Раз
Внешняя суматоха становится для него дребезжаще-надоедливым фоном, и он слышит только музыку, позволяющую не сбиться с ритма. Под пальцами ощущается тепло её талии, а неприятное для обострившихся чувств белое платье до зуда на ладонях хочется содрать. Содрать, чтобы наслаждаться вкусом её кожи и мысленно не сравнивать её с невестой. Его невестой.Два
Он утопает в глубине её удивлённых глаз. Слишком прекрасных, слишком красивых, слишком влюблённыхТри
Он хочет прижать Маринетт к себе ещё сильнее и никогда не отпускать, и только сквозь скрип зубов соблюдает рамки приличия. В нос неожиданно врывается запах корицы и ванили, когда он буквально на секунду теряет над собой контроль. И ему кажется, что этот аромат теперь будет преследовать его до конца жизни.Раз
До замутнённого сознания едва доносятся возмущённые вопли публики, обращённые в основном к Маринетт. И Феликс искренне недоумевает — как они могут так к ней относиться, когда её изогнутые в нежной улыбке губы хочется беспрерывно целовать, мучая до едва заметных капель крови. Когда её ключицы неимоверно желанны, а глаза противоречиво выражают полную невинность. — Все взгляды прикованы к тебе, — невольно вырывается, когда к нему наконец возвращается способность разговаривать.Два
Феликс видит, как её взгляд нервно пробегается по самовлюблённой глупой толпе. — Они смотрят на меня, как на монстра, — с заметной горечью выдыхает Маринетт и возвращает взгляд на парня, определённо не желая смотреть на тех, кто презирает её. Он едва не закусывает губу, подавляя порыв взвыть — как её может беспокоить мнение этих напыщенных сволочей? Однако его брови всё-таки невольно хмурятся. Она не должна так о себе думать. Потому что она слишком прекрасна для кого-либо. И Феликс, сам не понимая — зачем, — хочет вселить в неё уверенность, показать, насколько все эти люди ничтожны по сравнению с ней.Три
— Присмотрись, Маринетт, это они монстры, — вкрадчиво шепчет Грэм де Ванили и, чуть приблизившись к её лицу, заглядывает в васильковые глаза. Они словно поле, безгранично усеянное голубизной бархатных цветов. Девушка удивлённо ахает и резко отстраняется. Сердце Феликса крошится, осыпаясь прахом где-то между их ног, однако он упорно оставляет на лице ухмылку. Никто не должен видеть его подавленным. Даже она. — Вы не Адриан! — возмущается Маринетт и пытается вырвать руку. Знакомые для неё черты лица, полная идентичность с возлюбленным. Мысли единой волной сами приводят её к нужной личности. — Феликс! Грэм де Ванили до сих пор не в силах отпустить её, распрощаться с теплотой её души, что так резко покрылась коркой льда, стоило лишь Маринетт узнать — кто он на самом деле. — Где Адриан? Что ты с ним сделал? И снова ненавистное имя брата. Адриан то, Адриан это… Сколько можно?! Чем Адриан так хорош? Чем сам Феликс хуже него? Феликс ненавидит кузена всей душой, и в тот день, когда он удалил видео, он особенно хотел испортить Адриану жизнь. Любыми путями. Однако Грэм де Ванили никак не ожидал, что какая-то сопливая и нерешительная на первый вид девчонка, нагло ворвавшаяся в его заледеневшую со временем жизнь, сможет свести его с ума. Он не ожидал, что она окажется волевой Леди Баг, и, самое главное, что из раза в раз, не переставая, сможет его удивлять. Грэм де Ванили неимоверно хочет высказать ей всё, что у него камнем лежит на душе, однако их руки рассоединяются, и Феликс чувствует покалывающий неприятный холод на ладони. Он пару секунд не может понять — что произошло, пока не замечает, как Хлоя, нагло набросившись на Маринетт, яростно пытается что-то доказать. Буржуа обламывает все его планы, хотя и компенсирует свой поступок, когда невольно исполняет желание Феликса, стремясь содрать с Дюпен-Чэн маску. Оскал помогает ему частично держать себя в руках, однако изнутри Феликса разрывает. Ему хочется вырвать волосы мозолящей глаза Буржуа, заткнуть разразившийся бурей гвалт стоящих вокруг него людей, что давят на уши своими бесполезными воплями. И, кажется, единственное спасение для него — как можно крепче обнять Маринетт и зарыться носом в её иссиня-чёрную густую копну. И Грэм де Ванили, кто привык действовать с холодным рассудком, понимает, что не может справиться со своими эмоциями. Потому что не знает — как. Он даже не понимает их природу, откуда они взялись и почему. — Дуусу, трансформация! — в дёрганное, оголяющее брошь движение он вкладывает скопившееся отчаяние, всё так же сохраняя на лице непроницаемую коварную ухмылку, служащей некой защитой от всех мерзотных людей. Волна трансформации окутывает его, облачая тело в костюм павлина, а от яркой вспышки по коже пробегает жар. «Непозволительно много тепла в последнее время.» Маска наконец срывается с Маринетт, и он видит её ошарашенное лицо. Все замирают, и Феликс каждой частичкой души чувствует собственное превосходство над людьми. Это немного, но вселяет в него уверенности, заставляя ненадолго забыть о внутреннем урагане. — И пусть луна взойдет! Вы все в моей власти. Надоели. Безвольные куклы, подчиняющиеся грязным стереотипам, что лупоглазят сейчас на него с идиотским выражением лица. И Феликс, неуверенный полностью в их доходчивости, решается пояснить, удерживаясь от того, чтобы в раздражении не закатить глаза: — Красная луна даёт мне силу уничтожить любого, кто купается в её свете, лишь одним щелчком пальцев. — О чём говорит этот глупец? Он нелеп, — тыча пальцем на Феликса, с брезгливостью возмущается Хлоя, что до сих пор сидит на спине вынужденной пригнуться Маринетт. Он щёлкает пальцами, и в глазах Дюпен-Чэн вспыхивает испуг, когда она невольно дёргается от испарившейся тяжести тела Буржуа. Прах лишь избранными мелкими крупицами из пустоты падает на Маринетт. И Феликс видит ужас, что нарастающим цунами подкатывает к ней. — Ты… — начинает девушка, но голос ломается, и дальше она практически шепчет, не в силах утихомирить собственную дрожь, — …убил её? Комок страха окончательно застревает в её горле, и Маринетт даже не хочет слышать ответ. Она боится, что окажется права. Но ухмылка Феликса и его лёгкий кивок рушат все надежды. Она словно чувствует, как из-под сердца уходит опора, и оно падает-падает-падает вниз — куда-то, где нет дна. Ей страшно. Маринетт чувствует, как конечности холодеют, а внутренности скукоживаются. Воздух становится тяжелым. Феликс стальной хваткой берёт её за запястье, игнорируя слабые для него потуги вырваться, и одновременно лепечет несуразную чушь дяде — что угодно, но только не правду. Он замечает желание Габриэля подчинить Феликса. И хотя Грэм де Ванили не видит руки Габриэля, он уверен, что модельер тянется к обручальному кольцу на пальце. И прежде, чем это происходит, Феликс начинает щёлкать пальцами, убивая всех, кроме Дюпен-Чэн и Кагами, пока красная луна взлетает, проламывая собой потолок, а затем и крышу здания. Обломки безжалостно летят вниз. Он подхватывает Маринетт на руки и лёгкими прыжками перелетает с крыши на крышу. Ветер трепет её иссиня-чёрные волосы, которые в этот вечер отчётливо контрастируют с необычным цветом неба. Красный свет окутывает весь Париж, и у девушки он ассоциируется с кровью, неизбежностью. Разумом она понимает, что должна как-то безопасно превратиться в Леди Баг и дать отпор Аргосу, но всё её естество вопит о том, что ей нужно бежать от Феликса как можно дальше. Маринетт очень надеется, что Грэм де Ванили её сейчас отпустит. Но мысли заняты Адрианом, кого так бессовестно заменили на Бриллиантовом балу. — Что ты сделал с Адрианом?! Когда Аргос начинает перебираться по черепицам крыш с гордо выпрямленной спиной более спокойно, явно наслаждаясь царящей вокруг тишиной, она пытается избить его грудь ладонью. Но получается явно очень плохо. — Успокойся, я не трогал твоего отважного напарника. Она не верит ему, считает ложью. Но внезапно до Маринетт доходят сказанные им слова, и её парализовывает. В голове появляется куча вопросов, но ни единый не срывается с её приоткрытых от шока губ. Он знает, кто она? Как давно? Или это уловка, и он только догадывается? Стоп, что он сказал? Причём тут Нуар? То есть… Адриан — её Кот?Я вижу всё, что не имеет значения
Её душевные метания, что отражаются на миловидном личике, доставляют ему странное удовлетворение, сладостно разливающееся глубоко в груди. Маринетт то открывает, то закрывает рот, не зная, с чего начать. И Феликс мучительно молчит, назло давая ей собраться с мыслями и не вставляя ни единой своей реплики. — Я… Ты… — пытается начать девушка и, придумав, как увильнуть, выпаливает: — Причём тут Кот Нуар? Аргос всё так же куда-то идёт, а внизу, — под крышами, — не слышно ни человеческого голоса, ни шума машины. И она не хочет осознавать — почему. Лишь где-то вдали раскатывается протяжное скрипучее мяуканье дерущихся кошек и едва слышный шелест листьев потухает на фоне борьбы враждующих животных. — Давай попытку номер два, — хмыкает он, читая её как открытую книгу. — Адриан не может быть Котом Нуаром, — хмурится она. От него пахнет мятой, прямо как от Адриана. И Маринетт зажмуривает глаза, пытаясь представить, что её на руках несёт возлюбленный. Не получается. — Ты никогда не замечала у него серого кольца на пальце? Маринетт невольно задумывается, а затем напрягается. Взгляд утыкается в спандекс Феликса, и она невольно игнорирует внешний мир. Если Феликс знает о кольце Адриана, значит, талисман не в безопасности. — Где оно сейчас?! — отбрасывая мысли о хранителе силы разрушения, чуть ли не взвизгивает девушка, а потом беспомощно захлопывает рот, понимая, что выразила чересчур много интереса к талисману для обычного человека. Она же не могла сдать себя с потрохами таким идиотским способом? Правда ведь?.. — У меня. Наверное, ответь он «У Монарха», у неё бы меньше скрутило желудок от страха. Снова. Феликс гораздо умнее французского суперзлодея, и от этого кожа покрывается мурашками. Она никогда не знает, что он хочет, чего добивается. Его поступки, способные завести в заблуждение кого угодно, неожиданны, но спланированы им до каждой мелочи. Маринетт чувствует, как ноги касаются какой-то поверхности, а руки Феликса отпускают её. Она только сейчас оглядывается, замечая, что находится на вершине Эйфелевой башни, прямо на том месте, где она с Котом проводила много времени после патрулей, смеялась над его шутками и баловала выпечкой. Голова слегка кружится от высоты. Сейчас она не известная супергероиня, выбирающаяся из любых неприятностей, а обычная девушка, что без проблем может упасть, особенно учитывая её неуклюжесть. Но отсутствие людей на огромных улицах затмевает адреналин. Слишком пусто, одиноко. Сердце колет, потому что она понимает, что вряд ли сможет чудесным исцелением вернуть к жизни всех исчезнувших. А загадать желание нельзя. Слишком высока цена. — Отдай мне серьги. — Что? Аргос повторяет пока-что-просьбу, настойчиво глядя в её глаза. Он снова хочет прикоснуться к ней, прижать к своей груди, однако сейчас выполнение цели важнее. — Я не Леди Баг и не могу дать тебе серьги просто потому, что у меня их нет. Он видит бушующую панику в синих глазах, тщательно замаскированную под растерянность, и, подойдя вплотную, тянет руку к её волосам. Маринетт тотчас отстраняется, молясь всем богам, чтобы ненароком не слететь с железной балки, а Феликс ухмыляется, прекрасно зная её секрет. И девушка лишь по его самодовольному выражению лица видит, что слишком неубедительно врёт. — Будь это так, ты бы не отшатывалась от меня как от прокажённого. Его фиолетовые глаза искрятся, словно чувствуя победу над ней. Он видит, как Маринетт прикусывает губу и пытается придумать что-то. Однако её оправдания песком сыплются сквозь пальцы и, просеиваясь, исчерпываются — она сама загнала себя в угол. — Я просто боюсь тебя, — цепляясь за последнюю нить спасения, шепчет девушка. Она надеется, что её маленькая актёрская игра сработает хотя бы здесь. Но Маринетт прекрасно осознаёт: эти слова не полноценная ложь. — О, — разочарованно тянет Аргос, принимая участие в её игре. Он берёт её руку в свою и медленно прикасается губами к костяшкам, исподлобья наблюдая за реакцией. Прикосновение напоминает ей Нуара, и Маринетт вздрагивает. — Не стоит. Если ты не будешь сопротивляться, я не причиню тебе вреда, Дюпен-Чэн. Это «если» настораживает — от него ощущается слишком много недоговорённости. Однако она понимает, что Аргос не показывает, на что действительно он способен. И всё в один момент может стать ещё хуже. — Зачем тебе серьги? — Очевидно, чтобы загадать желание, — он не хочет ей говорить о своих замыслах — слишком большой удар по гордости. Маринетт постепенно выходит из себя от его изворотливости. Кровь стоградусным кипятком бурлит в венах, вновь вырабатывая адреналин. Почему-то ей становится менее страшно… Она ненавидит его. Он слишком много причинил проблем. В разум проникает неконтролируемый гнев, и у Маринетт уже нет желания выяснять те обстоятельства, что побудили Феликса на такие поступки. Она хочет лишь отомстить ему за все страдания, за его сотрудничество с Монархом. Показать ему, насколько далеко он зашёл, и опустить его с этой Эйфелевой башни на дно Сены. Чтобы поумерил свой пыл. Она бормочет слова трансформации, поднимая на Аргоса тяжёлый взгляд. Всё равно её раскрыли, так смысл прятаться? Ярко-розовая вспышка освещает верхушку достопримечательности, и несколько голубей, что пригрелись неподалёку, отталкиваются от воздуха крыльями, улетая подальше от странных людей. — Ты работаешь с Монархом, — безжалостно чеканит она и неосознанно срывается на болезненный крик, выплёскивая весь накопившийся стресс. — Ты одна из причин, почему я потеряла все талисманы. Маринетт, едва ощущая противное пощипывание в глазах, запускает в Феликса йо-йо, развязывая драку. Она не намерена сдаваться просто так. — Из-за тебя их все забрал Монарх! Ты отдал их, не думая о последствиях, которые могли повлиять на жителей Парижа! «Зато уже не могут», — проносится в их головах. Аргос с легкостью уклоняется от её атак. И Маринетт видит, что в борьбе с ним, — слишком хитрым, просчитывающим каждый шаг и умеющим превосходно драться, — у неё практически не остаётся шансов на победу. Её последняя надежда — что в этот раз удача поможет ей, как обычно бывает на битвах, и Феликс ошибётся в своих расчётах, давая ей фору. — Это правда. Вот только я ни на кого не работаю. Я помог Монарху только потому, что это была часть моего плана. Мне нужен был камень чудес павлина, а сейчас — твои серьги. — Ты не получишь их, — гневно цедит Маринетт. — Разве что через мой труп. — Я хотел бы обойтись без лишних трагедий. А что касается жертв парижан… — отвечает он на ещё один её вопрос, растягивая паузу, — то мне плевать на этих циничных бездушных тварей. — Ты сам бездушный, — бросает Леди Баг, учащённо дыша. Она видит, как Феликса дёргает словно от пощёчины, он сжимает губы, гордо выпрямляется и прищуривает глаза, невольно играя желваками. — Никогда не суди книгу по обложке. Она честно завидует сдержанности Аргоса, потому что сама не может остановиться и даже немного совладать с эмоциями. Однако, заметив явную перемену в настроении врага, в глубине души она радуется, что смогла задеть его за больное место. Леди Баг отпрыгивает на более безопасное расстояние от него и призывает супершанс. Её глаза округляются, когда всё исчезает, словно сила только что и не использовалась. И что ей с этим делать? Каждый раз ей выпадали странные предметы, и она всегда придумывала, как их применить. Но сейчас… Даже если Маринетт заставит его вновь щёлкнуть пальцами, провоцируя, она умрёт и не сможет использовать чудесное исцеление. Так что это значит?! — Забавно, — Аргос насмешливо вскидывает бровь, удивляясь. — Даже собственная сила желает твоей смерти. Маринетт напрягается. Она должна исчезнуть вместе с серьгами, чтобы Феликс не забрал талисман удачи. Неужели это единственный выход? Неужели ничего нельзя сделать?.. Нет, она же Леди Баг. Она просто обязана спасти всех и выбраться из этого дерьма. Иначе быть не может. Не может ведь?.. — Но не волнуйся, я не убью тебя. — Звучит как одолжение, — фыркает она. Феликс не хочет с ней драться, причинять боль, видеть страдания, однако ему нужно использовать силы двух объединённых талисманов. Он устал врать матери; бояться, что кольцо его семьи потеряется, и им безжалостно смогут манипулировать такие бездушные сволочи, как Габриэль Агрест; что его в любой момент смогут уничтожить щелчком пальцев просто потому, что в какой-то момент что-то банально пойдёт не так. — Ты понимаешь, — она начинает с шёпота, снова постепенно срываясь на крик, — что теперь всё, за что я сражалась, мертво?! Феликс видит её наконец пробившиеся хрустальные слёзы, — такие же хрупкие, как она сама, — и хочет смахнуть их, погладить её по голове, успокоить. Он ненавидит женские истерики, несмотря на то, что сквозь скрип сердца ежедневно терпит их дома. Грэм де Ванили лишь крепче сцепляет зубы и самодовольно вскидывает голову. Он бы подошёл к ней, но она не поймёт, не почувствует его эмоций, да ещё и воспримет его заботу как атаку. …заботу?.. Когда наступило время, что он стал беспокоиться о ком-то ещё, кроме матери? Ему нельзя ощущать эмоции, ведь они только разрушают, путают, заставляют идти на необдуманные поступки. Он вообще не должен их даже понимать: он монстр, не живой, не тот, кого родили. Леди Баг нападает и глазами судорожно скользит по его латексу, выискивая серебристое кольцо. Аргос, вырванный из самокопания, уклоняется, одновременно восхищаясь и раздражаясь её упрямости, но отвечает лишь несильными ударами, которых ей уже вполне достаточно. Маринетт видит, как его движения становятся всё более автоматическими. Она пытается пробраться к нему ещё ближе и стянуть кольцо с пальца, выделяющееся на фиолетовой ткани.Не всё то золото, что блестит
Феликс снова обхватывает запястья Леди Баг, когда она подлетает к нему, и, разворачивая её, прижимает спиной к железной балке. Холод металла чувствуется даже сквозь нагревшийся костюм, а из лёгких выбивается немного воздуха. Аргос грозно возвышается над ней, а необычного цвета глаза смотрят в упор, и лишь сквозь тщательно выстроенную преграду, что стеной закрывает его душу от внешнего мира, она видит проблески мольбы. — Ты не сможешь меня победить. Они оба это знают, но Маринетт не в силах признать собственное поражение. — А если смогу? — Леди Баг решительно смотрит в его глаза. Она не готова сдаться даже в тот момент, когда дорога к победе чересчур стремительно разрушается. — Ты даже не знаешь, где амок. Она выдыхает сквозь зубы, понимая, что Феликс прав, и, собираясь с мыслями, резко дёргает руками, вырываясь. Ей нужна пауза для раздумий, совет от квами, уединение. Леди Баг сбегает от Аргоса подальше — в другой конец города, а он её не преследует, зная, что она вернётся, не оставив попыток всё исправить.***
Леди Баг спускается в тоннели своеобразного подземного укрытия, где Феликс однозначно не стал бы её искать, и перевоплощается обратно. Золотистые растрёпанные волосы навязчиво стоят перед глазами вкупе с изумрудными глазами, когда она вспоминает Адриана. Ей безумно сложно сопоставить совершенно два разных образа — решительного развязанного супергероя, пылающего самоуверенностью, и скромного стеснительного Агреста, которым без особого труда можно манипулировать. Она понимает, что её альтер-эго тоже ужасно отличается от реальной личности, но от этого определённо не становится легче. Единственный неизменный, давящий на неё факт — что её Котика не хватает на битве. Леди Баг не может сражаться и побеждать, пока она лишь жалкая половина дуэта, неполноценная часть одного целого. Маринетт судорожно выдыхает и протягивает Тикки макарон. Девушка пытается не думать о том, что действительно стало с Нуаром, но мысли так или иначе возвращаются к судьбе напарника. — Что мне делать? — обречённо шепчет она в пустоту. — Ты обязательно что-нибудь придумаешь, Маринетт! — пытается подбодрить Тикки, но на фоне всего кошмара её слова утешения звучат ужасно неубедительно. — Что бы я ни сделала, он обязательно это предугадает! — она раздражённо топает ногой. Маринетт наматывает круги, желая хоть немного отвлечься от мрачных мыслей. Рука зарывается в волосы, цепляясь за них с такой силой, что, кажется, ещё немного, и они будут вырваны с корнями. Но девушка не чувствует этого: моральная боль в разы крупнее физической. Что она может сделать? Сбежать из страны, чтобы защищать другой народ? Подло, мерзко, да и Феликс, горящий своей идеей, всё равно пойдёт за ней, и из-за неё будут разрушены миллионы жизней. Спрятать серьги? Добьётся правды. Кажется, вариантов действительно нет, и супершанс не ошибся в своём решении. Но умирать так отчаянно не хочется. Ей всего шестнадцать, она слишком юна, чтобы покидать этот мир. Только с помощью катаклизма можно уничтожить Аргоса ради безопасности других людей. Остаётся только добыть само кольцо. Однако есть ли смысл? Леди Баг абсолютно не уверена, что сможет уничтожить человека, пускай и являющегося убийцей. Она упирается лбом в бетонную стену и обречённо стонет. Появляется мысль заручиться помощью выживших, сплотиться и вместе придумать план спасения. Видя, что квами доела, Маринетт сжимает губы задаётся вопросом — почему не появилась Банникс? Неужели всё же есть какой-то выход? Но об этом думать некогда, и девушка выпрямляется. — Тикки, трансформация.***
Пустые улицы давят на мозг, и Леди Баг чудится, что они своим молчанием обвиняют её. Маринетт бегает по кварталам и мельком заглядывает в квартиры, пытаясь найти хоть кого-нибудь. Свет в окнах, создавшие множественные ужасные аварии машины, сиротливо лежащие на дорогах вещи создавали впечатление, словно Париж в спешке был покинут людьми после катастрофы, возникшей в результате научных экспериментов. В это так хотелось верить — в то, что она не причастна. Из живых существ на глаза попадаются разве что животные, и её губа норовит дрогнуть, когда она замечает потерянных собак с болтающимися сзади поводками. Эйфелева башня, что одиноко возвышается над городом, подсвечивается. И эта красота зловещая, насмехающаяся, неправильная. Маринетт на асфальте видит Феликса, разговаривающего с Кагами — похоже, единственной выжившей. Руки Цуруги крепко цепляются за холодное оружие. Видно, что она очень зла. — Я создал лучший мир. Мир, в котором ты свободна и вольна делать всё, что пожелаешь, — самодовольно произносит Феликс, пытаясь такими словами успокоить Кагами и переманить на свою сторону. Маринетт, наблюдая с крыши, тихо фыркает. Он действительно недоумевает. Почему Цуруги завелась? Сколько он её знает, она всегда страдала от того, что ею управляли. Как и Адрианом. Так что ей не нравится сейчас? — Разве ты не счастлива? Кагами, не скрывая ярости, нападает на Феликса и пытается его поранить. — Ты должен вернуть людей, — выплёвывает Цуруги. — Не могу. — Почему?! — Потому что они мертвы, — настолько обыденно говорит Феликс, что складывается ощущение, словно это не он недавно убил сотни тысяч. Кагами спотыкается и чуть не падает, вовремя реагируя и выставляя ногу вперёд. Но ведь сила талисманов не может безвозвратно убить человека… Леди Баг решает вмешаться и спрыгивает с крыши. — Феликс не для этого всех уничтожил, — Маринетт абсолютно точно уверена, что он сделал это не ради Кагами или кого-то ещё. Кагами резко оборачивается на источник звука и упирается взглядом в Леди Баг. Цуруги не волнуют мотивы Феликса, для неё гораздо важнее сам факт исчезновения людей. — Ты ведь сможешь всё исправить? — резко спрашивает Кагами, взглядом прожигая дыру в Леди Баг. Маринетт становится неуютно, и она не знает, как правильно сказать, что она уже не в силах что-то изменить. И лишь с горечью отрицательно качает головой, надеясь, что Кагами её поймёт. — Но ты же Леди Баг. — Я не всесильная, — извиняется Маринетт и переводит взгляд за спину японки — туда, где безучастно стоит Феликс. Аргос поднимает руку с явным намерением щёлкнуть пальцами, глядя на Кагами. Маринетт запускает в него йо-йо, чтобы остановить, но не успевает. Цуруги растворяется в розовой дымке, а Леди Баг дёргается. Вместе с этим свет на улицах и в квартирах начинает мигать, и через пару минут полностью затухает, оставляя город на попечение лишь одной красной луны. — Теперь мы одни, — думая о чём-то своём, отрешённо изрекает Аргос. Леди Баг в ужасе открывает рот — только что проявились последствия исчезновения, а последняя надежда на чью-то помощь отпала сама собой. Что он хочет? Почему не нападает на неё напрямую, а действует лишь через посторонних? — Надумала, как будешь меня побеждать? — хмыкает Грэм де Ванили. — Нет, — честно отвечает Маринетт. — Но я всё равно не сдамся тебе просто так. Феликс пожимает плечами, разворачивается и уходит. У него много времени, он может и подождать. Леди Баг обескуражена его поведением. Чёрт возьми, как можно понять Аргоса?! Мысли снова возвращаются к возможным выжившим людям. Кто максимально близок Феликсу? Кого бы он ни за что не убил? Мать. Хотя глупо надеяться, что та, кто родила Феликса, пойдёт против него. — Ты и мать свою убил? — кричит ему вдогонку Маринетт. Аргос останавливается и хмурится, дёргает плечами. — Что не сделаешь ради цели, — врёт он и возобновляет движение. Но Леди Баг, убеждённая в том, что знает Феликса, поджимает губы. Она сомневается в его словах, но вновь вступить в диалог не решается. Маринетт невольно думает, что превосходная внешность Феликса — полная противоположность его характеру. Светлые волосы ассоциируются с выжигающем всё на своём пути солнцем, а глаза — с самой ядовитой зелёной кислотой. Всё же она верит, что Грэм де Ванили действительно никак не может дорожить кем-то.***
Всё, что я хочу, должно быть моим
По щелчку моих пальцев
Седьмой день с момента Бриллиантового бала. Она попробовала каждый возможный план победы, но ни один не обвенчался успехом: Феликс всегда на шаг впереди. И, несмотря на то, что она уже на грани своих возможностей, Леди Баг держится. Она обессиленно сидит на краю крыши, прижав к себе ноги. Краем глаза Леди Баг видит скользящую тень сбоку, что почти невидимым движением садится рядом. Она уже не чувствует таковой злости к Феликсу, лишь апатию: усталость берёт своё после выплеснувшейся за это время агрессии. — У тебя было столько возможностей взять мой талисман, почему ты ими не воспользовался? Ей не с кем поговорить, вокруг пустота, никого. И лишь изредка они перебрасываются несколькими словами, безмолвно объявляя друг другу перемирие. И Маринетт точно знает, что если бы не такие моменты их разговоров, она бы точно свихнулась в звенящей тишине. — Я хочу, чтобы ты добровольно отдала мне их. — Почему? — искренне недоумевает она. — Отобрать у тебя серьги слишком просто и неинтересно, — пожимает плечами Феликс, тщательно скрывая правду. Он не хочет, чтобы ей было больно, чтобы она страдала. Странные желания для сентимонстра, не правда ли? Они молчат ещё несколько минут, разглядывая пустынный кровавый Париж. Некоторые здания полуразрушены благодаря подземным оползням и утечкам газа, Сена невозвратно загрязнена из-за вышедших из строя труб, асфальт кое-где треснул, позволяя воде из-под земли выбраться наружу. Леди Баг ещё в первый день сделала объявление в интернете о произошедшей катастрофе, пока не пропала связь, и за прошедший срок не было ни одного туриста, чего нельзя сказать о правоохранительных органах и других владельцах талисманов. Ежедневно другие страны в своих политических целях пытаются вмешаться в парижскую ситуацию, а хранители — помочь Леди Баг. И, конечно же, никто из них не возвращается. А Феликс уверен в том, что никому из внешнего мира нельзя знать настоящей правды. — И всё же, что ты загадаешь, если у тебя в руках будут талисманы? — Маринетт не выдерживает, изумляясь тому, как Грэм де Ванили может наслаждаться такой напряжённой для неё тишиной. Аргос снова молчит, обдумывая то, что ему сказать, но Леди Баг на этот раз его не торопит, давая собраться с мыслями. Феликс уже открывает рот, чтобы поделиться с ней сокровенной тайной, рассказать о терзаниях и высказаться. Но он застывает, не в силах вымолвить и слова. — Я хочу воскресить отца, — врёт он и мысленно отвешивает себе подзатыльник. Почему он не сказал ей правду?Свет. И я порхаю, как бабочка,
Поднявшись в небеса
— Ты ведь знаешь, что произойдёт через некоторое время? — осторожно, прощупывая почву, начинает Феликс. Он думает, как ускорить дело: остаётся три дня до неминуемой катастрофы, и ни Феликс, ни Маринетт не в силах её предотвратить. — Нет. Что? — Реакторы атомных станций выйдут из аварийного режима и будут взрываться, — он пытается надавить на неё, подтолкнуть к нужному для него выбору. — Всё живое погибнет в пределах огромных радиусов. — И ты тоже? — И я. — И ты не используешь талисманы, — безэмоционально подводит она итог. Феликс вздыхает, закатывая глаза. Почему она так зациклена на талисманах, когда есть наиболее кошмарный исход событий? — И люди по всему миру будут отравляться радиацией. Погибнет больше живого, Маринетт, чем если я загадаю желание. Она задумывается, теребя в руках собственное йо-йо. — Сколько дней до этого? — серьёзно спрашивает она, начиная понимать. — Три. Маринетт кивает каким-то своим мыслям, поджимает губы и встаёт на ноги. — Я подумаю, — бросает Леди Баг и исчезает между домов, оставляя Феликса наедине с собой. Ветер обжигает её лицо, а слёзы невольно катятся по щекам. И лишь смутные очертания домов не дают ей упасть или врезаться в какую-нибудь бетонную стенку. Луна давит на глаза. Маринетт безрезультатно пыталась уничтожить её всеми доступными для неё способами. Не использовалось разве что кольцо, которое, к сожалению, так и не получилось раздобыть. Девушка падает прямо на кровать в своей комнате и, бормоча слова трансформации, утыкается в подушку. Так хочется обнять родителей, Алью, Адриана, почувствовать, что они рядом, живые и невредимые; почуять запах особого рецепта отца, что при готовке всегда витал в каждом уголке дома; услышать скучные нотации беспокоящейся мамы. Маринетт даже не против увидеть Хлою. Лишь бы все были живы. Она кричит в подушку, срывая связки, не боясь быть услышанной. Хочется избавиться от всех эмоций, от тяжести ответственности за её плечами. Побыть маленькой слабой девочкой, которой не нужно отвечать за жизни людей и делать сложные выборы. Хочется, наконец, чтобы кто-то решил всё за неё. Но она почти одна. И лишь Тикки Маринетт может по-настоящему доверять. Дюпен-Чэн замолкает, переводя дыхание. — Маринетт, сотни раз люди загадывали желания, — Тикки говорит медленно, пытаясь подобрать нужные слова, потому что она как никто другой понимает все последствия. — И ты можешь не брать на себя столько ответственности. «Ты ещё ребёнок», — застревает в воздухе недосказанность, но они обе это понимают. — Тикки, мне жаль потраченного времени, — голос ещё дрожит, но Тикки не сомневается в её уверенности и серьёзности. — Я несколько лет сражалась против Бражника, чтобы не дать ему загадать желание. И что из этого вышло? Маринетт затихает, обдумывая. Не стань она Леди Баг, она была бы мертва, как и все её близкие, и не мучалась бы с выбором сейчас. Она верит в слова Тикки, закрывая глаза на собственные противоречия. И тут же одёргивает себя. — Я не заслуживаю серёжек, — шепчет она и встаёт, не желая продолжать разговор. Она действительно ребёнок, на которого взвалили слишком много проблем. И она не может с ними справиться.***
Оттуда смотрю вниз на землю я
Маринетт с ненавистью прожигает дыру в луне, находясь на Эйфелевой башне и сжимая в руках серьги. Прошло два дня с их последнего разговора. И сейчас она снова слышит едва заметные шаги Аргоса. Он словно её собственная тень, что практически всегда следует за ней по пятам. Она резко поворачивается к нему лицом и вкладывает в мужскую руку украшения, пристально смотря Феликсу в глаза. — Постарайся сделать так, чтобы в результате умерла я, а не кто-то ещё. Ему не нравится её предложение, но, не желая лишний раз спорить, Феликс небрежно отвечает что-то утвердительное и снимает трансформацию. Он не сдерживается и обнимает Маринетт, наслаждаясь её близким присутствием. — Я рад, что ты наконец выбрала. Маринетт до сих пор не уверена в своём решении, но это лучше предстоящей перспективы в этом мире. Она слегка улыбается, чувствуя, как тяжёлый груз постепенно сваливается с её плеч. Леди Баг попросту устала. Пускай теперь Феликс несёт ответственность за людей, а она отдохнёт последние несколько минут своей жизни. Она хочет умереть, чтобы не чувствовать вину, не знать, что может произойти, не участвовать в этом. Маринетт обнимает его в ответ, отбрасывая предрассудки, и впервые не думает ни о чём. В голове царит пустота, и лишь стоят образы улыбающихся родителей и друзе манят её к себе. Она словно протягивает к ним руки, закрывая глаза на то, что на самом деле они мертвы. Ничего больше не будет иметь значения, когда она присоединится к ним. Она просто хочет быть счастливой и никогда не думать больше о последствиях. Она ведь имеет право побыть слабой хоть немного, так ведь?.. — Насладись своими желаниями, — она с вымученной улыбкой отстраняется, и Феликс, сглатывая, заторможенно кивает. Маринетт правда хочет, чтобы у него всё было хорошо. И пускай сама Леди Баг не стала любимицей судьбы, она будет рада за Феликса, если у него всё получится. Видя её улыбку, Грэм де Ванили думает, что это неправильно. Пусть она накинется на него, сорвётся, накричит, но не будет стоять, словно ей всё равно. Он неотрывно смотрит на неё и надевает талисманы, активируя их.По щелчку моих пальцев
Феликс сосредотачивается и мысленно проговаривает каждое слово, пытаясь не сбиться. Стать живым человеком и вернуться в момент Бриллиантового бала, когда он ещё не трансформировался в Аргоса. Главное, чтобы Маринетт и его мать остались в живых, а на остальное ему плевать. Он не уверен, что всё пойдёт как надо, что исполнятся сразу два желания, не перемешиваясь между собой, не сливаясь. Но он готов на риск. Вспышка разрастается, поглощая собой всё живое, в ушах звенит, и Грэм де Ванили жмурится, даже через закрытые веки ощущая свет. Он забывает как дышать. Кажется, лишний вздох, и все его старания пойдут наперекосяк.Взрыв.
Темнота.