из окружающих, чтобы потом забрать такой своеобразный инкубатор в лабораторию. — Анна? — догадливо поинтересовалась Линдси, припоминая поведение этой женщины. — Ты права. Доктор Анна Гусакова, палеонтолог, талантливый биолог и очень увлечённый человек. Она занималась вопросами клонирования и выживания различных видов, и исследование доисторического паразита должно было стать её лучшим проектом. Но вести подопытного она должна была с самого начала, в идеале собственноручно заразив человека, в котором будет развиваться эта тварь. Мы решили, что я выступлю добровольцем, дам Анне заразить себя, попаду в лабораторию и устрою диверсию, чтоб её обнаружили. Но мы одного не учли. Анне я… понравился, поэтому она решила заразить тебя, тем самым устранив. Ей показалось, что мы с тобой… близки, она приревновала, и зараза, предназначавшаяся мне, попала тебе. Тут уже моё упущение. Я слишком погрузился в ситуацию, от меня ждал известий Мэтт, нужно было держать лицо перед Элсингером, как-то защитить всех, кто попал в ловушку на заводе. Я понимал, что здоров, и тянул, как мог. И не увидел, не заметил твоего состояния. Но как только понял, сразу организовал отъезд. Помнишь, Анна всё время говорила, что надо уезжать и поскорее? У неё уже были разработаны пути отхода, вертолёт санавиации ждал недалеко от больницы Архангельска, чтоб перевезти её саму и условного пациента в лабораторию. Всё упиралось во время, а вот его и не хватало — ты была очень слаба, паразит готовился к выходу и убийству носителя, тебя бы не довезли даже до вертолёта. Гусакову это не устраивало, и она решила сохранить хотя бы паразита. На тебя ей было наплевать. Мы спутали все её планы, но в связи с цейтнотом совершили несколько ошибок, и из страны пришлось буквально бежать, даже не дождавшись конца операции. Мы вернулись в Чикаго, а буквально следом пришло известие, что ты умерла. — Я что? — удивлению Линдси не было предела. — Нам сообщили, что ты умерла через два дня после проведённой операции по извлечению паразита. Когда я это узнал… На эмоциях разругался с Преггером, раздосадованным срывом операции, и неделю не выходил из дома… — Да пил он всё это время, — вклинился в рассказ Питер, игнорируя тяжёлый предупреждающий взгляд Дойла. — Пил и тебя хоронил. Знаешь, что я тебе скажу, подруга? Плохой он алкоголик! Ну просто отвратительный. Я к нему на шестой день после известия о твоей смерти приехал, а он только с третьей бутылкой текилы общался. Причём не столько пил, сколько душу ей изливал. — Питер, — прорычал Коннор, но на разболтавшегося Эксона это не произвело впечатления — ему тоже хотелось урвать свои пять минут славы в рассказе о таких делах. — Коннору пришлось взять меня в помощники, — продолжил Пит, развернувшись к диванчику всем корпусом. — Ещё здесь, сразу после того, как тебя в операционную забрали. Он мне всё рассказал, мы вместе Гусакову кололи, вот только, видно, где-то пережали, раз из страны нас практически выслали… — Выслали? — эхом повторила Лин, поворачивая голову к Коннору. — Речь шла об аресте и депортации в максимально короткие сроки, — кивнул Дойл. — И не факт, что мы действительно оказались бы на территории Штатов, а не в той же лаборатории, но уже без всякой свободы действий. Мы ускользнули буквально чудом, через четверть часа после взлёта нашего самолёта пришла разнарядка задержать для беседы по вопросам угрозы национальной безопасности России. — Ну да, — снова взял слово Питер. — Мы же ещё одну пакость сделали. Пока Анна в себя приходила после нашей беседы, мы с Коннором вернулись на завод. Похимичили там немного, и вместо газоперерабатывающего гиганта — горстка руин, где не могло остаться ничего живого. Вот и пришлось спасаться, даже не узнав о тебе. — Но как же вы узнали, что я жива? — Линдси было очень интересно, хотя рука Коннора, всё ещё обнимающая за плечи и легонько поглаживающая, здорово отвлекала. — Не одному Дойлу не хотелось тебя терять, — мрачно сказал Пит, снова не обращая внимания на предупреждающий взгляд. — Мне тоже больно было. Антон вообще с сердечным приступом слёг, ты же его любимица. Вот и представь. Один в больнице, другой дома закрылся и трубку не берёт. А я решил делом заняться, чтоб с ума не сойти и заодно сведения собрать. Нашёл пару друзей, которые в компьютерах разбираются. И мы подключились к базе данных той архангельской больницы, где тебя оперировали. Нам повезло, там с техническим обеспечением всё серьёзно, даже видеонаблюдение установлено. И мы стали проверять. Нашли записи об операции, о переводе в реанимацию. А потом начались сплошные чудеса. Расход лекарств, услуги персонала, новые назначения — всё это есть, хотя зачем, если ты мертва? Стали искать видеозаписи. И снова странности, в палату к тебе регулярно заходят доктора, привозят аппараты для различных измерений и анализов. И никаких документов, подтверждающих ухудшение состояния. Наоборот, «динамика положительная». Мы с парнями три дня без перерыва на камерах висели, пока тебя в обычную палату не перевели. Причём перевозили явно живого человека. Вот тогда я и поехал к Дойлу, с доказательствами в кармане. А он там с текилой общается, и, что самое интересное, не пьяный, но и, конечно, не трезвый, только в себя погружённый. Потом попросишь, чтоб рассказал тебе то же самое, что бутылке, услышишь много интересного. Но я не о том. Пришлось его в себя приводить, чтоб реагировать начал на внешние раздражители. Холодный душ и крепкий кофе творят чудеса! Доказательства были приняты, и пришлось снова думать, кто смог бы помочь. — Пришлось звонить Преггеру, — продолжил Дойл, мрачно взглянув на Эксона. — У него специалисты на любой случай есть, и компьютерные гении нашлись. Он предположил, что в больнице есть кто-то, связанный с лабораторией, и тебя всё равно готовят к транспортировке туда. Только мы не знали, кто именно. И не понимали, почему у тебя так затянулся послеоперационный период. Об этом говорили Клэр и Антон, которых мы привлекли. Обычно через неделю после подобного вмешательства человек уже ходит и питается как обычно. Тебя же, насколько мы поняли, кормили протёртой пищей и не разрешали вставать? — Мой врач говорил, что организм ослаблен развитием паразита, призывал заботиться о себе, как можно меньше ходить, и прислушиваться к собственному состоянию и рассказывать ему обо всём, — медленно проговорила Линдси, вспоминая. — Только баба Маня, санитарка, ругалась и утверждала, что надо не жалеть себя, а бороться. Ей даже замечания делали… Коннор и Питер переглянулись. — Антон что-то подобное и предполагал, — кивнул Дойл, непроизвольно чуть сильнее обнимая Линдси. — Манипуляция. Человека можно убедить в чём угодно, а тут ещё сыграло роль твоё одиночество и доверие врачу. Мы ведь даже позвонить тебе не могли, чтоб не поставить всё под угрозу срыва. Именно доктор Марков оказался связанным, только не с лабораторией, а с Анной Гусаковой. Архангельский завод давно готовили в качестве испытательного полигона, вот Анна и внедрила поблизости своего помощника, чтоб подстраховаться. А тебя запугивали и убеждали в плохом самочувствии, чтоб ты не сопротивлялась и даже не думала о перелёте домой. Видимо, этот месяц решался вопрос о твоей транспортировке в лабораторию. — Похоже, мы исключительно вовремя, — заметил Питер. — Так получается, я здорова? — Линдси, казалось, волновало только это. — Я могу ходить, могу есть обычную еду? — Думаю, да, — кивнул Коннор. — Когда вернёшься домой, я хочу, чтоб с тобой поработал Антон. Последствия манипуляций такого характера лучше всего устранять со специалистом. Надеюсь, скоро ты сможешь вести обычную жизнь и вернуться ко мне. То есть… Я хотел сказать, вернуться в Управление, в команду. — Я поняла, — Лин с трудом подавила вздох, убеждаясь, что ни в каком качестве, кроме как хорошего сотрудника, Коннор её не рассматривает. — Но что происходит сейчас? Как вы нашли Макса? Как уговорили помочь? — Наша деятельность привлекла внимание российской службы безопасности. Они, оказывается, тоже присматривались к лаборатории и даже внедрили туда несколько человек, в том числе и Макса. Ему удалось узнать название Управления, но без конкретики. И когда нас вызвали на завод, федеральные служащие «вели» группу с момента приземления в аэропорту в феврале, но потеряли, когда мы бежали. А потом они засекли активность ребят Преггера. Он вернулся с конфиденциального разговора по защищённому каналу вымотанный, но довольный. Его приняли и позволили участвовать в разработке операции. Ему показалось, что русские были в восторге, узнав, что у нас есть человек, которого будут туда перевозить. Дело в том, что лаборатория неприступна. Извне можно проникнуть через единственные ворота, но их не взять штурмом, а если и попробовать, то у осаждённых будет время уничтожить все бумаги и следы экспериментов. А вот если быстро и тихо доставить внутрь группу специально обученных людей, то шансы на успех существенно возрастают. — Так что теперь в фургоне вместо тебя едут десять бойцов под командованием полковника и Мэтт Преггер, — подытожил Пит. — Там своя система, считывают при въезде в ворота количество жизненных сигналов, поэтому парни в защитной броне, чуть ли не в скафандрах, блокирующих все показатели. Мэтт лежит в отсеке за кабиной, там типа кушетки, чтоб поспать, а Макс за рулём. — А я? Ну или ещё один человек, вместо меня? — полюбопытствовала Лин. — А тебя изображает сама полковник Влада Астафьева, — засмеялся Пит. — Тоже красавица, только пришлось парик надеть, потому что она брюнетка. Классный профессионал. Она своими парнями движением бровей руководит. И те её явно уважают. Да и вообще, видела бы ты их. Каждый минимум десятка обычных бойцов стоит. Я тренировку видел, даже, скорее, просто разминку и дружеские спарринги. Они эту лабораторию раскатают по кирпичику, в переносном смысле. — Да, там достаточно блокировать несколько ключевых отсеков и отстранить с десяток человек, и всё будет кончено, — подхватил Коннор. — Руководить будет полковник Астафьева, а Мэтт хочет сразу изучить бумаги. Я предполагаю, что данные о сотрудничестве с нашим Управлением должны быть подняты, раз уж в лаборатории ждут тебя. Они как раз должны… — Тихо! — вдруг выпалил Пит и выпрямился. — Что-то происходит! Кажется, первый доклад о происходящем, сейчас включу переводчик. — Только обычный, синхронный не трогай, — подсказал Коннор, но удостоился только быстрого взгляда. — Сам знаю. Не отвлекай! — и Питер, поправив наушники ударом кулака, забегал по клавиатуре всеми десятью пальцами. — Там все говорят по-русски, — шепнул Коннор Линдси. — Для нас установили два переводчика, обычный и синхронный. Но второй переводит каждое слово по отдельности, получается полная чушь. Обычный тоже не идеален, но хотя бы можно уловить смысл происходящего. Лин кивнула. Обычно бесстрастное лицо Коннора сейчас горело нетерпением и волнением, глаза блестели. Таким, живым и настоящим, он нравился ей ещё сильнее, но даже её заражение и месяц послеоперационного кошмара он смог использовать для собственной выгоды. Нет, она не обижалась, просто где-то глубоко внутри едва заметно трепыхалось желание, чтобы он с таким жаром посмотрел на неё, а не на узел связи. — Есть! — заорал Эксон, от избытка чувств стукнув кулаком по столу. — Есть! Слушайте! «Лаборатория под контролем. Двери в палаты и исследовательские помещения заблокированы, персонал собран в зале. Узел связи цел. Кабинет директора и помещение архива под охраной. Желательно подкрепление. Потери — два трёхсотых». — «Трёхсотые» — это раненые, — пояснил Дойл. — Были бы убитые — были бы «двухсотые». — Так, тут ещё, — пробормотал Пит, сосредоточенно вглядываясь в экраны. — На второй линии — Преггер. Только аудио. Он пощёлкал клавишами, и помещение наполнилось звуками соединения. — Дойл, — раздался в переговорной искажённый эфирными помехами мужской голос, — ты был прав. Здесь прямо на столе целая папка с документами, на которых подпись оперативного директора твоего Управления. Оказывается, оно уже почти два года поставляет в лабораторию биологический материал, человеческий и не только. Тут бумаг на десяток дел хватит. А последнее — будто специально для тебя. На нескольких актах вычеркнуто твоё имя и вписано имя мисс Линдси Доннер. — Отлично, — подался вперёд Коннор. — Мэтт, мне нужна эта информация! — Сейчас передам. Будь аккуратен, мне тоже потребуется. — Знаю. И жду. Дойл хлопнул ладонью по кнопке окончания связи и сияющими глазами посмотрел на Линдси: — Дело сделано! После предоставления таких сведений Фрэнк Элсингер сядет в тюрьму надолго, и никакие влиятельные друзья, если они останутся, оттуда его не достанут. Тебя я ему точно не прощу. — Я рада за тебя, — улыбнулась Линдси. — Теперь ваша холодная война закончится твоей победой. Он кивнул, широко улыбаясь, и поднял глаза, погружаясь в мечты об уничтожении своего давнего врага. А Линдси подавила вздох. — Надеюсь, и я оказалась сколько-нибудь полезной в этой игре, — тихо проговорила она. — А сейчас… Я видела в медицинском отсеке кушетку. Можно там отдохнуть? Немного устала от такого количества эмоций. Голос Линдси был спокоен и доброжелателен, но Дойл всё равно встрепенулся и серьёзно посмотрел на неё. — Лин, я действительно не хотел втягивать тебя в эту смертельную игру. Сам я готовился, знал, что придётся переносить боль. Но и мысли не допускал, что охота может идти не только за мной. Если бы знал, я никогда не позволил бы пострадать другому, а особенно человеку, который мне очень дорог… Как друг и прекрасный специалист, конечно. — Я тебя ничуть не обвиняю, — ответила Лин, неосознанно касаясь ладонью послеоперационного шва. Он уже совсем не болел, но от услышанных слов заныла душа. Друг и коллега. И только. — Но хочу попросить ещё об одном одолжении. Ты поможешь мне вернуться домой? Если честно, я даже не представляю, как это сделать. — Конечно, мы все скоро улетим, — ответил Коннор. — Твои документы у меня, а официального свидетельства о смерти не было. Так что ты полетишь домой под своим именем, в отличие от всех нас. А что касается отдыха… Может, попросить кого-нибудь отвезти тебя в гостиницу? Там будет удобнее. — Нет, спасибо. Не хочу причинять тебе лишних неудобств. Сейчас от меня немного пользы, тебе нужнее здоровые и бодрые сотрудники. С этими словами она тяжело поднялась и медленно, придерживаясь рукой о стену, направилась к медицинскому отсеку, а Коннор так и сидел, молча глядя вслед Линдси. Неужели она не поняла, что он имел в виду? Он ведь почти ей признался в чувствах. Ну не мог же он прямо сказать, что она ему… нравится. Или что он… неравнодушен к ней. Ну не влюблён же! Потому что он не влюблён. Уже нет. Он… любит? И вдруг на его плечо опустилась крепкая ладонь. — Знаешь, Коннор, — проникновенно сказал Питер, — ты — замечательный руководитель. Отличный друг. Чудесный человек. Но как влюблённый — хуже, чем алкоголик, честное слово! Дойл целых три секунды смотрел на Эксона, а потом сорвался с места и бросился следом за Лин. Питер только улыбнулся, наблюдая, как его несчастный влюблённый друг осторожно разворачивает к себе любимую женщину, начинает ей что-то сбивчиво говорить, но потом машет рукой и наклоняется к губам, а она с готовностью и восторгом ему отвечает. — Неужели и я выгляжу со стороны таким идиотом? — пробормотал Пит и полез в карман — написать уже своей любимой, что у них всё получилось и он ужасно соскучился.