* * *
Однажды в шкафу внезапно закончились капеллини. А младшему хотелось сготовить пасту к полудню, как раз к сиесте. Венециано послал Романо за ними. Сам Фели не мог: готовил соус. Ближайший магазин, где можно было купить макаронное изделие, был в пяти минутах неспешной ходьбы. Романо пришёл через полчаса. Благо, с капеллини и без синяков. Но какой-то он был... Взвинченный? Феличиано не понимал. Ловино слишком радостный, что ли? Впрочем, время от времени Венециано видел своего брата именно таким. Но явно не каждый день. И причину такого поведения, к сожалению, Италия не знал. "Неужто братику так хочется отдохнуть?" – с волнением подумал Феличиано, видя, как Южный быстро скрылся за дверью "берлоги для сиесты". – "Или он встретил красивую девушку по пути?" Тут-то Северный вспомнил про пасту, которую так и не доготовил. Пакета у прихожей или по близости не было. Видимо, Романо захватил с собой. Венециано оказался у тёмной деревянной двери. Постучался, как все приличные страны. – Братик Ром- – Минуту. Послышалось кряхтение. Шаги. Из-за слегка открытой двери показался пакет с макаронами. – Прости, забыл сразу отдать. Феличиано взял пакет. – А где ты так долго- Дверь захлопнулась. Венециано знал, что это значит - "Я не хочу говорить". Ну, он не настаивал. – Только не спи ближайшие минут пять, ладно?* * *
Наконец, паста готова. Северный постучался. – Братик Романо! Я приготовил пасту! Ответа не послышалось. Ни через три секунды, ни через двенадцать секунд, ни через полминуты. Неужто всё-таки уснул? Ох, уж этот старший брат. Вечно спит. Младшего прям подталкивало открыть эту дверь. Что там прячет Романо? Что же за ней такого?... Мысленно помолившись, чтобы там не было ничего ужасного, Феличиано толкнул тёмную, как и вся мебель в доме, дверь от себя. Пред взором предстало нечто прекрасное. Мягкий и плавный диванчик приглушённо-бордового цвета стоял в середине комнаты. На нём мирно лежал Романо в окружении квадратных подушек. Перед диваном стоял столик под стать. На нём - тлеющая благовония. Феличиано принюхался. Пахло ромашками. Италия удивился и не удивился одновременно. Улыбнулся, наконец понимая, почему по сиестам Романо спокойнее обычного. Над ним – большущая люстра с множеством хрустальных деталек, сверкающих под редкими солнечными лучами. Подставки для свечей поддерживались металлическими, изящными дугами. Люстра была до страшного симметрична. Семь или восемь – Фели не был уверен, – симметричных сторон. Справа - высокая тумба с зеркалом. Шкафчик белый, ручки и рама резные, но не слишком вычурные, золотистые. И там же, прямо на тумбе расположился чей-то гипсовый бюст. Давида, скорее всего. У бежевых стен стояло множество вещей: вазы (бежевые, керамические, круглые, глиняные), несколько сундуков (что они здесь делают и есть ли в них золото?), бутылки вина (одни пустые, полупустые, почти полные; наверное, Франция подсобил), вазы ещё раз (серовато-синие, с ручками, вытянутые, точно из глины). Взгляд зацепился за глобус. Причём старый. Года, эдак, 1870-ого. С Пруссией, Австро-Венгрией, Османской Империей и без балканцев, кроме Греции, и большой-пребольшой Россией. И ещё не единой Италией. "– Брат, обещаю, вот-вот эта часть мира станет не просто твоей и моей, а нашей, – твёрдо произнёс Ловино, обводя Итальянский полуостров на новеньком глобусе. Он понадобился братьям для азов геополитики. Нужно же знать, кто чей сосед. Варгас-старший сказал это, заметив, как Феличиано расстроенно глядит на эту часть мира. Конечно, грустно смотреть на свою раздробленность. – Правда-правда? – не отрывая печальных рыжеватых глазок, переспрашивает младший, стараясь убедиться, что будет ровно так, как твердит брат. Иначе, впрочем, быть и не могло. – Правда-правда, – вторит Ловино серьёзно. – Клянусь. Клятва не была напрасной, а обещание не выполненным: через год они полностью объединились. Вспомнили про глобус. И вместе обвели территорию объединённого Королевство Италия. Жирно так, поверх старого контура, чтоб всем было понятно и видно." «Спящая Венера» Джорджоне гордо висела под потолком. «Афинская школа» Рафаэля висела рядом, слева. «Рождение Венеры» Боттичелли тоже рядом, но справа. Ещё одна работа Рафаэля Санти «Мадонна в зелени» на соседней стене... Его же автопортрет и «Сикстинская мадонна», и много других картин, названия которых смутно всплывали в голове Феличиано. Их было слишком много, чтобы перечислить все. Они маленькие копии, но не менее красивы, чем оригиналы. Маленькие копии в прекрасных золотистого цвета рамах. Под искусством, за диваном стоял тёмный шкаф. Узкий, чтобы не загораживать два окна. Он тоже был плавным и резным, как и всё здесь. Наверху стоял чёрный подсвечник и пара бокалов для вина. А через стеклянные дверцы показывались старые книги и... Сервиз. Белый с позолотой сервиз. Довольно старый. Но никак от времени не пострадавший. Похожий на тот самый... Феличиано замешкал. Да, сиеста, да, Романо спит, но если братик узнает?.. Ему не поздоровится. Вряд ли в этом случае Венециано даже предложить помидор успеет. Ужас, какой кошмар. Лучше тихонько прикрыть дверь и уйти. Италия заходит в комнату полностью и аккуратно спешит к сервизу. Раз шажочек на носочках, два шажочек, три, четыре, и вот младший у дивана. Самый опасный момент. Феличиано прислушивается к дыханию Ловино. Тихое, ровное, спокойное. И лицо у него тоже выражало лишь умиротворение и полную гармонию. Не такой уж его братик и вредный, когда спокойный. Так и хочется улечься к нему под бок и уложить свою голову на его груди и тоже просто поспать. Шажок, ещё один – опасная зона миновала. Третий шаг – и он у шкафа. Неожиданно для себя, Италия заметил растение. Белый округлый горшочек с небольшим – деревцем? цветком? – стоял у окна. В цветке не было ничего особенного - чуть прогибающееся к концу ветви с ничем не примечательными супротивными листьями. Но чем-то оно всё же было изящным. Прекрасным. И оно прекрасно вписывалось в интерьер. И так же прекрасно себя чувствовало. Чудесное растение. Италии оно было знакомо, но как-то вскользь и без имён. Шкаф стоял меж двух окон, обрамлённых бежевыми шторами, завязанными ленточкой на бантик. Настоящий, неприклеенный бантик. Красивый, ровный, симметричный... Тут точно живёт его брат? Феличиано всё-таки подошёл к шкафу, открыл дверцу и дотронулся до шероховатой чашки. "Рома поставил потрёпанную коробку на стол перед Фели, а сам сел рядом. Он чуть запыхался: коробка была не из лёгких. – Ну что, попробуем? – Вее, конечно! Ловино вскрыл коробку. В ней аккуратно уместился набор керамической посуды на 6 человек. И краски. – Вее... – восхищённо протянул младший, доставая то посуду, то инструменты на стол. – Надеюсь, у нас что-нибудь получится... – Обязательно! Работа предстояла кропотливая. Сначала придумать этот дизайн, потом его сделать, а потом разобраться, как сделать так, чтобы их новая шайтан-машина делала такой же дизайн, или хотя бы похожий. Сколько бы времени это не заняло в душном здании фабрики, они справятся вместе." Венециано и не знал, что Романо его хранит. Венециано не знал, цел ли этот сервиз! Оказывается, предмет памяти в полной сохранности. Аж плакать захотелось, настолько младший был растроган. Его брат самый лучший! Слева был ещё один шкаф. Он был почти под цвет стен, так что Варгас и не сразу заметил, что тот вообще есть. Италия аккуратно подходил к шкафу, как тут половица верно и громко скрипнула, мол, хозяин комнаты, просыпайся, тут кто-то лишний. И хозяин комнаты проснулся. Он проморгался, потянулся (тут одна подушка, лежавшая на нем, полетела вниз) и глянул на нарушителя покоя. Нарушитель покоя глянул на хозяина комнаты. Они тупо смотрели друг на друга: один глазами цвета оливок, другой бронзово-рыжими. И спустя секунд пять послышалось: – Ве... – испуганно протянул Феличиано. Братик в гневе страшен. Но сейчас он выглядит ошарашенным, нежели злым. – Что ты делаешь в моей комнате мечтаний и надежд? – Ловино всё ещё был дезориентирован. – Я, эээ... Будешь пасту? – Ммм, буду. Но что ты тут делаешь? – Я хотел спросить у тебя, будешь ли ты пасту. – А у шкафа ты что делал? И вообще, мог бы просто постучаться, а не вламываться ко мне в комнату. – Я стучался! А ты спал. – Плохо стучал. Так что ты делаешь у шкафа? – Я увидел сервиз и... Это тот самый да? Который мы вместе делали. – Тот что ли? – Романо кивнул в сторону тёмного шкафа. – Да. – Конечно тот самый. А что такого? – Да просто я люблю тебя, Романо!!! – резко завизжал северный и кинулся с объятиями на южного. Сказать, что южный был в шоке - ничего не сказать. – Ты самый лучший братик на свете, я уже думал, что этот сервиз навсегда потерян, а оказывается ты просто хранил его у себя а ещё тот глобус а ещё у тебямногостарогохламаимнеинтереснопочему! – глубокий вдох. – А ещёмнеинтересноузнатьчтосредиэтогохламанаходится! – ... – Романо лишь поглаживал волосы своего маленького импульсивного брата и офигевал. Ну ничего себе новости: братец решил проводить тут, в его месте для мечтаний и надежд(!), раскопки. Что он собирался найти, правда, непонятно. А если он узнает, что в этом бежевом шкафу находится... Так что старший отрешённо протянул: – Нет. – Почему? – Так надо. – Зачем? Вопрос остался без ответа. Тогда Феличиано потянулся за ответом в оливковые глаза Южного Италии, а тот, в отместку, посмотрел прямо в глаза младшего, всё продолжая его гладить. Ловино понял хитрый план Венециано. Впрочем хитрового там ничего не было: надавить на жалость, и за красивые глазки наконец увидеть все секреты. И Романо решил действовать на опережение. – Нет, Фели, ты не хочешь знать, что там. – Но Рома! Я никому не скажу! Пожааалуйста! – Нет. – но в глубине души Варгас вот-вот раскроется и выложит каждую свою тайну. От настойчивости брата не убежишь никак. – Ну Лови, ну братик, – о святая дева Мария! Только не щенячьи глазки! Губки Феличиано собрал в кучку, а голос сделал совсем жалостливым. – ну Рома, ну, пожалуйста... – Ладно, – всё же пробубнил Романо, вздыхая. Но тут же осёкся, указывая пальцем на бежевый, - то есть самый интересный шкаф. – Но в этот не лезешь! – Почему? – Там много личного. – И что? – Как и что!? А то, что я не хочу делиться личным! – ... – ещё раз спрашивать "почему?" или говорить "Я же твой брат!" было бы глупо. Так подумал аж Северный Италия. Значит, это правда глупо. Нет, так нет. – ... Хорошо... Ловино, успокоившись, выдохнул. А ещё с него встал брат. Какое облегчение. А то эта туша... – А откуда у тебя картины? Ты их купил? Где ты их купил? По чём? – Я их не покупал. – Испания пода- – Нет! – Ве, ладно. Но откуда они? Ловино рвано вздохнул. Конечно, он далеко не Северный, и знает лишь неполную теорию, и вообще это срисовка, и конечно, там полно ошибок, которые Италия подметил и готов на одном дыхании рассказать о всех. Говорить было как-то стыдно. Так что решил отмолчаться. – Ну братик Романо, откуда картины? – и тут его словно осенило. А может... – ... А может, ты их нарисовал? – НЕТ! Слишком быстрое "нет", что бы действительно было "нет". Младший из братьев понял это моментально, пока старший сначала уткнул своё горящее стыдом лицо в красную подушку, а потом пытался спрятать всю голову под подушкой. – Это красиво! Ты красиво рисуешь! Романо выглянул из-под подушки, из-за спинки дивана, наконец встав хотя бы на колени. Его изящные пальцы впились в мебель. Если у Южного Италии был бы хвост, он точно вилял бы им сейчас. – Ты не шутишь? Северного фраза невольно смутила: что брат имеет в виду? Почему он звучит так, будто утверждает и спрашивает, но при этом в нём слышится надежда? И всё это одновременно? Почему его глаза заблестели? Кажется, Феличиано понял: Варгас-старший одно сплошное "почему?" – С таким мне шутят, братик Романо, – озадаченно ответ Варгас-младший. Он вновь повернулся к картинам. – Почти как оригинал! – С-спасибо. Тут на диван что-то с грохотом упало. Когда Венециано повернулся, оказалось, Романо. Из-за спинки виднелись ноги, которыми старший от счастья дрыгал как припадочный. "Кому-то не хватало похвалы... " – подумав, Фели пообещал себе хвалить Романо больше. – Ой, я же совсем забыл! Паста остывает! – М? Паста?.. – послышалось из-под подушки, которую Рома крепко-крепко обнимал. И всё же, Ловино окончательно от неё отстал. – Ох, точно, ты говорил про пасту! – Вее! Пойдём скорее! Младший перемахнул через диван, схватил за руку брата и побежал на кухню.* * *
– Спасибо за пасту. – Не за что за пасту, – хихикнул Феличиано. – Может, поспим? – Самое время, – согласился Романо, в подтверждение зевнув. И пошёл к себе в "берлогу". Феличиано последовал за братом. Брат скрылся в комнате. Феличиано был настойчив. И тоже ушёл в комнату. Видимо, снова завидев брата там, где его быть не должно, у Романо появилось что-то на языке, но он промолчал, поняв всё без слов. – Как в старые-добрые, да? – ложась на диван, Южный похлопал на местечко рядом с собой. Если братья очень постараются, то они вполне могли поместиться на мебели. – Вее! Но вместо предложенного места рядом с Романо, Венециано лёг прямо на Романо. Что, конечно же, не могло не вызвать возмущение со стороны старшего. Но всё обошлось: перед щенячьим взглядом Венециано даже Германия с его картошкой вместо сердца сдаётся. Каждый раз, когда Фели позволял себе так делать, Ловино чувствовал себя последней мразью. Всё казалось нереальным. Феличиано наконец в комнате "мечтаний и надежд Романо Ловино Варгаса", в обнимку лежит с братом, слушая его сердцебиение и спокойное дыхание. И всё же, почему место "мечтаний и надежд"? Фели нехотя оторвал голову от груди братика. Сводчатый потолок, нечто похожее на симметрию, картины века 15-ого, множество предметов, детали... Чёрт, да это же Ренессанс! Италия и не знал, что брату нравится такое. Может, Романо надеется и на своё Возрождение? Не успев додумать мысль, Фели кладёт голову на брата и, приулыбнувшись, засыпает. Расспросит обо всём чуть позже...