Козёл = Люблю тебя

      «Спокойно, я спокоен, все в порядке, все хорошо» — с такими мыслями Антон прошел всю дорогу до метро, с такими мыслями он доехал до своей станции и дошел до родной хрущевки. В окне горел свет, значит Егор был дома. Лишь бы он спал и не пришлось болтать. Парень поднялся на этаж и максимально тихо зашел в квартиру. Егорка сидел на диване в гостиной и, несмотря на все старания Антона, заметил приход соседа.       — Антон, ты? — актер оторвался от телевизора и посмотрел в коридор.       — Да, я, — Шастун скинул куртку и быстрым шагом пошел в ванную мыть руки. Как он мог действительно не замечать, что это было на спор? Наверняка, многие об этом знали, говорили, но только, блять, он через призму каких-то розовых очков ничего не замечал.       — Эй, Шаст, все норм? Антон вздрогнул.       — Ты чего-то напряженный. Егор открыл дверь и застал Антона перед раковиной с красными глазами и потрясывающимися руками. Сосед понял, что случился пиздец неопределенного масштаба и что надо срочно обеспечить Тоше целебные обнимашки. Так и было сделано, а Антон наконец пустил слезу. В эту ночь у них был самый долгий разговор.       На следующий день Егор предложил Антону остаться дома вместе с ним, но тот отказался. Во-первых, у него сегодня был семинар по истории кинематографии, а во-вторых, со вчерашнего дня осталось одно важное незаконченное дело. В университет юноша прибыл за пятнадцать минут до начала пар и первым, кого увидел в холле, был, конечно, Арсений. Вдох. Выдох. Шастун подошел к молодому человеку и сел рядом с ним на диван. Все, кто вчера были на тусовке и стояли около Арса, аккуратно разошлись с друзьями, перешептываясь и мимолетно поглядывая на ребят. Вчерашняя сцена, наверное, уже стала объектом актуального обсуждения. Антон повернулся к Арсению. Он явно ожидал от него объяснений.       Попова аж передёрнуло при виде Антона. Ноги — в руки, сопли — в кулак. Пошёл! Ну, как пошёл…       — П-привет… — заикнулся Арсений. — Вчера… Вспоминать не хочется, — фыркнул он, отворачивая голову, в это время собирая мысли в точку, но, увы, не получалось. Похмельный синдром, хоть Арсений с утра усердно старался от него избавиться, всё же дал о себе знать. — Скажу как есть: да, действительно, вышло так, что я поспорил. Да, виноват. Да, я козел несусветный. Но… Узнав тебя получше, пообщавшись с тобой, я влюбился в тебя. Это не шутка, Антон! Правда! — Арс взглянул на Шаста, слово ребёнок. Хотел взять его за руку, но не стал рисковать, вдруг только хуже будет? — Я… Прости меня. Да, я идиот, но мы же не можем сейчас просто всё взять и прекратить, порвать и забыть? Правда…же? — вновь заикнулся Арсений, опасаясь именно этого. — Антон, я полностью готов искупить свою вину. Пожалуйста… Что угодно. Что попросишь, что скажешь, — взглянув бесстыдными глазами в глаза Антона, перешёл на шёпот Попов. — Возможно, стоит взять и паузу, чтобы обдумать, остыть, но… Я не хочу, чтобы все наши планы и мечты пошли коту под хвост!       Антон спокойно выслушал Арсения. По его лицу было видно, что он не зол, скорее доминирующими чувствами сейчас были обида, разочарование и… страх. Он искренне боялся этого разговора, хотя сам сделал к нему первый шаг. Парень в глубине души надеялся, что разговор пройдет не сильно эмоционально, но это ожидание было, мягко говоря, опрометчиво, уже сейчас он готов был дать волю чувствам, но нет, надо держаться.       — Почему ты не сказал в самом начале? Я бы понял, подыграл… Ну ты же знал, что нравился мне еще до... этого всего и что это все сделает больно, — Антон сделал паузу потому что не хотел обвинять Попова, а хотел донести, что он чувствует и вместе прийти ко взрослому рациональному решению. — Я не злюсь на тебя, вообще не злюсь, но я… я просто не верю тебе. Это знаешь, как измена. Ты можешь безумно любить человека, простить его, но каждый раз, когда будешь видеть его с кем-то еще, будешь думать «ну вот, опять». И мысль о том, что я больше никогда не смогу доверять тому, что ты говоришь… это просто сводит с ума. Да я, блять, даже сейчас не могу поверить в то, что ты говоришь мне! — брови Шастуна сползли к переносице. — Я же в школе уже был в такой ситуации. Тоже встречался с мальчиком, а он в тайне рассказывал все одноклассникам, сливал наши переписки, фотографии… Это было так унизительно. Так что это всё, всё что сейчас происходит, это не из-за того, что ты козел, ты же не знал, как все обернется, это все потому что после такого опыта я действительно не знаю, смогу ли вообще тебе верить и доверять. Ты мне тоже все равно нравишься, очень сильно, и я бы мог сказать, что прощаю тебя, все хорошо, мы бы продолжили жить как раньше, но какой тогда в этом смысл, если ты будешь постоянно испытывать чувство вины, а я — чувство, что ты мне постоянно врешь…? Я согласен, нам в любом случае нужен перерыв после такого, и я не хочу этого говорить, но ты же понимаешь, чем этот перерыв скорее всего закончится, — Шаст поджал губы и посмотрел на Попова.       — Да… — единственное, что выдавил из себя Арс.       Это финал. Пора постепенно смириться с этим.       — Ты… Ещё раз прости меня за мой проступок. Прости, что сделал больно, заставил ещё и прошлое припомнить. Жаль, что все так обернулось… Я не хотел. Тогда… Пока? Пора… На пары, — отвернувшись бубнил Арсений. Встав с этого проклятого диванчика, он зашагал, не оборачиваясь, постепенно набирая скорость. Рванул мимо Матвеенко.       — Эй, Арс! Ну подожди ты! — забухтел он, догоняя друга. И догнал в туалете. Никого не было, кроме Арса, стоящего возле окна. — Ну что?.. — робко протянул Сережа. — Что Антон сказал? На чем сошлись?       — Это конец. Я проебал. Я всё проебал, Сережа! — вновь повысил тон Арс. — Это все… Это черная дыра. Ни-че-го. Пу-сто-та… — обернулся Попов. — Он потерял все доверие ко мне. Он не верит. Что может быть хуже? — переводя взгляд на Матвиенко, в глазах Арсения показалось море слез.       — Ну, ну. Ты не реви. Тут надо бороться. Ну, накосячил. С кем не бывает? Все мы живём на ошибках, как на иголках. И что теперь: ложиться и помирать? Это, конечно, без проблем — можешь уже на земле лежать по пять минут в день, чтоб привыкнуть. А ты не кисни! Если хочешь вернуть: бегай за ним, звони, пиши, подлавливай у дома.       — Ты, конечно, правду говоришь, но… Не сейчас. Я вообще не в силах. Как шкуру сняли. Я буду бегать за ним, он — от меня, — развёл руками Попов, делая прогнозы.       — А вдруг нет? Ты экстрасенс тут? Поживём — увидим, а сегодня ночуешь у меня, понял? Мало ли чё ты там один творить начнёшь!       — Курить хочу… — хмыкнул Арс.       — Ну ты смешной! Может тебе трубку с элитным табаком достать?       — У Витьки Токарева вроде стрельнуть можно…       — Ты чё? Серьезно? Опять начнёшь? — глаза Серёжи округлились по пять копеек, ведь знал, что Арс бросил курить да и в принципе не фанат табака, но изредка в стрессовых ситуациях может и затянуться.       Арсений же в это время, достав телефон, начал что-то кому-то строчить.       — Ты Шасту?! — бодро воскликнул Матвиенко.       — Не угадал.       Через пару минут в дверях мужского туалета показался Витька Токарев. Арс, как и хотел, отжал у него сигарету и зажигалку. Затянулся. С непривычки прокашлялся.       — Ни че, что мы уже опоздали на две минуты? — возмутился Серёжа. — А он тут курить взялся…       — Ну вы идите, я догоню.       Наконец-таки парни вышли, а Попов остался наедине с мыслями и с сигаретой. Больше всего, чего сейчас хотелось — завыть волком и просто исчезнуть с лица земли. Перемотать время назад, там бы как-нибудь порешать этот вопрос, а не это всё… Всё, Арсений, всё. Свое ты проспорил. Ты оголил свою душу и продемонстрировал свое настоящее лицо. Причём, душу оголил буквально: раскрылся, полюбил, а тут… Ты козёл в его глазах. И никак больше тебя не назвать. Сигарету докурил быстро (всё же скучал по табаку) и ещё минут пятнадцать просидел на подоконнике, смотря в одну точку. Вскоре зашёл в аудиторию и сел рядом с Витькой.       Антон остался сидеть на диване один, пока к нему ни присел Дима. Пара уже минут пять как началась, но Шастун совсем не мог заставить себя подняться и идти на занятия. Позов же просто приехал пораньше, его занятия начинались со второй, так что ему торопиться было некуда.       — Ну? — начал Дима, глядя на друга. — Поговорили?       — Поговорили.       — Обсудили?       — Обсудили.       — Все прошло спокойно?       — Более чем.       — И…?       Антон опустил глаза в пол, после чего закрыл лицо руками и, облокотившись ими на колени, тяжело вздохнул. Он пока не мог оценить, действительно ли правильно поступил. Может действительно через пару недель все бы наладилось? Он очень хотел на это надеяться, хотя понимал, что нет, не наладилось бы. И через месяц, и через два, и черед год. Самое страшное, что можно чувствовать по отношению к другому человеку это постоянное недоверие, особенно если этот человек — твоя пара. Так будет лучше. И для Антона, и для Арсения. Сначала, конечно, будет больно, но боль имеет свойство со временем уменьшаться, а иногда и вовсе отпускать. Но не сейчас. Сейчас по опустевшему холлу раздались тихие всхлипы Антона. Дима сразу, как только услышал, что Шастун плачет, всполошился, не зная, как помочь товарищу. Парень осторожно положил руку ему на спину.       — Ну чего ты, Антон…? Ну не сошелся же свет клином на этом Попове. У тебя таких Поповых знаешь сколько будет…?       Антон отрицательно помотал головой.       — Не будет… Не будет, Дим, таких не будет…       У Димочки сердце разрывалось при взгляде на плачущего Антона. Удивительно, люди знакомы всего несколько месяцев и уже успели настолько друг к другу привязаться. Позов аккуратно встал и поднял Антона за руку.       — Так, давай, пошли в туалет, умоемся, потом пойдем в столовку и заедим твое горе. В пизду этот твой семинар, потом видеозапись дома посмотришь.       Шаст покорно поплелся за другом в туалет, а после и в столовую. Надо было привести себя в порядок и успокоиться перед любимой парой — по зарубежной литературе.       Болезненный ноябрь постепенно прошёл, а на его замену пришёл декабрь. Чем ближе к Новому году, тем больше всяких новогодних игрушек, гирлянд, витражей, ёлок появлялось повсюду и тем ближе приближалась сессия, к которой Попов старался готовиться изо всех сил, но… Чёт не шло. Он старался и пытался, но мысль, что скоро Новый год, а он так и не ищет билеты в Питер, его убивала. Нет, он мог бы поехать на каникулы в северную столицу, но… С кем? С Матвиенко, как минимум, но он сто процентов свалит к родителям, поэтому — встречать Новый год в Питере точно не вариант. Арсений старался, буквально, свернуть своё мышление, направив силы в учёбу, но и там особо не получалось. Попов был расколот. Теперь на его телефон не приходило сообщений из чата с Антоном, теперь он не гулял с ним по вечерам, но это четко отложилось в его памяти, что по ночам вываливалось больным комом (зачастую в беседу по видеозвонку с Сергеем). Матвиенко же за собой чувствовал вину, что, мол, подставил друга, тупо по пьяне рассказав то, что нельзя было. Но оно же когда-нибудь всплыло бы? Арс же и не бранился на Серёжу. Он то ни при чём — Попов сам виноват. Ладно в шестнадцать лет поспорить, а тут-то…       До каникул осталась неделя, а это значит, что пора сессий настала. Выучив всё от корки до корки, наконец-таки собрав силы, Попов явился на экзамен. У Матвиенко он начался раньше, соответственно, кончился раньше на пол часа. Он ждал Попова, по традиции, в туалете второго этажа. Выйдя из аудитории, Арсений облегчённо выдохнул — написал вроде всё, и тут же направился в толкан, по пути строча Серёже, но единственное, что заставило его поднять голову — две приближающихся фигуры напротив.       — Привет, — машинально выкинул Попов, ведь привык здороваться со всеми в универе, но подняв голову заметил… Антона и Иру вместе.       — Привет, — так же машинально поздоровался Антон, оторвавшись от разговора с Ирой, и только после этого заметил, что поздоровался с Арсением.       Первые пара недель после дня рождения Серёжи прошли крайние тяжело. По стечению обстоятельств на следующий день после разговора с Арсением Антон заболел и лежал дома в компании температуры, чая и Егора. С одной стороны хорошо, что появилась возможность слегка отдохнуть, а с другой — теперь он не мог отвлечься от своих мыслей с помощью учебы, так что время от времени машинально рефлексировал и загонялся. Возвращение после болезни оказалось еще сложнее, особенно отличилась первая случайная встреча с Поповым в коридоре. Что делать — непонятно, но что-то делать надо. В итоге Антон просто улыбнулся и поздоровался. Все-таки объявлять друг другу бойкот неправильно, надо двигаться дальше. Хотя бы маленькими инвалидными шажочками, но двигаться надо. Потом случилась очередная практика, на которой Шастун третий раз в своей жизни столкнулся с Ирой Кузнецовой. Видимо, Бог действительно любит троицу, ибо после этого столкновения было начато их общение, которое через неделю перешло в прогулки после пар, а еще через две одним прекрасным вечером они решили начать отношения. Если быть откровенным, Антон на тот момент считал, что еще не совсем отошел от расставания с Арсом и видел в Ире скорее очень хорошего человека, а если говорить о чувствах, они были максимально платоническими, но как-то… все как-то само собой получилось, он описал бы это так. Хотя проводить время с Ирой ему нравилось, нравилось с ней общаться, ходить в кино, кафешки, так что отношения с ней были не самой отталкивающей мыслью. Антон по своему обыкновению улыбнулся Арсению. Он уже сдал свой экзамен и провожал к аудитории Иру, так что сразу догадался, что Арс идет либо на экзамен, либо с него.       — О, ты на экзамен? Если да, то давай там, ни пуха.       — Ни пуха, ни пуха… — пробурчал Попов. — Вообще, написал уже, — голос его заметно огрубел, а глаза ненавистно прошлись по Ире: вся такая счастливая, веселая, аж светится! — Ну, я пойду. Вам тоже удачи, — и Арс покинул ребят.       Ворвался в туалет чуть ли не с ноги, потому что дверь, порой, заперлась.       — Серёж, ничего рассказать мне не хочешь? — проходя уверенным, широким шагом завуалировано спросил Попов.       — Экзамен что-ли? А ты хочешь переквалифицироваться из режиссеров в операторы?       — Да какие режиссеры-операторы… — безнадёжно вздохнул Арс. — Я Антона с Ирой видел. Вся такая фифа, типа красотка и модель. Тьфу, подошва.       — Ой, ой, ой, какие мы красноречивые! — усмехнулся Серёжа. — Если ты меня хотел спросить, знаю ли я что-то об их отношениях, то нет, тут я ничего не знаю, — Матвеенко пожал плечами. — Не, ну ты че, Ирку не знаешь что-ли? Сначала с одним, со вторым, с третьим, десятым… Вот и Шаста подцепила, пользуясь случаем.       — Н-да… — закивал Попов, соглашаясь.       — Да не кисни ты, ёб твою мать! Вон, лучше, поехали со мной к родителям? У меня мама такие огурцы делает… Зашатаешься!       — А картошку вкусно жарит?       — Ещё как!       — Я подумаю, — усмехнулся Попов, доставая Чапман Грин из небольшого рюкзака.       — Эх, курильщик…       — Помолчал бы, — фыркнул Арс.       — Настолько всё плохо?..       — А ты думаешь эта боль пройдет за два дня? Он с этой… Фу! Даже смотреть противно, — отвернулся Арс, открывая форточку. Стряхнул пепел.       — Да попользуется она и бросит! — уверял Матвеенко.       — Бросит, не бросит, а Шаст и так покалеченный… — ещё одна затяжка «озарила» дымом лёгкие.       —…       —…       Помолчали.       Вскоре, обсудив экзамены, разъехались по домам. На следующий день всего три пары, поэтому Арс соизволил ничего не делать, а-ля «домашку в универе повторю». В голову вновь лезли мысли про Антона и Иру.       — Почему они вдруг вместе? Может, я накручиваю? Он же… Не может после такого удара довериться кому-то, тем более Кузнецовой! — мыслил Попов, что вскоре надоело. Надо как-то из этого выкарабкиваться — по привычке набрал Матвеенко. Их разговор вновь продлился до ночи.       Остаток зимы с весной продлились долго, мучительно долго. Зато следующие учебные года пролетели практически незаметно. Антон закончил вуз с отличием и буквально на кануне выпускного расстался с Ирой. Причина разрыва для большинства осталась неизвестна, так как на все вопросы Антон говорил что-то вроде «поняли, что у нас не сходятся жизненные ценности», хотя самой популярной теорией на этот счет была измена, причем половина ее сторонников склонялась к тему, что изменил Антон, а вторая половина — что изменила Ира. К консенсусу, понятное дело, никто так и не пришел. Дальше началась настоящая серьезная взрослая жизнь с налогами, снятием показания счетчиков, сменой СНИЛСов и всем таким. К счастью, в эту «взрослую жизнь» Антон вошел одновременно с Димой, так что они сразу съехались и первый год вместе приспосабливались к новым правилам выживания в этой жизни. Дальше, если бы Шастуна попросили описать свою жизнь, он бы опустил года три, может даже четыре. Они были полностью посвящены съемкам, работе, Дима съехал и теперь Антон жил один где-то на юго-западе Москвы. В этот период он в первый раз с выпуска пятого курса режиссерского факультета спросил Сережу, как там Арсений. У него не было цели с ним связаться или типа того, просто хотелось убедиться, что у него все хорошо. Дальше в биографии Антона Шастуна начался движок, а именно предложение снять какой-то биографический фильм в Италии. Фильм сняли, съемочная группа отправилась обратно в Россию, а Шаст остался в Неаполе, откуда сразу отправился в Рим. Именно тогда он понял, что значит «влюбиться в страну». Конечно, остаться навсегда в Италии у него не было возможности, но была возможность поработать там еще хотя бы полгода над сериалом, половина которого как раз снималась в Риме. На этих съемках он познакомился с Костей, мигрантом из России и актером второго плана, которому предсказывали большое будущее, но у будущего пока были другие планы. Тем не менее, для Антона Костя сразу стал главным героем кадра, в которым тот находился, с чем не всегда был согласен режиссер, и что очень льстило Константину. А дальше их история шла стандартно: общение, прогулки, даже небольшое путешествие в Ватикан (если путешествие в Ватикан из Рима вообще можно назвать путешествием), первый поцелуй, второй, третий, не прошло и месяца, как они съехались и казалось бы, хэппи-энд, но… но спустя полтора года Антон понял, что Италия — это не то место, где он готов остаться до конца жизни. В отличие от Кости, который к тому времени стал довольно известным в узких кругах и не был готов уезжать из страны. На протяжении месяца молодые люди пытались найти компромисс, даже пойти на отношения на расстоянии, но в итоге приняли решение расстаться. Шастун вернулся в Россию и практически год переживал расставание, но в итоге решил, что этот шаг был даже к лучшему. И снова работа, работа, работа. Очень много работы. А потом случился Питер. Почему Питер? Потому что Москва уже в печенках, а ехать за границу Антон планировал только через год. Причем в Испанию, и причем с перспективой, что если не навсегда, то на несколько лет точно. За эти годы он был несколько раз в Барселоне и понял, что не может просто взять и упустить возможность осесть там. Питер для него должен был стать тем незакрытым гештальтом с университетских годов, которого он упорно избегал в силу некоторых ассоциаций. Но теперь время пришло. Антон снял квартиру около Фантанки: хорошую однушку с видом на реку в доме-колодце — договорился с владелицей, что займет ее примерно на год и окунулся в размеренный (относительно Москвы) ритм петербуржской жизни. Гулял, ходил по музеям, выставкам, участвовал в съемках, в общем, жил спокойно, можно даже сказать, что в свое удовольствие. Только вот было тяжко без друзей, которые остались в Москве. Особенно без Димы, хотя они каждый день созванивались, болтали, но из-за работы Позов никак не мог выбраться в Петербург. Это было особенно грустно, потому что казалось бы, Питер — не Рим, можно даже на машине доехать, но они все равно не могли увидеться. Ну ничего не поделаешь, се ля ви, так сказать. Так что время о времени Антон гулял вечером по городу вдоль баров, магазинчиков, слушал уличных музыкантов, короче, культурно проводил время на сон грядущий. Вот и сейчас - среда, вечер, Шаст ходит туда-сюда по Невскому проспекту и останавливается на мосту, чтобы облокотиться об него и, глядя на реку, слегка перекурить.       Арсений же, доучившись ещё полгода, тут же рванул в Питер. Он словно его манил. Хоть Матвеенко и отговаривал Арса — ничего не поделаешь. Попов обещал, что время от времени будет приезжать в Москву. Так и живёт уже последние десять лет в Питере, выращивая единственное свое чудо — дочку Кьяру. Сложилось так, что прожив в Санкт-Петербурге два года, Арсений попал в Александрийский театр, где занял роль актера, о которой мечтал. Порой вспоминая, что учился на режиссёра, Арсений уходил в «отсрочку» и занимался кинематографом. Это дело, конечно, тоже нравилось Попову, но сцена… Да, это его стихия. Она помогала забываться о рутине. Помогала восстанавливаться и физически, и психологически. Там он и встретил будущую мать своего ребенка — милую девушку с именем Алена. Она была капельдинером, что вежливо улыбалась посетителям, проверяя их билеты и указывала куда им присесть. Вот всё сумбурно и покатилось: мимолётные взгляды, улыбки, затем встречи, более смелые объятия, поцелуи. Арсений забылся окончательно. Жизнь в Питере изменила его досконально. Три года они встречались с Алёной и жили вместе, и платили по счетам, короче говоря, как настоящая женатая пара, только Арс о женитьбе и не задумывался. Всё шло спокойно и тихо, Арсений продолжал блистать на сцене и порой появлялся в объективах камер режиссёров, но в один момент Алена объявила Арсению, как оказалось, радостную для него весть - она беременная. Попов, буквально, до потолка прыгал. Почему? Сам не знал. Тут же сообщил Матвиенычу, тот лишь попросился в крёстные. А сейчас Кьяре уже пять. Девочка, можно сказать, с пелен полюбила балет. А кто против? Ходит в балетную школу.       — Вся в отца! — как говорила Алена, забирая девочку после занятий.       И на том верно, Кьяра — полная копия своего папы, не говоря уже про внешность. Если с дочкой у Попова нежные и теплые отношения, то в отношениях с Алёной постепенно просыпался холод. Та любовь и страсть постепенно ушла, осталось лишь уважение к друг другу за подаренные годы и дочь.       Оставив Кьяру с Алёной, Арсений рванул в театр. Время — без пяти десять (утра), а что режиссёр скажет? По башке надаёт, потому что вечером уже представление. Сегодня в Александрийском «Лолиту» дают. Прибыв, Арсений моментально переоделся в костюм, пробежался по сценарию, который и так от зубов знал. Выбежал на сцену.       — Фуууф… — облегченно выдохнул он.       — Эх, Попов, Попов… — заворчал режиссёр, входя в двери и присаживаясь в крайнее кресло у прохода в первом ряду.       — Марат Олегович, вы ничего не видели! — вновь отшутился Арсений.       — Знаю я тебя, — фыркнул мужчина в темно-коричневом свитере, поправляя громоздкие очки.       Репетиция началась. Арсений играл Гумберта, а его напарница, та самая Женя Иваще́нко — Лолиту. Обстановка на сцене была дружеская. Хорошо, когда режиссер и актёры друг для друга товарищи. Марат Олегович был приятным человеком: никогда не повышал голос, был грамотен, умен, всегда говорил красиво и выразительно, был общителен. Именно поэтому с ним хотелось сотрудничать и общаться.       К закату дня Марат Олегович отдал приказ готовиться к выступлению. Начало в 19:00. Осталось два часа. Не много, не мало. Если новички волнуются пред выступлением, то Попов, уже как ветеран, только услыша аплодисменты — загорался. Словно питался ими. Два часа за гримом и повторением текста прошли как две секунды. Вот он уже за кулисами, ждёт вступления музыки и, конечно же, аплодисментов.       Антон потушил сигарету и выкинул окурок в металлическое мусорное ведро. Мда, скукотища. С момента, как он переехал в Питер, скучные дни он мог по пальцам пересчитать, и это был как раз один из них. Бесцельно проведенный выходной. Шастун свернул с Невского к Аничковому дворцу, прошел дальше и остановился напротив величественного Александрийского театра. Театр… театры Антон любил, так что, глянув на часы, которые показывали без десяти семь вечера, молодой человек направился к кассам. Конечно, там не было ни души, даже все окошечки с билетами закрыты, кроме одного, из которого показывалось красноватое лицо женщины средних лет в рубашке и красном жилете. Антон уверенной походкой подошел к окошку и слегка нагнулся. Будучи ростом с два метра плюс подошла кроссовок, он был вынужден проводить подобную махинацию постоянно.       — Добрый вечер, — громко поздоровался Антон, отвлекая внимание продавщицы билетов от сериала, который играл на ее телефоне.       — Добрый.       — Есть что-нибудь на этот вечер?       Женщина вздохнула и что-то набрала в своем компьютере.       — «Лолита», но вы, к сожалению, уже не успеете.       — А во сколько?       — В девятнадцать.       Антон снова посмотрел на часы.       — Ну если вы успеете мне продать билет в течении минуты, я все же рискую успеть.       Женщина подняла тяжелый взгляд на Шастуна и усмехнулась, после чего снова стала печатать в своем компьютере.       — Пятый ряд, двенадцатое место, две тысячи за один билет.       — Отлично, вы — чудо! — Шаст достал из кармана небольшой черный кошелёк, а оттуда — нужную сумму, а женщина за кассой сразу отдала ему билет.       — Хорошего вечера, молодой человек.       — Вам тоже!       Улыбаясь, Антон вышел на улицу и побежал ко входу, параллельно снимая куртку и поправляя воротник белой водолазки, которую носил очень редко, только на особые случаи, но сегодня, как знал, решил ее надеть. Гардероб, проверка билетов, поиск места, третий звонок. Успел! Успел, но не купил ни программку, не посмотрел, чья это постановка, даже просто не взглянул, кто играет. Ну ничего, классику, особенно Набокова, испортить сложно. Надо будет еще в антракте выйти цветы купить. А то какой поход в театр без цветов? Свет затухает, на сцене показывается первый актер и в зале сразу же начинают звучать аплодисменты.       Только появившись на сцене, Арс включил свои «актерские чары» и постепенно проникся сюжетом и своим героем. В первом действии повествовалось о Гумберте, о его судьбе, о знакомстве с главной героиней, о том, как Шарлотта влюбляется в Гумберта, а затем они женятся. Как госпожа Гумберт находит и прочитывает дневник мужа и полностью его разоблачает. Правдоподобность актёров зашкаливала, по крайней мере, это было слышно по реакциям из зала, как одни шепотом бранились, другие вздыхали в удивлении. Попову не было времени смотреть в зал, но лишь раз его взгляд зацепился за чью-то высокую макушку, что выделялась из толпы других. На этом и закончилось первое действие, свет на сцене постепенного потух, вместо этого загораясь в зрительном зале. Актеров и сцену укрыли кулисы. Пока шёл антракт, декорации на сцене быстро поменяли. Актеры вновь прошлись по сценарию, поправили грим. И вот — они вновь готовы покорять Александрийскую сцену.       Действие началось, Арсений появился на сцене и в этот момент у Антона конкретно отпала челюсть. Во-первых, нихуя себе, Арсений в театре, играет главную роль, причем так классно играет. Во-вторых, нихуя себе, Арсений! Шастун так долго сидел с ошарашенным лицом, что в какой-то момент его даже слегка толкнула рядом сидящая пожилая дама, чтобы спросить, все ли хорошо, а Антон так растерялся, что улыбнулся и, указав на Арса, тихонько сказал «я просто… мы с ним учились вместе». Видеть Попова в роли актера было максимально неожиданно и так же максимально интересно. Антон наблюдал очень внимательно за каждым движением артистов, подавался вперед на кресле в напряженные моменты и в какой-то момент настолько забылся, что искренне удивился смерти матери Лолиты. Но вот начался антракт, все пошли в буфет, в уборные, а Шастун оперативно направился, как и планировал, за цветами. К счастью, небольшой магазинчик с ними предусмотрительно располагался почти вплотную к театру. Там Антон долго выбирал букет и в итоге остановился на красных камелиях. Еще он попросил небольшую белую бумажку и прямо в магазине беглым почерком написал на ней «жду, когда тебя будут показывать на больших экранах!» С первых минут спектакля уже не было сомнений, кому достанутся эти цветы. Антон вернулся с букетом под третий звонок и просидел оставшееся действие уже чуть более спокойно, но не переставая завораживаться и местами удивляться игре актеров.       Антракт в десять минут закончился. На сцене вновь показался Гумберт. Второе действо обещало быть более откровенным. Всё шло ровно по сюжету, пока он не дошёл до близости Лолиты и Гумберта. Конечно, в полную ногу это на сцене не покажешь, но Женя и Арсений, очевидно, старались. Лолита, кинувшись в объятия Гумберта, затянула мужчину в поцелуй. Всё происходило столь бурно и быстро, что девушка, уже сидя за спиной Гумберта, страстно проводила рукой по его телу, а тот изнемогал, пылко поддаваясь ей. В скором времени пиджак мужчины валялся на краю сцены, а на нем осталась лишь расстегнутая рубашка. Выполнив небольшой трюк, Лолита перебралась на бедра Гумберта и, отклонившись назад, громко вздохнула, изображая сладостный стон. Мужчина же поддержал девушку за лопатки, жадно дотрагиваясь до нее. Так и сыграли.       Второе действие закончилось на том, как Лолите исполнилось четырнадцать, когда девочка начала требовать денег от Гумберта за удовлетворение его особых желаний, когда Лолита чувствует, что влюбилась в знаменитого драматурга Куильти. Собственно, кулисы вновь закрыли собой сцену, а актеры направились в гримёрки.       Пьеса закончилась, зал взорвался аплодисментами, а перед сценой выстроилась очередь из тех, кто тоже хотел подарить цветы понравившемуся актеру. Антона, как человека с самыми длинными руками в очереди, пару раз просили передать букеты актрисе, которая играла Шарлотту, и вот наконец он прошел к месту поклона главных героев и с легкой улыбкой передал цветы Попову. Ну что, на этом месте его миссия выполнена, так что он развернулся и, спрятав руки в карманы брюк, направился с толпой к выходу.       Ожидая, пока актеры с ролями второстепенных героев соберут все свои букеты, Арсений же на пару с Женей кланялись сначала на правом концу сцены, затем и на левом. Только потом, как «второстепенные персонажи» скрылись за кулисами, на сцене остались два актера, принимающих цветы. Букет за букетом попадали в руки Арсения, будто он Басков или Киркоров на своём сольнике. Попов особо не всматривался в лица, лишь говорил «спасибо» и остальные синонимичные слова. Но ему пришлось слегка приподнять голову, когда пред ним возвысилась чья-то фигура. Обычно сцена выше и людям трудно дотянуться до артистов, поэтому актерам приходится вставать на самый край, а тут…       — Ш-шастун?.. — шепот Попова услышали лишь стены театра, а Антона уже и не видно было в зрительском зале. Приняв остальные букеты цветов, Арс, рванув в гримёрку, быстро переоделся в повседневную привычную одежду, параллельно обдумывая: был ли это действительно Антон или ему показалось? Уже не оценивая свои поступки мозгом, Попов поддался чувствам, и пока толпа зрителей медленно выходила, Арс проскользнул сквозь черный выход. Направился к главному выходу — Шаста в толпе не разглядел, лишь обернувшись, он заметил тот же высокий силуэт.       — Антон?.. — ни тихо, ни громко, машинально окликнул Попов мужчину. А вдруг это вообще не он? Вдруг этот мсье не расслышал Арсений или вдруг не разглядит его в темноте?              Антон с огромным трудом выстоял всю длиннющую очередь в гардероб, крайне сочувствуя тем, кто ниже него. Его хотя бы зажимают преимущественно в нижней части тела, не перекрывая воздух, а вот всяким полторашкам в этом цунами из людей, наверное, пипец как сложно. Тем не менее, он успешно забрал свою куртку и надел ее уже на свежем воздухе, чуть отойдя от главного входа. Мда, театр, это, конечно, хорошо, но вот выходить из него — к этому надо быть морально готовым. Хотя до дома Антону было идти не так долго, минут двадцать-двадцать пять, в Питере он приобрел привычку заказывать такси, тут комфорт-класс был в раз пять дешевле, чем в Москве эконом. Но перед тем, как поехать домой надо что? Правильно, перекурить. Не отходя далеко от входа, Шастун достал сигарету, зажег ее и достал телефон, чтобы прочитать сообщения, как вдруг через несколько секунд услышал, как кто-то произнес его имя. Сначала он не хотел никак реагировать, потому что Антонов в России тьма тьмущая, и нет никакой гарантии, что окликнули именно его. Но в итоге он все же повернулся, потому что понял, что только что услышанный голос кажется подозрительно знакомым. Действительно, очень хорошо знакомый голос… Увидев Арсения, Антон улыбнулся и помахал ему рукой с телефоном. Стоит подойти, не стоит…? Ай, хрен с ним, молодой человек убрал телефон в карман, вытащил изо рта освободившейся рукой сигарету, направился к Попову.       — Боже мой, до слез знакомый образ! — впервые цитаты из «Покровских ворот» описали ситуацию лучше, чем ее мог описать Антон. Улыбаясь, мужчина поравнялся с Арсением. — Привет, Арс.       — Здравствуй… — слегка улыбнулся Попов, а в глазах его читалось: «Это он?.. Шастун? Тот самый, которого я… Которого я ещё не забыл?». — Ты… Как тут вообще? — растерявшись, Арс вопросительно хлопал глазами. А что вообще говорить? О чем? Как? Десять лет… Арсений и запомнил Антона с больным и расколотым сердцем, а виной всему этому… Арс, Да мало ли как тут Антон. Может уже и перебрался в Питер сто лет назад, а ты и не видел, и не знал. — Может… Пройдемся? Ты никуда не торопишься?       — Нет, не тороплюсь, давай пройдемся. - ну че, такси отменяется. Шаст бросил остаток сиги в мусорку рядом с собой и убрал обе руки в карман, чтобы не замерзнуть, после чего вместе с Арсением неторопясь пошлепал куда-то вперед. — Я замечательно. Работаю, иногда отдыхаю… по театрам вот хожу, — Антон усмехнулся и посмотрел на Попова. — Ты как? Что нового? Как вообще… такая профдеформация случилась? - Антон видел растерянность Арсения, да и самого его такая встреча, мягко говоря, слегка удивила. Он пока не знал, о чем можно поговорить, что спросить, но старался выглядеть максимально непринуждённо, хотя его волнение выдавали периодически бегающие от здания к зданию глаза и активное перебирание какой-то мелочи в карманах.       — Прям такая деформация? Настолько меня потрепало? — неловко усмехнулся Попов, не решаясь взглянуть на Антона. — Да вот… Почти десять лет тут кантуюсь. Забросило меня сюда… Хотел же на актера пойти — пошел на режиссёра. Отснял пару фильмов, снялся в них сам и на этом всё. Там уж постепенно поползли приглашения в другие фильмы, но театр… Я предпочёл его. В основном кручусь тут, бывает и в другие театры выбираемся, и по городам ездим. Ну, с Женькой. Мы часто где с ней играем. Вот и в Лолите… А ты? Как твои деформации, если они есть?       — Так это с тобой была Иващенко? Блин, а я сидел и думал: она, не она? Ты вообще практически не изменился, а вот Женя… Вы, кстати, очень хорошо сыграли. Остальные — так себе, если честно, средненько, а вы прям тащили, очень классно, — пользуясь тем, что Арсений на него не смотрел, Антон со спокойной совестью рассматривал мужчину. Все-таки интересно, как он изменился за последние десять лет, хотя кроме редких морщин и новой стрижки принципиальных отличий Шаст найти пока не мог. — Да, я тоже слегка деформировался. Я до Питера пару-тройку лет жил заграницей, а там и своих операторов хватает, так что пришлось на время переквалифицироваться в переводчика. Прикольный опыт, вот итальянский даже выучил, но сейчас этим почти не занимаюсь, только если друзья попросят или типа того. Вот, как-то так.       — Итальянский? — удивился Попов, кратко взглянув на Шаста, а затем вновь опустил взгляд под ноги. — В Италии что-ли был? Ну ты молоток! Я вот хотел как-то в Париж всё же смотаться, но чёт не решаюсь, — Арсений пожал плечами. — Как там хоть, за границей? Солнце теплее? — вновь усмехнулся Арс, уже наконец-таки поднимая голову. Но он не сразу взглянул на Антона: Арса что-то отталкивало, словно у магнита одинаковые полюса. Попов и не стал себе перечить — глядел во все четыре стороны, остерегаясь, дабы не натолкнуться взглядом на Шаста.       Антон усмехнулся и с улыбкой на лице задумался над вопросом про заграницу.       — Ну… там определенно теплее, чем здесь. Особенно зимой. И безумно, просто безумно красиво. В Париже, кстати, тоже очень классно! Я там, правда, не был, но был один мой близкий человек, и он рассказывал, кто там просто незабываемо. Так что решайся, однозначно! — Шастун бы еще с огромным энтузиазмом рассказал про Рим, Ватикан, про то, как бы Арсу не понравился Неаполь, потому что там везде пахнет рыбой, но это был бы слишком долгий рассказ. — А почему именно в Париж?       — Ну… Взгляд на него ещё давно пал. По крайней мере, потому что я ещё как-то да болтаю по-французски: смогу как-то там объясниться. Да и посетить наипопулярнейшие места в мире: Эйфелева башня, Триумфальная арка, Лувр, Нотр-Дам-де-Пари и так далее, отведать французские вина, сыр, может быть и улитки, — усмехнулся Попов, разводя руками. — Надо как-то смотаться, надо… Хочу недельку побыть в самом Париже, а потом покататься по окрестностям страны: Ницца, Анси. А вообще, недавно думал об Праге. Возможно, туда скоро с труппой поедем. «Вакханки» в Сословном театре.       — Блин, Прага… Тоже очень хочу туда как-нибудь скататься. Представляю: лето, поздний вечер, фонари горят, узкая улочка, никого нет… ммм, звучит, как мечта, — Антон довольно заулыбался после своих слов, будто действительно шел сейчас по такой улочке, но эти мечты сразу же обломала какая-то громко просигналившая на перекрестке машина. — В Испании еще классно, особенно в Барселоне. Там все так медленно, никто никуда не торопится, все такие приветливые, спокойные. Будь я девушкой, Барселона — это бы бы единственный город, где я смог бы вообще без страха выйти ночью на улицу или зайти вечером в лифт с мужиком, настолько там все спокойно. И еда вкусная. В общем, да, активно пропагандирую съездить еще и в Испанию.       — А ты весь мир успел облететь? — вновь ухмыльнулся Арсений. — Про Испанию много не знаю, даже про Италию побольше будет. Да тут уж… Я вообще домосед. Для меня, вон, до Сереги слетать в Москву — уже за глаза. Помню, что обещал ему прилетать, вот и летаю. Иногда он ко мне, но это редкость. На рождение Кьяры приезжал, потом на её трехлетие, — через секунду, обработав то, что сказал, в голове, поджал уста. Мол, это секрет был, хотя Арс просто не хотел упоминать о дочке.       Антон на пару секунд затупил после упоминания некой Кьяры, особенно увидев реакцию Арса и поняв, что он, кажется, вообще не хотел говорить об этой девочке.       — Кьяра — это… твоя дочка? — молодой человек слегка прифигел, хотя казалось бы, чего тут удивительного? Часики тикают, Арсению ужа за тридцатник, конечно у него есть семья, дети, ипотека и все вот это вот, но все равно было… очень неожиданно. Но, чтобы не смущать мужчину, Шаст улыбнулся и снова взглянул на него. — Круто. Она, наверное, очень красивая. И как тебе семейная жизнь? Тяжело, наверное, совмещать ее с театром.       Попов слегка замялся, замедляя шаг.       — Знаешь, с рождением Кьяры поменялось всё. А так… Ну, конечно, поначалу тяжело, потому что перед тобой ребенок, с которым ты не знаешь, что делать. Тогда к нам мои родители прилетели и отец Алёны. Ну… Ты понял чей. Они нам помогали первое время, а потом всё само пошло-поехало. Сейчас же кручусь-верчусь. Порой, бывает, Кьяра то у меня остаётся, то я остаюсь у Алёны — ночую там. Мы же не узаконили, так скажем, отношения. А они сейчас, по сравнению с пятью-шестью годами тому назад, поменялись кардинально. Вот и мотаемся, так и живём. Чаще, конечно, Кьяра бывает с Алёной, так как я кантуюсь в театре… — Попов с лёгкой горечью выдохнул, закончив свой рассказ. Постепенно подняв глаза, слегка повернув голову в сторону Антона, Арс взглянул на него, ожидая реакции. А в мыслях: «Ну и на кой чёрт я вообще всё это рассказал? Как отреагирует? Что скажет? Осудит ли, что я вот так вот… Живу?»       Антон смотрел на Арсения с небольшой тоской в глаза. Как это так… только время от времени видеть своего маленького ребенка — это звучит, как что-то очень грустное. Хотя многих мужчин устраивает такой образ жизни, но по Арсению было видно, что он к ним не относится.       — Мне, наверное, не надо было поднимать эту тему, извини… Но если хочешь поговорить об этом, я выслушаю, конечно, вообще без проблем. Или можем поменять тему, как ты хочешь.       — Да ладно, — отмахнулся Попов. — Я сам это дело заварил. Ты мне лучше скажи: на долго в Питере? Может быть тебя и тут пристроить куда-нибудь можно. О! — может быть, Арсений сам и поменялся за эти лета, но одна привычка, по крайней мере, у него сохранилась: он вновь возвысил указательный палец ввысь, зацикливая внимание на сказанном. — Я поспрашиваю: может в Праге что-нибудь найдётся. У нас Марат Олегович любитель Чехии, соответственно, неоднократно там был. Ну, наш режиссёр и худрук, — слегка неловко улыбнулся Арсений, уже более смелее поглядывая на Антона:       «Всё тот же… Только слегка кудрявей стал» — Попов улыбнулся своим мыслям, вновь бросая взгляд под ноги.       — Блииин, Арс, это очень любезно! — Антон аж засиял. Ему было безумно приятно, что Арсений предложил свою помощь, хотя никаких сильных проблем с поиском работы у него, к счастью, пока не было. Но все равно, перспектива продвинуться куда-то в Прагу ну или хотя бы просто полгодика стабильно поработать в Питере его не могла не радовать. — А то я сейчас снимаю документалку в Юсуповском дворце, а после нее у меня остались какие-то неинтересные предложения, так что буду очень благодарен, если ты поможешь найти что-нибудь нормальное. Прям все что угодно для тебя сделаю, только помоги мне избавиться от скорой обязанности снимать «авторский» романтический сериал, который больше похож на многочасовую прелюдию к какому-нибудь некачественному хоум-видео.       Попов не смог не улыбнулся и не сдержать смешка.       — Да тебе, наверное, лучше к Женьке обратиться. Она чаще снимается в каком-нибудь кино или сериалах. Может по связям пробьёт тебя, — всё так же улыбался Арс. — А, нет! Слууушай! Если в Чехию хочешь, то сразу к Марату Олеговичу! Точно! Давай я тебе дам его телефон: позвони, если что. Я уверен, что он найдёт тебе работку, в Праге — сто процентов! Чехия для него — второй дом. У него мать, кстати, чешка, — Арсений, достав телефон, зашёл в телефонную книгу, найти телефон худрука не составило и труда — он был одним из последних вызываемых.       Антон с офигевшими от радости глазами достал свой телефон и быстро переписал в него номер Марата Олеговича.       — Обалдеть, наша встреча становится все приятнее и приятнее, — Шастун усмехнулся, и уже хотел убрать телефон в карман, но притормозил, пару раз тыкнул по экрану и показал Арсению какой-то номер. — Я за это время пару раз менял номер, это — мой крайний. Можешь переписать себе, если хочешь, вдруг моя помощь понадобится или просто захочешь увидеться. Или написать. В общем, не знаю, что тебе может захотеться, но вот, да, можешь записать.       — А… Да-да, — слегка потупил Попов, сначала не понимая, что ему делать, потом сориентировался. Записал. — Сейчас тебе дозвон тогда сделаю, чтоб и мой у тебя остался.       Всё. Наконец таки обменялись номерами, записали друг друга в телефонной книжке. Арсений, казалось, даже засветится от какого-то супер приятного чувства, которого он толком описать не мог.       — Так-с… Ну, продолжим, так сказать, прогулку или тебе куда-то нужно? Просто я свободен: Кьяра сегодня с Алёной. Ты как?       — Давай ещё прогуляемся? Вообще не хочу идти домой, — Антон убрал телефон в карман и, улыбнувшись, огляделся, куда можно пойти дальше. Вариантов было уйма: налево, направо, прямо, по диагонали — но Шастун решил пока продолжить идти по Невскому мимо «Кабинета Его Императорского Величества» к мосту через Фонтанку. — Ты куда хочешь: просто погулять или присесть куда-нибудь? Кстати, ты ужинал сегодня?       — Зря ты напомнил… — вздохнул Попов, неловко улыбаясь и вновь опуская глаза. — Вообще, с утра кофейку перехватил и в театр до выступления. Я, в целом, ещё бы прошёлся, но вот ты мне напомнил про ужин… Теперь есть захотелось! В кафешку какую-нибудь заглянем?       — Ну как я могу повести тебя в «какую-нибудь» кафешку? Только в самую лучшую!       Арс, слегка приподняв брови, удивляясь фразе «повести тебя», поплёлся за Антоном. Антон уверенной походкой продолжил свой путь вперед и перед пешеходным переходом повернул направо, где стазу же уперся в дверь небольшого итальянского ресторана. Зал был длинный, с не менее длинной барной стойкой и свисающими с потолка люстрами. Вечером здесь было не так много людей, как днем, так что бо́льшая часть столиков у окон и в центре зала были свободны, гости в основном занимали длинный общий стол в барной части. Шастун провел мужчину к двухместному столу сбоку от небольшого окна, и, как только они опустились, к ним уже подошел невысокий мужчина средних лет с меню.       — Buonasera, господа, желаете что-нибудь заказать или мне подойти позже? — поинтересовался официант, после чего Антон сразу попросил чай и посмотрел на Попова, ожидая его ответа.       Собственно, Попов этого просто не ожидал или же не привык посещать столь дорогие и изысканные места. Всё же рутина типичного петербуржца его забрала: всё, нет того эстетичного Арсения Попова! Есть только тот, что потрепало театром.       — Серьезно? Только чай? — вновь удивился Попов. Кося на Шаста, выглянул он из-за меню. Тоже заказал чай и, дабы не показаться каким-то обжорой, заказал ещё и небольшой десерт. В принципе то, желудок Арса никогда не просил больших порций, поэтому и тут обошёлся. — Вообще не привык ходить по ресторанам… Вот, дома да и хватит, — пожал плечами Арсений, продолжая изучать интерьер сие заведения.       Антон пару раз понимающе кивнул после слов Арсения на счёт ресторанов, облокотившись рукой о щеку и глядя в сторону небольшой картины на другой части зала.       — Я тоже раньше очень редко ходил по ресторанам, только по праздникам или если кто-то позовет. А потом начался период, когда стало очень много работы, плюс я жил с человеком, который работал даже побольше, и в какой-то момент мы поняли, что у нас обоих не остается сил на то, чтобы готовить несколько раз в день. Вот так мы стали регулярно завтракать где-то вне дома, потом ужинать в какой-нибудь кафешке, а потом, со временем, рестораны перестали быть роскошью, ну если не считать действительно очень дорогих заведений. Теперь вот стараюсь сохранить традицию хотя бы раз в неделю куда-то выбираться, — Антон пожал плечами и перевел взгляд с картины на Арсения. — А ты, получается, домосед. Тоже круто, значит ты скорее всего очень спокойный. Ну или у тебя агорафобия, — Шаст усмехнулся, но тут же сделал немного испуганное лицо и уточнил. — У тебя же нет агорафобии? А то вдруг я пошутил, а ты…        — Да ну тебя! — отмахнулся Арс, усмехаясь. — Как бы я тогда в театре работал? Помню, первый раз когда играл, вот да, там была агорафобии, — усмехнулся Попов, опуская взгляд, — а потом, на второй раз, ничего так, более менее бодрячком. Да это Женька меня туда затянула. У неё вроде дядька там в администрации работает, вот и приволокло. В принципе, я могу смело сказать, что это то, о чем я мечтал, — и наконец-таки Арсений улыбнулся, но слегка. Подняв взгляд на Шаста, внимание Арса переключилось на официанта, что принес заказ.       — Спасибо, — скромно обронил Попов. — Вообще отвык… Слушай! Я всё же сам научился готовить!       — Да ладно! — Антон с удивлением и, одновременно, улыбкой посмотрел на Арсения. — Нифига себе ты… Ну вообще классно: актер, режиссер, еще и готовить умеет. Прям умница-красавица-комсомолка, — Шастун усмехнулся и налил себе в чашку немного чая. — И я рад, что ты занимаешься тем, о чем мечтал, это очень круто. Вообще я рад, что у тебя вроде все неплохо сложилось, ты молодец. Надеюсь, я, пока это говорил, ничего не сглазил, а то неловко получится…       Арсу ничего не оставалось, кроме как усмехнуться.Подняв глаза со своего десертика, Арсений смелее взглянул на Антона.       «Это правда? Этот тот самый Шастун? Десять лет — ни слуху, ни духу, а сейчас он сидит напротив меня, поплёвывая, чтобы не сглазить…» — всё же привычка Арсения глубоко заседать в своих мыслях никуда не подевалась, лишь наоборот — прогрессировала с годами. Нескромно заглядевшись в глаза Антона, Попов, казалось, отматывал пленку назад, предполагая варианты исходов событий. Ну, действительно, если бы Сережа тогда не сказал, это бы всё равно как-нибудь да вскрылось.       «А, может быть, и нет» — мысленно спорил Арс сам с собой.       Десять лет, Арсений, десять! А ты всё забыть не можешь. Казалось бы, вроде взрослый уже мужик, а ноешь по былому не хуже пятнадцатилетнего пацана. Прими прошлое, возьми свою судьбу в руки, а не плыви по течению. Вся жизнь у тебя и есть такая: театр — случайно, отношения с Алёной — случайно, будем честны, ребенок — тоже! И сейчас, встреча с Антоном — случайность. Да, Сережа действительно прав — живёшь, как дед, несмотря, что тебе всего тридцать три. Мотаешься юлой меж недосемьёй и работой. Живёшь, как не пойми кто. Никого у тебя толком не осталось, только Кьяра твоя последняя надежда. Отношения с Алёной давно уже не те. Любой ваш диалог состоит из:       "— Во сколько Кьяру забрать?       — Заедь за ней в шесть.       — Послезавтра возьму её с собой."       И от таких сообщений больно, да, Арс? Когда видишь дочь по расписанию. В этом мире ты живёшь на пару со своими «глубокими» недодепрессивными мыслями. Бывает, конечно, с Матвиенко созваниваешься, но редко, когда вы видитесь с ним лично. Та же песня и с родителями: лишь гастроли, что были полгода назад заставили вас встретиться. А сам… Эх, Арсений, Арсений…       Заметив, что Арсений о чем-то задумался, Антон не стал его прерывать, а воспользовался возможностью просто посидеть в тишине, так же глядя на Попова. Вообще как будто не изменился за все эти годы… А потом Антон присмотрелся внимательнее и отчетливо увидел синяки под глазами, морщинки, которые скорее всего появились из-за постоянной активной работы мимики на сцене, опущенные уголки глаз, из-за которых, даже когда Арс улыбался, его глаза казались немного печальными. Нет, он все-таки очень сильно изменился, просто это не сразу бросалось в глаза. Он был очень уставшим. Оно и понятно: работа в театре, постоянные репетиции, дочь, сложные отношения с дамой сердца — это все кого угодно заставит устать. Глубоко внутри Антон бы очень хотел помочь Арсению, поговорить с ним или просто выслушать, не важно, но понимал, что сейчас, скорее всего, является последним человеком, с которым Попов бы хотел болтать по душам. Все-таки десять лет назад они разбили друг другу сердце, и если Антон уже более-менее смирился, то, что по этому поводу чувствует Арсений, он не знал. Так что Шаст лишь вздохнул от осознания своей ничтожности по отношению к ситуации, в которой сейчас находится. Когда пауза затянулась, Антон подумал-подумал и решил задать вопрос, который не давал ему спать как минимум половину времени, которого они с Арсом не общались.       — Арс, можешь сказать честно, ты злишься на меня? — неуверенно поговорил молодой человек, сразу как будто подалев, что спросил это, но… а вдруг они больше никогда не увидятся и это — последний шанс. — Ну, за то, что я тогда предложил разойтись. Извини, что спрашиваю это, просто… мне важно знать, что ты… ну, чувствуешь.       Плёнка в голове резко оборвалась, а перед глазами вновь показалось четкое изображение Антона. Арс проморгался, дабы очнуться и удостовериться — не послышалось ли?       — Шаст… — растерялся Арсений, хотя стоило бы обсудить эту тему и более менее развесить свои мысли, — на тебя то за что? По сути, ты тогда правильно поступил. — Попов на пару секунд отвёл взгляд и вновь трусливо взглянул на Шаста к началу свой речи. — А вот злость я чувствую на себя… Ну, даже не злость, а больше отчаяние что-ли, уныние какое-то, что так тупо, по-идиотски, поступил. Вот что тогда думал? Чего от этого хотел? — Арс пожал плечами. Аппетит пропал, он отпрянул от еды, облакатившись на спинку диванчика. — Знаешь, обдумывая все это на протяжении десяти лет, я пришел к единственному выводу: я тогда не знал, что, оказывается, у людей есть чувства, такие же, как и у меня… Я вел себя эгоистично, соответственно, не думая о других, а сейчас плачу́ за это. Не хочу показаться каким-то пессимистом в сером и депрессивном мире, но… Мне кажется, так и есть. Я понимаю, что от этого нужно бежать. И вот, «бегу», — пальцами он изобразил кавычки, — только уже не помню от чего. Помню, что бежать надо, а куда… Бог его знает. Мне тридцать с копейками лет, а я… А я живу с закрытыми глазами — всё на ощупь, поэтому, дабы не споткнуться обо что-то вновь, сижу на месте. Вот только знаю единственный путь, от дома до театра и обратно, и все. Да и то… Театр — и есть дом. Бывает, там ночую… — Арсений безэмоционально усмехнулся, а уголки его губ, казалось, постепенно поползли вниз. — Поэтому, злюсь я совсем не на тебя.       Антон слушал так внимательно, как никогда в своей жизни, и с каждым следующим словом Арсения все больше и больше то ли напрягался, то ли грустнел. Под конец рассуждения Шаст тоже откинулся к спинке дивана и смотрел куда-то сквозь Попова, будто глубоко задумался, однако скоро «вернулся обратно в мир» и первым делом глубоко вздохнул.       — Знаешь, я ведь довольно быстро тогда отошел от всего этого. Ну может пару месяцев пообижался, а потом отошел, но ни разу не думал о том, чтобы подойти к тебе и сказать «все, Арс, я остыл, все окей, извини, давай попробуем сначала». Потому что вообще не мог понять, как такой классный, хороший, интересный человек может на полном серьезе говорить, что я ему нравлюсь. Я же такой какой-то… несуразный, не яркий, а тут передо мной оправдываться Аполлон в рваных джинсах, да еще и в любви признается, ну не может же быть такого, тут явно, сто процентов какой-то подвох, может ему для спора нужно продержаться со мной еще какое-то время или типа того… Не знаю, связано это с самооценкой или предыдущими отношениями, это уже не важно, главное — я ужасно боялся, что ты меня в итоге бросишь. Ты же мне тогда действительно очень нравился. И вот я настолько не хотел опять переживать все это унижение, горе, самокопание, что просто… нашел подходящий момент сделать это первым. И тоже не подумал о твоих чувствах, — Антон опустил глаза, будто отчитывался перед мамой за очередную двойку, и положил вспотевшие ладошки на колени. — Мне стыдно, что я тогда так поступил, мне не стоило рубить с плеча. Но что было — то было, прошлое не вернуть, так что здесь, в настоящем, я бы хотел извиниться, что из-за своих тараканов заставил тебя чувствовать то, что ты чувствовал. Это было очень эгоистично. И я хотел бы надеяться, что в будущем мы не будем держать зла ни на себя, ни друг на друга. Как думаешь, у нас это получится? — с ноткой надежды в голосе спросил Шастун и снова поднял глаза на Попова.       — На друг друга… На тебя давно уже ничего не держу. Вот на себя — всегда сложней. Тут уже надежда на время, — Арсений, вздохнув, тяжело взглянул на Антона. — Но… Я буду только рад, если мы, так скажем, закопаем этот топор войны. Всё легче будет. Поэтому, возможно, это и получится, — под конец Попов попытался выдавить счастливую, добру улыбку. — Десять лет как никак. За это время и мир возможно перевернуть, как окружающий, так и внутренний, — Арс вновь усмехнулся. — В связи с этим мне хотелось бы ещё раз с Вами познакомиться, возможно, узнать вас получше. Конечно же, с вашего позволения. А, может быть, раз случай подвернулся, пройдемся по улицам сие аристократичного города? Хотя-бы до Казанского собора. Знаете, это одно из волшебных мест для души моей!       Антон слегка улыбнулся, а глаза его сделались уже не такими печальными, как были пару минут назад. Его как будто освободили от ужасного проклятия, и теперь он сможет жить полноценно, с кристально чистой совестью.       — Я был бы очень рад снова с Вами познакомиться, — Шастун усмехнулся и протянул Арсению руку для рукопожатия, будто действительно только-только познакомился с ним, хотя технически так и было. Человек вполне может измениться и за месяц, что уж говорить про несколько лет, так что мужчина понимал, что сейчас перед ним действительно сидит абсолютно другой, практически незнакомый человек. — И Ваше предложение совершить променад я полностью, всецело поддерживаю.       — Ну, значит… — Арсений улыбнулся самой… самой яркой и искренней улыбкой, пожимая руку Шастуну, — идём гулять?       Арс, вынув из портмоне пару купюр, дескать, расплатился, оставив из-под чашкой чая.       — Тогда прошу Вас к выходу! — засветился Попов, выходя из-за столика. — Ой, знаете, люблю вечерний Питер, тем более — ночной. Это чудесно. А, кстати! Вы меня заставили вспомнить винный бар с террасой на крыше. «Небо и вино». Я там был лишь однажды, но это место меня достаточно впечатлило, чтобы его сейчас вспомнить. А знаете какого там на закате, м? Нет? Я, вот, тоже… — даже слегка опечалено усмехнулся Арс. — Ну-с, куда: налево, направо, прямо?       — Ну, раз до Казанского собора, тогдаааа… налево. Шагов триста, для начала, — Антон широко заулыбался, повернулся налево и широкими шагами направился в указанную им же сторону. — Ты только не отставай! Кстати, я в первый раз слышу про «Небо и вино», но мне туда надо. Я ни в коем случае не настаиваю, а настоятельно предлагаю освободить вечерок и вместе пойти посмотреть оттуда на закат. Блин, представляю, что чувствуют люди, которые приезжают летом в Питер, находят этот ресторан, решают посмотреть с него на ночной город, а тут ОП! Белые ночи, чтоб они были неладны. Серьезно, как вы с ними спите? Я, когда приехал, первую неделю спал в ванной, потому что это единственное место, куда не светит это гребаное солнце. Я даже после самый жестких пьянок нигде не путал два часа дня и два часа ночи, но здесь я напоролся на это раза три, не меньше. Это ужас какой-то!       — Белые ночи тоже в своем роде… специфично выглядит. Зачастую я либо закрываю все шторы-занавески дома или же просто-напросто не сплю, — Попов пожал плечами. — Заучиваю тексты или перечитываю что-нибудь. Короче, нахожу чем себя занять. А вот приезжих людей, желающих взглянуть на ночной Питер, действительно, жалко. Хотя, я бы не печалился на их месте. Сидишь такой: на часах половина третьего, а на небе солнце светит, — вновь размышлял Арсений, ускоряя шаг, дабы догнать Шастуна. — Слушай, как с тобой гулять можно? Летишь вперёд паровоза…       — Чего, быстро слишком? — Антон остановился и, дождавшись, когда Арсений с ним поравняется, взялся тремя пальцами за кончик рукава его куртки, чтобы мужчина мог регулировать скорость их прогулки. — Сорянушки, я не привык с кем-то гулять, так что не рассчитываю свою скорость. Ты иди, как тебе удобно, я тут пришвартовался, так что больше бежать не буду. Кстати, по поводу «сидишь в три часа ночи, а на небе солнце», вот для туристов — это круто. Можно ночью гулять спокойно, на достопримечательности глядеть, романтика, но… не знаю, не мое это. Хотя тут на вкус и цвет, действительно, кому-то нравится.       У Попова почему-то глаза чуть не выпали, когда Шаст дотронулся до его рукава. Для ~регуляции скорости~ же.       Остаток пути до Казанского собора прошли в разговорах о том, о сём. Придя, Попов облегченно выдохнул, кладя руку на грудь.       — Обожаю это место… Хоть оно и замыленное и народу, порой, много, но ночью… Это волшебно. Знаешь, это своеобразное место силы. Редко вообще в город выбираюсь. Как будто программка в голове, как в навигаторе: дом — театр, дом — театр. Как в танке. А тут… Хоть посмотреть да воздухом подышать, — зябко поежившись, Арс скрестил руки на груди, проходя сквозь колонны собора. — Обожаю места, где нет людей: дышится легче, думается свободней.       — Так ты у нас еще и интроверт? — вопрос был риторическим. Антон усмехнулся, идя чуть сзади от Арсения и разглядывая каждую колонну, будто для него они принципиально отличались друг от друга. — А в университете ты был душой любой тусовки. Если че, я никогда не думал, что тебе не нравятся всякие… светские мероприятия. Ну теперь, если я вдруг резко захочу куда-то тебя повести, буду стараться, чтобы там было мало людей, — мужчина улыбнулся и перевел взгляд с колонн на Попова. Он был прав, ночной безлюдный город и правда напоминал что-то волшебное. Казалось, что из всего города осталось только два человека: Антон и Арсений. И велосипедист, который только что проехал мимо них. — Или приведу тебя в «Ресторан в темноте». Там ты просто не увидишь других людей.       — Ну нет! Или даже… Короче, мне просто легче, когда людей меньше. Не то, чтобы я интроверт, говорю же: в толпе народа дышится тяжелей, — Арсений неловко улыбнулся, кидая взгляд себе под ноги. — А разве есть шанс на то, что ты меня ещё куда-то проведешь? По ресторанам каким-то… — мужчина продолжал мямлить себе под нос. — Хотя да. Надо как-то потихоньку выбираться из этого «буднего танка». Сложно, но надо, — Попов, честно сказать, даже и не знал о чем говорить с Антоном. Как-то… Непривычно.       Облокотившись спиной на одну из колонн, Арсений, приподняв голову, взглянул на небо. Звезды только-только просыпались, прорисовываясь на майском небе, но прохладный ветер напомнил о себе, ласково дотрагиваясь до кожи лица. Именно сейчас такие мелочи ощущались чётче, нежели в будние дни. Казалось, что тонкий силуэт серпа луны освещает улицу и собор в разы лучше, чем рядом стоящие фонари. Весь этот пейзаж, действительно, заставлял поверить, что в городе или даже в мире остались они двое. Они вдвоем и ещё что-то третье. Что-то то ли лишнее, то ли такое родное, как казалось Арсению.       — Ну, все возможно, — Антон остановился около Арсения и, пока тот романтично глядел на небо, присел на ступеньку собора. — Я могу ошибаться, но ты выглядишь как человек, который не сильно доволен своим образом жизни. А, так как ты мне не последний человек в этом мире, этот факт меня немного расстраивает. Ни то что бы у меня был синдром спасателя, но я был бы рад помочь тебя время от времени куда-то выбираться. Тем более, я сейчас нахожусь в активной фазе изучения нового города, так что ты тоже мог бы мне что-то рассказывать, показывать, всё-таки уже давно тут живешь. Короче, двойная польза, — Шастун облокотился руками сзади себя и, слегка прищурившись от фонаря напротив, посмотрел на Арсения. — Но я это, не настаиваю. Если тебе некомфортно или типа того, просто скажи «Шастун, иди в жопу» и Шастун, собственно, спорить не будет.       — Не, не, не, — усмехнулся Арсений, присаживаясь рядом с Антоном. — Мне кажется, Шастун не заслужил, чтобы идти в жопу. А вообще… Спасибо, что как-то пытаешься меня развеять. Тебе ж, получается, не все равно — это ценно. Я бы сказал, что это дорого стоит в наше время, — бубнил Арсений, поглядывая то на Антона, то в пол, то по сторонам. — Если уж активная фаза, то какой-нибудь выходной я могу отдать под, дескать, экскурсию по городу. Только, если тебе не принципиально, что со мной ребенок будет. Просто по выходным я стараюсь находиться с Кьярой.       — Да, конечно, как тебе удобно. Я люблю детей, они прикольные. Особенно всякие трехлетки, которые бегают куда-то туда-сюда, постоянно что-то спрашивают, интересуются всем. Такие интересные, — Антон заулыбался, представляя такого классическое маленькое существо, которое можно увидеть около детского сада или площадки. Такое веселенькое, смешное. Иногда Шастун подумывал о том, чтобы вообще самому взять ребенка из детского дома или дома малютки, но понимал, что в родной стране если кто-то узнает, что гей усыновил ребенка, его либо сразу заберут обратно, либо просто не дадут жить спокойно. Особенно в школе. Так что пришлось смириться, что весь свой жизненный опыт и любовь он сможет отдать максимум домашнему животному. — Да и, думаю, ребенку тоже будет полезно погулять по городу. Узнает что-то новое или хотя бы просто активно проведет время.       — Но дети же разные бывают. Не обязательно трехлетки, бегающие туда-сюда, — Арсений усмехнулся, припоминая свою дочь пару лет назад. — А вообще, Кьяра, как раз таки, такой и была. Вечно тыкнет во что-то пальцем и уставится, что-то бубня: говорить же толком не может. Сейчас так же, только уже со словами «А что это?», «А зачем это?», «А почему это?». Забавно это со стороны. Потешная такая… — мужчина вздохнул, умиляясь и уставляясь на Шастуна. — Я, в общем, стараюсь ее как-то к культуре приспосабливать. Ну, в плане, когда могу, то по городу её таскаю, всё показываю, рассказываю. Поэтому, скорее всего, в субботу жди меня с этим мышонком. Тебе же удобно в субботу? Просто… Воскресенья я как-то недолюбливаю.       — Да, давай, мне тоже в воскресенье немного неудобно, я буду весь день спать, — Антон довольно заулыбался, представляя, как будет нежиться в кроватке в воскресенье с утра до вечера под любимый сериальчик или с любимой книжечкой. Кайф. Кайф, до которого нужно дотерпеть еще несколько рабочих дней. — Ты молодец. Ну, что приучаешь ребенка к культуре. И вообще, что проводишь с ней время. Уверен, ты — очень хороший папа. Кстати, а что тебе воскресенья сделали, что ты их недолюбливаешь?       Слова «ты — очень хороший папа», словно в чеке врезались, тепло запечатляясь в нём. Всё же, это просто приятно.       — Ну, во-первых, я зачастую воскресенья посвящаю заучиванию текстов и изучению героев, короче говоря, воскресенье — для меня начало недели. А так как это начало недели, это уже во-вторых, то оно уже изначально не такое уж и приятное. А в-третьих… Помяни события десятилетней давности тринадцатого ноября, — Попов вновь поежился, отводя взгляд. — Ну, тогда бы мне следовало составить маршрут на субботу. Итак, есть ли у Вас какие-то пожелания? Где Вы не были? — Попов вновь попробовал улыбнуться. — Как бы вы хотели передвигаться: пешком, общественный транспорт или свой, если тот, конечно же имеется?       Антон заострил своем внимание на фразе про события десятилетней давности тринадцатого ноября. Неужели спустя столько времени для Арсения из-за этого инцидента все воскресенья стали нелюбимыми днями недели? Шастун почувствовал себя виноватым, хотя понимал, что верить себя не за что. Ну вот Попов так остро отреагировал на их размолвку, что поделать, у всех разное восприятие подобных ситуаций. Ну ладно, они так хорошо сейчас болтают, зачем снова поднимать неприятные темы? Так что Антон сделал вид, что не услышал последний пункт, хотя пометочку по этому поводу себе сделал.       — Мне нравится гулять пешком. Это экономно и полезно. Мне вообще все врачи говорят, чтобы я старался ходить по 10 тысяч шагов в день, но я постоянно забываю об этом. Либо вспоминаю, когда только пришел с работы и лег в кроватку, это вообще лучший момент, чтобы вспомнить все несделанные дела. А по поводу пожеланий… ну, по всяким культурным местам я уже находился, мне бы что-то такое локальное глянуть. Вообще было бы неплохо пройтись по барам, но это точно не с ребенком. Так что покажи мне просто всякие классные места на твой вкус, я ему вполне доверяю.       — Угум, понял, — кивнул Арс, уже мысленно прикидывая карту маршрута на субботу. — Ну, я подумаю, куда вас можно сводить. Ты вот упомянул, что врачи тебе сказали ходить по 10 тысяч шагов. Что-то с тобой приключилось? — подняв взгляд на мужчину, Попов вновь оглянул его, но не как-то смело, а так… Аккуратно, будто боясь спугнуть. — Кстати, зря ты раньше не носил белые водолазки. Они тебе идут, — Арсений слегка улыбнулся, переводя взгляд в глаза Шастуна. Ах, эти глаза… Такие, казалось, родные, но в то же время такие чужие.       — Правда идут? — Антон аж засиял от счастья, услышав комплимент. Когда ему в последний раз их говорили, он уже вспомнить не мог, так что даже не сразу сообразил, что по правилам этикета надо кинуть Арсению ответочку. — А ты… А ты все такой же красавец, возраст тебе очень к лицу, — Шастун посмотрел на Арса и улыбнулся ему. Действительно, как был объективным эталоном мужской красоты, так и остался, ну как он это делает? — Да нет, со мной ничего не приключалось. Просто раньше у меня жутко болели ноги после работы, я пошел ко врачу, чтобы убедиться, что это не артрит, а он мне сказал: «ну конечно у вас болят ноги, они же совсем не подготовлены к стоячей работе. Вот либо идите в спортзал развивать их, либо приучайтесь каждый день ходить по 10-15 тысяч шагов». Ну вот я и взял в привычку долго гулять. Ноги, кстати, реально болеть перестали. И теперь, когда рассказываю об этом врачам, они говорят мол «все правильно, так и ходите». Вот и хожу.       — Ой, Господи. Скажешь тоже… — смутился Попов, слегка отворачиваясь. — А вот со здоровьем — правильно, что по врачам пошёл, а то бывают такие… Упёртые, которых за руку к врачам веди. У меня, вот, мать такая. К врачам ни шагу! «Само пройдет, сама все вылечу!» — ее девиз, на нем только и стоит. А вообще… Я даже с родителями как-то… Ну, только по видео связи. Надо как-то потихоньку выбираться из всего этого, — Арс аж поморщился.       На последнюю фразу Антон покивал и опустил взгляд в пол. Он и сам уже давно не виделся с родителями, которые сейчас перебрались обратно в Воронеж. Вообще последние года три, после возвращения Антона в Россию, их отношения дали трещину, потому что, во-первых, «ну мы же говорили, что зря ты время тратил в этой загранице, все равно ничего бы не сложилось», во-вторых, «ну спасибо за поддержку, родители, именно этих слов мне сейчас, блин, не хватало, вы как всегда сама эмпатия». По итогу после долгих ссор и разногласий Шастуны пришли к соглашению больше не поднимать тему карьеры сына, и оказалось… что им в общем-то и не о чем разговаривать. Так и получилось, что теперь их общение кочует от чьего-нибудь дня рождения до нового года.       — А у меня родители ко врачам нормально относятся, но вот моего бывшего сожителя выгнать даже просто на диспансеризацию — это было чем-то невозможным. Ну он не упертый был, просто врачей боялся. Вот там тоже постоянно было «ой да лааадно, ну 39 — это еще даже не температура». До сих пор в голове не укладывается: я уже после 38.2 умирать начинаю, а некоторые могут до 42 держаться, лишь бы ко врачу не ходить… А у тебя родители, кстати, далеко живут? Ты же вроде из… Омска, да? Я помню, что-то на востоке и что-то на «О», но могу ошибаться. Они сейчас там или тоже в Питере или Москве?       — Эх, славный Омск… — Попов слегка улыбнулся, переводя взгляд на Шаста, а затем куда-то за него, за его спину, или Арс просто смотрел уже сквозь Антона?.. Короче, какая-то визуальная иллюзия. — Они в Омске остались, да. Ну, за городом, там небольшой посёлок. Маму никак не вытащишь из того дома. Мы вот как переехали… Когда… — мужчина чуть поморщился, будоража память, — восьмом классе или в девятом… Так вот она и не хочет от туда уезжать. По праздникам, бывало, раньше и с Алёной, и с Кьярой приедем, а сейчас… Сейчас всё как-то по-другому, — Попов пожал плечами. Он, казалось бы, хотел продолжить диалог с Антоном на более интересные темы, нежели «банальные формальности», но не знал как. А вдруг вообще это Антону не надо? А вдруг Арс как сказанет чего-нибудь и ещё на десяток лет разойдутся?       Антон многозначительно покивал, не зная, как разбавить образовавшуюся неловкую паузу. Ему тоже хотелось разбавить диалог чем-то более неформальным, но вот только чем...? Шастун зевнул и потянулся, хотя спать особо не хотел, наоборот, сейчас он был как никогда бодр.       - Ух, мой старый организм, видимо, требует немного движения. Слушай, а ты когда-нибудь был здесь на крышах? Я просто, честно говоря, только недавно узнал о таком питерском развлечении, и это реально прикольная штука. Ну, если только тебя не поймают на крыше, тогда будет немного неловко...       — На крышах? Ну, когда только приехал, то парочку раз как-то было дело, а так... То как-то не до этого вообще, — Попов вновь пожал плечами, опуская взгляд. — Я, бывает, встречаю любителей романтики на крышах. Даже пару раз на крыше своего дома их замечал. Ещё думал: «Гнать, не гнать их?». Неа. Не стал. Пусть сидят, воркуют, — хихикнул Арсений, взглянув на Шастуна. — А что? Вдруг местные крыши посетить захотелось?       Антон, заговорщически улыбнувшись, посмотрел на Арсения, а после перевел взгляд на небольшие наручные часы.       - Так, если сейчас полпервого... отлично, успеваем, идем, - Шастун поднялся со ступеньки, махнул молодому человеку рукой, мол "давай, скорее поднимается", огляделся, чтобы сориентироваться, и пошел куда-то в правую сторону. - У меня дома немного чудной консьерж: постоянно уходит с работы только к часу ночи и всегда забывает на ночь закрывать крышу. Я бы, конечно, хотел сводить тебя в более интересное место, но увы, в час ночи тут мало культурных развлечений. Я надеюсь ты все такой же ценитель прекрасного, как и раньше, потому что вид сверху на ночной город - это что-то абсолютно прекрасное.       — Ну вот и узнаем, — Попов усмехнулся, потихоньку вставая. — Хороший у тебя консьерж, а не чудной. Мне бы пару лет назад такого, то я б его цветами да другими способами благодарил.              По пути до дома Шастуна, товарищи продолжали вести диалог, за счёт чего та неловкость постепенно пропадала, по крайней мере у Арса. Дошли. Зашли в парадную - по лестнице и на крышу. Попов рот чуть не разинул. Не разинул - на это устах постепенно проявилась детская улыбка, а глаза, также по-детски, оглядывали небо и звёзды.       — Да.... Давно я по таким местам не ходил, — пробормотал он, переводя восхищённый взгляд на Антона. — Всё же, хороший у тебя консьерж.       Антон упер руки о бока и с улыбкой окинул взглядом спящий город. Темные улицы вдоль реки освещали фонари и вывески первоэтажных магазинчиков. На дороге можно было заметить максимум полторы машины и такси. Город действительно спал. Это Антону и нравилось в Петербурге. Москва никогда не позволяла себе остановиться и отдохнуть. У Питера же каждый день было время обеда, когда местные кафе наполнялись людьми в костюмах, и сончас, когда все засыпало и только парочки да туристы скапливались у Невы посмотреть на развод мостов. Шаст взглянул на Арсения и, только шире улыбнувшись, указал пальцем на его лицо.       - Ну вот, другое дело, теперь ты улыбаешься! А то ты так зажато держался, я уж испугался, что ты стал тем самым человеком, у которого с возрастом пропадает функция радоваться жизни. Я рад, что ошибся на этот счет. Радуйся почаще, тебе идет. И по поводу консьержа согласен, но как он умудряется до ночи сидеть на такой скучной работе, я, наверное, никогда не пойму.       — Нет, от части, с сожалением заявлю, что таким человеком, которого с возрастом пропадает функция радоваться жизни, я стал. Просто ж... Рутина, все наваливается, а вот так вот выйти на крышу среди ночи... — Арсений неловко усмехнулся, — не каждый раз получается. И вообще, я будто впервые на Питер смотрю. Вроде и хожу по этим улицам уж как десять лет, а вот сейчас, свысока, это абсолютно по-другому выглядит, как другое измерение какое-то, — Попов усмехнулся, поёживась и обхватывая руками себя за предплечья. — Спасибо, что вытащил меня сюда. Даже не знаю, сколько бы я там, — Арс кивнул вниз, указывая на город-котёл, — варился.       - Да вообще не за что, - Антон пнул какой-то камушек вперед, от чего тот докатился до края крыши и с грузным звуком ударился об железную трубу. Молодой человек скрестил руки на груди и посмотрел на Арсения. - Да, тут немного холоднее, чем внизу, если станет некомфортно, ты сразу говори, вернемся в подъезды, там теплее. Ой, прошу прощения, я имел в виду "в парадную". Мда, можно вывезти человека из Москвы, но Москву из человека уже никак, - Шастун усмехнулся и снова поглядел на город. Не то что бы он хотел слиться с петербуржским обществом, но, употребляя слова типа "бордюр, подъезд, шаурма" и так далее по списку, он чувствовал себя еще более чужим в этом городе. Хотя, к счастью, многим было глубоко все равно, как он говорит: шаурма или шаверма. - Да, с высока действительно совсем другой вид. Как будто весь город на ладони. Я когда сюда в первый раз пришел, у меня аж сердце запало. Знаешь это чувство, когда происходит любовь с первого взгляда?Вот тогда я почувствовал что-то похожее. Невероятная красота.       — Любовь с первого взгляда? — Арса даже слегка перекосило в лице. — Даже не знаю, как это охарактеризовать. Точно не колкая влюблённость. Да и какая там... — мужчина слегка улыбнулся, смотря куда-то вдаль: вроде смотрит на спящий город, а вроде куда-то дальше. — Мне ж тридцать лет с копейками... Казалось бы, все ещё только впереди, а оно не так. Как обернусь назад: так в бездну. Жизнь как-то по-дурацки прошла. Ни туда, ни сюда. Чего хотел, так то мимо куда-то прошло. А хотя в театре и работаю, как в детстве мечтал, но что-то... что-то не то. Живу, как белка в колесе. Помимо того, что она круги наяривает только так, так она и не видит куда бежит. Просто бежит. На автомате. Под лапами движется - бежать. Так и я. По расписанию бегаю: то в театр, то домой, то за Кьярой, то ее на балет, то ее с балета, так если ещё и соревнования у неё... Нет, я, конечно, рад за нее, но это так выматывает. Дико надеюсь, что у нее всё сложиться в жизни: выучится на того, кого хочет, будет работать, не парясь, словом говоря - чтобы её ничто не сковывало. Чтоб уверенной и бойкой была, — на секунду на лице Попова проскочила именно та улыбка, которою он дарит Кьяре: теплая, нежная, лучезарной. Но тут же она пропала. — Не хочу, чтобы на ее опыте встретились мои ошибки. Такие глупые, благодаря которым всю жизнь маешься. Какой же идиот... Чем думал, а? И чего добился? Какой кошмар, — мужчина устало закрыл лицо руками, протирая, дабы хоть так прибавить себе бодрости. — Да и какая там любовь. Ещё и с первого взгляда, — Попов усмехнулся, отстраняя ладони от лица. Заметив высокую тень Шастуна, что так кропотливо вырисовывал лунный свет, Арсений вернулся в реальность из своих монотонных, одинокавых мыслей. — Чёт я вслух тут...       Антон поджал губы, будто маленький ребенок, который хотел плакать, и не перебивая выслушал все, что накопилось в Арсении, видимо, за бо́льшую часть лет их разлуки. С одной стороны, действительно, в своих несчастных почти всегда виноват сам человек. Тут что-то вовремя не сделал, там ошибся с выбором, а потом все это наваливается. Примерно такая ситуация была у Арсения. Но с другой стороны, Антону действительно было жаль Попова. Жаль было видеть то, как он утопает в своих тревогах, но сам, в одиночку, ничего не может с ними сделать. У Антона нет синдрома спасателя, но именно в этот момент он окончательно понял: Сеню надо доставать со дна любыми легальными средствами, и если за все время никто этого не сделал, то сделает он. Шастун подошел чуть ближе к мужчине и положил руку ему на плечо.       - Ну че ты так, как будто уже вся жизнь закончена...? Ты же еще молодой, красивый, перспективный актер, а не дед семидесятилетний. Жизнь как-то по-дурацки прошла... Да она еще нифига не прошла, она только началась! Может пока она совсем не идеальная, разочаровывающая и абсолютно не такая, как представлялась в юности, но это не значит, что она всегда будет только такой. Это твоя жизнь, и все в ней, кроме каких-то глобальных метаморфозов, зависит только от тебя и твоего восприятия. И пока ты будешь постоянно винить себя за прошлые ошибки, она застопориться и будет казаться серой и ужасной. Ясное дело, я не знаю всю твою биографию, но уверен, что ты не сделал ни одной вещи, за которую действительно должен себя так интенсивно винить. Ошибки, если они не противоречат законодательству страны, нужно совершать, потому что без них не будет жизненного опыта. Так что давай, плюнь и разотри, ни один поступок не достоин твоих терзаний. Лучше идем ко мне попьем чай. У меня есть шикарный чай с лавандой, успокаивает лучше любых успокоительных.       Попов, конечно, понимал, что слова Антона - истина, но сейчас они - об стенку горох. Мужчина лишь вздохнул, опуская голову. Опустошение внутри его пожирало, поэтому, действительно, чай с лавандой был бы тут как тут. Арсений обернулся, кивнул Шасту, мол, согласен. Спустились с крыши. Зашли в квартиру. Попов проследовал за Антоном, то есть на кухню. Присел за стол. «Хотя, чё рассеялся то?!» — подумал он.       — Шаст, может помочь там чем-нибудь? — сказал вслух, а «хоть отвлекусь» проскочило в мыслях       - Ага, давай, помоги. Скажи, что ты слушаешь, - Антон поставил кипятиться чайник и стал искать среди бесчисленных баночек и коробочек нужный чай. Когда он только заехал в квартиру, то сразу установил систему, по которой будут лежать продукты на кухне, чтобы не тратить часы на поиск одного помидора или пакетика с розмарином. Даже подписал некоторые баночки, но уже через пару недель кухня превратилась в новое задание из Форд Боярда, где поиск каждого продукта становился настоящим квестом. Но чай, к счастью, бо́льшую часть времени находился примерно в одном месте, так что мужчина уже через минуту достал небольшой коричневый пакетик и сразу за ним - кружки. - Ну, в смысле, из музыки. А то пить чай в тишине как-то не по фен-шую.       — Да в принципе... — Арсений пожал плечами, припоминая последнюю прослушанную композицию. — Я как-то, знаешь, отошёл от тех времён, когда в моем плейлисте играл Сид Вишес, Sex pistols, по-моему. Даже забыл кто из какой группы, — Попов неловко усмехнулся, помогая Шасту перебирать баночки со специями, приправами и тп, а когда же нашли нужное, мужчина достал кружки, отыскал и сахарницу, сыпнул себе одну чайную ложку. — Ты будешь? С сахаром пьешь? Ой, помню, ещё Kiss как-то слушал, Led Zeppelin там тоже был. А сейчас как-то... Ну что по радио крутят, то и приходится слушать. Попса как-то уши натёрла, слушать нечего, но некоторые Кьяре нравятся, ну, когда я с ней еду, то, как бы... Ты понял. Порой вообще в тишине. Короче, как-то так... — Попов пожал губы, немного сконфузившись. — Так ты с сахаром пьешь?        - Ну раз особых музыкальных предпочтений у тебя нет, придется слушать что-то из моего репертуара, - Шаст улыбнулся, достал заварочный чайник и отошел в соседнюю комнату, откуда принес небольшой кассетный магнитофон и потрепанную кассету, вставил ее в аппарат и нажал на "плей". После пары скрипов из машины негромко заиграл Валентин Стрыкало со своей "Улицей Сталеваров". Чайник к этому времени вскипел. - И да, я пью чай с сахаром, так что буду очень благодарен, если ты мне насыпешь ложечку, - Антон подвинул к Арсению чашку и залил в чайник кипяток, а потом засыпал туда чай.       — О, кассеты, — Арс даже слегка улыбнулся, "наворачивая" чай. — Мне как-то Сережа подарил пластинку с группой Кино, купил я виниловый проигрыватель, теперь как-то валяется, пылится. Лет пять назад - да, интересовался, можно сказать, коллекционировал, а сейчас... Ну, нет уже. Так, чай, собственно, готов, но можно ещё пару минут подождать, чтоб насыщенней был. Кстати, у тебя нет мяты? Как-то только что про нее вспомнил... — Арсений ещё раз оглянул полки – не нашёл. — Помню, в детстве, с мамкой за травой ходили... — Попов улыбнулся воспоминаниям, параллельно ставя чашки чая на стол. — Ещё бы чего пожевать, печеньки там, если есть... Так вот, помню, как с мамкой ходил за травой: как наберём лабазника, душицы, зверобоя... Огромные букеты тащили. Мама такая красивая с ними была. Ещё помню в платье, в синем, и с косынкой на голове... А ещё, пошли мы в лесок, мол, за грибами ещё, так меня там оса ужалила, дикая! — Арсений тепло улыбнулся, отпивая горячий чай. — Ммм, — протянул он, — так душевно, получается: воспоминания, чай теплый и вкусный, так пол боком ещё Стрыкало играет. Давно его, кстати, не слушал.       - Угу... - Антон достал мяту, которая как раз стояла рядом с тем местом, где он нашел чай, и присел за стол напротив Арсения. Печенек в этой квартире не водилось, так что пришлось вежливо проигнорировать просьбу Попова достать что-то перекусить. Ну, если он, конечно, не попросит бутерброд с колбасой к чаю или борщ, что звучало как-то непохоже на Арсения. Хотя, кто знает, кто знает. - Прикольно! А я никогда в лес не ходил. Ну, в смысле, не по работе, с камерой-то я уже сбился со счету, сколько ходил по лесам. Но осы это реально монстры! Мне дама, которая сдает эту квартиру, рассказала, что прошлым летом здесь у жильца под карнизом завелись осы. Он решил, что хрен с ними, поживут и улетят, а они расплодились, сделали себе гнездо и по утрам прям роем в закрытое окно бились. Потом к вечеру этот жилец окно приоткрывал, смотрел, а там на карнизе прям осиное кладбище. Сейчас их, конечно, уже нет, я все проверил, но все равно стремно. Забудешь так закрыть окно и все, будет, как минимум, неприятно.       — Ой, фу... — поёжился Попов, слегка сморщиваясь в лице. — Лучше б не рассказывал, — мужчина покосился на то место, где раньше располагалось гнездо - тут же отвернулся, продолжая похлёбывать чай. — Я помню, у нас как-то в теплице было такое гнездище... Батя с дихлофосом туда и с лопатой ходил. Он тогда костюм пчеловода у дяди ещё одолжил. Ну ниче, не сразу, конечно, с ними было покончено, но покончено, — Арс слегка улыбнулся, глядя на дно стакана, сквозь чай. — А, слушай! У меня знаешь какая была история? У нас у дяди был УАЗик. Ну, такой, знаешь, «типичный», тех времён. И почему-то он, в отличие от моего отца, вообще легко говорил: "Да, берите" и учил нас ездить. Я помню, что я проехал полтора метра и думаю: "Ух!". Потом мы поменялись с сестрой: она села за руль и сразу же врезалась в чей-то забор! — Арсений вновь улыбнулся, почесывая репу, вспоминая. — Дядя выругался, выбежал из машины. Я выбежал вместе с ним. Мы схватили этот пролёт забора, загрузили его в УАЗик. Он сел за руль - по газам. И мы куда-то уехали. В тот же день, под вечер уже, дядя подлатал этот пролёт, затем мы с ним вернулись к тому дому. Слава богу, что дом дачников был. Не было их дома. Ну и вставили этот забор на место, — мужчина поднял глаза на Шаста, мягко улыбаясь.       Антон от истории Арсения залился смехом и прикрыл лицо рукой, чтобы его ржач в столь позднее время не нарушил покой привередливых соседей. Да уж, на вид такой интеллигентный человек, а вот какие приключения.       - Офигеть вы. Гонщики, блин, нелегальные. У меня тоже есть история: однажды мой папа решил, что надо делать из меня мужчину и начать с великого искусства кражи черешни с чужого дачного участка. А у соседей на бабушкиной даче как раз было три или четыре дерева с черешней. В общем, ночь, я, папа, фонарь, лестница и гора энтузиазма. Батя ставит лестницу, я на нее забираюсь, тянусь за черешней и падаю к соседям. Причем ладно падаю, так еще и с криками, грохотом. И вот соседи в час ночи выбегают в огород и видят мальчика лет девяти, грязного, зареванного, всего в капусте, а на другой стороне забора мужик со стремянкой тихо матерится и лезет посмотреть, что там с сыном произошло. Ну в общем, все обошлось, папаня им в итоге рассказал, как все было, они посмеялись, а на следующий день сунули мне тазик всяких ягод и сказали отнести родителям. И потом мама долго шутила, что меня реально нашли в капусте, ну потому что в туда свалился, только не родители, а соседи.       — Обожаю подобные истории, — как-то по-доброму хихикая, Арсений также внимательно слушал историю Антона. — Я тебе не рассказывал, нет, про нашего дядю Колю? Ну, тот самый, который всех пацанов курить учил. Забавный такой мужик был, алкаш, правда. Вот от того и загнулся. Помню, как однажды у дядьки Кольки прятались от мамки Матвиеныча. Мы на его «фазенду» залезли, ну, он так чердак называл, там и сидели, пока не потемнело. Он даже не заметил, спал там себе. Ещё помню, как с пацанами на Ижаках гоняли. У нас на горе было кладбище, а рядом - дороги, длинные-длинные, что аж при желании можно было до соседней деревни доехать. Вот и помню, что только так круги нарезали с пацанами. Весело было... — вздохнул Попов, опечалено улыбаясь воспоминаниям, параллельно отпивая чай. — Вообще, о своем поселке могу рассказывать днями и ночами напролёт.       - А я могу слушать о твоем поселке днями и ночами напролет, - попивая чай и представляя эту прекрасную дачную атмосферу, сказал Антон и со вздохом посмотрел в окно. Откуда на него в ответ глядели горящие окна десятков таких же кухонь, на которых так же кто-то пил чай, хотя время уже было далеко за полночь. - Уютненько так. Прикольно. Ну, в смысле, просто сидеть и болтать обо всем. Так спокойно, - Шаст сделал еще пару глотков своего чая и перевел взгляд на Арсения. - Спасибо, что согласился зайти, я давно так классно ни с кем не сидел. Это не намек, что тебе пора и все такое, нет, наоборот было бы круто, если бы ты еще посидел. Просто хотел сказать, что мы очень удачно сегодня пересеклись.       На первую реплику Шастуна Арс отреагировал даже смущенной улыбкой, склонив голову, а внутри, где-то там в глубине, где до сих пор не зарос рубец, стало так тепло... Черт его побери, на душе Арсения впервые стало так покойно, что он аж позабыл обо всём, а обычно мысленно прикинет, что сейчас, где, с кем и как происходит, а тут...       — Прям... Очень удачно, — Попов поднял глаза на Антона. — Да и тебе ещё раз спасибо, что вытащил прогуляться, за чай в конце концов, — ещё раз улыбка показалась на лице Арса. Вот он сидит на против тебя, Арсений. Можно сказать «тот самый». Сидит, глядит на тебя так спокойно, так тихо. Неужели и твоя душа наконец-таки переняла это состояние? Именно сейчас... Может ли это что-то значить? Арс за собой это, конечно же, заметил, и, дабы не спугнуть этот редкий-редкий момент, просто откинулся на спинку стульчика, слегка запрокидывая голову назад и прикрывая глаза. — Вот не думал, что именно это место в Питере, подарит мне... Вот знаешь, — Попов вернулся в изначальное положение, — такое, я бы сказал, умиротворение... У тебя тут так спокойно.       Антон усмехнулся и с нежностью оглядел свою небольшую кухонку, которая вот уже на протяжении определенного времени дарила ему теплое чувство защищенности и покоя, а теперь решила поделиться этим спокойствием и с Арсением. Да и атмосфера сейчас очень располагала к спокойным беззаботным посиделкам.       - Дааа, очень спокойно... - Шаст улыбнулся и встал из-за стола, чтобы помыть опустошенную чашку из-под чая. - У этой квартиры вообще такие... успокаивающие флюиды. Я даже иногда прихожу после работы злой, уставший, голодный-холодный, а как только переступаю порог, сразу оп, и так хорошо становится. Прям как будто я персонаж игры, которому резко подняли здоровье до ста процентов. Так что да, тут реально душевнолечебное пространство, - мужчина отмыл свою белую чашку с какой-то непонятной надписью то-ли на грузинском, то-ли на армянском, которую ему подогнал друг из путешествия, и поставил ее на полочку к остальной посуде, после чего вернулся за стол. - Так что, если вдруг почувствуешь себя совсем хреново, ёр вэлком ту зэ май китчен. Ит почти олвейс к вашим услугам.       Арсений тепло улыбнулся, оглядывая сию небольшую, но столь уютную кухоньку. Стрелки на часах скоротали время, а чай с лавандой ещё больше уморил: веки так и падали на глаза. Попов так же сполоснул за собой кружку. Пора расставаться, но как-то не хотелось (то ли здешний уют не опускал, то ли ещё поболтать хотелось). Через пол часа прощаний наконец-то расстались. Арс вызвал такси и через несколько минут уже сопел в кровати, только быстро переодеться успел. Оставшиеся дни Попов с мандражем ждал субботы, все так же по-прежнему выполняя повседневные функции. В вечер пятницы забрал Кьяру. Глаза у девочки загорелись, когда отец пообещал, что они отправляться гулять по городу.