Лжёт клоун в цирке. Лжёт и шут. Лжёт джокер стоя на коленях. Лжёт тот, кто пред иконой стоял с ножом, а молвил Богу. Клоун ты, иль шут, а может джокер Бога. Шатёр убрали, Король мёртв, А в Бога разве верил?
Кэйа лгал.
Он делал это не как большинство людей: приукрашивали какие-то истории, врали на счёт мелких дел, врали на счёт своего состояния, врали на счёт того, что сделали не так, как надо было, или что забыли.Кэйа лгал постоянно.
Даже самые обыденные вещи, которые, казалось бы, скажи как есть, ничего плохого не случится, этого даже не заметят. Вспомнить даже ту историю с юным Рагнвиндром. Альберих лгал ему долгие годы, которые они жили вместе и клялись не скрывать, говорить друг другу правду. Если вспоминать, то голубоглазый даже не сможет ответить с точностью, когда это началось. Когда ему пришлось обманывать любимого человека или было что-то ещё раньше? Что-то, что память отказывается показывать, пряча в самые глубокие, дальние и тёмные уголки подсознания.Кэйа утопал.
Выражение «утопать во лжи» как никогда прекрасно описывало ситуацию Альбериха. Он уже даже не знал, где ложь, а где правда. Он уже сам верил в свою собственную ложь. Когда различал её. Лгать уже выходило на автомате. Он просто говорил. Слова вылетали из его рта быстрее, чем он мог их обдумать, придумать, различить.Кэйа пил.
Кэйа каждый вечер приходил в «Долю Ангелов» чтобы напиться, забыться. Всё было относительно в порядке, когда за барной стойкой стоял Чарльз. И всё усложнялось в сотню раз, когда там стоял Дилюк. Он был идеальным. Эти черты лица, алые глаза, мягкие на вид губы, такой правильной формы нос; слегка кудрявые, заплетённые в хвост алые волосы, которые так красиво смотрелись с его холодными глазами; накаченное тело, которое всегда готово к сражениям, и эти изящные руки. Альберих готов был поспорить, что под перчатками скрываются нежные пальцы и ладони, хрупкие на вид, но такие сильные, когда ими душат, сжимая горло смуглого мужчины. Кэйа любит его всего. Без остатка. А голос? Низкий, бархатистый и такой приятный, заставляет чувствовать себя таким беспомощным. И говорящий такие правильные вещи. Альберих в очередной одинокий вечер заходит в таверну, чтобы расслабиться, может, поболтать с Венти и Розарией, которые сидели у перил на втором этаже, махая вошедшему. Кэйа, конечно же, улыбнулся, помахав в ответ. Он подходит к барной стойке, за которой стоит Рагнвиндр. — Хэй, Люк, налей один бокал «Полуденной смерти». — на него даже не смотрят, продолжая протирать очередной стакан. — Хватит пить в рабочее время, сэр Кэйа. — негромко, но очень грубо отзывается молодой магнат. Однако, с желанием поскорее выпроводить пьяницу от стойки, наливает один бокал прошенного вина и отворачивается. Кэйа, конечно же, улыбается. Он встаёт и уходит на второй этаж, где его уже ждёт компания на вечер.Кэйа курил.
Хотя не очень часто, но голубоглазый любил успокаивать нервы табаком. Он зажигал сигарету стоя на крыльце своего небольшого дома и выдыхал дым в тёмное ночное небо. Снова тучи закрыли все звёзды. Их уже давно не было видно. Который день за неделю? Или месяц? Счёт времени Кэйа тоже потерял. Он просто не смотрел на него, не проверял. Жизнь закончится и он, кажется, этого тоже не заметит, не поймёт. А так хотелось, чтобы она закончилась. Когда на улице дождь, курить приходится у окна, где есть козырёк. Вот и сейчас Альберих сидит на подоконнике, смахивая пепел в пепельницу и смотря таким тусклым взглядом на небо. Повязку дома он не носил. Не было смысла. За окном бушевал только ливень. — Сколько ещё мне так сидеть? — риторический вопрос, однако ответ на него, почему-то, дали. — Мне тоже интересно, почему капитан кавалерии просиживает штаны дома. — этот голос можно было узнать из миллионов, миллиардов. Голос с ядом. Кэйа чертыхнулся, быстро туша сигарету и хотел было уже закрыть окно, спрятаться, но его остановили. — Подожди. Дай закурить. — Дилюк смотрел на синеволосого, а тот с непониманием глядел в ответ, но быстро протянул Рагнвиндру сигарету и спичку. А потом закурил сам. Это вроде четвёртая за последние два часа? Он не помнил. И помнить не хотел. — Тяжёлый день? — с минуту тишины спросил Альберих, мельком глянув на красноволосого. Прекрасен. — Типа того. — коротко ответил мужчина, показывая, что не намерен продолжать диалог. Кэйа ничего против не имел. Он понимал. Простояли они так около получаса, после чего Рагнвиндр молча ушёл. Альберих вздохнул, закрывая окно и говоря себе, что всё нормально и говорить ему вовсе не хотелось. Не хотелось ли? Затушив сигарету об открытую ляжку, до куда не доставала рубашка, парень прошёл на кухню, заваривая горячий кофе и смотря куда-то в стену.Так устал...
Больно. Страшно. Однообразно.
Кэйа понимал что это. Отдалённо, возможно, неправильно, но понимал. Он сломан уже который год. Врёт? Возможно. Этого уже никто не знает. Даже он сам. Его дни — один сплошной день, который всё никак не хочет заканчиваться. Его голова — помойка, где он буквально тонет днями и ночами. Он не хочет так жить. — Дилюк, помоги мне, молю. — шепчет голубоглазый как в бреду, хватаясь за свои волосы изрезанными руками, ноги прижимая ближе, и закрывая красное от слёз лицо. Так не хочется.Ночью так громко.
Выходя на пустую улицу ночью думаешь — как же здесь тихо и спокойно. А смотря на безоблачное небо, которое усыпано миллиардами звёзд, добавляешь ещё и «красиво». Однако... Кэйа ненавидел ночь. Она была слишком громкой в такой тишине. Мысли лезли и лезли. Их не остановить. Так страшно. Хочешь вдохнуть чистый воздух, а не можешь. Лёгкие сдавило, горло сдерживает крик, а глаза — подступающие слёзы. Как же больно.Кэйа привык улыбаться.
Каждое утро, выходя из своего дома, по пути в Ордо, по пути на задание и назад, в таверне и идя по тёмным переулкам домой. Кэйа улыбается. Маска поддерживает образ беззаботного мальчишки, который со всеми флиртует, шутит и разряжает атмосферу, поднимает боевой дух и толкает правильные вещи. Клоун без цирка. — Аделинда, приготовь комнату. — Дилюк отдаёт указания горничным, после чего несёт израненного капитана в ванную, снимая остатки одежды и осматривая чужие раны. На бедре кровь уже запеклась, утягивая за собой ткань штанов. Надо размочить. Намочив тряпку тёплой водой, Рагнвиндр начал обтирать ею бессознательное тело, перед этим завязав мокрое полотенце на бедре, чтобы отмокало. Ран было много, даже слишком. Дилюк прекрасно знал на что способен Кэйа, потому не мог представить ни одну ситуацию, из-за чего он мог так пострадать. Становилось по-настоящему страшно. Он отодрал штанину, останавливая вновь потёкшую кровь и перевязывая жгутом немного выше раны. Аделинда тем временем принесла аптечку и помогла обработать раны, за одно перевязав их. Перетащив Альбериха в подготовленную спальню, Рагнвиндр спустился на кухню, где взял стакан воды и таблетку от головной боли, а за одно и успокоительное. А вдруг? Трое суток. Именно столько проспал капитан, прежде, чем прийти в себя. Естественно ощущения были неприятными, а голова раскалывалась. Желая получить успокоение, больной осмотрел комнату, где находился, и был, мягко говоря, в шоке. Он знал эту комнату как никто другой. Его комната на винокурне. Голубоглазый резко подскочил, от чего тело отдало режущей болью, а изо рта вырвался хриплый стон. На прикроватной тумбочке стоял стакан с водой и две таблетки. Аделинда? Не важно, кто оставил, и не важно, с ядом или без. Хотя было бы лучше с первым. Кэйа протянул дрожащую руку и залпом опустошил стакан. Боль разливалась вместе с водой по телу. Он приподнялся и, опираясь на стену, пошёл к двери, перед этим накинув футболку с шортами. Открыть двери синеволосый не успел. Его опередили. И это был никто иной, как хозяин сей винокурни. Дилюк, завидев уже проснувшегося Альбериха, вздохнул и усадил больного обратно на кровать, после протягивая ещё один стакан с водой и таблетки, что лежали на тумбочке. — Это от головы и успокоительное. Пей. — сказал мужчина, после покидая комнату. Однако спустя пару минут он уже вернулся с аптечкой и свежими бинтами. — Сними одежду, я обработаю раны. — Кэйа недовольно посмотрел на названного брата, после всё же снимая лишние элементы одежды, позволяя второму делать как хочет. Признаться честно, представать перед Дилюком в таком виде было довольно позорным для капитана кавалерии. «Новые поводы для стёбов», — первое, что промелькнуло в его голове. Однако Рагнвиндр молча обработал раны, забинтовывая и унося пустой стакан на кухню. Когда он вернулся, то оглядел Альбериха, пытающегося вновь надеть футболку, с ног до головы, прикидывая разные варианты событий и выбирая наилучший. Однако первым делом он решил спросить. — Как ты себя чувствуешь? — вопрос получился довольно резким и громким в такой глубокой тишине. — Да нормально, жить буду... — промямлил голубоглазый, опуская голову и рассматривая свои колени. Что угодно, но не смотреть на Дилюка. — Я уже сходил к Джинн и рассказал ей о твоём состоянии. До момента, пока не поправишься будешь здесь, а после — вали на все четыре, мало волнует. — Рагнвиндр покинул комнату, а Кэйа лишь измученно улыбнулся. Ну да, а чего он ещё ожидал. Рассказывая Аделинде о том, как он, Альберих, оказался в такой ситуации, парень уловил один интересный момент: он пошёл на одно из сложных заданий в одиночку вовсе не из побуждения зачистить лагерь, а из побуждения не вернуться. Желание Кэйи, в какой-то степени, могло сбыться, если бы не Дилюк, который пошёл зачищать тот же лагерь, но узнавший о нём уже от своих информаторов. По словам самого Рагнвиндра, когда он пришёл, капитан уже валялся без сознания со своим же мечом в области торса. Как так вышло — оставалось только гадать. Мужчина зачистил лагерь и забрал раненого с собой, мол, если оставлю, Джинн открутит мне голову. Однако, как показывало наблюдение, терпеть этого предателя Дилюку придётся ещё как минимум пару недель. Кэйа же, напротив, пытался даже пару раз сбежать, однако каждый раз его ловили слуги винокурни. Находясь целыми днями взаперти, в тёмной комнате, пропитанной детскими счастливыми воспоминаниями, Альбериху казалось, что он медленно сходит с ума.Ложь. Ложь. Ложь. Ложь. Ложь. Ложь. Ложь.
Джокер без Бога.
А может, это тоже — ложь?