Простые вещи.

Кандакия любит красивые вещи. Изящные шелковые платья, такие легкие, что почти не ощущаются, тяжелые золотые украшения, антикварную мебель, старинные книги… Ей нравится найти что-нибудь редкое у торговцев, забредших в деревню Аару, всласть поторговаться, получить долгожданную безделушку, полюбоваться и… отдать за ненадобностью: платья и украшения — подругам, мебель — на растопку, ведь в пустыне не так много древесины, а книги — в школу, на радость учителям и детям. Ей немного жаль расставаться с красивым, но это запросто искупают радостные улыбки на лицах родных. В доме старейшины кто-то есть. Кандакия оставляет щит и копье у порога и на мгновение замирает, вслушиваясь в тихий разговор. Она решает, что невежливо так врываться и тихо ждет, когда гость уйдет, рассматривая простые узоры вышарканного ковра, столик у стены для писем с просьбами жителей деревни, на шлем в виде головы шакала, аккуратно оставленный на самом краю. Кандакия едва слышно ахает: так гость старейшины сам генерал махаматра Сайно! Давно он не появлялся в деревне. Может быть что-то случилось? Что-то с Путешественницей? С Дэхьей? Она колеблется, но голоса за стенкой спокойные, деловые, и Кандакия заставляет себя расслабиться. Если бы что-то случилось в городе Сумеру, Сайно сообщил бы сам, она уверена. Он произвел на нее впечатление надежного человека, верного своему слову. А верность Кандакия ценила превыше всего. Так что она остается стоять, где стояла. Ее мысли вращаются вокруг дел деревни, но и то дело возвращаются к генералу махаматра за стенкой. Она невольно любуется его шлемом: изящными изгибами лилового и золотого, прочной, но легкой тканью подшлемника. Она нежно прикасается к шакальему носу, ведет рукой до макушки, цепляясь кончиками пальцев за мелкие искусные детали. Потом улыбается и делает вид, что чешет шакала за ушами, будто любимого щенка. Невольно она вспоминает сурового юного генерала и с трудом подавляет смех: вот уж кого, а его за ухом почесать — опасно для жизни. Воровато оглядываясь, развеселившаяся Кандакия подхватывает шлем и водружает себе на голову бережно, как корону. Он немного большеват и сползает на лоб, но Кандакия улыбается: вот, значит, как видит мир из-под носа шакала генерал махаматра. Вдруг скрипят ножки отодвигаемых стульев, шаги и голоса становятся ближе. Кандакия смущенно снимает шлем (при этом что-то цепляется за волосы и приходится приложить усилие), подхватывает щит с копьем и выскальзывает из дома. С гулко бьющимся сердцем она заворачивает за угол, прижимается к сияющему дереву, зажмуривается от собственной глупой реакции и ждет, когда он уйдет. — Спасибо еще раз, старейшина. Матры ценят вашу помощь, — Сайно встал к ней спиной, держа шлем подмышкой. Его белоснежные волосы рассыпаны по смуглым плечам, воротник доспеха опасно вспыхивает в отблеске закатного солнца. Кандакия испытывает почти физическое желание прикоснуться к темному металлу, такому красивому в своей идеально подогнанной форме. Она бы потрогала самый край, провела по нему кончиком пальцев, а потом по смуглой гладкой коже по мягким белым волосам… Стоп. — Спасибо за уничтожение тех плесенников, генерал, — улыбается старейшина. — В деревне Аару всегда вам рады. Переночуйте у нас, отдохните, а завтра продолжите путь. — Да, это кстати, — соглашается Сайно, тряхнув головой. — Кандакия! — старейшина, наконец, замечает ее. Сайно оборачивается, и она невольно вспыхивает: без шлема он кажется юным и каким-то обманчиво беззащитным. — Старейшина! Вы не говорили, что у нас такие гости, — ей приходится подойти ближе, испытывая ужасное волнение. — Рада видеть тебя, махаматра Сайно. — Взаимно, Защитница, — он почтительно склоняет голову. — Мы как раз обсуждали, где генералу остановиться на ночлег… — Не беспокойтесь, старейшина, я все устрою, как велит гостеприимство Аару. Старик улыбается и кивает, и это наполняет ее гордостью. После короткого прощания, Кандакия не колеблется. — Думаю, предложить тебе остановиться в моем доме, генерал, — предлагает она, и ей кажется, что глаза Сайно вспыхивают. Он кивает и следует за ней через деревню, занятую привычной вечерней рутиной. Детишки здороваются с сестрицей Кандакией и с любопытной настороженностью косятся на Сайно, старики просят о помощи и откровенно перешептываются за спиной. Чужаки не часто появляются в деревне, а теперь, когда их стало больше, у Кандакии прибавилось проблем. Но она хочет изменить старые обычаи: на очередной перешептывание она резко оборачивается и сердито смотрит на сплетников до тех пор, пока они не тушуются. Дом Кандакии стоит немного на отшибе, чтобы отдохнуть от вечно вопрошающих соседей. Внутри царит уютный беспорядок: разбросаны книги, безделушки, одежда. Сайно застывает в прихожей, прислоняя копье к стойке, рядом с ее, пока она смущенно принимается подбирать обрезки тканей и рассыпанную по столу коллекцию браслетов. — Я не ждала гостей, — пытается оправдаться Кандакия. — Но я смогу угостить тебя пилавом Аару… через пять… двадцать минут… — Все в порядке, — голос Сайно оказывается слишком близко, он склоняется к ней, помогая собрать бусины с низкого столика. По шее и позвоночнику Кандакии пробегают мурашки от его низкого спокойного тона. Она оборачивается через плечо и снова вздрагивает от пристального взгляда алых глаз. — Тогда ужин, — Кандакия прочитает горло и ускользает на кухню. — В ванной есть теплая вода, — кричит она, суетливо замачивая рис. Готовка не была ее сильной стороной, но пилав Аару, по словам Дэхьи, она готовила потрясающе. Сайно заходит на кухню через некоторое время: кончики челки мокрые от умывания и капелька воды срывается и капает ему на щеку. Она улыбается и смахивает каплю кончиком пальца, затем улыбка медленно сползает с ее лица, и она стремительно краснеет. Сайно тоже выглядит ошеломленным, но быстро берет себя в руки. Без воротника доспеха он выглядит совсем по-домашнему, и Кандакия окончательно теряет голову от красоты его смуглой кожи, выступающих под ней мускулов, длинных мокрых ресниц и огня во взгляде. Права была Путешественница: ей надо чаще выходить из дома, проветриваться там, общаться с людьми… — Так как готовится пилав Аару? — спрашивает он, разрушая неловкую тишину, и она мысленно благодарит его и всех архонтов. — Рис и лапша готовы, остался соус. О, не хочешь порезать помидоры? Сайно не успевает толком согласиться, как оказывается за нарезкой овощей для соуса, пока Кандакия выкладывает на рис и лапшу бобы. — Ну ты же не скорпионов кромсаешь, режь аккуратнее, — вырывается у Кандакии автоматически, будто она отчитывает очередного расшалившегося ребенка. Сайно неожиданно фыркает. — Что смешного? — смущается она. — Это смешно, я люблю шутки, — просто отвечает он, стараясь резать помидоры мельче. Кандакия решила было сказать, что это не шутка, но он продолжил: — Я недавно услышал парочку. Хочешь, расскажу? — Ну, хорошо, — она забирает у него помидоры и скидывает в шкворчащую сковородку немного потушиться. Сайно деловито откидывается на спинку стула с видом заправского рассказчика историй. — Летят два красных стервятника. Один другому говорит: «Эй, осторожнее, тут недалеко гробница царя Дешрета-рета-рета…». Ты понимаешь, тут суть, что вдвоем они просто летели и… Наверное сказывалось нервное напряжение, но плечи Кандакии мелко затряслись, она фыркнула, прикрываясь рукой, и захохотала до слез. Сайно, который по привычке собирался объяснять, в чем дело, посмотрел на ее с восхищением. Почти с обожанием. — Пилав… готов… — выдавала она между попытками отдышаться. — Тебе правда смешно? — Ага, ты смешной, — она вытерла тыльной стороной ладони лицо и поставила на стол две тарелки. — Спасибо, — тихо сказал Сайно, чуть розовея ушами, но Кандакии показалось, что благодарил он не за еду. — Не за что. Пустяки, — они глядели друг другу в глаза немного дольше, чем просто Защитница деревни и ее гость генерал. — Невероятно вкусно, — изумленно бормочет он, и сердце Кандакии пропускает удар. Они едят в уютной тишине и выпивают чаю. Сайно вызвался помыть посуду, пока Кандакия все-таки немного расчистила диван от безделушек и устроила ему спальное место. Взгляд ее снова упал на шлем. Она наклоняется и легко целует изгиб шакальего носа, вкладывая туда больше чувств, чем собиралась. — Что ты делаешь? — тихо спрашивает Сайно. — Я… — Кандакия не знает, куда деться от смущения (в который раз). — Твой шлем такой красивый, люблю красивые вещи, люблю пустынных шакалов, — затараторила она, взбивая и без того взбитую подушку. Лишь бы отвернуться и не смотреть ему в глаза. — О, — выдавливает он, задумчиво сложив руки на груди. — Постель готова, спокойной ночи! — она собирается уйти (сбежать) к себе, но Сайно снова оказывается слишком близко. — Это твое? — он выуживает застрявшую в подшлемнике заколку (так вот что она вырвала из волос!) и протягивает на раскрытой ладони без тени насмешки. — Спасибо, так и знала, что нельзя носить эти безделушки, — она принимает заколку с украшением в виде красноплодника, но вдруг Сайно чуть сжимает ее пальцы, задерживая прикосновение. — Не хочешь… сыграть в «Священный призыв семерых»? — спрашивает он почти умоляюще. — Я не умею, — растерялась Кандакия. Его плечи расстроенно опускаются, взгляд тускеет. — Но ты же можешь научить меня, верно? Они долго сидят рядом, плечом к плечу за низким столиком, и Сайно терпеливо учит Кандакию игре. Он гордо улыбается, когда у ее получается хороший ход, а Кандакия хихикает под его неиссякаемым запасом глупых неуместных шуток. Почему-то ей становится легко, и смущение уходит куда-то на задний план. Наконец, веки тяжелеют, глаза слипаются, и она откидывает голову назад, на диван. — Меня немного побаиваются в деревне, — сонно бормочет она, — но ведь мне приходится быть строгой, а как иначе? Но все эти вещи такие красивые, но такие непрактичные. Я просто хочу… наряжаться… иногда… как девушка… Ее голова падает Сайно на плечо. Он вздрагивает, но она так сладко и доверчиво прижимается, что он не решается сдвинуться с места. На полу не очень удобно, но он замирает, прижавшись щекой к ее макушке, и закрывает глаза на минутку. Только на минутку: послушать ее размеренное дыхание, запомнить тепло ее обманчиво мягкого тела, вдохнуть аромат красноплодника от ее волос. Сайно всегда восхищался этим незамысловатым фруктом: растения пустыни невероятно стойки, как и Кандакия. Утром его уже нет. Кандакия просыпается укрытая на диване, но ее шея затекла и болит. Она ищет глазами стойку, и с сожалением видит, что там осталось только одно копье. Что-то сдавливает ее грудь, ей становится трудно дышать. Пора возвращаться в реальный мир без глупых фантазий. Кандакия принадлежит только деревне. Мало ли что там ей показалось в его алых красивых глазах. Несколько дней спустя Кандакии приносят посылку. Сверток совсем маленький, но тщательно упакован от пыли. Кандакия бережно его разворачивает и тихо ойкает. Золотая брошь с синими узорами в виде шакала. И записка. Руки Кандакии дрожат, когда она читает: «Это вещь не только красивая, но и практичная и прочная: ей можно скрепить ворот плаща или заколоть шаль. Ты сказала, что тебе нравится шакалы. С. P.S. Я приеду через пару недель по делам, привезу тебе колоду для игры в «Священный призыв семерых». С.» Кандакия прижимает письмо к груди и смеется. Прикалывая брошь, она смотрит на себя в зеркало, любуется золотым и синим, как похожим на ее глаза. Она любила покупать красивые изящные украшения. Но ведь гораздо лучше получать в подарок практичные незамысловатые заколки для плащей и шалей. Что там он говорил о любимом блюде?.. Душистое ассорти? Надо потренироваться, чтобы не спалить деревню. В конце концов, она же ее защитница.