То, чего нельзя себе позволить

У Каору Сакураяшики идеальная репутация и сотни ограничений. Как вести себя на людях, как говорить, как сидеть, как двигаться. Кажется, даже на то, с кем встречаться и кого любить тоже есть ограничение, которое мешало бы ему точно так же, как и все остальные, будь он влюблен. Каору Сакураяшики не может сделать ничего, что могло бы его скомпрометировать. У Черри Блоссома слава и сотни фанаток. Он свободен во всем, плевать хотел на чужое мнение и правила. Плевать, что закон запрещает ночные гонки на заброшенных шахтах. Черри Блоссом может позволить себе что только захочется, не заботясь ни о каких последствиях. Каору нельзя целоваться с лучшим другом в спальне дорогого отеля, зато Черри очень даже можно. Он обнимает крепкую шею, откидывает голову, подставляясь под жалящие поцелуи и тихо шипит, когда жаркий рот втягивает кожу. — Не смей оставлять засосы на видном месте, тупая горилла, — недовольно напоминает на мгновение проявляющийся из глубин сознания Каору. Джо смеется в ответ, сжимает своими лапищами сильнее, что кости почти трещат, и нетерпеливо тянет пояс юкаты. Черри совсем не возражает, но помочь не спешит — увлекся, оглаживая крепкие плечи, забираясь прохладными пальцами под куртку, чтобы коснуться горячей кожи. Джо весь словно пылающее солнце. — Ты такой красивый, вишенка, — от этого шепота по коже мурашки. Черри прогибается, прижимаясь животом к твердому прессу, прикрывает глаза, позволяя грубым ладоням скользнуть на талию. Тяжесть рук на себе привычна, правильна. И на мгновение мелькает мысль, что он скучал по этому. Бредовая на самом деле. Они не виделись всего неделю. — Оставь это для своих дамочек, — фыркает в ответ и тянется к губам. Это не ревность, конечно же. Это… Черри потом придумает название. Позже, когда в голове перестанет сгущаться туман от того, как сильные пальцы проходятся по чувствительной спине, обрисовывают контур татуировки. Джо помнит его даже не глядя. — Ты же знаешь, что у меня нет никого, кроме тебя, — серьезно, с толикой обиды в голосе. Черри закатывает глаза. Они здесь не для того чтобы выяснять отношения. Он толкает Джо к кровати, стягивает с него куртку и хватается за ремень. — Мне все равно, — резко обрывает, дергает пряжку раздраженно. Ему не все равно, и это проблема. Чертов Коджиро привлекал внимание, заставлял искать его взглядом. Сгорать от негодования, будто под потоком лавы, когда очередные фанатки висли на нем, бесстыдно прижимались. Каору завидует им каждый раз, потому что сам он так сделать не может. Черри злится потому что Джо смотрит не на него. Он не дает сказать любовнику больше ни слова. Впивается в губы жадно, целует, зарываясь пальцами в волосы. Джо не возражает. Торопливо раздевает, оглаживает бока, ведет пальцами вдоль позвоночника. Черри кажется хрупким. Словно одно неосторожное движение может его сломать. Слишком тонкий в руках Коджиро, обманчиво слабый. Джо боится сжать слишком сильно, задеть старые травмы, больно сделать. Черри сам перехватывает инициативу. Обхватывает пальцами полутвердый член любовника, двигает рукой резко и наверняка неприятно. Джо все равно. Он поглощен, покорен, смотрит на лучшего друга завороженно. И как донести до этого упрямца, что нет между ними никакой борьбы и вражды? Что влюблен, черт возьми, со старшей школы. — Смазка есть? Голос у Черри хриплый, приглушенный. Джо кивает, нависает над обнаженным любовником, не торопясь доставать. Любуется, будто впервые видит, как бледная кожа покрывается лихорадочным румянцем. Как часто вздымается грудь от тяжелого сбитого дыхания. Как же он, черт возьми, красив… — Каору… — Заткнись и перестань тянуть. Черри не желает слышать. Ни комплиментов, ни этой чертовой нежности в чужом голосе, от которой в груди все сжимается. Это грёбаный обман, в который он не должен верить, даже если до одури хочется. Коджиро закатывает глаза, но подчиняется. Наваливается всем телом, выбивая воздух из легких. Такой тяжелый, что вдохнуть больно. Черри не отталкивает. Обнимает за шею, закидывает ноги на талию, позволяя стояку тереться о живот, размазывая влагу и посылая волны мурашек по телу. Джо выдавливает смазку на пальцы, растирает, прежде чем проникнуть внутрь — слишком медленно, слишком бережно, что у Черри дыхание перехватывает. Он стонет тихо, откидывается на подушки, вжимаясь затылком изо всех сил. Ногти впиваются в плечи, царапают, оставляя красные борозды. Джо шумно выдыхает, мышцы перекатываются, напрягаются под руками, отчего у Блоссома совсем рассудок мутнеет. — Чертова горилла, — хрипит и двигает бедрами в нетерпении. Пальцы проникают глубже, до дрожи по телу. Джо смотрит жадно. Трется губами о бледную кожу, прихватывает сосок, оттягивая. Чуть сгибает внутри пальцы, задевая чувствительное место. Черри вскидывается, прогибается с коротким всхлипом. Мечется под касаниями, от которых в голове фейерверки взрываются. Сжимает сильнее коленями талию любовника, но это ничуть не скрывает того, как сильно дрожат ноги. — Хватит… уже… тянуть… — Проси лучше, вишенка… — хрипло выдыхает, совсем не уверенный, что сам выдержит долго. Черри задыхается, зажимает рот ладонью, сдерживая стоны, и жмурит глаза до боли. Он хочет кончить, тянется рукой к своему члену, но Джо останавливает, усмехается так самодовольно, что хочется врезать ему. — Коджиро… — тихо зовет, прогибается, пальцы сжимает внутри. Флиртует, желая видеть реакцию. — Мне мало. Словно капризная девица, одна из таких, какие нравятся Джо. И тот действительно ведётся, замирает, глядя удивленно распахнутыми глазами. — Ты меня с ума сведешь, — шепчет в ответ, с той нежностью, которую Черри не хочет слышать в его голосе. Пальцы выскальзывают, оставляя пустоту. Черри недовольно ерзает, вздыхает судорожно и опускает руки на собственное тело. Ведет по животу, груди. Мягко оглаживает пальцами чувствительную шею. Джо толкается резко, входит наполовину, вырывая несдержанный стон. Черри хватается пальцами за простыни, тянет прохладную ткань, словно это могло бы помочь сохранить рассудок, не потеряться в глубоких толчках, от которых голова кружится. — Ко. джи.ро. — Черри хватается за плечи любовника, утыкается лицом в шею. Джо прижимает к себе за талию, покрывает поцелуями плечи, оставляет на ключицах россыпь алых меток ревниво. Он готов душу продать, чтобы такие их встречи проходили чаще. Чтобы всегда чувствовать, как изгибается и дрожит в его руках стройное тело. И знать, что Черри Блоссом, — Каору Сакураяшики, — принадлежит только ему. — Каору, я… — Помолчи. хотя бы сейчас, заткнись, горилла, — выдыхает тяжело, зарывается пальцами в волосы, дергая непослушные пряди. Лишние слова сейчас не нужны ему. Он хочет только чувствовать этот жар, это внимание, словно он центр всего мира. Потому что Джо знает, как ему нравится больше всего. Знает и двигается именно так — плавно, глубоко, хорошо до потери сознания. И можно представить, что все это не ложь. Не взаимовыгодная сделка «без обязательств». Что Коджиро и правда любит, что Черри, — Каору, — и правда единственный. Он кончает слишком быстро. Извивается под крепким телом любовника, мечется, бьется в нахлынувшем удовольствии. Джо прижимает его сильнее к себе, покрывает ласковыми поцелуями лицо и двигается быстрее. Черри слишком чувствительный сейчас. Член распирает изнутри, давит. Крупная головка раз за разом задевает простату, заставляя содрогаться от ярких, почти болезненных вспышек наслаждения. — Не смей кончать внутрь, — угрожающе предупреждает, и хватается сильнее за плечи, впивается ногтями, оставляя полукруглые следы. — Коджиро… Джо кончает на бледные бедра, стонет протяжно, вибрирующе, отчего по коже мурашки разбегаются. Наваливается всем телом, вдавливая в кровать и сжимает в медвежьих объятьях. — Полегче, горил- — Люблю тебя. Черри замолкает. Смотрит в потолок, чувствуя, как линза чуть съезжает вбок. Если бы он был только Черри Блоссомом, он бы незамедлительно ответил. Наплевал бы на мнение всех и каждого, на законы, традиции и общества. Но он чертов Каору Сакураяшики. — Не говори ерунды, тупоголовая горилла. Руки сжимаются чуть сильнее на широких плечах, а губы касаются татуировки. Мгновения нежности, которые Каору позволяет себе, прежде чем уйти. Да, я тоже тебя люблю.