Как раньше

Иногда Баки чувствует себя так, будто его используют. Мимолётное ощущение, которое в основном молчит, но моментами вопит так, что отмахнуться просто нет возможности. Он уговаривает себя, что все эти мысли глупые, и, улыбаясь, продолжает жить как ни в чем не бывало. Пока в определенный момент не происходит то, что снова выбивает из колеи. — Привет, волчонок, — мягко струящийся ласковый голос в трубке заставляет улыбку тут же появиться на лице, растягивая мышцы. Брок на той стороне тоже улыбается, слышно по голосу, но следующие слова заставляют Баки увянуть. — У меня тут пиво и охуительно вкусная паста. Не хочешь посидеть? Я был бы рад тебя увидеть. Джек не смог прийти… И дальше Барнс уже не слушает. Джек. Если бы Роллинз заявился, как и обещал, к командиру, а не завис на диване со своей прелестной женой, этого звонка даже не было бы. Не существовало бы потребности пригласить хоть кого-нибудь, когда первым в голову приходит Зимний. Как замена. — Да, конечно, командир. Скоро буду, — хмыкает он в трубку и собирает себя по частям, чтобы не выглядеть унылым дерьмом. Вечер проходит весело за разговорами и футболом, так что все дурные мысли вылетают из головы и Баки наслаждается компанией по-настоящему. А следующим днём уже Стив стоит на пороге его дома с радостной улыбкой. И Баки счастлив видеть своего мелкого, пропускает его внутрь и уже тянется рукой, чтобы заказать пиццу и посидеть, как в старые добрые, но вдруг… — Я не надолго. Через полчаса миссия, с подготовкой покончено и это время оказалось свободным, а твой дом рядом. Прости, что без предупреждения. Похуй, хочется сказать Барнсу. Похуй, что без предупреждения, будто бы они когда-то спрашивали друг у друга разрешение. Он мог бы подумать, что Стив просто захотел провести свое свободное время с ним, но внутри скребётся мысль о том, что Роджерс обычно звонит в последнее время. И гораздо реже действительно посещает его. Да и оговорка, дом рядом… — Конечно, мелкий. Кофе будешь? — Баки улыбается и тут же идёт на кухню, пытаясь затолкать свои чувства обратно. Никому не интересно, что он чувствует, а значит это лучше скрыть. Зачем усложнять кому-то жизнь? Зачем делать ее такой же грустной, как его собственная? День ото дня держать лицо становится сложнее. Да, он Зимний Солдат, он приучен скрывать эмоции и въебывать так, будто не чувствует ни усталости, ни боли. Но Роджерс с Рамлоу так много усилий приложили вначале, чтобы он чувствовал, что Баки теперь хочется спросить только одно: «зачем?». Зачем было уделять столько внимания, чтобы забрать все обратно? Обещать, быть рядом. Дать привыкнуть. И отобрать все это, вырывая с корнем, отрывая с кусочками кожи, не замечая, как хлещет из открытых ран кровь. Не замечая, как ему сложно без их прикосновений. Баки живёт на автомате и старается не думать ни о чем. Ни о том, что он кому-то удобный (Романова весь день плачется о том, как ей надоело быть для всех сильной. И ноготь сломался); привычный (Сэм умоляет сходить в гей-клуб, стесняясь без Барнса); постоянный (Шэрон каждый день выпивает в его компании, зная, что только он не осудит). Баки заебался. Баки заебался быть кем угодно, но не собой. Он отказывается от миссий и требует себе отпуск. Фьюри со скрипом, но соглашается, подписывая документы и поглядывая недовольно одним глазом. Барнсу плевать с Башни Старка на его мнение, так что он спокойно выдерживает этот взгляд с бесстрастным лицом и уезжает домой. Дом встречает тишиной, которая больше нихуя не уютная, и запоздало нагнавшими мыслями. Нагнувшими, ага. Баки достает пиво и садится в гостиной, раздумывая о сложившейся ситуации. Не замечает, как проходит весь день, а он, втупившись в одну точку, даже не открыл пиво. Телефон где-то в прихожей разрывается звонками, но Барнс их успешно игнорирует. Сейчас он нужен сам себе и для себя быть удобным гораздо приятнее, чем для кого-то. Мысли лениво перескакивают в голове, понять мотивы людей не получается и Баки бросает это неблагодарное занятие. Ему не хочется думать о Стиве, который всегда первым узнавал, если Баки не в порядке. Всегда чувствовал, и от того сейчас что-то внутри ломается с громким, оглушительным хрустом. Потому что не замечает, или не хочет замечать. Про командира думать так же паршиво, ведь кто, как не Брок, всегда бросался за него в самый ад? Даже если это были всего лишь мысли Зимнего Солдата, Рамлоу всегда протягивал руку и за шкирку вытаскивал из засасывающих трясин собственного разума. Теперь он этой же рукой толкает его обратно. Баки не понимает. Он бездумно рассматривает собственную металлическую руку и думает о том, как было хорошо, когда не приходилось решать все самому. Когда каждое действие, каждый шаг был продуман кем-то другим, а ему, Зимнему Солдату, оставалось всего лишь следовать безукоризненно указаниям и не думать ни о чем. Мысли утомляют. Непонимание других людей ещё больше. Баки уже давно влился в обычную жизнь обычных людей, но порой… Порой ему кажется, что он совершенно чужой для каждого в этом мире. Барнс фыркает и запрещает себе распускать сопли, будто он какая-нибудь хрупкая девица, не видавшая жизни. Открывает, наконец-то, пиво и включает дурацкое шоу по телеку, откидываясь на диван. Расслабленное состояние медленно окутывает и он почти проваливается в сон, когда в дверь нагло… Нет, не стучат. Дверь буквально сносят с петель и на пороге появляется лохматая макушка Стива с бешеными глазами, ошалело рассматривающими пространство, а за ним и Брок, хмурый и с оружием наготове. — Вы чего? — Баки смотрит на них удивлённо и пытается понять, что произошло. Он на автомате подорвался с дивана, выхватив оружие, которым его квартира буквально пестрела, и сейчас приходится успокаивать бешеный стук сердца и прятать пушку обратно между диванными подушками. Стив подлетает и начинает ощупывать его тело на предмет увечий, чем ещё больше вводит в ступор. Как же давно он не чувствовал этих мягких касаний на своей коже, что успел соскучиться, забыть. — Роджерс, твою мать, — закатывает глаза Рамлоу и оттягивает его назад, позволяя Баки нормально вдохнуть. Под натиском Стива любой может задохнуться, даже такой, как Баки. Влюбленный. «Стив всегда таким был» — думает Барнс и усилием воли подавляет нежную улыбку. На кой черт эта нежность и бережное хранение воспоминаний кому-то дались? — Ты его задушишь нахрен, спаситель, — и тут же поворачивается к Барнсу. — Волчонок, ты в норме? Почему не предупредил об отпуске? От обращения что-то в груди болезненно сжимается и он тупо смотрит на Брока, не позволяя ни единой эмоции выступить на лице. Не показывать, как сильно это ранит его сейчас, когда они оба отдалились. — Зачем? Баки правда не может понять. Они не работали вместе, никогда не интересовались, как прошла его миссия, всегда тусили либо у него, либо у кого-то из них дома и даже если вдруг он бы кому-то понадобился, когда скучно, это явно никак не относилось к миссиям. О его состоянии доктор Чо докладывала Стиву каждую неделю, по настоятельной просьбе самого Барнса. Как бы он не скучал о том времени, когда каждый шаг был продуман без него, Баки не хочет снова стать безвольной куклой не в тех руках. А руки Брока уже до него в Гидре не дотянутся. — Роджерс весь ЩИТ перекопал и каждому по головке их светлой настучал, чтобы узнать, что такого произошло на вчерашней миссии и насколько ты ранен. — Брок знаком заставляет Стива замолчать и тот только пыхтит в стороне, не сводя пристального взгляда с Баки. В этом взгляде действительно волнение и страх. — Но я не ранен… — Баки все ещё не понимает и растерянно переводит взгляд с одного на другого. Такого внимания к своей персоне он никак не ожидал. — Мы пытались дать тебе пространство, дать возможность выбирать… Не хотели давить… — начинает Стив, несмотря на шипение Рамлоу, выступив вперёд. Он тянет руку к Барнсу и тут же ее опускает, неуверенно переступает с ноги на ногу, путаясь в словах. Наедине плавные и сладкие речи никогда ему не давались. — Выбрать что? — Баки перебивает Стива и смотрит пытливо, пытаясь уловить связь. Связь не находится, как бы он не старался. — Придурок блядь. Ты ему не объяснил? — Брок шипит на Стива и отталкивает его прочь. Сам поворачивается к Барнсу, сжимает его плечо и заглядывает прямо в глаза. Как тогда, в самом начале. Баки прошивает сложным коктейлем боли и удовольствия, воспоминаниями и желанием оттолкнуть со всей силы, впечатывая в противоположную стену. От волнения металлические пластины на руке начинают двигаться, тихо прищелкивая. — Слушай, волчонок. Мы с Кэпом слишком окружили тебя… Собой, и это могло повлиять на твою адаптацию в обществе. Поэтому нам пришлось дать тебе время обустроиться самому, чтобы потом ты мог сам понять, чего хочешь. — Вы… Я… Так это не потому, что я просто оказывался подходящим вариантом, когда ваши планы нарушались? — Баки смотрит побитым щенком и прикусывает неуверенно нижнюю губу, не отрывая глаз от переливающегося золота в чужих. Таких до боли близких, что Барнсу хочется послать нахуй все объяснения и просто позволить себе расслабиться. Он хмурится и отступает на шаг, скрещивая руки на груди, не давая себе и шанса на слабину. — Волчонок, — Брок снова бросает злой взгляд на Роджерса, который смотрит с такой болью, что даже сказать ему что-то в упрек не хочется. Благими намерениями, как говорится. — Никакие планы не нарушались. Я не ждал Роллинза, если приглашал тебя. Роджерс… Стив никогда не оказывался рядом с твоим домом просто так. Он кружил тут, вообще-то, дни напролет, не решаясь зайти. Баки все ещё хмурится и смотрит на Стива, ловит его виноватый взгляд и пытается осознать только что сказанное. Они все пытались помочь ему… Социализироваться? — Это тупо, — фыркает Барнс и идёт к холодильнику, доставая ещё две бутылки пива для неожиданных гостей. Тиски, сжимающие грудину, понемногу отпускают, позволяя вдохнуть глубже. — Это точно идея Стива. Только он мог придумать такую хуйню. — Прости, Баки, прости, прости, прости, — Роджерс оказывается рядом в два шага и обхватывает лицо ладонями, нежно поглаживая пальцами, пока Баки фырчит недовольно. Он закатывает глаза и утягивает Стива на диван, где с другой стороны тут же падает Брок. Стив, не отрываясь, перебирает его волосы с самым виноватым видом и утыкается лбом в плечо, пока Брок с другой стороны смеётся и смело притягивает Барнса для поцелуя. Как когда-то давно, в самом начале.