Эффект лестницы

      У французов есть такое выражение – «эффект лестницы». Это когда ты всё-таки находишь нужные слова в разговоре, но слишком поздно. Потому что в самый ответственный момент ты либо растерялся, как школьник, и от собственного испуга зажевал все важные мысли; либо того хуже – пробуравил какую-то чушь неуместную. Совсем не то, что хотел озвучить. И только на выходе, когда ты, например, уже спускаешься по лестнице, на ум приходит тот самый ответ. Такое вот метафорическое определение у этого, чего уж там, вполне житейского явления. Романтичный народ однако – эти французы.       Мы стояли у её гримёрки. Болтали, как всегда, о том-о сём: она рассказывала мне о недавних гастролях, о том, как самоотверженно её дети – Артём и Марта, принимали участие в одном из снайперовских концертов. Всё, как полагается, с репетициями, саундчеком, с персональным заданием. Не просто из-за кулис поглазеть на рок-маму. Во время коды сценическим движением взять декоративный фонарь, обозначив тем самым сигнал залу – пора зажигать телефонные огни! Красота неистовая!       Когда Диана показывала мне видео этого номера, я горько пожалел о том, что не был ни на одном её концерте! Представляете! Ни разу… Как-то не складывалось всё. Хотел уж было перекинуть ответственность за это упущение на Арбенину, и предъявить, отчего же она меня никогда не приглашала на свои сольники… Но это было бы опрометчиво. Потому что в эту минуту нашего разговора мне казалось, что она вот-вот пригласит меня на свой следующий концерт. И плевать, где – в Москве, в Питере, в Вологде-где или на Марсе! Я хочу услышать это от неё. Ничего же сложного – просто «Лёша, приходи на мой концерт!» Но она всё не произносила этих слов… Вовсе сменила тему и теперь мы говорим о проекте. Ну как так? — Воробьёв, ты чего на меня так смотришь? — слегка толкает меня плечом. Дерзости этой женщине не занимать… — Да так, любуюсь! Нельзя? Тебе жалко что ли? — задеваю рукой бедро. Ну а чего, она первая начала! — Ох и не договариваешь… Ты какой-то потерянный последние дни. Случилось чего? Воробьёв, ты же знаешь, я могу помочь, если что-то нужно. Мы ведь друзья уже с тобой. Кто бы мог подумать, правда? — как-то неестественно насмешливо она сказала, что эта интонация осела во мне и стала отдавать неприятной горечью. — Действительно, кто бы мог подумать… Я же обалдуй! Несерьёзный, зато смазливый, и на чувства человеческие вообще не способен. — возможно, с моей стороны слишком явно обидчиво прозвучало. Но так хотелось выругаться от несправедливой предвзятости ко мне и моему «амплуа». — Ты че, обиделся, Лёш? Я же говорила тебе, ты моё открытие. Да, мы были знакомы только заочно. И, может быть, я думала о тебе в таком ключе. Но в первый же день всё изменилось. Ты неплохой парень, Воробьёв, правду тебе говорю. Молодчага! — Обиды – это не про мужчин, Диана Сергеевна. Рад, что развеял сомнения относительно своей персоны. Потому что я помню, как надменно, с каким укором и липким недоверием вы смотрели на меня в тот самый первый день! — ехидно щурю, потом театрально закатываю глаза. — Это ты меня сейчас так показал? Вообще не похоже! Актёришка недоголливудский! — бьёт кулаком по моему прессу. Удар поставлен, надо заметить. — Боксёрша, блин. Кто тебя драться учил? — Я вообще-то занималась боксом! — Дай угадаю, вылетела сразу после первого занятия? — продолжаю подтрунивать.       Питаю слабость к такой Диане. Когда она закипает, заведённая почти до предела, и до последнего спорит, упирается, пускает в ход руки. — Воробьёв, ты достал! — замахивается, но я ловлю в воздухе её руку и вжимаю в дверь.       С лихвой открываю её и заталкиваю нас двоих в её гримёрку, пока на наш спектакль не начали продавать билеты… — Да это ты достала! Ходишь вся такая непокорная, гордая и упрямо делаешь вид, что ничего не замечаешь. — здесь я не выдерживаю и бью кулаком о дверь прямо рядом с её испуганным лицом.       Она моргает чаще обычного. Как будто теряется и не находит слов. — Прости, я не хотел тебя напугать. Я просто устал так жить. Я давно хотел тебе признаться. Знаешь, у французов есть такое выражение – «эффект лестницы». Когда ты долго не находишь слова… потом всё-таки осознаёшь, но уже поздно… — Почему мы не можем просто общаться? Почему каждый раз выходит какая-то драма? — смотрит пристально и обречённо. — Чего я не замечаю? — Ты правда не понимаешь? Мне тяжело каждый грёбаный съёмочный день находиться рядом с тобой. Касаться, обнимать тебя на правах «коллеги по креслу». Смешить тут всех, как последний клоун, расплываться в улыбке, когда самого изнутри всего скрутило уже давно. Хотя сегодня я, кажется, наконец дослужился до друга… — Ты что несёшь? А-а-а, это твоя новая роль, да? Скажи, что ты репетируешь, или я точно решу, что ты спятил. — Спятил. Сошёл с ума, слетел с катушек! Чокнулся, рехнулся! — последние два слова буквально выкрикиваю. — Какая нахрен разница! Называй, как хочешь, это ничего не изменит. — Лёш, ты меня пугаешь. Отпусти сейчас же…       Я же до сих пор держу её, словно в тисках. Но мне не хочется отпускать. Нет. Иначе она уйдёт. И больше не станет со мной говорить. Даже здороваться. — Давай спокойно поговорим. Ты придумал там себе что-то. Какой-то сценарий. Я не умею играть в такие игры. И не стану поддаваться на эти уловки. Это безрассудство. — Безрассудство – называть мои чувства уловками. А наши взаимоотношения игрой. — О каких взаимоотношениях ты говоришь? Да, может быть, я флиртовала с тобой, но это как-то само собой стало манерой нашего общения на шоу. Да, мне даже нравились твои издёвки, эта здоровая дерзость, упрямство, твои милые колкости и порой нагловатая тактильность. Это незаметно стало частью проекта, частью нашей работы. — Что ты несёшь, Арбенина? Какой работы? Неужели за всем этим ты так и не увидела меня настоящего? И так и не поняла, что я как тот чёртов влюблённый школьник, который обзывает и дёргает за косички девочку, которая ему нравится. Чтобы хоть как-то, мать твою, обратить на себя внимание. И не смотри на меня грозной училкой! И не смей ничего говорить про возраст! Мне плевать, что подумают другие. Я люблю тебя. Может, не с первого дня и не со второго эфира. Но я достаточно долго живу с этой мыслью. И с каждым днём мне тяжелее сталкиваться с твоим безразличием и показательным равнодушием. Надеяться, ждать чего-то… Бояться, что за мои слова ты вдруг начнёшь меня отчитывать с высоты своего опыта. И гордости. — Я впервые в жизни не знаю, что говорить… — В первую ночь я пересмотрел, кажется, все твои концерты, доступные на ютубе. Засыпал под «Гавань», просыпался под «Катастрофически» и вторил, как одержимый, – «Тебя не хватает»... Потом подсел на твои интервью, которые можно разбирать на цитаты. Чёрт возьми, думал я, да она гениальна! Сколько естественного шарма в этой твоей непосредственной прямоте. Сколько в тебе света и нерастраченной эмоции. Мудрости, которая обоснована совсем не годами – характером! Усердием, трудолюбием, пытливостью. В тебе есть всё – острый ум, харизма, стержень, какая-то удивительная пацанская женственность, сексуальность! Да ты офигенная! Ты талантливая. Ты красивая… — Лёш, перестань! Слышишь? Прекрати! — звучит так ожесточённо и обречённо. — Я кроме твоей улыбки в четвёртом сезоне вообще ни о чём не мог думать. — Воробьёв, ну не делай ты глупостей… — Я тебя люблю…       Говорю совершенно осознанно, и с каждой произнесённой буквой мне становится легче, свободнее. Я как будто поймал кураж, покорил Эверест, смог наконец-то сказать ей это. Сказать и не умереть секунду назад. Это был мой гештальт. — Пожалуйста… Это всё лишнее. — Тогда посмотри мне в глаза и скажи, что не чувствуешь ко мне того же… — беспощадно прожигаю взглядом, а между тем напряжение между нами усиливается. — Я…       Крупная слеза намочила её ресницы и покатилась по щеке. Слышу, как она сглатывает. Тяжело дышит.       — Я к тебе ничего не чувствую. И никогда не буду. — дрожащим голосом обрывает фразу.       Как будто удар кинжалом в грудную клетку. Стоим и задыхаемся в дальнейшем глухом молчании. Моя хватка слабеет, и я наконец отпускаю её. Звучно скрипя зубами и неслышно скрипя сердцем. Она, словно пойманная пташка, бьётся крыльями изо всех сил и вырывается на свободу.       Хлопнула дверь. И вот я остался один на этом выжженном поле. Сползаю вниз по стене и жмурю глаза. Зарываюсь лицом в ладони. Шумно выдыхаю. Стягиваю паршивый галстук-удавку и швыряю в сторону. Сижу так минут пятнадцать, совершенно не понимая, что делать дальше.       Она мне солгала? Если так, то значит считает, что я не достоин правды или не нуждаюсь в ней. А если нет? А если Диана всё-таки сказала правду… Значит, я отчаянно глуп и самонадеян… Раз осмелился поверить в то, что мои чувства когда-нибудь станут ответными. И чем больше я думал об этом, тем меньше становилась моя жажда к жизни. Грудную клетку сдавило флешбэками. Яркими вспышками в голове возникал образ Дианы, её взгляд, её смех… Она больше не посмеётся над моими шутками, не обнимет при встрече. И не позволит себя обнять. От каждой новой мысли становилось всё паршивее.       Дверь со скрипом начала открываться. Так медленно и неуверенно, что я подумал, будто у меня галлюцинации. Но нет. Это была она.       Заходит в свою гримёрку, чуть всхлипывая и кусая губы. — Вообще-то это ты должен был уйти. Это моя гримёрка. А рыдать на лестнице на глазах у всех я не планировала.       Смотрит на меня, сидящего у стены, сверху вниз, но совсем не надменно. С каким-то сожалением что ли. И аккуратно садится на пол рядом со мной. — Я соврала. — Когда? — единственное, что я смог выдавить из себя в ту секунду. — Когда сказала, что ничего к тебе не чувствую.       Я был готов ко всему: нравоучения, сеанс психотерапии… но только не к этому… — Я тоже люблю тебя, Воробьёв. Прости, но мне было слишком тяжело принять и признать это. — Что ты сказала? — слышал всё слишком хорошо, чтобы поверить в реальность происходящего. — Понимаешь, есть у французов такая фраза – «эффект лестницы». — тут я не выдерживаю и истерически смеюсь парадоксальности жизни. — Когда человек находит правильный ответ спустя время после того, как дал неверный… Так вот, когда я спускалась по этой чёртовой лестнице, я поняла, что именно должна была тебе ответить. Скажи мне, что ещё не поздно… — Арбенина, твою мать… Ты меня доведёшь до второго инсульта! — Воробьёв, ещё раз так пошутишь – окажешься на той лестнице!       Игриво, едва ощутимо бьёт меня в переносицу! А вы думали, она просто так это поёт? Всё, как в песнях, без преувеличений. — А ну иди ко мне!       Прижимаю к себе изо всех сил и целую, как она [не] любит, в лоб, в макушку, попутно вдыхая её естественный природный запах, и никак не могу надышаться... — Так это, что, любовь, получается? — Это эффект лестницы…