Бесплатный сыр

Арс — мягко-колючий, обходительно-наглый, замкнуто-раскрепощённый. За пределами сцены Антону всегда хотелось быть с ним деликатнее, чем с Серёжей и Димой, но в то же время он чувствовал себя удивительно уверенным и смелым — прямо физически ощущал тот пресловутый «внутренний стержень», в наличии которого у себя нередко сомневался. Когда Попов ехидничал, Шаста это не задевало, а когда он был в хорошем настроении, Антон своими улыбками, шутками и обезоруживающей дружелюбностью всегда мог удерживать это состояние максимально долго. Тогда время для обоих текло незаметно, и они оба — Шаст это чувствовал — от души наслаждались общением. Антон знает о комплексах Арсения, заложенных ещё отцом, и понимает, что именно они мешают ему открываться в полной мере. Но стоит проявить побольше искренней доброты — и вот Шаст уже свободно обнимает его за плечи, когда хочет и сколько хочет, выслушивает его секреты, и может хоть бесконечно любоваться светлыми серыми глазами, не волнуясь о том, что Арс отведёт взгляд… Правда, в самую безмятежную минуту Попов непременно отколет самую обидную шутку, зато потом, как ни в чём не бывало, одарит теплейшей улыбкой. Арсений снаружи — то податливый, то твёрдый, и в сердцевине — то твёрдый, то податливый. Всё у него всегда по-разному, хотя какое-то соотношение мягкости и неуступчивости сохраняется всегда. Порой он — как неньютоновская жидкость: чем сильнее давишь, тем твёрже становится, а порой — как советский пластилин: можно лепить, что хочешь, но руки в итоге болеть будут пиздец. А иногда вообще — как каша с комками. Просто каша с комками. Жижа с вкраплениями чего-то непонятного, что невозможно пережевать. Многие плюются, но Антону всегда нравилось. Иными словами, с Арсом нужно знать, когда проявлять гибкость, а когда действовать нахрапом, и тогда можно добиться очень многого. До поры до времени Антон этим пользовался редко. Манипуляции без необходимости он не любил, но понимал, что рано или поздно эта самая необходимость непременно возникнет… Когда Шастун впервые увидел голые ступни Арсения — розового оттенка, с выраженными венками, крепкие, но изящные — его губы расплылись в блаженной улыбке, а сердце сладко затрепетало. Дело не в том, что они были как-то по-особенному красивы. Просто Антону всегда казались красивыми ступни мужчин, которые ему нравились — такие уж у него были склонности. А то, что нравится, всегда хочется заполучить. Хвала небу, на «Импровизации» были «Мышеловки». Хвала дьяволу, на съёмках для ТНТ мышиные ловушки быстро дополнили более грозные орудия. Так называемые крысоловки превосходили мышеловки размерами, пружины у них подкручивались туже, и били они гораздо больнее. Парни согласились на них далеко не сразу, но всё же азарт и потребность в зрелищном шоу взяли своё. Если от мышеловок были лишь покраснения, крысоловки могли оставлять настоящие кровоподтёки и даже ранки, которые прекрасно смотрятся на крупных планах. А где есть травмы, там есть возможность о них позаботиться. В обоих смыслах этого слова. Сперва Антон заботится о том, чтобы травмы появились. Когда его ставят в пару с Арсом, он не чурается подводить того под удар — к сожалению, в маске стоп не видно, поэтому ему хочется их слышать. В «Мышеловках» друг друга обманывают все, но Шастун делает это с особым упоением и настойчивостью. Да, Арсений самозабвенно валяет Шаста по полу и суёт ловушки ему в руки, зато Шаст запоминает, где находятся самые крупные из них, чётко знает болевые точки, а в подставах и уговорах изощряется так, будто от этого зависит его жизнь. Он даже сам готов сунуться в мышеловку, лишь бы перекрыть Арсу путь (на деле — чтобы коснуться его ноги своей). Однажды он и вовсе снял маску — потерял голову от желания срочно увидеть вожделенные стопы. Похоже, Воле такая подлость по душе — он порывается вызывать Антона чаще, но тот от раза к разу отказывается, смекая, что ему больше на руку наблюдать за Арсом со стороны. Конечно, возможность пообжиматься с ним тоже дорогого стоит, но это можно сделать и в любых других импровизациях… О, как великолепен Арсений, когда, ставя ничем не защищённую ногу на пол, весь сжимается в ожидании боли, когда по всему его телу проходит судорога, когда из его рта вырываются протяжные стоны, хриплые вскрики, несдержанные ругательства… И если после завершения сценки Шаст подбегает, чтобы снять безжалостную крысоловку с посиневших пальцев, Арс подпускает его, без смущения снося прикосновения пальцев к подошве, к подушечкам пальцев, к пятке, — лишь бы спас, лишь бы помог… У Арсения крепкие личные границы — это касается и тела тоже. Но их всегда можно было обойти, если не действовать напролом. Антон помнил, как недоумённо и напряжённо отшатнулся Арс, когда он впервые поцеловал его в щёку при встрече — и как легко принял такой же поцелуй, стоило Антону подвести к этому чуть деликатнее и отвлечь внимание шуткой. В общем, с Арсением всё представлялось довольно простым. Он наверняка примет заботу о своих боевых ранах, не создавая проблем: требуется лишь найти подход и поймать момент. Быть может, учитывая самолюбие Арса, это ему даже польстит. В конце концов, он не планирует ничего интимнее массажа ног. Надо здраво оценивать ситуацию. Антон внимательно следит за всеми реакциями Арсения. Он не навязывает ему то, о чём мечтает, после его первого опыта с крысиными ловушками — хотя это был бы удачный выбор, так как для Арса всё пока в новинку и он дезориентирован, но вокруг трётся слишком много людей. Он терпеливо пропускает ещё с десяток «Мышеловок» — не столько анализируя благоприятность ситуации, сколько отслеживая её на интуитивном уровне. Хотя эту импровизацию всегда ставят последней и после неё у Антона всегда есть уйма времени, чтобы побыть с другом, который обычно тоже никуда не спешит, далеко не каждый такой раз подходит. И вот наконец удачный случай подворачивается. Дима, Серёжа и Паша быстро разъезжаются по делам, а Арс, похоже, находится в самом подходящем настроении — напряжённом, но не настолько, чтобы это грозило помешать плану. Антон даёт ему немного побыть одному, а затем, захватив из аптечки бутылёк йода и ватную палочку, направляется к его двери. С колотящимся сердцем, но решительно — как всегда шёл выступать. Он знает, что в гримёрке Арсений первым делом стащит обувь и примется рассматривать раненые ноги. Так делают все после «Мышеловок», и Арс — дольше остальных. Лишь Антон окидывает свои стопы самым поверхностным взглядом. Собственные ноги его не интересуют — он предпочитает акцентировать внимание на руках, шустрых, нежных, и, как он надеется, умелых. Постаравшись унять сбивчивое дыхание, Шастун осторожно стучит, и тут же, не дожидаясь разрешения, открывает дверь. Его глазам предстаёт самая упоительная картина — Арс действительно осматривает ступни, пристально изучая каждую ранку и явно не торопясь натягивать носки. — Ну что, сильно пострадал? — Шаст старается говорить бодро, но голос не слушается. Арсений вскидывает взгляд — похоже, он заметил друга только сейчас. — А-а… Да ничего, бывало хуже, — немного натянуто улыбается он. — Я тебе йод принёс, — Антону удаётся придать голосу непринуждённость. — Давай помажу. — Он стремительно преодолевает расстояние и встаёт на одно колено, протягивая руки к стопам Арса. — Какая услужливость… Да я сам! — Арс не успевает перехватить палочку, и коротко шипит, когда она касается открытой ранки на мизинце. — Вот тут надо йодную сеточку сделать, — Антон жмёт на посиневшую пятку, — а то боль усилится и при ходьбе будет ныть всё время. По себе знаю. Сюда пятьдесят процентов веса приходится, и если опора пострадала, то вес будет распределяться неправильно: обе ноги разболятся так, что взвоешь. Не давая Арсу опомниться, он мажет пятку — гораздо дольше, чем нужно. Несколько снимающих напряжение шуток, умелый перевод темы — и вот уже Арс расслабляется в его руках, и он может завладеть всей территорией сначала одной, а потом другой стопы. Он тщательно промазывает все ранки и гематомы. Но это ещё только начало. — Я видел, ты так локтём ёбнулся — сильно болит, наверно? — Ну да, — поморщившись, Арс сгибает и разгибает правую руку. — Серёжа умеет обезоружить противника. Током пробило похлеще, чем на «Шокерах»… Арсений закатывает рукав и обнажает больное место. Синяк на нём и впрямь расплылся знатный. — Слушай, на локоть лучше лёд приложить. Это же пиздец, может распухнуть и вообще перестать сгибаться. Я видел, как тебя стукнуло — надеюсь, трещины хоть нет, — движимый искренней жалостью, говорит Шаст. — Где ты тут лёд возьмёшь? Ох уж эти капризные нотки. «Из твоего сердца», — мысленно ехидничает Антон, но тут же понимает, что неправ — Арсений настроен тепло, даже теплее, чем он рассчитывал. — Тогда холодный компресс. Ну или можно что-то из холодильника взять. Антон выбирает второй вариант. Первый, конечно, позволит ему потянуть время, зато добыча может сорваться с крючка. Тут как на сцене: иногда для удачного взаимодействия лучше не давать много думать — нужно просто подхватить и нести потоком. Он открывает мини-холодильник и окидывает его содержимое быстрым, но придирчивым взглядом. — Могу бутылку пива или «Колу». — Конечно, «Колу»! Но пиво тоже давай, я ему другое применение найду. Шаст прячет улыбку. Хитрость сработала. Ничто так не помогает расположить человека к сомнительной авантюре, как алкоголь. Даже если это всего лишь «Балтика крепкое». — Какой смысл покупать газировку в стекле? Не ищешь лёгких путей? — интересуется Антон, устраивая бутылку под локтём Арса. Теперь между правой рукой и бедром тот сжимает бутылку, а в левой держит пиво. Обезоружен. — Как и ты, — отвечает Арсений, и сердце Антона пропускает удар. — Я хотя бы вскрываю консервные банки с правильной стороны и не пытаюсь сушить сухари феном. — Если бы ты так хорошо помнил и свои косяки, глядишь, в Большом выступал бы уже, — улыбается Шаст, делая вид, что изучает ступни Арсения на предмет скрытых повреждений. — Я же не солист оперы. — А если бы ещё и душнил поменьше, авось и в кино бы попал. Вблизи ноги Арса так прекрасны, что Антон боится потерять над собой контроль. Хорошо хоть штаны надел самые свободные в гардеробе. Других предосторожностей он не предпринимал — надеялся, как всегда, действовать по ситуации. Увы, в этом смысле она не обещала быть слишком вариативной… — Слушай… Раз уж ты всё равно холод держишь, давай я тебе сделаю небольшой массаж для снятия болевого синдрома? — решается Антон. — Я умею, научился, когда баскетболом занимался. Он хочет спросить, не спешит ли Арс куда-нибудь, но осекается — если у него есть дела, пусть не вспоминает об этом. — Друг другу ножки разминали, значит. Больше тебя ничему интересному не научили? — подмигивает Арс. Шутить изволит. — Ну не друг другу, а себе. Ты не представляешь, как это выручало, — Антон знает, когда нужно быть серьёзным. — Ну ты мне лучше объясни, а я сделаю. Не минет же в самом деле, — продолжает пошлить Арс. Он, конечно, смущается — потому и храбрится. Главное самому не сдать — а то опять, кажется, щёки красные… — Всё равно показывать надо, иначе не поймёшь, — Шастун старается вложить в голос одновременно как можно больше небрежности и убедительности. — Ох. Ну давай, раз тебе заняться нечем. Душа Антона воспаряет в эмпиреи. Ему хочется издать победный клич, задрать футболку на голову и пробежать так по всей телестудии. Вместо этого он суетливо оборудует «массажный стол», сооружая из огромного Арсова полотенца валик и размещая его у себя на бёдрах — заодно эрекцию скроет. Затем он кладёт на эту конструкцию одну из ног Арса — как можно дальше в сторону от паха. Во что бы то ни стало он хочет продолжать сидеть перед ним на коленях, сохраняя этот восхитительный ракурс. Усилием воли уняв дрожь, он начинает гладить стопу обеими руками — от подушечки к пятке. — Щекотно! — вдруг дёргается Арс. — Сорян, — Антон делает себе мысленную пометку, что надо давить сильнее, и засучивает рукава, чтобы они не дразнили кожу Арсения. Хотя слегка подразнить его было бы заманчиво, но лучше не нарываться… Наконец-то Шастун может позволить себе расслабиться, полностью насладиться открывшимся перед ним зрелищем и до мурашек прочувствовать то, что он делает. Кожа под пальцами холодная и слегка влажная. Это не вызывает никакого отвращения — даже наоборот… Шастун сглатывает, и скользит взглядом вверх по ногам Арса. Они широко раздвинуты, но Шаст старается не смотреть на пах. Арс в сценических джинсах и рубашке с дурацким принтом — ещё не успел переодеться в своё. Впрочем, ему всё идёт… Он смотрит на Антона заинтересованным и слегка насмешливым взглядом из-под полуопущенных век. Нужно усилить нажим… Ступни Арса немного угловатые, с небольшими, глубоко сидящими ногтями и редкими волосками на пальцах. Одним словом Антон описал бы их как «благородные». Хрен знает почему — просто это слово так и лезет в голову, когда ты рядом с «графом»… Размер ноги у Арса сорок третий — Антон, во-первых, знает это, а во-вторых, уже научился определять на глаз. На подошвах у него выраженные складки, которые так интересно исследовать… Пальцы у Арса широко расставленные, и между ними так и хочется пропустить пальцы своей руки. Ещё минутка — и Шаст это сделает, а пока просто мягко сжимает и мнёт их, обходя травмированные, подсвеченные йодом участки. Он знает, что можно прорабатывать по два пальца за раз, если действовать обеими руками, но специально растягивает своё и чужое удовольствие. Антон не врёт — он действительно умеет делать массаж. Учился он этому, правда, не в баскетбольной секции, а по видеоурокам, делая паузы на дрочку. Но результатов достиг хороших. А в дрочке так вообще восхитительных… Ещё немного шуток и пара историй в тему — о баскетболе, о своих стародавних травмах и травмах своих знакомых. Арс охотно поддерживает разговор. Он уже совсем расслабился. Лестно ему всё-таки, видать… Шастун думает о том, с каким выражением Арс мог бы глядеть на него в постели, и у него потеет спина. Строго говоря, массаж расслабляющий, а не антиболевой, но, во-первых, хорошее расслабление всегда снимает боль, а во-вторых, так звучало солиднее… А ещё Шаст забыл снять кольца и браслеты, которые могут холодить кожу, но, наверно, Арсу нормально… Кстати, при таком массаже обычно наносят масло, но если бы Антон заявился к Арсу ещё и с маслом, тот точно поднял бы его на смех. Да и многим без него нравится больше… В непутёвой голове Шаста мелькают кадры того, как он использует вместо масла свою сперму, и он обречённо вздыхает. Это оказалось тяжко. За шутками и прибаутками Шаст массирует голеностопный сустав, разминает мало задетую пружинами плюсну. Он старается больше всего массировать центр подошвы, где нет повреждений — самое труднодоступное и интимное место ступни… Несмотря на то, что массажисты с Ютуба редко делали массаж в такой позе, у Антона всё получается без особых проблем. По крайней мере, Арсу нравится — он жмурится от удовольствия и иногда выдаёт блаженное «мммм…» Холод он уже давно держать перестал, да и пиво допил, а всё-таки никуда не спешит. Антона распирает от восторга. Он не привык сдерживать эмоции, но делать это приходится, и из-за такого подвига самообладания его едва не трясёт. Ему так хочется прижаться к стопам Арса губами и пройтись по массажным линиям горячим языком, что он вынужден сглатывать слюну. — А это правда, что на ногах есть зоны, которые связаны с определёнными органами? — вдруг спрашивает Арсений. — Не, полный бред, — с важностью отвечает Антон. — От того, что ты часами будешь массировать точку на пятке, у тебя не уйдёт боль в голове. Это просто миф. А что, где-то ещё болит? — Разве что жопная боль от садизма нашего дорогого ведущего. Хотя было бы прикольно дрочить себе через ноги… Ай! Это зачарованный Шаст, вспомнив движения профи, начал бешено растирать гребень стопы. «Клиент в этот момент чувствует жар, который расходится по всему телу» — всплывают в памяти слова из очередного видео, и Шаста самого бросает в жар так, что он не сразу понимает, почему Арс шипит от боли. К счастью, тот не гонит Шаста — слишком уж ему понравилось всё остальное. Антон подумывал, не сказать ли ему приложить холод ещё и к больной пятке, чтобы задержать подольше, однако он и без этого прекрасно сидит на месте. — Знаешь, есть такие люди — барефутеры, — сам не зная зачем, говорит Шаст. — Они везде и всегда ходят босиком. Даже осенью, там, весной ранней. В магазины так ходят, в метро ездят. Чтобы не лишать себя ощущений, которые можно получить через ноги. Говорят, носить обувь — это как постоянно в перчатках ходить. «Так что я не самый странный», — добавляет он мысленно. Арс поражён и даже, кажется, несколько деморализован. Для его брезгливости это слишком. — А как же грязь? — выдавливает он. — Говорят, что руками мы не меньше грязи собираем. Не знаю, наверно, когда всегда грязь на ногах, иммунитет закаляется, и всё такое… Но я согласен, это дичь. Перед мысленным взором возникает образ Арсения, вальяжно разгуливающего босиком по коридорам телецентра, и от этого голова кружится ещё больше. Лучше в эту сторону не думать. — Типа как трахаться без презерватива, — понимающе кивает Арс. — Ощущения острее, но не успеешь оглянуться, как ты в инфекционке. И поделом тебе, идиоту. Антон незаметно делает глубокий вдох и выдох. Стояк и так уже скоро пронзит джинсы с полотенцем заодно, а тут ещё такое… Почему в голову Арса сейчас лезет столько похабщины? «Интересно, если я скажу что-нибудь про отсутствие масла, он пошутит, что это не секс, поэтому можно без смазки?.. Хм, может, это всё вызывает у него неосозанное возбуждение?!» Проверяя теорию, Шастун особенно нежно проводит пальцем по ахиллову сухожилию. Никакой реакции… Что ж, теперь очередь второй ноги. Сперва Шастун поглаживает её, как первую, и так же мягко вращает голеностоп. «Мобилизация сустава», — вкидывает он «умный» термин, чтобы Арс убедился: они тут серьёзным делом занимаются, а не тем, что, кхм, только с дрочкой и сравнивать. — Я придумал гостей для «Вечеринки», — делится Арс. — Барефутер, который ходит босиком, но в перчатках, Человек, на ногах которого есть точки, запускающие ядерные ракеты, и Любитель предлагать странные темы для разговора. «А как же Извращенец, который стесняется делать массаж ног? Или Чувак, который любит прятать эрекцию за полотенцем? Или Баскетболист с ебанутым фетишем?.. Хотя это скорее гости для «Свидания вслепую»… Интересно, как быстро ты бы их разгадал». — В честь чего вечеринка? — В честь твоих умелых ручек. Ну пиздец. Антон широко, почти демонстративно улыбается и, дёрнувшись от переизбытка чувств, заезжает Арсу пальцами по колену. Ну хоть не по лицу. И не по простате. — Беру слова про умелые назад. Если, конечно, ты не нарочно, — нагнетает Арс. Впервые за многие месяцы Антон не находится с ответом. Окажись на месте Арсения кто-то другой, попроще, он бы уже давно к нему полез. Но тут был слишком велик шанс испортить отношения. Вероятно, будь Шастун младше, то полез бы и к Арсу. Но жизнь, вдоволь побив слишком лёгкого на подъём паренька по морде, научила его таки уму-разуму. Он уяснил: то, что принимаешь за прямолинейные сигналы, почти всегда оказывается простым дружелюбием, или шуткой, или совпадением. И чем недвусмысленнее кажется намёк, тем выше риск запороть всё на свете, приняв желаемое за действительное. Нет уж, пока Шаст не услышит буквальное «я тебя хочу», он не намерен тешиться надеждой. По крайней мере, он очень старается себя в этом убедить. Ступни Арсения слегка пахнут потом, и этот запах усиливает и без того безумное возбуждение. Хочется припасть к основаниям пальцев ноздрями, чтобы впитать его весь. Шаст не удерживается и проводит по этому месту лёгким щекочущим движением. Вот это уже нарочно! Арс предсказуемо дёргается. Кажется, член в штанах Антона тоже дёргается… — Это тебе за то, что сомневаешься во мне. Двусмысленности множатся. По-хорошему, надо бы проработать и икру, иначе расслабление будет не полным, но такое Арс точно не разрешит. Слишком интимным было бы и подержать ладони на стопах перед началом массажа, чтобы ноги привыкли и не боялись щекотки, так что этого Шаст тоже не сделал. Ну что ж, пусть боятся. Антону от этого не хуже… — Да в тебе не усомнишься, Антош, — вздыхает Арсений, и его голос приобретает какую-то загадочную интонацию. — Всё с тобой уже ясно. — Эм. А-а… — протягивает Антон, зависая. Он с ужасом понимает, что снова не может отшутиться. Это же до чего Арсений его довёл?! Арс не собирается пояснять мысль. В отличие от Антона, он, кажется, невозмутим — хотя как напрягался вначале! Вот уж воистину человек-неньютоновская жидкость. А ведь и неньютоновская жидкость способна забурлить. Или нет?.. Как бы то ни было, в поплывшей голове Антона постепенно начинает созревать что-то безумное. Что-то очень рисковое и точно куда более сумасшедшее, чем сушить сухари феном… — У тебя руки сильно горячее стали, — с лёгким удивлением говорит Арс. — Это от трения. Кожи об кожу. Ну… — Кожи об кожу, что же тут непонятного. Антон физически чувствует, как у него пылают уши. Аж до боли пылают. Ноги Арса перед глазами становятся как-то по-особенному отчётливы. Так бывает, когда думаешь, что смотришь фильм в достаточно высоком качестве, а потом включаешь HD, и сразу понимаешь разницу. Сколько деталей… Таких индивидуальных, таких будоражащих. А сколько таких деталей в лице Арсения, на которое Антон так боится сейчас поднять взгляд… А сколько их в его характере, личности, во всём Арсе — таком остроумном, таком утончённом, иногда занудном, вот уже пару лет заставляющем стонать своё имя в подушку, тиская член в пальцах, сжимая его ногтями, впиваясь до следов… Антон сглатывает. Потом ещё раз. Потом он, как под гипнозом, наклоняется к ступне Арса и оставляет на её подъёме долгий, влажный, тихий поцелуй. Ему становится так страшно, что он зажмуривается. Он боится увидеть выражение лица Арса, поэтому, оторвав от стопы губы, приникает лбом к её тыльной стороне и просто замирает. Он даже не сразу сознаёт, что Арс не отдёргивает ногу. Более того, Арс кладёт другую ногу ему на плечо и начинает ласково поглаживать вспотевшую шею. — А… Арсений? — выдавливает Шастун, и всё-таки решается взглянуть ему в лицо. Губы лишь слегка улыбаются, зато глаза смеются. Заходятся прямо-таки. — Ты бы хоть полотенце поправлял, дурень. Пока Антон хлопает глазами, Арс приподнимает его за подбородок пальцами ноги, потом заменяет их ладонью, и страстно, даже как-то размашисто целует в губы. Антон выходит из ступора быстро — в нём просыпается впавший было в кому находчивый импровизатор. Шаст перехватывает инициативу и даже легонько прикусывает Арсения за нижнюю губу. Однако прежде чем выплеснуть на него все сдерживаемые чувства, он заставляет себя приостановиться. — Ты ещё до полотенца понял, да?.. — выдыхает он. Грудь ходит ходуном, а глаза — это он тоже чувствует физически — лихорадочно блестят. Любуясь лицом Арса — уже успел соскучиться — Шаст от души лапает его ноги, не пытаясь маскировать эти движения под массаж. Теперь уже можно не сдерживаться. Он сознаёт, что на одной ступне остался пот с его шеи, и блаженно улыбается. — Ага, месяца за два. Антон, ты вообще следишь за своей экспрессией хоть немного? Когда ты видишь наши ноги — ну, некоторых из нас — с тобой происходит что-то среднее между номером акробата-кокаиниста и множественным оргазмом. Выглядит уж точно так. — Я… Вообще-то следил… Нет, ты правда знал? — Неужели ты думаешь, что иначе я бы так просто согласился? Кстати, барефутеры всегда носят с собой салфетки. Шастун смеётся. Он встаёт с колен и твёрдо намеревается перевести их отношения в новую плоскость. И даже не в одну. Сейчас он покажет, на что ещё способен акробат на таком отборном коксе… … Ох уж эта каша с комками.