Любовь, Эрос, Лирика

Мужчина в медицинском халате и маске прошёл на своё «поле брани» — к хирургическому столу. На нём лежало холодное и побелевшее тело девочки десяти лет. Она, как и положено покойникам, была обнажена, но голова её была закрыта тканью. Хотя, это не совсем верно, ибо тканью было закрыто то, что когда-то было головой. Так уж вышло, что девочке не повезло: во время игры она подвернула ногу и упала прямо под колесо мусоровоза. Всё что было выше нижней челюсти превратилось в грустное кровавое пятно с осколками кости. Мать девочки видевшая всё это помешалась и сейчас содержалась в городской психиатрической больнице, в простонародье «в дурдоме». Патологоанатом надел перчатки и очки, приготовившись к работе. Обычно, родственников патологоанатомы не вскрывали и не осматривали, ибо многие после такого сходили с ума, либо же совершали грех самоубийства, но Фёдоров Иннокентий Григорьевич был не робкого десятка и свою внучку решил подготовить к путешествию в последний путь сам. Немного уговоров и использования своего влияния и вот седовласый мужчина склонился над детским тельцем. *** Но рука с секционным ножом зависла в воздухе. На мёртвой девочке уже пунктиром была отмечена линия по которой надлежало резать, но пожилой патологоанатом всё никак не мог начать свою работу. Иннокентий взял ледяную ладошку девочки в свою. Врача терзало то, что совсем юное дитя, прожившее в шесть раз меньше чем он, погибло трагическим образом. О как хотел бы сейчас Иннокентий Григорьевич отдать свои оставшиеся, да что там оставшиеся, уже прожитые годы внучке. Но хладное и почти безголовое тело никогда не познает счастья настоящей дружбы, никогда не поймёт что значит стать взрослой и лоно её никогда не примет любви… Хотя последнее доктор был в силах исправить. Мужчина взял девочку за ноги и подвинул к краю стола, дабы детская киска его умершей внучки оказалась на уровне его лица, когда он присел на колени. По детски пухленькие половые губы не знали ещё ласки и врач спустив немного слюны принялся аккуратно водить языком. Естественно никакой женской слизи не последовало, но мертвечиной или гнилью тело не пахло, только холодный и стерильный запах формальдегида. Иннокентий Фёдоров изловчился и найдя маленький клитор принялся теребить его языком. Следом он повёл язык вниз и вошёл им во влагалище, облизывая его стенки. Через несколько минут седой врач отстранился и ласково посмотрел на свою внучку. Он поднял ножки детского трупика и взяв формалина принялся обильно смазывать им детскую промежность. Он сбросил халат и брюки, обнажив заросшую седыми волосами грудь и толстый пенис. *** В этот момент Иннокентию Григорьевичу пришло воспоминание из прошлого. Его дочь спешила на работу, а он, в свой выходной приехал нянчить внучку. Она тогда была ещё совсем дитёнком. Патологоанатом был несколько раздражён, ибо вся ночь ушла на один труп, в крайне паршивом состоянии, а теперь ему ещё и нянчиться. Но как только он поднялся в квартиру, навстречу ему бросилась его внучка и закричала так радостно, что всё раздражение старика утихло: — Деда Кеша пришёл! *** Иннокентий смазал также и свой половой орган, затем нацелился и с трудом пронзил влагалище мертвой девочки. — Деда Кеша вошёл, — ласково пробасил мужчина. Он потирал соски ещё несформированной, детской груди и с жалостью и болью осознавал что никогда она не созреет. Аккуратно, но быстро он двигался, полагая что будь девочка жива, то получила бы удовольствие. Через десяток минут, мужчина подумал что вот-вот заполнит семенем её лоно и вдруг сдёрнул полотно с головы. Иннокентий Григорьевич склонился над остатками лица, и принялся осыпать поцелуями нижнюю губу и посасывать бледный язык. Он несколько раз поранился об осколки черепа, оставшиеся рядом, но это его не смутило. Патологоанатом тихо простонал и кончил, заполняя горячей спермой холодный труп. Он вынул член и вытер его об бедро внучки. Сперма вытекала из маленькой пиздёнки и врач снова поймал эрекцию. Взяв нож он быстро разрезал живот, по пунктиру, обойдя пупок. Иннокентий Григорьевич принимал роды дочери сам, на дому и он же обрезал пуповину своей дорогой внучке. Кожа разошлась, обнажая холодные внутренности и врач быстро ввёл свой член между них. Более минуты он не продержался и вновь спустил горячее семя рядом с печенью. *** Через час тело было приведено в порядок. Врач убрал все улики и завершил работу над телом. Смена Иннокентия Григорьевича кончалась и он сменив халат на повседневный костюм двинулся на выход. Он быстро отчитался о смене и вернулся домой. До самого конца своей жизни он сожалел о почившей внучке и с ума сошедшей дочери.