***
Они стараются слушать и понимать друг друга. А если разногласия всё-таки приводят к ссорам, то они никогда не доходят до криков и грубостей. Они просто дуются друг на друга и ходят будто с маленькими мрачными тучками над головами. Потом кто-то один не выдерживает, берёт другого за руку и решительно уводит в одну из дальних комнат, чтоб поговорить. После этого они всегда возвращаются либо с облегчёнными улыбками, либо с едва заметными красными пятнами в районе шеи. Вечером одного из таких дней, оставшись наедине в комнате общежития, Хёнджин сбивчиво извиняется за какую-то ранее неосторожно брошенную глупость, краснеет и отводит взгляд. Феликс заверяет его, что вовсе не сердится и ему не надо беспокоиться. Тогда Хван подходит ближе, кладёт руку ему на щёку, а второй притягивает парня за талию. Его руки в ответ накрывают тёплые, но слегка влажные ладошки — его малыш тоже волновался из-за этого. Хёнджин от этой мысли смеётся на выдохе и прижимается своим лбом ко лбу Феликса, извиняясь, кажется, в сотый раз за вечер. Младший даже не пытается спорить, а просто соглашается со всем и льнёт ближе, соприкасаясь тёплыми губами на пару секунд. Феликс чуть отклоняет голову назад, сбивчиво что-то говорит на смеси корейского и английского, перебивая себя же, захлёбываясь во всей той любви, которую старается донести до старшего и вновь жмётся близко-близко, смотря своими невозможно красивыми блестящими глазами на Хёнджина. И Хёнджин тает под лучами своего маленького солнца, вновь бесповоротно влюбляясь в такого родного человека. Он бережно, будто боясь разбить, обхватывает лицо Феликса ладонями и нежно целует каждую веснушку, проходясь губами от виска до виска, словно исследуя целую галактику маленьких веснушек-звёздочек. Феликс шепчет какой Хёнджин прекрасный, как он им восхищается и, кажется, просто осыпает его всеми возможными хорошими словами, которые знает на корейском. А Хван ещё сильнее прижимает его к своей груди и начинает наперебой говорить приятности на ломаном английском. И оба тихо смеются, когда понимают, что просто повторяют друг за другом одно и то же, но на разных языках. Где-то далеко в гостиной слышится переливистый смех мемберов, а в тишине комнаты — два синхронных дыхания. Бан Чан, будучи хорошим лидером, заглядывает к ним и предлагает присоединиться к остальным, но, заметив переплетенные конечности и покрасневшие уши, незаметно улыбается и тихо закрывает дверь, на этот раз будучи понимающим лидером. Оба в унисон хихикают и вновь замолкают, а Феликс мягко опускает голову на грудь Хёнджина, вслушиваясь в ритм сердца. Они так и лежат друг на друге, перемещаясь только когда затекут руки или ноги. Пальцы Хёнджина играют со смешно топорщащимися прядями волос Феликса, а вторая рука выводит абстрактные линии на пояснице. Губы Феликса лениво дотрагиваются до подбородка старшего, проходясь дорожкой из нежных прикосновений до уголка челюсти, перемещаются к шее и спускаются ниже. Широкий ворот домашней футболки открывает вид на тонкие ключицы, и пухлые тёплые губы аккуратно, будто боясь сломать, очерчивают их контур мягкими касаниями. Пальцы, слепо поглаживающие бока, переплетаются с такими же ленивыми пальцами, бесцельно шарящими по одеялу. Феликс устало утыкается носом в грудь и слегка кусает выпирающую ключицу просто из вредности. Хёнджин ойкает и удивлённо заглядывает в блестящие глаза напротив, а Феликс смотрит как нашкодивший кот — довольно и ничуть не раскаиваясь. И Хван просто не может злиться на своё солнце, даже для вида и даже если его об этом попросит сам Феликс. Хван притягивает пискнувшего от неожиданности парня ближе и переворачивает его на бок, обвивая руками торс. Достать одеяло кажется сейчас непосильной и ненужной задачей — Феликс всегда тёплый, а Хёнджин без зазрения совести просовывает руки под футболку младшего, согревая свои ладони. На часах уже давно за полночь, и Хёнджин своими медленно слипающимися глазами наблюдает за засыпающим Феликсом. Сил нет даже на то, чтобы пожелать спокойной ночи, не говоря уже о том, чтобы сходить умыться или переодеться. А мысль, что другие мемберы по возвращении в комнаты могут найти их в таком виде — с припухшими губами, растрёпанными волосами и расцветающим укусом на ключице — мелькает в голове ровно один раз и быстро сменяется сном. И то, что все оставшиеся ребята засыпают вповалку на диване, не удосужившись разойтись по комнатам, а утром всё так же скопом уходят куда-то, кажется настоящим подарком судьбы.***
Хёнджин просыпается около полудня и сразу же шарит рядом с собой рукой, пытаясь найти Феликса. С трудом продравши глаза, он осматривается и понимает, что проснулся один. Вторая половина кровати уже успела остыть, и теперь простыни неприятно холодили кожу под подушечками пальцев. Хван медленно встаёт, проводя рукой по волосам, и усилием воли тащит себя в ванную, а затем на кухню. Без звонкого голоса Чонина или смеха Чанбина, коридоры кажутся пустыми, но Хёнджин находит в этой тишине своё очарование. С кухни доносится запах еды, приглушённые звуки музыки и редкое позвякивание посуды. Губы Хвана невольно расползаются в нежной улыбке, а бедное сердце, кажется, делает кульбит. Феликс плавно вальсирует по кухне, с головой погрузившись в готовку. И застывшему в дверном проёме Хёнджину кажется, что на свете нет ничего прекрасней такого Феликса: в сползшем на одно плечо фартуке, с пятнами муки на одежде и волосах, подпевающего какой-то песне своим чарующим голосом и с сосредоточенной моськой. Поэтому, не думая дважды, Хван мягко подходит сзади и прижимается своей грудью к спине Феликса, положив подбородок на плечо и прикрыв глаза. Младший сразу млеет в родных объятьях и прижимается виском к голове старшего, заменяя этим ненужные слова приветствия. Хёнджин поворачивает голову на бок и щекотно дышит куда-то в шею Феликсу, на что последний смешно морщится и пытается головой отпихнуть настырного старшего. Хван лишь сильнее стискивает парня в объятьях и утыкается холодными губами в уголок его челюсти. Феликс дёргается и звонко шлёпает Хёнджина по лбу ладошкой, расплываясь в улыбке. И смотрит он без недовольства, а лишь с теплом и — о господи, сердце Хёнджина сейчас, кажется, взорвётся — любовью. Хван наигранно охает, потирает лоб одной рукой и запрокидывает голову назад, по прежнему зажимая Феликса между собой и столешницей. Младший всё ещё хихикает и пытается отбиваться от старшего, вперемешку с «пожалуйста, не тряси меня так сильно, Джинни! Вся еда из-за тебя сейчас окажется на полу!». А у Хёнджина просто слишком много любви, которую надо разделить с кем-нибудь, а ещё лучше, если этот кто-нибудь — Феликс. Раздаётся щелчок входной двери, и вскоре в коридоре слышится топот множества ног и громкий голос Хана вперемешку с какими-то завываниями под музыку. Парни обречённо стонут и нехотя отлипают друг от друга, расходясь по разным концам кухни. Хёнджин садится за стол и достает телефон больше для вида, ведь из-под ресниц продолжает наблюдать за младшим. Феликс теперь с головой уходит в готовку, не отвлекаясь ни на шум в коридоре, ни на скользящий по нему взгляд Хвана. Совсем скоро кухню подобно лавине заполняют мемберы и гомон. Уже привычная тихая атмосфера сменяется не менее привычной, но до одури шумной. Все смеются, разговаривают, галдят на перебой, Хёнджин ловит мягкие взгляды Феликса, а Бан Чан, заинтересованно сидящий поодаль, — переглядки этих двоих.***
Они снова устраивают вечер кино, обязательный для посещения, ведь, как говорит Бан Чан, «это помогает сплотить группу и уладить разногласия». Комната постепенно заполняется людьми, шелестом упаковок от еды и руганью за лучшее место на диване. А Хёнджин жмётся к Феликсу, чувствуя выпирающие тазобедренные косточки и угловатые колени, упирающиеся в его бок, и думает, что самое лучшее место он уже и так нашёл. Они кутаются в один плед, и Хёнджин незаметно руками отправляется в свободное плавание по телу младшего. А тот хихикает и двумя пальчиками аккуратно вытаскивает его руки из под своей футболки, нравоучительно качая головой. На заднем плане шумит телевизор, и Хёнджину даже не требуется смотреть на экран, чтобы понять, что там происходит. Они опять смотрят какую-то сопливую драму, где главные герои за ручку миловидно гуляют по парку. На фоне начинает играть какая-то нежная музыка, появляются сердечки, и Хван с умилением наблюдает за увлечённым Феликсом. Младший с интересом и какой-то завистью смотрит на героев, целующих друг друга в щёку, и Хёнджин ловит себя на мысли, что хочет так же. Он смотрит на своё солнце, прижимающееся спиной к его груди, и замечает озорство в глазах. Феликс прямо перед ним ослепительно улыбается и в пол оборота выглядывает из под пышных ресниц. Они долго смотрят друг на друга, будто заново изучая каждый сантиметр лица, и наощупь находят ладони. Хёнджин переводит взгляд на губы младшего, чуть склоняя голову, и чувствует, как переплетаются их пальцы в немом согласии. Сердце сразу заходится в бешеном ритме, а с губ срывается едва слышный выдох. И почему-то сейчас, сидя на диване и нежно сжимая в руках своё солнце, Хёнджину становиться невероятно спокойно на душе. Он приближается к лицу напротив, оставляя пару невесомых прикосновений на щеке, будто на пробу, и, стараясь за пару секунд передать весь спектр своих чувств, мягко целует губами уголок рта Феликса. Где-то на периферии сознания сквозь удары сердца они слышат громкие возгласы удивлённого Хана, звуки непонимания от невнимательных мемберов и чьё-то радостное «давайте на бис!». Они обмениваются взглядом, Феликс задорно хихикает и утыкается лбом в плечо старшего. Хёнджин зарывается носом в волосы Феликса, вдыхая запах яблочного шампуня, и оглядывается по сторонам, стараясь запомнить все детали этого волшебного момента. Сейчас у него есть тёплый плед, громко смеющиеся друзья под боком, второсортный сериал на телевизоре, солнце в руках и пакет сухариков. И Хёнджину думается, что счастье ощущается именно так. В нём нет ничего лишнего, сложного или запутанного. Всё лаконично и просто, прямо как у Хёнджина с Феликсом.