въебало

На «More fest» Антон заметил его случайно. Красивый, русый молодой парень скакал по сцене и под тяжёлую музыку пел про секс-инструктора НАТО и любовь к полным девушкам. Тут сложно было не обратить внимание, особенно когда подавляющее большинство остальных групп затирало о чем-то довольно однообразном и скучном. И странно, что Антона тогда так въебало от всего этого бреда и разнообразности тем, которые в обществе порицают. Антон не считал нужным подходить к неизвестному рокеру. Ну въебало и въебало, что поделать, в последний раз это случилось вообще с древней детской песенки про акулу ту-ту-ру-ру-ру. Но вот когда Топор по срочному делу выпиздил его из гримёрки, а Антон от нехуй делать ходил по коридору, выкидывая из себя остатки той разъебаловки, устроенной на фестивале Neverlove'ом, и случайно наткнулся на самого вокалиста — деваться было некуда. Теперь Антона въебало по-настоящему, но уже от проницательного взгляда голубых глаз и развеселенного смешка. Вокалист шел на контакт уверенно, если, конечно, его первую реплику можно назвать уверенностью. — Пиздец, а я думал рэперов с такого не выносит. — А кто запрещает? Диалог получился весьма содержательным и устраивающим фронтмена группы, раз он спокойно подошел к Антону и одним лишь жестом пригласил на перекур. Раут пожал плечами — делать-то нехуй, он даже телефон в гримёрке забыл. После прошедших и ещё проходящих выступлений воздух казался ещё жарче и душнее, чем раньше. Никотин разрезал его и подсыпа́л новую долю душащего яда. На душе было спокойно, словно неизвестный вокалист неизвестной группы был самим богом. — Я Ярослав, кстати. — Антон. Татуированная ладонь сжала ладонь Антона так крепко и в то же время свободно и без особого напряга, что Раут почему-то невольно задумался о том, как хорошо бы она сошлась вокруг члена. Пришлось понадеяться, что Ярослав не окажется реальным богом, который слышит его мысли, иначе картина выходила весьма неловкая. — Вы тоже круто выступили. Меня впервые так от рэпа въебывало. — Приятно слышать. Реплики были рваные, короткие, но такие, сука, приятные. Голос у Ярослава красивый и достаточно низкий, из-за того что прокуренный, хотя ноты он умеет брать такие, что позавидуют оперные певицы. И дикция у него что надо, потому что на китайском базарит. Интересно, а как широко у него рот открывается?.. Ярослав кинул на Антона взгляд искоса, оценивающий и явно такой же заинтересованный. Интересом к личности Тони Раута там и не пахло, но вот к телу — это да, это точно. Высокий, весьма привлекательный, телосложением стоящий между подкаченным и худым. Славе давно хотелось взять себе такого в коллекцию ночных подвигов. Антон не помнит, забрал ли он тогда телефон из гримёрки или позже ему отдал его Топор, потому что скоропостижно съебался с Ярославом в ближайший отель. Отовсюду из дверей слышны стоны, скрипы — конечно, оплата-то почасовая, специально для таких вот ебантяев, как они вдвоем, и для женатых мужиков с их любовницами, — потрахаться и быстрее разбежаться. Ярослав целовал долго, напористо. Волосы то и дело лезли в рот, а резинки под рукой не было, приходилось терпеть произвол и делать вид, что этого нет. Антону хотелось бы смеяться, но рот был занят чужим, а если бы захотелось изъясниться на языке жестов, — то руки уже безнравственно облапывали чужие бедра, бока, грудь, пресс, член — все, что попадалось на глаза и под руки. И точно так же с ним поступал и Ярослав, пока не расстегнул ширинку Антона, чувствуя полное превосходство и власть, и без особого труда вобрал в себя член полностью. Да, рот у него открывается широко… Антон зарывался пальцами в волнистые русые волосы, цеплялся за них кольцом с кастетом, но на ворошение в прядях Ярослав вообще не отзывался, продолжал увлеченно сосать и трогать тело Антона. Да, наверное, если бы он был маньяком с собственным жутким музеем, Антон бы стал главным экспонатом… вернее, только его торс. Действия казались отточенными у обоих, так, словно у всех людей, ищущих себе любви на одну ночь, есть общий для всех план, которому они обязаны следовать. Антон кончил быстро и так бурно, что рассудок помутился ещё на достаточно долгое время. Вот только, когда он очнулся, Ярослав уже влез на него и прыгал как заправская проститутка, так энергично, что вздрагивали и распущенные волосы, и текущий смазкой член. Такая себе девочка-кенгуру… но все равно очень красивая. Удовлетворенные стоны рокера, очередные прикосновения вдоль бедер и всего тела, резкие и сильные оргазмы. Слишком быстро, энергично, агрессивно — смахивает на ебучее изнасилование, но, Господи, Антон почти рычал от удовольствия и от того, какую инициативу проявляет Ярослав. Почему и как затем на четвереньках оказался Антон — он не знает. Сердце уходило в пятки с лёгкими шлепками по заду и от того, как резко Ярослав втрахивается в его плоть и кусает в шею. Наверное, завтра расцветут синяки, ровно как и на бедрах от того, как грозно и больно чужие пальцы впивались в них, ровно как и ссадины на горле Ярослава, без особых прелюдий и сразу так жестко принимавшем чужой член. Секс казался таким бешеным, таким диким, каким он давно не был. Как в тех бешеных песнях Neverlove, как в тех мечтах, которым не давал воли Антон. Разбежались они так же, как и сошлись: с общим перекуром от одного огня. В идеале было сбежать сразу же после финального оргазма, но парни вдвоем сели на край кровати чтобы просто собрать мозги в кучу, склеивая их табаком. Комнату заволокло дымом, но он уходил в открытое окно. Было даже похуй на кучу знаков «не курить», развешанных по всему зданию отеля. У них обоих давно так не болели жопы. Тем вечером Антону сосал русский рок. Тем вечером Ярослав нагнул русский рэп.