то, о чём болит.

дазай толкает вперёд незакрытую дверь, заглядывая в образовавшуюся щель. пальцы рук вяло стучат по древесине, выпрашивая разрешение зайти. хотя, формально, это было уже сделано, так что будем считать это обозначением своего присутствия в комнате. акутагава характерно дёргается, а после, будто узнав человека, стоящего за спиной, быстро поправляет воротник, намереваясь встать. —сиди.- дазай останавливает его, закрывая за собой дверь. в комнате прохладно и по колышению штор можно сделать вывод, что окно открыто. скорее всего второпях, скорее всего настежь. дазай какое-то время стоит молча, вслушиваясь в тихое покашливание со стороны ссутулившегося силуэта юноши. —зачем вы пришли? — акутагава наконец уточняет, но головы не поворачивает, улавливая приближающиеся шаги. когда наставник становится совсем близко, парень задерживает дыхание, силясь не зажмурить глаза. —мне нужен повод, чтобы увидеть тебя? дазай присаживается на колени, подбирает брошенное вниз пальто и аккуратно отстраняет сложенную вещь на свободное кроватное пространство. на его губах привычная, играючи довольная улыбка, но глаза не говорят ни о чём, съедая бесконечным ничем. акутагава замечает это, когда поднимает свой взгляд с пола на дазая, который, видимо, вставать не собирается. сейчас он сидит перед ним на коленях и акутагава сильнее прочего хочет поменяться с ним местами. акутагава должен сидеть в его ногах, спрашивая разрешения посмотреть в ответ, но никак не наоборот. —ты злишься на меня? акутагава давится бессмысленностью такого вопроса и едва успевает подставить ладонь ко рту, откашливая сгустки крови. —конечно нет. на самого себя — да, на дазая — никогда. —что ж, — дазай наклоняется ещё ниже, приподнимая мальчишечьи ноги под колени, чтобы после опустить их на своим плечи. для этого акутагаве приходится наклониться назад, упираясь локтями в матрас.— ты не врёшь? снова глупый, уточняющий понятную истину вопрос, после которого к внутренней стороне бедра, чуть выше самого колена, прислоняются щекой. от такого действия акутагава неверяще замирает, не в силах ответить на вопрос. прикосновение теплое и возможно, так чувствуется из-за контраста с холодом, покрывшим с головы до пят, но это сейчас не волнует от слова совсем. —нет. — голос хрипит и акутагава вновь прикладывает ладонь ко рту, силясь сдержать новый приступ кашля, пока что-то, шелковое на восприятие и знакомое сердцу, не накрывает губы раньше. платок, что держит чужая рука, пахнет непосредственно дазаем, что щурится не улыбаясь. акутагава не сможет предположить, чем конкретно пахнет дазай, но его запах всегда особенный. внезапная агония сходит на нет, подобно пелене перед глазами, руша ритмичный стук сердца на дважды два. —прошло? дазай смотрит на вид упавшего из реальности акутагаву и не дождавшись ответа всё же убирает ткань от лица, откладывая в сторону. сразу, будто отмерев, акутагаву хватает лишь на короткий кивок, а вот скромная улыбка вырисовывается случайно, неумело расцветая на блеклом лице. дазай молчит и какое-то время просто смотрит, пока вдруг не закрывает глаза, окутывая акутагаву тихим смехом. странно получается, но акутагаве нравится так, что, кажется, даже боль от недавних ударов сходит на нет. шторы колышутся от ветра, что новой прохладой проносится по всей комнате. по коже мурашки. акутагава напрягается, стараясь не выглядеть в глазах напротив ещё более слабым, чем пару часов назад. —закрыть окно? —нет. отказ выходит резким и необдуманным. акутагаве страшно, что дазай уйдёт и появится лишь тогда, когда посчитает нужным показать своё разочарование. снова. —я сразу вернусь на место, не переживай. поверить в многогранность его способности и в то, что он умеет читать мысли намного легче, чем предположить о том, что читает он вовсе не их, а все то, что болезненно-испуганно видится в глазах акутагавы. впрочем, своё слово он сдерживает и подходя обратно к кровати выключает настольную лампу, оставляя возможность освещать комнату только изредка проезжающим под окнами машинам. акутагава следит за шагами, но теряется, когда плечи обхватывают ладони, подталкивая лечь окончательно. простынь под спиной ожидаемо холодная, а дазай, склонившийся следом, весьма сомнительно греет лицо дыханием. он цепляет пальцами одеяло, сложенное в углу, расправляет его и щекотит изнутри, когда случайно проходится прохладой пальцев по коже, укрывая шелком поверх. сам он ложится сбоку и кажется, что закрывает глаза. акутагава сомневается, когда думает повернуть голову в его сторону, но спустя пару секунд без сожалений рассматривает расслабленное лицо, привыкая к темноте. рука бессовестно отодвигает угол одеяла, а пальцы невесомо проходят по бинту, что покрывает правый глаз, и тут же отмирают, стоит заметить, как приподнимаются уголки губ. дазай тянется сам, подставляя раскрытой ладони свою щеку. сердце всё ещё бешено стучит, реагируя на каждое чужое действие, но на этот раз акутагава улыбается более расслабленно. в отсутствии освещения есть огромные плюсы. каким бы драгоценным не казался этот момент, рука акутагавы всё же начинает затекать, и ей приходится потерять тепло чужой кожи, упав обратно вдоль тела. в этот момент предплечье охватывает тупой болью, вынуждая акутагаву привычно задержать дыхание и случайно напрячься. дазай перемещается по кровати и, как кажется, спустя мгновение его глубокий выдох касается участка шеи. теперь он лежит на боку и поддавшись вперед, слабо обхватывает предплечье собственными ладонями, прижимаясь губами к плечу. пусть и болит у него другая рука, акутагава все равно закрывает глаза, отдавшись ощущениям. —отдыхай. казалось бы, это слово нарушает возникшую атмосферу. в представлении акутагавы это означает дальнейший уход. однако проходят минуты, дазай всё ещё лежит совсем рядом, продолжает касается губами согретого плеча, пальцами всё ещё держа его за руку. дрема окутывает незаметно, держа тело в реальности на грани со сном. акутагава то и дело слабо вздрагивает, несколько раз просыпаясь. в первый раз перед глазами видится макушка чужих волос и только тогда акутагава осознает, насколько сейчас они близки друг к другу. на последний раз глаза открываются тяжелее и акутагава, заметив, что голова дазая немного опустилась, а пальцы рук расслабились, сам наклонил лицо, прижавшись щекой к темным волосам. *** на сей раз открытые глаза тут же жмурятся от дневного света, бьющего с окна. акутагава присаживается, поворачиваясь в сторону, где спал дазай, и совсем точно не ожидает увидеть его на месте. ожидания не радуют и не разочаровывают. пустая и смятая простынь просто и без слов ставит его перед фактом. дазай ушел. однако приятный трепет сохраняется до сих пор, сопровождая акутагаву до очередного собрания. сегодня чуя кажется особо обозленным, то и дело чертыхаясь при каждом озвученном в его сторону словом. акутагава едва заметно поджимает губы, провожая рыжую макушку прямиком до дверей, за которыми, по всему видимому, находится мори огай. в помещении внезапно воцаряется полнейшая тишина, позволяя не по собственному желанию узнать если не причину, то хотя бы жирный намёк на плохое настроение чуи. его машина была подорвана. коё поднимает запястье к лицу, пряча улыбку в широком рукаве, а акутагава роняет взгляд в пол, чувствуя возникшее раздражение в горле. кожа под рубашкой слабо зудит и акутагава накрывает её ладонью. воспоминания прошедшей ночи незатейливо проносятся в голове, но акутагава прикрывает глаза, прогоняя тень тревоги. стул, за которым обычно сидит дазай, пустует как никогда красноречиво.