Рассвет

— Надеюсь, его ты не испугаешься? — встал перед моим домом Елизар на каком-то стареньком потрёпанном судьбой велосипеде. — Ого! — удивилась я. — Это твой "Минск" превратился в него? — Не бойся, до оборотня «Минску» далеко, — усмехнулся Елизар. — Так у тебя есть велосипед? А вот это плохая идея. Очень плохая идея. Велосипед у меня есть, но его мне покупали в четвертом классе под мой тогдашний рост. Сейчас мой "Аист" уже сдал свои стандарты, и мне придется изрядно попотеть, чтобы не отставать от Елизара. Ноги накачаю... — Дурная была идея! — ворчала я позади Елизара на своей крохе. Хотя Ренуар и помог мне поднять сидение на максимум, мои колени все равно доставали до руля, от этого ноги ужасно болели. Да к тому же Елизар вел меня в гору, что просто изматывало меня. Я готова разорвать его в клочья, а велосипед спрятать во ржи. Его, конечно же, найдут комбайнеры, но не скоро: я успею покинуть место преступления без следа. — Что ты ворчишь? Наслаждайся окружающими пейзажами. Если ворчать всю жизнь, то это и жизнью-то не будет. Наслаждайся. — Я тебе сейчас наслажу... насладю... люлей наваляю! — проворчала я себе под нос, чтобы Елизар не услышал. Собрав все силы в кулак, я налегла на педали, чтобы подрезать его и больше не слышать его бреда. Окружающие нас просторы иоковских полей, лугов и лесов хоть и были мне приятны, но даже они не могли меня отвлечь от усталости. Я устала! Очень устала! — Наваляй, если можешь! — поддал газку Ренуар. Он услышал мое ворчание? Черт! Нужно от него избавиться! Что есть силы я налегла на педали и погнала за ним, подпрыгивая на моем малыше и слушая симфонию самых разных скрипов, раздающихся подо мной. Хоть бы колесо не лопнуло — будет очень неприятно. Расстояние между мной и Елизаром неумолимо сокращалось. Сейчас кто-то досмеется надо мной. Сейчас кто-то получит. Эти мысли заставляют меня широко улыбаться. Мне даже кажется, что у меня на голове вот-вот вырастут рога. Елизар забрался на высокий холм, ведущий в поля. По обе стороны от дороги разлилось ржаное поле, немного колыхающееся от слабого ветерка. Птицы порхали над полем, соревнуясь друг с другом. Вдали листья берез переливались от ветра и сверкали под лучами солнца. Легкие и мягкие облака медленно плыли по небу. От вчерашнего дождя ничего не осталось, лишь легкие разводы пыли на дороге. Я взобралась на холм и увидела миллион маленьких солнц. Я даже не знала, что в этом году в этой части поля посеяны подсолнухи. Как красиво! Яркие желтые лепестки, казалось, горят еще ярче на июльском солнце. А семечки, еще не почерневшие, придают свежего света лепесткам, контрастируя с ними. Мой велосипед медленно перекатился с холма и полетел вниз, как птица. Мы ехали под гору. Елизар уже улетел далеко вперед, а я осталась позади, наслаждаясь этим зрелищем. — Догони меня, если сможешь! — выкрикнул он спереди, заканчивая боевым кличем. Мне совсем расхотелось гнаться за кем-то, торопиться куда-то. Я вдруг захотела медленно ехать и наслаждаться этими солнцами. Подсолнухи вымахали так, что я могла затеряться в них. Да и я не против этого. Хочется затеряться в них, чтобы слышать только пение птиц над головой да видеть только желтый горизонт, переходящий в бескрайнее голубое небо. Все мысли я хочу оставить на этой дороге. Я опустила тормоза и отдалась в руки потоку, развевающему мои волосы за спиной. Адреналин побежал по крови. Голова кричит: "Тормози! Пострадаешь!". Я лечу на большой скорости вниз по склону, ветер развевает одежду и волосы, как парус корабля, пыль подобно морским волнам разлетается в стороны. Я капитан своей жизни! И я восстала из пепла своих костей, чтобы слиться с природой в беспорядочном и неуправляемом потоке ветра. Тревогам не догнать меня! Бедам не успеть за мной! Я впереди! Впереди! Добро пожаловать в новый мир! В мир, где я оживаю снова и снова! — Осторожнее, — предостерег меня Елизар. Но его тон не принуждал меня сбросить скорость и нажать на тормоза, он лишь велел мне быть осторожнее при моем полете. Его тон одобрял меня. — Лети за мной! — кинула я ему назад, так как он отстал от меня. — Лечу! — крикнул он, и скрип его велосипеда догнал мой. Наши корабли летели по волнам ухабистой дороги. Мы были, как пираты, убегающие от стражей порядка. Системе нас не догнать. Мы — отчаянные борцы со стандартами и обыденностью серого мира. Солнца одобряюще светит в глаза, а клубы пыли подобно туману скрывают нас. К чёрту все! К чёрту! Я хочу быть здесь! Я хочу видеть лишь эти сияющие глаза, смотрящие на меня, и смотреть на улыбку этого человека. Но, как и все моря, наше тоже закончилось. Превосходному парению пришел конец, спуск успешно завершен. Тысяча солнц и «морской бриз» остались позади. Дорога перешла в переправу через засохшую речушку. Русло старой реки покрылось густой и высокой зеленью, а по бокам обросло ивами. Услышав стоны наших кораблей, из зарослей вылетели маленькие птички и полетели в сторону лесопосадки, которая начиналась после переправы. В правую сторону от лесопосадки продолжалось подсолнечное поле, дорога протянулась между этими мирами. Чуть дальше море из подсолнухов обрывалось низинами, которые когда-то представляли собой сады совхоза. Сейчас в диких условиях после стольких лет выжили только яблони. Дед рассказывал, что в этих оврагах течет чистейший родник со сладкой холодной водой. Кажется, около этого родника должна быть старая скамеечка. — Ты хочешь родниковой воды? — спросила я у Елизара, наслаждавшегося видами этого рая. Мы были в тени лесопосадки, поэтому нас окружала прохлада густой листвы, а из леса доносилось прекрасное пение десятка различных птиц. — Не отказался бы. А здесь есть родник? — За полем в овраге. Дед рассказывал мне. Еще на той стороне оврага косят сено Антоновы. Они тоже спускаются к роднику за водой. — Тогда не будем медлить, — быстро сказал Елизар и побежал рядом с велосипедом через подсолнечное поле. — Не отставай от меня. — Но ты же не знаешь где он! — крикнула я ему в след. — В этом-то вся прелесть! — с азартом выкрикнул он, скрываясь в зелени подсолнечных стеблей. Я не медлила ни секунды и сразу же рванула за ним. Этот день нравится мне все больше и больше. Раньше я ни с кем не пролетала безбашенно по склону на велосипеде, никого не вела через поле на родник (этим занимался Макс). Сейчас я почувствовала неведомую мне раньше власть. Я открываю для кого-то новый мир! Оказывается, я тоже могу стать первооткрывателем и быть намного ближе к миру, чем раньше. — А вода здесь на самом деле вкусная! — поставил под березой свой велосипед Елизар. — Ну так наша фирма веников не вяжет. Я встала рядом с ним и, недолго размышляя, плюхнулась на траву под березой. Скамейка здесь и вправду была. Но словом "была" все и ограничилось. — Мы частенько бываем в этих краях — я и Макс. Обычно это бывает по утрам. На рассвете. — Нам как-нибудь тоже стоит выбраться на рассвете. Я даже не знаю каково это, — честно признался Елизар. — Да, наверное, нужно, — задумчиво произнесла я. Стоит ли мне впускать его в свой мир? Можно ли мне разделять с чужим человеком это предрассветное чувство? А какая будет наша первая прогулка? Не испортит ли он все? Раньше это была более личная традиция, а теперь я должна разделить её с ним. Я не хочу этого делать. Так станет только хуже. Я глубже проникнусь к нему. И чувства, которые я испытываю к нему, запустят свои корни глубже. Я и без того перестала ощущать грань между дружбой и... Быть может, во всем виновата моя бурная фантазия, ослепляющая мой разум, словно наркотик. Когда я рядом с Елизаром, я даже не задумываюсь, как выгляжу, громко смеюсь над его шутками. Мне нужно выглядеть несравненно и красиво смеяться. Хотя зачем мне это нужно?! Он обычный друг, если я не нравлюсь ему такой, какая есть, то пусть валит на своем велосипеде куда подальше. — Ох, — плюхнулся рядом со мной Елизар и наши предплечья коснулись друг друга. Что-то произошло у меня в желудке, и по щекам разлился румянец. Нужно держать себя в руках. Приятно чувствовать кого-то рядом. Уж тем более приятно, если это сильный человек. — Если проголодался, можешь нарвать яблок. Правда, они еще не созрели. — Незрелые зеленые яблоки? Нужно будет попробовать. В детстве мы ели такие яблоки, — улыбнулся Елизар, — но никаких проблем у нас не было. — Кстати, да. Я тоже не понимаю, откуда это повелось. Я много зеленых яблок с солью в детстве съела. Мама всегда ругала меня за это, а дедушка разрешал. — А меня никто не сдерживал, — произнес Елизар и откинулся на шершавый ствол дерева. — Везет тебе. Свобода — это хорошо. — Я бы так не сказал. Например, когда моих друзей вечером звали домой родители, меня звать было некому. В детстве я мог многое себе позволять, через некоторое время мне это надоело. Я был избалованным в доску до 18-ти лет. А потом... потом многое изменилось, — понизил голос Елизар и куда-то мысленно улетел. — Что изменилось? — задала я ему вопрос, но продолжения так и не последовало. — Прости, не могу сказать. Мне тяжело об этом говорить. Ты очень хороший и близкий друг, но даже тебе я не могу об этом говорить. Не бери это на свой счет. Я никому этого не рассказываю. — Хорошо, — сказала я, пересиливая свое любопытство. — Когда придет время, я все расскажу, но не сейчас, — продолжил он. — Хорошо, — вновь повторила я монотонным голосом. — Я вчера начал читать "Джен Эйр"... — Начало тебе может показаться скучным, но потом будет интересно, — перебила я его, не дав ему даже договорить. — Ничуть. Мне уже нравится. Её одиночество и отсутствие близких людей мне очень знакомо. Я тоже частенько засиживался в темноте, смотря в окно. Правда, к счастью, у меня не было такой тетки, как миссис Рид. Если бы я столкнулся с такой особой, то на месте Джен выдрал бы ей все волосы, а Джону сломал шею, — яростно выдал Елизар. — Я тоже любила сидеть в сумерках, но, скорее всего, не смогла бы сделать с Рид то же самое. Я по природе натура добрая, и это иногда меня это очень сильно раздражает. — Ты хочешь стать злодеем? — без тени юмора спросил Елизар. — Ни в коем случае! Просто... просто... я даже не знаю, как ответить на этот вопрос. — Ты очень добрая, Кристина, — взял меня за руку Елизар, и на мгновение мне захотелось чтобы это длилось вечно. — Носить в себе ненависть и злобу очень тяжело. Радуйся, если ты умеешь прощать и отпускать все обиды. Не очерняй свою чистую душу. Природа не для ненависти создала тебя такой светлой. Если бы все носили в себе ненависть, то... представь, что было бы. «Если бы все носили в себе ненависть...». Наверное, это было бы ужасно. Никто не приходит на помощь другому, дружбы нет, люди плодятся только для того, чтобы поддержать популяцию человеческого вида. Такого никогда не будет потому, что вместе с рождением нового человека всегда рождается любовь родителя к своему чаду, и в этот момент мир ненависти начнет рушиться. Человеческая история вообще неординарна, потому что всегда терпит подъемы и падения, никогда не останавливается на одном эпизоде. Люди не бывают только добрыми, но и не бывают только злыми. — Сохрани свою доброту для меня. Я не такой, как ты, поэтому мне хотелось бы иметь такого доброго человека. Как человек, копящий в себе злобу, я говорю тебе, что ненависть и злоба не то, что нужно человеку. — Я сохраню для тебя свое добро. Но почему ты называешь себя злым? — спросила я у него и коснулась его ладони. — Эта история, как предыдущая. Я могу тебе открыть это только спустя время. Только ни в коем случае не думай, что я не доверяю тебе. Я очень доверяю тебе, но еще не время. По небу плыли белоснежные облака. Легкие и воздушные они неслись, как огромные белые корабли, гонимые озорником ветром по бескрайнему морю. За то время, что мы провели под тенью березы, солнце прилично сместилось к горизонту. Я могла только воображать, как останавливается время вокруг меня с Елизаром, что мы даже не замечаем окружающий нас мир. В глубоком овраге, закрытый от всего мира, журчал родник. Его существование скрывали высокие подсолнухи в поле, высокая трава, низкие яблони с пышно раскинувшимися в стороны ветвями. Стена из высоких старых берез закрывала этот сад так, что с дороги не было видно даже яблонь, что уж говорить об остальном. Вся эта природная защита придавала чувство уюта, отпускала тревогу — нас не заметит никто, если только не направится в старый сад, но никто сюда не придет до осени. Сенокос закончился, и родник не так популярен. Трава подо мной была необычайно мягкой, скорее всего, из-за волшебства живительного родника, который протекает здесь. Земля теплая, а ветви и листья берез сплели над нами крышу, защищая от солнца. В какой-то момент мне захотелось спать. Мои глаза начали слипаться. Умиротворение, усталость, утоленная жажда и мягкая трава дали о себе знать. Елизар не выдает никаких признаков жизни — скорее всего, он тоже заснул. Ничего не произойдет, если я оставлю свой пост и тоже вздремну здесь на свежем воздухе. Далеко на востоке просыпался день. Ночные облака таяли и опускались на землю. Легкий ветерок пробежался по ржаному полю и снова исчез. — Беги! — скомандовал чей-то голос. Я обернулась и увидела за своей спиной большой заброшенный сад с яблонями и родником глубоко в овраге. Из густой травы вышел волк, и перед глазами поплыл туман. Я с трудом разглядела его серую морду, кажущейся мне очень знакомой. Волк пригнулся, чтобы его спина не выглядывала из травы. Передо мной возникла какая-то темная фигура, закрывающая меня от волка. Раздалось глубокое звериное рычание. За ним последовал ответ приглушенным знакомым голосом. — Нельзя. Не сейчас. Картина будто смахнулась в сторону, и утреннее солнце вспыхнуло ярким красным цветом, постепенно заполняясь языками пламени. Горящий живым огнем диск оторвался от неба и упал на горизонт, выплескивая языки пламени в стороны и разжигая все вокруг себя. Начался пожар, от которого вспыхивало все вокруг. В глазах вновь поплыл туман, и пожар исчез. Передо мной снова появилась мужская фигура, в одно мгновение она растаяла вместе с волком. Я открыла глаза, чтобы разглядеть все, но обнаружила, что это был лишь сон. Рядом со мной крепко спал Елизар, склонив свою голову мне на плечо. Пряди прилизанных черных волос выбились из общего потока, придавая его голове хаос. Сейчас я впервые так близко разглядела его татуировку. Фиолетовая кувшинка на зеленых листьях выглядела, как настоящая. По правой руке спускался рукав. Из общего рисунка я заметила надпись "13.08.1994" и "21.10.1994". Наверное, это даты рождения его и его девушки. Вероятно, Елизар старше нее, поэтому 13 августа его день рождения, а 21 октября день рождения Арины. Елизар любит её всей своей душой. Никто не стал бы набивать себе тату с датой рождения девушки, если бы не любил её. Я улыбнулась этой татуировке, но то была улыбка, наполненная горечью и обидой. Почему я должна быть человеком, на плечо которого можно вот так вот ложиться, с кем можно советоваться и разговаривать по душам, но при этом не заботиться, что этот человек может что-то почувствовать? Я же не машина! Я такой же человек из плоти и крови, как он! Почему я обвиняю его? Он же не виноват в том, что я пошла на поводу своих чувств. Винить в этой ситуации можно только саму себя. Рука Елизара дернулась от какой-то невидимой опасности, и он вскочил с места. Его зрачки расширились, а взгляд бешено метался по округе. Что-то не на шутку напугало его во сне. Что бы это могло быть? — Тихо-тихо, успокойся. Все хорошо. Ты в безопасности, — как можно добрее и заботливее сказала я. — Что произошло? Елизар непонимающе огляделся по сторонам, что-то высматривая в тех зарослях, из которых в моем сне вышел волк. Ему тоже приснился волк? Взгляд Ренуара немного прояснился, и он осторожно опустился на мягкую траву. Его лоб лоснился от пота, руки все еще дрожали. — Тебе тоже приснился большой волк? — спросила у него я. — Что? — посмотрел на меня удивленно Елизар, будто только сейчас заметил меня. — Мне приснился большой волк. Он вышел вон из тех зарослей, — указала я на высокую траву поодаль от нас, решив, что искренность — это то, что ему сейчас нужно. — Молчи! — приказал он. — Бери свой велосипед и едем домой! Елизар полностью изменился. Сейчас мне даже начало казаться, что его подменили. Ренуар вскочил на ноги и стремительными движениями направился обратно к дороге. Он без конца осматривается по сторонам, будто остерегаясь чего-то. Но кто знает, может быть, это и не было сном, ведь я тоже видела живых огромных волков в зарослях ивы недалеко от леса Красной Звезды. Ренуар шел впереди меня, стараясь не шуметь, но то и дело спотыкался. Его тело покрылось мурашками, а глаза стали безумными. От этого зрелища я ни на шутку перепугалась. Мне стало страшно идти рядом с ним. Я старалась изо всех сил не спугнуть его или не вызвать в нем вспышку гнева. Вправду, что с ним происходит? Все вокруг мне начало казаться холодным и чужим. Мы брели в страхе, будто без разрешения вошли в эти святые райские земли и нарушили запрет, испив из святого источника. Но эта версия совсем не походит на правду да и версия о больших волках тоже. — Елизар, я видела этих волков вживую недалеко от Иоково, — призналась я ему, чтобы хоть как-то привлечь его внимание и успокоить его ненадолго. — Не видела ты ничего! Это сон! Сон, — повелительным тоном прошипел он, вглядываясь в высокую траву. — Не волнуйся, я с тобой. Я тоже их видела, — пыталась успокоить его я. — Я ничего не видел! И ты не видела! — Хорошо, я ничего не видела, прости, — отступила я. Когда мы вышли на дорогу, он чуток успокоился, но, увидев перед собой лес, опять обезумел, всматриваясь в лес. Казалось, что он видит лесопосадку насквозь. Пока мы поднимались на холм, ведя велосипеды сбоку, он не проронил ни слова, а я не спешила нарушать его покой. По его лицу было заметно, что страх отступает, освобождая старого Елизара. Но когда какая-то птица с шорохом вздымалась вверх, он резко вздрагивал, и по его коже бежали волной мурашки. В какой-то момент я не сдержалась и запела песню ДДТ "Метель". Может Елизар присоединится ко мне и немного отвлечется. Эта песня очень нравилась мне и частенько успокаивала, когда на душе было неладно. Спустя несколько минут низкий голос, отдающий хрипотой, присоединился к моему пению. В один миг его голос стал твердым и сильным, мгновенье — и он стал абсолютно спокойным и уверенным. Пересилив себя, я посмотрела ему в глаза. Поначалу он не замечал моего взгляда, но, когда наши глаза встретились, я резко оборвала невидимый канал связи и посмотрела на дорогу перед собой, заправляя за ухо выбившуюся прядь волос. Боковым зрением я все еще чувствовала, что он безотрывно смотрит на меня. Нужно собраться и снова посмотреть ему в глаза. И я сделала это. — Ну и что? — вопросительно посмотрела я на него. — В смысле? — не понял Елизар или притворился, что не понимает, о чем я. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — Нет, — равнодушно ответил он и продолжил вести велосипед, рассматривая дорогу под ногами. — Хорошо, — с обидой произнесла я и пожала плечами. Мои часы показывали половину восьмого: долго же мы пробыли в этих местах. Надеюсь, бабушка не волнуется и не рыщет по лугам в поисках моего трупа. Подсолнухи обернулись в сторону запада, провожая «своего отца» в долину снов. Дорога тянулась вверх, очередной холм. Птицы соревновались между собой в полете и в песне. Но все это отступило в моей голове на второй план, потому что я призналась Елизару в том, что должна была держать в себе, а не торопиться рассказывать первому встречному. Я долго буду корить себя за это. В таких случаях Макс предлагает кривить рожицы, чтобы отвлечься от дурных мыслей и быстрее забыть. Может быть, поможет, нужно попробовать. Я шла и придумывала самые разные рожицы, показывая их невидимым недругам, вросшим в землю. Получайте свинорыла, ловите кукушаруж, а как вам квазебра? — С тобой все в порядке? — раздался заботливый голос слева от меня. Ой, я кажется что-то забыла. Не меняя гримасы, я подняла голову и посмотрела в глаза Елизару. На меня смотрели испуганные глаза. Черт! Нужно изменить лицо. Кошмар. Хорошо, хоть слюна изо рта не текла. — Слюнку вытри, — указал Елизар на мою грудь. Вот ужас! Мое лицо заполыхало всеми оттенками красного. Я злилась на себя, злилась на него, злилась на Макса — злилась на все вокруг вплоть до дороги, которой я показывала рожицы. Вот ужас! Я ведь еще на него посмотрела с этим ужасным выражением. Кошмар! Зачем я только послушала совет Макса? Может, снова кривить рожицу, чтобы отпустило?! О, боги всех религий, где вы были, когда я все это выделывала. Так я никогда не найду парня, а потом мужа. Если даже встречу «единственное исключение», он скажет: «Слюнку вытри»! Я навсегда останусь дурочкой, которая корчит гримасы. Вот ужас! — Забудь это! — выкрикнула я Елизару, корчившемуся от смеха. Сейчас нужно добраться до дома как можно быстрее, потом быстро избавиться от телефона, паспорта, документов и податься в бега с новым именем. Эх, какое имя бы себе взять. — Смотри! Я тоже так умею! — выкрикнул Елизар, и я обернулась в его сторону. На меня смотрело что-то среднее между макакой и свиньей. Елизар хрюкнул. Ага, что-то сродни свинье. Его черные брови вопросительно изогнулись, и взгляд встретился на переносице. Как здесь устоять и не засмеяться?! — Получается? Мне даже кажется, что лучше, чем у тебя, — продолжал Елизар. — Ничего подобного, я, между прочим, практикуюсь очень давно, детка, — потрясла я пальцем перед его носом и наигранно покачала головой. — Эй, детка, не стану с тобой спорить — ты лучшая кривляка! — изобразил он меня. — Так, Елизар, просто поехали домой, — серьезным тоном произнесла я и снова вырвалась первой. Пока он не видел, на моем лице всплыла широченная улыбка. Я только сейчас заметила, что он помог мне перебороть себя и быстро разрушил эту неловкую ситуацию. А еще он не побежал через поле с дикими воплями. И всё-таки я рада ему. До Иоково он не стал доезжать. Елизар повернул на перекрестке на дорогу, ведущую коротким путем в Красную Звезду. Сегодня мы обнялись на прощание, как хорошие друзья. Я попыталась прильнуть к нему ближе, но этого не понадобилось: Ренуар сжал меня с такой силой, что я чуть было не умерла от нехватки кислорода. Вся эта его доброта радовала, но тем же временем заставляла желать провалиться сквозь землю. Любая девушка от такого обращения непременно влюбилась бы в такого парня, а я, хоть и мало похожа на обычных девушек, всё же не лишена чувств и сердца. Сейчас тот самый момент, когда в фильмах включают романтическую музыку, а главные герои оборачиваются назад, чтобы увидеть друг друга. Я тоже обернулась, но, увы, он уверенно ехал домой, не отвлекаясь на меня. Зря я обернулась — сделала себе только больнее. У Елизара есть человек, после прощания с которым он будет оборачиваться и ждать, когда она тоже обернется. Имя этой счастливицы — Арина, никак не Кристина.