Не мать

Люмин складывает руки на груди, долгим взглядом прожигая Скарамуша. — Что? — не выдержав давление спустя две минуты, Скарамуш оборачивается. — Я просто смотрю на отражение звёзд у воды. Это же не злодейское дело? — Не злодейское, — подтверждает Люмин, медленно кивнув. — А ты до сих пор думаешь, что ходишь с моим отрядом, потому что я хочу тебя контролировать? Скарамуш не отвечает. Он не хотел бы так думать, не хотел бы, чтобы такие мысли оказались правдой. Но слишком горд, чтобы признать, что Люмин хорошо читает его мысли. И вообще — это раздражает. Она тоже раздражает. — А лицо попроще? — А отъебаться? — огрызается Скарамуш. — Грубо, — Люмин обиженно хмурится, уперевшись руками в бока. — Я собиралась позвать тебя на ужин. — М. Скарамуш хмыкает, наконец-то разворачивается полностью к путешественнице и гордо задирает подбородок, собираясь высказать своё мнение о такой подаче приглашений, но что-то во взгляде путешественницы убеждает его, что это делать не стоит. Ладно. Но, не теряя эту же гордость, он молча возвращается к костру. Люмин следует за ним, не соблюдая дистанцию, но сохраняя тишину. Он лишь молча отталкивает её подальше от себя, почти ненавязчиво. Возле костра, заботливо разведённого совместными усилиями Люмин и активно умоляющей о возможности помочь Кли, одиноко сидел только Альбедо. Его пальто было аккуратно сложено на коленях, а сам он с осторожностью и точностью, свойственной учёным, разливал суп по мискам. Никто не успел поинтересоваться, куда подевалась Кли, как она уже налетела на Альбедо со спины, крепко держа в руках планшет (похоже, принадлежащий Альбедо) с рисунком. Суп из миски пролился прямиком на сложенное на коленях белое пальто, несколько капель было и на рубашке. — Чёрт, — тихо выругался Альбедо, вздохнув с лёгкой печалью. — Прости! — испуганно вскрикнула Кли и, закрыв себе рот руками, выронила планшет. Он больше её не интересовал, теперь она вертелась вокруг Альбедо, потянув на себя его испачканное пальто. — Прости, прости, прости! Я нечаянно! Скарамуш тяжело вздохнув, схмурившись, и уже открыл рот, чтобы сказать Кли немедленно прекратить так раздражающе орать, но Люмин, заметив его настрой, больно пихнула его в бок раньше, чем он успел произнести звук. — Что?! — недовольно зашипел он. — Дай им самим разобраться. Это важно. Скарамуш закатил глаза. В это время Кли едва ли не плакала, прижимая к себе пальто Альбедо, наотрез отказываясь отдать его. — Мне так жаль, — завывала она, — оно такое красивое, белое… было… я постираю, честно-честно! Ты же не злишься? Не злись на Кли, пожалуйста… — Кли, — нестрого, но уверенно прервал её рыдания Альбедо. — Всё в порядке, я не злюсь, видишь? — он осторожно отцепил детские руки от пальто и взял его себе. — Это просто одежда. Постираю и будет как новое. Альбедо мягко улыбнулся, утешая Кли. Та шмыгнула носом и закивала. — Я помогу, — упрямо сказала она. — Хорошо, — кивнул Альбедо. Как бы он ни любил Кли, он понимал, что дети должны видеть последствия своих действий. — Не плачь, лучше садись ко мне рядом. Ну? Я не злюсь. Поужинаем все вместе. Он кивнул в их сторону, ненадолго прикрыв глаза. Скарамуш этот жест не понял, чуть схмурился, а вот Люмин с лёгкой улыбкой подошла ближе, осторожно поправив платье, села на бревно. — Кли, — она говорила с непривычной слуху Скарамуша нежной интонацией. Почему-то захотелось фыркнуть и уйти обратно к реке. — Ты что-то хотела показать? — Да! — в очередной раз криком подтвердила Кли, мощно кивнув, казалось, её голова может отвалиться от такого энтузиазма. Она стала вертеть головой в поисках планшета, который заботливо подал Альбедо. — Я нарисовала маму! Мне так нравится, правда красиво получилось?! Я хочу подарить ей! Ей же понравится, понравится, да? Альбедо говорит, что я стала рисовать лучше! Ей точно понравится! Скарамуш подошёл к Люмин сзади, наклонился, чтобы рассмотреть рисунок. Детский стиль на лицо: широкие, уверенные линии, но по несколько раз исправленные, должно быть, с целью сделать рисунок ровнее. Он изобиловал разными цветами, линии восковых мелков временами неосторожно ложились друг на друга. На нём была изображена… судя по словам, мать юной эльфийки. Высокая фигура в красном, с длинными ушами (выглядело, правда, как два бежевых треугольника от головы) и остроконечной шляпой, — видимо, частью, над которой девочка старалась больше всего, ведь на ней было много деталей, — рядом с ведьмой был… кот? заяц? похожий на ту висящую на рюкзаке ребёнка игрушку. Конечно, не обошлось без улыбающегося солнца, красных и голубых цветочков вокруг, а также большими красными буквами в углу выведеным «МАМЕ ♡». — Очень красиво, Кли, — улыбнулась Люмин, погладив эльфийку по голове, и та захихикала с гордой улыбкой. — Я уверена, что ей понравится. — Я тоже, — Альбедо кивнул. Он не улыбался, но его голос звучал достаточно мягко, чтобы можно было сказать, что он гордится этим ребёнком. Скарамуш тихо хмыкнул, опустив шляпу на глаза, и сел чуть отодвинувшись от Люмин. Ему всё ещё хочется больше личного пространства, поэтому пользуется всеми предоставляющимися возможностями. — Дяде-шляпнику не нравится?.. — тише, осторожнее поинтересовалась Кли, прижимая рисунок к груди. Она всегда называла его так. Говорила, что «странник» совсем не имя, а вот прозвище какое-то совсем другое дело. Скарамуш пытался откреститься от этого, но безуспешно. Каждый раз, когда он цокал и закатывал глаза на такое обращение, Кли делала тошнотворно грустное лицо. Лучше уж терпеть, чем потом смотреть на неё такую из-за мелочей. И эти взгляды… …все эти взгляды сразу на него устремились, один — честное детское недоумение с каплей непонятной надежды, и два очень красноречивых. Однако взгляд Альбедо был тяжелее. Очевидно, он бы не простил Скарамуша, если бы тот расстроил Кли. Возможно, был бы рад после этого его разок наказать… своими способами. Почему-то он производил впечатление не того, кто при любой возможности дерётся, но очевидно умеющего мстить. К их сожалению, в этот раз им не удастся его упрекнуть. В конце концов, рисунок неровный, детский, но. Честно, это же ребёнок… маленькая, возраст, наверное, совсем как у… ну, не важно. — Понравилось, — Скарамуш, умело притворяясь, сладко улыбнулся, приподняв шляпу, чтобы девочка видела его взгляд. — Очень ярко. Кли захихикала, кивнула, улыбаясь. Крайне довольная чужими похвалами, она села рядом с Альбедо, махая ножками в воздухе. После этой небольшой сцены все наконец-то смогли сесть за ужин. Компания ела молча, в большинстве случаев начать болтать пыталась Кли, но её пресекали — говорить с набитым ртом плохо. — Почему она путешествует с тобой? — вдруг тихо поинтересовался странник, повернув голову в сторону Люмин. — Почему спрашиваешь? — Она прищурилась, чуть наклонившись в его сторону, и любезно говорила тоже шёпотом. — Потому что она ребёнок. Путешествовать с ребёнком сложно, нет? — Возможно. Скарамуш прищурился. Люмин перестала подозревать его во всём подряд, но доверять не спешила. Честно, похвальное качество, но нельзя отрицать, что это частично оскорбляло Скарамуша, все эти годы уверенного в своих способностях втираться в доверие. — Просто она захотела, — Люмин пожала плечами, а брови Скарамуша поползли вверх. — Чего ты так удивляешься? В конце концов Альбедо её брат. Он был не против. А я считаю, что нет ничего лучше путешествий, и шанс побывать в нём в таком юном возрасте… К тому же, как видишь, она становится ответственнее, а энергии всегда хоть отбавляй, не ноет. У тебя проблемы с ней? — Нет. — фыркнул Скарамуш, поставив пустую тарелку на землю. — Я просто поинтересовался. Не знал, что ты любишь детей. Люмин улыбнулась, пожав плечами, но не ответила ему, вместо этого обратилась к Кли: — Кли, дорогая, ешь помедленнее, а то подавишься. — Я хочу поско’ее пойти ‘исовать! — возразила Кли, глотая последние ложки супа, и, закончив, гордо подняла тарелку вверх. — Всё! Альбедо, можно я снова возьму твой планшет? Пожааалуйста! — Бери, — легко согласился Альбедо, чуть кивнув. Кли радостно захихикала, сбегала к своей сумке, в которую клала все «самые необходимые вещи на каждый день в путешествии» (среди которых только мелки и прыг-скок бомбы), и вернулась обратно, усаживаясь на колени к Альбедо. Тот, особо не возражая, стал расчёсывать её, перезаплетая хвостики, несмотря на бурчание Кли, что она могла бы и сама. — Я хочу добавить сюда что-то! — сказала она, рассматривая рисунок, которым ранее хвасталась. — Тут осталось так много места… Это так. В конце концов, Кли почему-то выбрала горизонтальную позицию листа. Видимо, хотела дорисовать домик или что-то такое, но передумала. — Что понравится маме… — задумчиво бурчала она, покусывая кончик воскового мелка, а потом скривилась от вкуса и перестала. Начала постукивать им по губе. — Мамину подругу! Ре… Реиндофер?.. — Рейндоттир, — мягко поправил Альбедо. — Тётя Рейн! Да, точно! Она выглядела озарённой, и уже принялась водить синим мелком по бумаге, как вдруг остановилась, нахмурившись. Скарамуша мало интересовали её проблемы, и он собирался уйти обратно к реке — с компаньонами Люмин у него редко получалось поговорить по душам, и вообще-то не хотелось. Когда он встал, Люмин вдруг поймала его за руку. — Стой. Ты же умеешь варить зелья? Скарамуш нахмурился, выдёргивая свою руку из чужой хватки, и вновь высокомерно вздёрнул подбородок. — Ну и? — Поможешь мне. — С чего бы мне- — Я укрываю тебя от стражи и жителей, для которых ты преступник, — Люмин загнула первый палец, — ты живёшь в моём чайнике, — она загнула второй, — за все наши расходы отвечаю я, — она загнула последний палец и опустила руку, — признаю, ты иногда готовишь ужин, и получается великолепно, но сегодня это был не ты. Убедительно? — …убедительно, — вздохнул Скарамуш, присаживаясь обратно. — Ну? С чем тебе помочь? Люмин обворожительно улыбнулась, принимаясь вытаскивать ингредиенты, перекладывания мешочки и баночки с ними в руки «ассистенту». Взгляд привлекла бутылочка с… семенами? или чем-то в любом случае похожим, но имеющим маленькие крылышки. Скарамуш поднял её к лицу, рассматривая содержимое внимательнее и чуть покачивая из сторону в сторону. Это оказалась бабочка. Правда, выглядела она не очень живой… чем-то на кристальных бабочек похожа, но не она. — О, это нам не нужно, — поняла Люмин, осторожно забирая баночку, не касаясь пальцами чужих. — Что это? — Разрушенная форма анемо гипостазиса, — объяснила Люмин, передав Скарамушу мешочек с хвостами ящерицы и… лягушками, которые, кажется, ещё утром квакали. — Нарежь, пожалуйста. Мелко. — Почему оно такое… крошечное? Разве гипостазисы не внушительных размеров? Я видел один недалеко от Каннадзуки… — Внушительных, — подтвердила Люмин, пытаясь раздавить мелкие кусочки какой-то руды в ступке. Казалось, она не должна была поддаться таким глупым действиям, но светящиеся силой гео руки, очевидно, стали причиной того, что от осколков оставалась лишь пыль. — Но я же его победила. И вообще, даже содержащаяся в такой маленькой части сила… — Я понял, — перебил странник, фыркая и снимая хаори. Не хотелось испачкать или повредить рукава. — Размер не главное и бла-бла-бла. Без хаори стало заметно холоднее, но он не дрожал. Разве мог он мёрзнуть? Уж тем более рядом с костром. — …фиолетовые волосы и строгий взгляд. Но она хорошая, думаю! Дядя-шляпник же хороший! — Что? — вдруг поднял глаза Скарамуш, слегка нахмурившись. Он не слушал всё, что происходило по ту сторону костра всё это время, но внезапное упоминание его «имени» напрягало. — Твоя мама! — улыбнувшись, сказала Кли, разворачивая планшет и выставляя на вытянутых руках ближе к скарамушу. — Видишь? Я нарисовала маму и тётю Рейн! Но чего-то не хватает, поэтому я решила нарисовать всех наших мам! Диона о своей никогда не рассказывала… поэтому я решила нарисовать твою и почётной рыцарки! — О, — немного удивлённо выдал Скарамуш, опуская шляпу на лицо. — Ясно. Кли тяжело вздохнула, будто он не понял что-то элементарнейшее, и покачала головой. — Мы с Альбедо не можем просто взять и нафантазировать её! То есть, ну, я могу… но это неправильно! Расскажи про неё, пожалуйста, мм?.. «Какая наглость», — подумалось Скарамушу сначала. Правда, была ли это на самом деле наглость сказать сложно, однако любые упоминания Эи его до сих пор раздражали, заставляя мозг чесаться от неприятных воспоминаний и мыслей, оттого его лицо приобрело суровый вид, когда он начал говорить: — У меня нет- Люмин прожгла его настолько красноречивым взглядом, что Скарамушу впервые в жизни стало так страшно от одного её выражения лица. Вот это? Из-за ребёнка? Поразительно. Пыл как-то поумерился слегка и, тяжело вздохнув, он продолжил, но на этот раз на лице было холодное безразличие. — Моя создательница, — Кли задумчиво наклонила голову набок, чуть нахмурившись и прикусив губу, — моя… мать, как ты, на удивление, верно догадалась, имеет фиолетовые, длинные волосы, собранные в густую косу. Её глаза… как небо во время грозы, ха. Сине-фиолетовые. Ещё у неё необычная заколка на голове и родинка под глазом. Кли молчала. Она смотрела на Скарамуша с непонятным ему ожиданием, почти не шевелясь. Это было настолько несвойственное ребёнку, подобному искре, что сконфузило странника. — Я удовлетворил твоё любопытство? — фыркнул он, продолжая резать почти забытые хвосты ящериц. — Нет. — Что значит «нет»? — удивлённо поднял он глаза. — Я не знаю, с каким лицом её рисовать. Ты не сказал ни слова про её характер… даже Альбедо про тётю Рейн рассказывает больше, хотя тоже почему-то называет не мамой, а создательницей и Мастером… Кли задумалась, вновь покусывая край мелка. Воцарилась странная тишина, оседающая на плечах неприятной тяжестью, и Скарамуш, пытаясь сбежать от этого чувства, начал активнее разрезать хвосты на части. Как глупо. Вот если бы он сказал, что родственник Сёгун Райден, она бы перестала задавать вопросы? Нет, наверное, только стала бы вертеться вокруг него с ещё большим количеством, если вообще знала, что Сёгун и Электро Архонт это одно и то же. Какое вообще лицо может нарисовать ребёнок? Там набор эмоций это радость, грусть, и ничего, две точки и черта. Стоило ради этого отвлекать его от действительно важного дела? — У вас нехорошие отношения?.. Детский голос с грустными нотками в интонации зазвучал прямо над ухом, и Скарамуш дёрнулся, поднимая глаза на тихонько подошедшую девочку. В её руках уже не было ни мелков, ни планшета, эти руки лежали на груди, прижатые к сердцу, будто оно у неё болит за Скарамуша. — Да, — сухо ответил он, в очередной раз предприняв попытку закончить нарезку. — Какая разница? Иди рисуй. — Мне жаль, — с действительно грустным голосом сказала Кли, протягивая руки к его щекам, будто желая утешить. — Я думала, она хорошая, совсем как ты… Скарамуш промазал по хвосту, резанув себе палец, и вскрикнул, рефлекторно прижимая раненное место к губам. Кли вскрикнула следом, отдёрнув руки, прижимая к груди, будто надеясь, что они больше не будут «своевольничать». — Ой! Прости, я не хотела напугать! Ты из-за меня порезался?! — Скарамуш стрельнул в неё молчаливым злым взглядом, но она, не обращая внимание, схватила его руку, сжимая раненный палец. — Уууу, прости, мне жаль, жаль… Извини, я не умею лечить, как Диона… Я могу подуть, хочешь? Будет больше не так больно… Не дожидаясь ответа, она притянула палец к губам и с детской осторожностью подула на ранку. В глазах, казалось, было целое море чувства вины, в котором так легко утонуть. И отчего-то ему стало жаль её. Совсем немного. — Спасибо, — выдавил из себя он, изображая лёгкую улыбку. — Уже не больно. — Угуу, — протянула Кли, и ещё немного подув, отпустила его руку. — Прости… — Хватит извиняться, выглядишь жалко, — с презрением фыркнул он, закатив глаза и передал Люмин доску с нарезанными хвостами. — Люмин, держи своих ящериц. — А лягушки? Скарамуш показательно поморщился. Одно дело нарезать хвосты, а другое… Вытаскивать из лягушек всякие внутренности, подумать только, ну и гадость! Он покачал головой и направился в сторону воды и тишины. Кли поймала его за ленточку на шляпе. Он понял это только по тому, что шляпа чуть съехала назад, когда он шёл, потому обернулся с недовольным лицом, надеясь, что это её отпугнёт и она оставит его в покое. — Эм… если у вас такие отношения… Кли всё ещё может нарисовать твою маму тоже?.. Скарамуш закатил глаза, отцепляя чужие руки от ленты и, не оборачиваясь, сказал Кли делать, что она хочет, и больше не приставать к нему сегодня. *** В последнее время ему кажется, что он слишком много позволяет Люмин управлять им. Слушается её косых взглядов, замолкает, стоит ей ткнуть его в бок, подыгрывает, если ей что-то нужно… Этому, естественно, есть объяснение. И, естественно, он сам так делает! Вовсе не в Люмин дело. Ну вот испортит он отношения с Кли или Альбедо — и кому от этого легче? Если Альбедо станет доверять ему ещё меньше, чем сейчас, то Скарамуш просто не сможет так же беззаботно доверять ему свой тыл, а он и так делает это не «беззаботно». Неприятное чувство зарождается каждый раз, когда он чувствует чьё-то присутствие за спиной. Что до Кли… Ну, она просто есть. Иногда надоедливая. И всё на том. Возможно, неожиданно сильная для девочки своего возраста… Но вслух он это не скажет. До сих пор помнит тот момент, когда одна бомбочка взорвалась опасно близко к нему и разлетевшиеся в сторону куски каменных плит ранили его ноги. — Ты меня преследовал? — Презрительно фыркнув, Скарамуш сложил руки на груди, разворачиваясь в сторону незваного хорошо-бы-не-собеседника. — Возможно, — медленно сказал Альбедо, после отзеркалив чужую позу. Этот разговор, должно быть, не будет откровенным. А с чего бы? — Я хотел сказать «спасибо». Скарамуш растерялся, его брови поплыли вверх, а губы раскрылись в немом удивлении. До сих пор «спасибо» от Альбедо можно было услышать только после успешной битвы, либо в качестве дежурной вежливости, ценности не представляющей. За что бы он мог благодарить Скарамуша сейчас? — Говори, раз так, — усмехнулся Скарамуш. Альбедо чуть прищурился. Вздохнул, и, всё так же не спеша, сказал: — Спасибо, что не обижаешь Кли. — О? — Признаюсь, от тебя я ожидал худшего, — с безразличным лицом добавил он, пожав плечами. — Но в данном случае, я рад, что мои ожидания не подтвердились. Это не значит, что я доверяю тебе. — Естественно, — фыркнул Скарамуш, опуская шляпу на глаза, чтобы тень скрыла лицо. — Ты, похоже, знаешь, кто я такой. Люмин рассказала? — И она тоже, — согласился Альбедо, и перевёл взгляд ровно на чужое лицо, надеясь заглянуть в глаза. — Но, оказывается, о тебе я знал чуть больше, чем думал, начиная с того дня, как рисовал последнюю часть ширмы для фестиваля «Иродори». Скарамуш скривился, отворачиваясь. Та ширма. Он видел её, и ощущения были… странные. Он не мог объяснить почему. Альбедо сказал всё, что хотел, потому развернулся и стал уходить, однако, раньше, чем он скрылся за кустами, его окликнул Скарамуш: — Постой. Рейндоттир – где я мог слышать это имя раньше? Альбедо постоял молча. Видимо, пытался решить, стоит ли раскрывать страннику какую-то информацию. Он ведь имел к ней какое-то… особое отношение. — Рейндоттир Голд – алхимик из Каэнри’ах. — …Вот как, — Скарамуш опустил взгляд к воде, пытаясь найти в памяти нужную информацию. Рейндоттир Голд…. Великий алхимик, владеющий искусством Кхемии, и одна из главных причин падения Каэнри’ах. По крайней мере, так говорил Пьеро. С помощью Кхемии когда-то был создан и сам Скарамуш. Однако, в отличие от Альбедо, свою часть «несовершенства» предпочитал сковывать под воротом. — Кли сказала, что ты не зовёшь Голд «матерью». Почему? Разве не она тебя создала? — Она, — подтвердил Альбедо, разворачиваясь в сторону собеседника. — Но почему я должен? Кли ребёнок, ей проще понимать наши отношения с Мастером так. — А ты?.. Скарамуш не совсем понимал, как правильно выразить свои мысли в слова, но казалось, что он должен узнать. Понять. Прямо сейчас. Отчего-то потяжелело в груди, а в голову закрадывались странные мысли. — Я не считаю себя полноценным человеком, — развёл руками Альбедо. «Понимаю», – захотелось сказать Скарамушу, но осталось лишь тихой усмешкой. — Так почему я должен называть свою создательницу «матерью»? Я уважаю её, и благодарен ей, но она – моя наставница, учительница. Всё, что от меня требуется – результат. — А иначе? — А иначе – она оставит меня. Уже навсегда. Скарамуш горько усмехнулся, сжимая плечи пальцами до неприятного жжения, а потом рассмеялся некрасивым, лающим смехом. — Уморительно. Так ты к ней относишься? Альбедо непонимающе склонил голову набок со слегка усталым взглядом. — Похоже, все они одинаковые. Слишком многое о себе возомнили те, кто способен создавать жизнь. Величайшее знание, но владеющие им те ещё безответственные эгоисты и предатели. — Я… не совсем понимаю, о чём ты говоришь, — Альбедо нахмурился, складывая руки на груди. — Говорю, тебя бросили, а ты до сих пор хранишь верность, как последний болван, — на лице Скарамуша расцвела ядовитая улыбка. Альбедо не видел его взгляд – собеседник опустил голову, тень шляпы скрывала часть лица. — …Это с тобой так поступили? — Медленно, будто осторожно, поинтересовался Альбедо, и подошёл чуть ближе. — Мастер – не самая любящая натура, но она не «бросила» меня, а отправила в Мондштадт, завершать моё собственное исследование. Можно сказать, это экзамен, показывающий, достоин ли я её внимания. — Видишь?! Она видит в тебе лишь инструмент! Разве тебе не противно? — Скарамуш скривился, отворачиваясь. В груди больно заныло, но он старался игнорировать это чувство. «Там нечему болеть.» — …Не думай, что я такой же, как ты, — вздохнул Альбедо. Скарамуш цыкнул, но не ответил, гордо вздёрнув подбородок к небу. Альбедо покачал головой и ушёл, не планируя больше продолжать этот бессмысленный диалог. По Скарамушу видно – никто не изменит его мнение. Он будет считать, что его бросили, и будет злиться на свою создательницу, пока не испустит последний вздох. *** Громкий звук раздававшегося рокота вспышек, разрывающих небо, раздражал слух. Тихий мягкий смех – единственный приятный звук посреди грозы, от которой два странника укрылись в пещере. — В сравнении с теми грозами, которые я повидал в море, это ещё ничего. Ответа не следовало, но он и не был нужен, тишина между ними не была гнетущей. Скарамуш был погружён в свои мысли, задумчиво кусая губу, он мало что замечал вокруг себя. — Казуха, — наконец позвал он, на что его спутник отозвался тихим «мм?». — Какие… Какие были твои родители? Казуха немного удивлённо поднял брови. Естественно, в этом удивлении не было и капли недовольства, лишь интерес – Скарамуш не из тех, кто рассказывает о своём прошлом, и уж тем более не спрашивает остальных об их. — …Мой отец был строгим человеком. Когда я родился, мой клан уже был на грани разрушения, и я очень хотел помочь, чтобы мне разрешили помочь сохранить клан, но… это не произошло, — Казуха пожал плечами, чуть прикрыв глаза. Скарамуш, не совсем понимающий эту эмоцию, поджал губы, продолжая слушать. — Я не расстроен больше. Если бы у нас получилось возродить былую славу, я не был бы так свободен сейчас. И не встретил бы тебя. Казуха нежно улыбнулся в сторону спутника, но, увы, не увидел такую же улыбку в ответ. — А твоя мать?.. Казуха промолчал, отворачиваясь и опуская голову. Что ж, по крайней мере, этот жест Скарамуш понял легко и перешёл к другому интересующему его вопросу. — Родители. Я не понимаю, — он сжал пальцы на коротких хакама, хмурясь. Откровения давались тяжело. — Зачем? Казуха чуть приподнял бровь. Удивительно было то, насколько вдруг возросло стремление Скарамуша говорить по душам. Вдали прогремел очередной раскат грома. — Например, дети, которые боятся грозы, когда слышат гром, бегут к родителям, чтобы спрятаться в их объятиях. — Трусы, — фыркнул Скарамуш без особого презрения. — …Может и так, — Казуха явно был не согласен, но в отличие от собеседника, не стремился убедить кого-то в собственной точке зрения, когда дело касалось столь субъективных вещей. — Родители очень многое значат для ребёнка. У них он учится ходить, говорить, взаимодействовать с миром. Скарамуш нахмурился сильнее. Ему никогда не приходилось учиться ходить и говорить – он просто умел это. — Взаимодействовать с миром? — Как общаться с людьми, что означает рычание собаки, как выглядит небо перед дождём… — До сих пор Казуха звучал немного отрешённо, но теперь он стал смотреть на Скарамуша, и говорил чуть тише. Его слова беспрепятственно проникали под кожу, минуя барьер отрицания всего на свете, заставляли задумываться. — Что делать, если страшно. Как справиться с болью потери в груди. Как отличить хорошего человека от плохого. Скарамуш подтянул колени, положил предплечья на них и уткнулся туда носом, будто бы прячась. Тень шляпы и полумрак пещеры только сильнее помогали ему в достижении этой цели. Только от кого он прятался? От Казухи? От рокочущего грома, который будто пробирался всё ближе, пугая, пока шум дождя почти убаюкивал? Молнии, сила Райден Эи – Электро Архонта, Вельзевул, – стали сверкать будто ярче. Казалось, он мог ослепнуть от этого света. Было бы досадно. Ему уже хватило боли из-за её проступков, было бы то ли трагично, то ли смешно, если б он ещё и зрение по её вине потерял. Никто никогда не учил Скарамуша ничему из этого. Он умел ковать мечи, умел склонять людей на свою сторону манипуляциями, даже на такие мелочи, как готовка, был способен. Но со всеми этими глупостями, – со страхом, обидой, гневом, – ему приходилось справляться самому. Он медленно учился любить этот мир. Несколько столетий ушло на то, чтобы признать красоту цветущих клёна и сакуры. Множество лет было потрачено на то, чтобы признать человеческие эмоции… занимательно отвратительными. Чуждыми, но интересными. И это не конечная оценка, отнюдь. — Но родители – не главное, что есть у человека. — А что главное? — пробурчал странник, не задумываясь. Казуха усмехнулся со всей возможной нежностью, проводил бегущие по траве змейки-остатки реакции заряжен после молнии, и осторожно, едва касаясь, положил ладонь на чужое плечо, и наклонился к чужому уху. — Он сам. Нет никого важнее самого себя. Скарамуш выглядел задумчиво, но не так напряжённо, ровно до того момента, как совсем рядом с пещерой не ударила молния, и тогда он нахмурился. Каким-то чудом, это не укрылось от взгляда Казухи. — …Тебе не нужно так много думать о ней. Скарамуш повернулся в сторону спутника, и приподнял одну бровь. — Почему ты решил, что я думаю о ней? — Воздух вокруг тебя становится тяжёлым и горьким, когда ты глубоко задумываешься о своём прошлом. Казуха говорил с его извечным спокойствием, но было в его интонациях что-то похожее на… сочувствие? Наверное, так. Кажется, он понимал. Только он понимал. Только он был важен. Только он был рядом в такие моменты… Или такие моменты были только рядом с ним. Она никогда не была рядом. Возможно, ей было совсем чуть-чуть не наплевать, когда она оставила ему это золотое украшение, возможно, чувствовала лёгкую ответственность за него, но она никогда на самом деле не была его матерью. Не была его семьёй. Он никогда не хотел спрятаться от чего-то у неё под боком, она никогда не объясняла, что ему делать в этом мире. Райден Эи не была ему матерью. Никогда не была и никогда не станет.