И если ты давно хотела что-то мне сказать, то говори
Любой обманчив звук
Страшнее тишина
844 год. Митра.
Дверь за спиной капитана захлопнулась, и он тяжело выдохнул, прикрыв глаза. В кабинете остался главнокомандующий Шадис наедине с Дариусом Закклаем. И их последующий диалог — неразгаданная тайна для Эрвина, который сказал и сделал все, что мог. Он оглядел коридор и заметил Леви, стоящего у стены. Тот уставился в пол, скрестив руки на груди, и, очевидно, думал о чем-то. Лучи солнца падали из окна напротив на его лицо. От них глаза офицера защищали темные пряди, падая на лоб, покрытый испариной. Летняя жара была неумолима и никак не хотела покидать людей даже с наступлением осени. Шаги Эрвина вырвали Леви из размышлений. Он лениво перевел глаза на капитана, выражая ими немой вопрос. — Никаких прогнозов, все решится на суде. Я попытался доказать, что нам необходимо выделить больший капитал, но не мне решать. И даже не Шадису. Особенно после того, как корпус был на грани уничтожения, — Эрвин приложил руку ко лбу, обдумывая разговор, только что произошедший в кабинете. — Он все еще не слушает четырехглазую. Мы многое теряем, — пробормотал Леви. — Он даже меня не особо слушает. Слишком уверен в себе, оттого и потери растут. Но нам важно доказать, что это временно, — взглядом он почти проделал дыру в полу, который так внимательно разглядывал, словно в нем заключены ответы на все вопросы Эрвина. — А я зачем здесь? — Понадобишься мне на суде. Ханджи тоже там будет. Как и Майк. С помощью вас и своих отчетов я попробую… — начал Эрвин объяснять план. — Суд только через два дня. Но я здесь, а Ханджи и Майк — нет, — Леви поймал взгляд Эрвина своими глазами. — Думал, Закклай захочет с тобой познакомиться. Не каждый день можно встретить таких одаренных солдат. — Не захотел, — едва слышно шепнул Леви, потупив взгляд. — Нужно возвращаться в гостиницу, я еще не закончил с работой. Ты идешь? — капитан двинулся к выходу из большого белого здания в центре столицы. — Да, — Леви едва поспевал за уверенно идущим семимильными шагами Эрвином. Дверь за их спинами закрылась и, как только часовые остались позади, он спросил: — Так почему бы тебе просто не взять какого-нибудь буржуя за яйца? — он был твердо уверен, что для Эрвина это так же легко, как и, скажем, ежедневно заполнять стопки отчетов. — Все не так просто, — подтвердил тот обратное, усмехнувшись. — А знакомые? У тебя же их много, — Леви все никак не мог взять в толк, почему бы просто на кого-то не надавить. — Никто не захочет помогать разведчикам за просто так. Все ищут выгоду, — просто объяснил тот, пока они шли по широкой брусчатой дороге. Мимо пронесся экипаж. Леви осматривал непривычно пустые улицы столицы. Они разительно отличались от других. Широкие дороги то и дело ветвились на узкие, а те, в свою очередь, вновь делились, проходя между многоквартирных домов, больше похожих на муравейники, между которыми висели бельевые веревки с одеждой горожан. Жизнь здесь текла размеренно днем, оживая и становясь быстрой и шумной, как лесной ручей, к вечеру. Были здесь и районы с большими частными домами, больше похожими на дворцы. От одной мысли об уборке столь большого помещения у Леви кружилась голова. Несмотря на элитарность, столица являлась одним из самых густонаселенных и разношерстных районов в стенах. Двое солдат медленно шли в тишине к своей гостинице, снятой на личные деньги (бюджет разведкорпуса и без этих трат был слишком мал), а потому недорогой и скромной, когда наткнулись на небольшую чайную лавку. Леви остановился, и Эрвин сделал то же самое спустя два шага, обернулся, чтобы спросить: — Хочешь зайти? — Да, — ответил Леви и направился внутрь. Эрвин остался снаружи. — Добрый день, — улыбнулся торговец средних лет, выходя из своей каморки. Едва завидев Леви, он вскинул брови от удивления. Чертова нашивка. — Что-то посоветовать? — Здравствуйте. Что-то, чего не найти в Марии, — ответил Леви, осматривая витрину с баночками, наполненными на первый взгляд одинаковыми чаинками. — Попробуйте улун. Сочетает в себе свойства как зеленого, так и красного чая из-за особого способа ферментации, — сказал он. «Очередной сноб», — пронеслось в голове Леви, но вслух он произнес лишь: — Давайте один. И торговец отсыпал небольшой мешочек, записал что-то в тетрадку возле весов после того, как взвесил чай, и, посчитав, произнес вердикт: — Сорок серебряных. Леви молча отсчитал нужную сумму из мешочка с монетами за поясом, бросил их на кассу и удалился. Эрвин все еще ждал на улице. Как только Леви подошел к нему, они вновь продолжили путь. Проходя мимо рынка, Леви заметил необычайную живость. Люди словно стекались в центр. В воздухе витали ароматы товаров: свежего хлеба, рыбы или пряностей, которые могли позволить себе зажиточные горожане. Он вопросительно окинул взглядом толпу, замедлив шаг. Это не осталось без внимания Эрвина, который бросил: «Ярмарка», — так, словно это все объясняло. Леви не все еще не понимал, что происходит, поэтому решил уточнить: — Что? — Ежегодная осенняя ярмарка, всегда проходит в начале сентября. Ты не знал? — Нет, — Леви с открытым ртом остановился, продолжая ошарашенно разъедать проходящих мимо людей взглядом. Казалось, что здесь собрались все от мала до велика. — Сюда приезжают торговцы из разных городов. Презентуют товар. Правительство презентует наработки за год. Сегодня, кажется, паромы. Горожане танцуют и веселятся. — Странно… — все, что смог выдавить Леви. — Йорг, подожди! — крикнула дама в белоснежном переднике позади них. Она звала сына, который чуть не сбил с ног Леви, врезавшись. — Извините, — бросил маленький мальчик и попытался вновь устремиться вперед. Эрвин схватил его за запястье. — Стой, — стальным тоном произнес он, напугав мальчика. — Спасибо, — его мама едва заметно поклонилась в знак благодарности и взяла сына за руку. — Не убегай от меня. Потеряться хочешь?! Эрвин улыбнулся и вновь перевел взгляд на Леви. Он впервые видел немое удивление в его глазах, которые буквально горели, и поэтому сказал: — Можем погулять, если хочешь. — Бумажная волокита не дремлет, — бросил Леви, мгновенно посерьезнев, и развернулся, чтобы продолжить путь к гостинице. — Подождет, — Эрвин направился в гущу людей, заставив Леви пойти следом, чтобы не потерять того в толпе. Все вокруг пышело запахами и цветами. Торговцы кричали, созывая покупателей. Отовсюду доносились громогласные возгласы. Продавали здесь, на первый взгляд, все. Ковры, ткани, бижутерию, мясо. Леви осматривал людей и вещи, пораженный масштабом праздника. Не было ни метра на всей площади, где люди бы не толпились, рассматривая, изучая, смеясь. Прямо в середине они стали кругом, и Леви тихо спросил, дернув Эрвина за рукав: — А там что? — Пойдем посмотрим, — Эрвин быстро нырнул в толпу, ловко проходя между людьми, утянув за собой и Леви, которому пришлось встать на цыпочки, чтобы увидеть хоть что-то из-за голов горожан. Под быструю, ритмичную мелодию пары кружились в танце, цепляя друг друга за руки, чтобы поменяться партнерами. Они отбивали каблуками в такт музыке и тут же, то плавно и размеренно, то бойко и живо, шли по кругу. Длинные яркие юбки девушек развевались вокруг них, напоминая букет разноцветных колокольчиков под деревом на холме вне стен. В такт музыке аплодировала и толпа, полная возгласов и криков. — Осенние танцы, — уточнил Эрвин, наклонившись. — Красиво, — выдохнул Леви как раз, когда девушки вышли вперед и, взявшись за руки, завели быстрый хоровод. Они смеялись, длинные косы то и дело пытались ударить по их лицам, но каждый раз не могли дотянуться. Цветочные венки спадали с голов некоторых, но никто и не думал их поднять. Спустя время девушки пошли против часовой стрелки, вертясь вокруг своей оси, вздыбив руки к самому небу. Некоторые из них падали, уходя в толпу. Хоровод продолжался до тех пор, пока не осталась одна девушка. В этот момент толпа разразилась громом аплодисментов. — Ежегодный конкурс для девушек, — объяснил Эрвин, когда они отошли. — И что получает победительница? — Денежное вознаграждение. По большей мере это забавы ради, — бросил Эрвин и тут же начал искать что-то взглядом, — кстати о них. Где-то здесь должно быть стрельбище, не хочешь сыграть? — Будет нечестным, мы часто стреляем из лука, — пожал плечами Леви, и Эрвин в ответ лишь кивнул. — А там что за придурки? — Леви кивнул в сторону столпотворения возле человека в длинном черном одеянии. — Культ стен, — в голосе Эрвина играли нотки презрения. — Твердят о неприкасаемости стен, что сотворены Богом. Не слышал о них? — В подземке было как-то не до сект, — парировал Леви, заставив Эрвина рассмеяться. Они пошли к торговым рядам. И здесь Леви увидел до боли знакомую картину. Подмечал, как торговцы обвешивают горожан. Как хитро улыбаются их глаза, жаждая наживы. Покупающая сторона была не лучше: пробовали все, что можно и нельзя, в конечном итоге ничего не беря, торговались до потери разума, сбрасывая взвинченные цены до грошей. Одни пытались обмануть других и не стать обманутым в ответ. Он видел это сотни раз там, откуда родом. Леви и сам прекрасно торговался: этому его научил подземный город в те прекрасные дни, когда еду он не воровал. Привычка осталась, но он каждый раз одергивал себя от мысли прибрать добро нечестным путем. Проходя мимо жителей, офицер чувствовал взгляды, обращенные в свою сторону. И даже зная, что это связано с крыльями свободы на его форме — разведчики и правда нечасто мелькали среди местных — он не мог избавиться от чувства собственной нечистоты. Он всегда ощущал ее, находясь под пристальными или изучающими взглядами, и было не важно: под кадетскими ли, или то были взгляды любопытных зевак. Его глодали отголоски прошлого, от которого он так рьяно пытался избавиться. Здесь же старый, жилистый и маленький торговец продавал книги, которые смогли заинтересовать Эрвина. Он окинул взглядом небольшой стол и смог выцепить что-то стоящее. — Сколько стоит эта? — спросил он, пока Леви рассматривал бродящих людей. Он не слушал диалог Эрвина и старика, не заметил, как тот протянул деньги и взял подмышку книгу, а устремился вперед, в гущу толпы, чтобы схватить за руку ребенка. На Леви смотрела испуганная, начинавшая слезиться пара глаз. Грязный мальчишка в поношенных, местами протертых до дыр вещах был приподнят офицером над землей. Это означало страшное — его накажут. Накажут за попытку выжить. Леви разжал маленькие пальцы, быстро вернул кошелек хозяйке, женщине с наивным лицом в дорогом, расшитом кружевом, легком платье в пол, и поднял голову, ища Эрвина. Тот быстро увидел его грозный, выделявшийся в толпе взор, и подошел ближе. — Что случилось? — спросил он, бегая взглядом от Леви к мальчонке. — Пытался украсть кошелек. — И что же нам с тобой делать? — Эрвин присел на корточки, напомнив Леви об их знакомстве. Ребенок молчал. — Ответь что-нибудь. Парень попытался вырваться, еще не зная, что хватка Леви была железной. Он до боли стиснул тонкое запястье, не давая убежать, и тогда ребенок сделал то единственное, что, как он думал, мог в этой ситуации — плюнул капитану в лицо. Леви выдохнул. Впервые он видел вживую на поверхности того, кем сам являлся несколько лет назад. Эрвин вытер щеку рукавом, усмехнувшись, после чего сказал: — Мы не сдадим тебя военполу, если скажешь, зачем. — Есть хочется, — почти гавкнул тот в ответ. — Где твои родители? — спросил Эрвин, заглянув мальчишке в глаза. — Какое вам дело? — бросил он и вновь попытался вырваться. И вновь Леви не дал ему это сделать. Толпа из людей словно обтекала их, заинтересованно оглядывая, но тут же возвращаясь к своим заботам. — Говори, — Леви тряхнул его за руку. — Умерли они. Мы с сестрой вдвоем, — тихо раздалось в ответ. — У тебя еще осталось? — Леви обратился к Эрвину. — Да, — моментально ответил тот, поняв с полуслова. — Не беги, — приказал Леви и отпустил ребенка, чтобы достать из-за пояса мешочек. Отсчитал немного и протянул. То же сделал и Эрвин. — Обещай не возвращаться к этому. Найди работу, мальчиком на побегушках. Я знаю, что дети тут пользуются спросом. Уставать будешь, но все лучше, чем если отрубят руку или бросят в тюрьме гнить. — Спасибо, — неверяще ответил ребенок, дрожащими руками спрятав монеты за пазухой. Он убежал, то и дело оборачиваясь на них. — Как ты заметил? — спросил Эрвин. — Мы были ловчее, — пожал плечами Леви. — Здесь есть еще что-то интересное? — Завтра будут выступать уличные артисты. Немые представления, театральные. Иллюзионисты тоже будут. Можем сходить, когда приедут Ханджи и Майк. — Иллюзионисты? — переспросил Леви, пробуя новое слово. — Показывают фокусы, увидишь. — А на сегодня все? — Думаю да, можем вернуться к скучной бумажной волоките и жалеть о том, что не стали циркачами. — Разведчиков и без того считают клоунами, — Леви двинулся в сторону улицы, с которой они пришли, слыша добрый смех Эрвина — он шел следом. Когда они поравнялись, а шум окончательно прекратился, Леви спросил: — Что ты купил? — он окинул взглядом книгу в старом переплете с витиеватой, выцветшей от времени надписью. — Ее нет в нашей библиотеке, и я захотел купить. «Пир». — И о чем она? — Продавец сказал, что она о философских размышлениях нескольких людей. Они беседуют. — О чем? — не унимался Леви. — Не знаю. Можешь прочитать ее, если захочешь. — Она небось, как и все остальные, в итоге будет пылиться на полу в одной из твоих стопок. — Скорее всего, — усмехнулся Эрвин. *** — Отчеты? — безразлично спросил Леви у дверей в коридоре гостиницы: их комнаты находились рядом. — Письма, — произнес Эрвин. И не было нужды уточнять, какие, — все и так прекрасно знали. — Поможешь? — Сделаешь чай? — ответил вопросом на вопрос Леви, и Эрвин кивнул, открывая дверь в свою скромно обставленную комнату. Она выглядела точно как и его кабинет внутри стены Роза: два стула у небольшого обеденного стола, письменный стол и твердая кровать, от которой иногда ныли лопатки. Но, в отличие от его кабинета, здесь все поверхности не были заставлены книгами разных лет издания. — Душно, — выдохнул капитан, и Леви тотчас распахнул окно, пока тот, чиркнув длинной спичкой, поджигал свечи. Несвойственная сентябрю жара начала спадать, и на ее место приходила приятная прохлада, свойственная только вечеру. С собой она принесла заливистый мужской смех, сопровождаемый тихим женским. Таким, который обычно скрывают ладонью или веером, если дама из знатной семьи. — Этот? — спросил Эрвин, бросив взгляд на чай, который Леви купил сегодня и выложил на стол. Его лица не было видно, потому что он смотрел на улицу, опершись на оконную раму. Леви размышлял о чем-то, а потому ответил не сразу: — Да, — произнес он, не отрываясь от созерцания ночи. Его было слышно только благодаря сквозняку от открытого окна. — Хорошо, — Эрвин покинул комнату на некоторое время, чтобы достать кипятка. Пока его не было, Леви, оторвавшись от луны и звезд, на которые смотрел при любом удобном случае, опустился за стол и взглядом прошелся по стопкам на его поверхности. Ночь обещала быть длинной. Капитан вернулся с маленьким чайником и чашкой на подносе. — Ты не будешь? — спросил Леви. — Нет. — Мне больше достанется, — фыркнул он. — Какую часть мне взять? — Вот эти, — Эрвин положил перед Леви небольшую стопку бумаги, наверху которой лежал лист с тремя столбиками: имя, должность, причина. Ниже следовал список людей, целая жизнь которых заключалась в этих трех фразах. — По моим расчетам выходило немного, но Шадис отдал мне свою часть. — Почему? — поднял Леви глаза. Сидя за столом, он казался еще ниже, но Эрвин, взяв бумаги, сел напротив, сгладив их разницу в росте. — Я таких вопросов не задаю, — едва заметно улыбнулся он. — Даже люди уже говорят, — ощетинился Леви. — Что говорят? — недоумевающе спросил Эрвин, подняв взгляд. — Разведкорпусу стоит сменить главнокомандующего. — Предыдущий командор назначил его, — пожал плечами тот. — Странно… — выдохнул он. — Почему бы тогда не попросить Закклая сменить главнокомандующего? — Леви оторвал голову от бумаг и посмотрел Эрвину прямо в глаза. — За неимением достойной альтернативы, мы не можем сделать этого. — Кто угодно будет лучше Шадиса, — недовольно буркнул Леви, отведя взгляд влево. — Тут ты неправ. Нужен человек со стратегическим умом и умением вовремя отбросить эмоции. Не каждый на такое способен, — Леви неоднозначно хмыкнул: — Когда следующая вылазка? — Рано загадывать, но в ноябре было бы отлично. Ханджи давно просит. Она… — Эрвин замолчал. — Что? — Леви поднял взгляд, насторожившись. — Не думаю, что стоит это афишировать, — произнёс Эрвин и опустил голову, вернувшись к письмам. — Как знаешь, — Леви вновь пожал плечами. — Леви, можно вопрос? — спросил, продолжая писать, капитан. — Да, — ответил тот, не отрывая головы от бумаг на столе. — Почему ты помогаешь мне? — казалось, будто тон Эрвина был еще серьезнее обычного, и без того мрачного и строгого. — Ты сделал мне чай, — и как бы в подтверждение этому он сделал глоток. Но правда крылась в другом. Леви не первый день сидит в кабинете капитана до поздней ночи, помогая с отчетами, письмами и другими бумагами. И в комнате повисла тишина, прерываемая лишь шумом с улиц Митры. — Ле-еви! — окрикнула его Ханджи своим типичным счастливым тоном. — Чего тебе? — он обернулся, скрестив руки на груди. За окном была поздняя ночь, и новобранцы давно спали, только начальство все еще возилось с бумагами. — И давно тебе Эрвин нравится? — спросила она, потягиваясь и зевая. — Что? — от удивления Леви и широко раскрыл глаза, и не заметил, как забыл закрыть рот. — Муха залетит, — щелкнула его Ханджи по подбородку, — так и давно? — Успокойся, очкастая. Не нравится он мне. — И для чего мне, по-твоему, очки? Чтобы лучше видеть, как ты за ним ходишь повсюду. А еще ты замечал, как ревниво глядишь на новобранцев, что к нему подходят? — Тише ты, — шикнул он, — бредни всякие несешь. — Я никому не говорила, не беспокойся, — улыбнулась она, обойдя его и идя задом наперед. — Признайся. Ты ему тоже нравишься. — Что это? — через какое-то время, пиша очередное письмо по шаблону, спросил Леви, услышавший незнакомый звук, который и вырвал его из воспоминания, наталкивающего на ужасное. — Уличные музыканты, — Эрвин заглянул в удивленное лицо офицера, навострившего уши. — Это скрипка. Девушки танцевали под флейту и барабаны. — Не знал о таком. В борделях обычно играли на рояле, слышал краем уха, — Леви внимательно разглядывал окно, из которого доносились звуки, но тут же вернулся к письму. — Нравится? — Эрвин продолжал рассматривать Леви, и тот не мог не ответить тем же. — Похоже на… плач. Будто зверь воет от боли. — Это высокая нота, — объяснил Эрвин. — А теперь — низкая, — сказал он, когда мелодия изменила звучание. — Благонравная строгость… красиво, — выдохнул Леви, словно сказал это сам себе. — Раньше в Митре часто проводили балы. Наверное, и сейчас проводят, — предался воспоминаниям Эрвин. Леви знал о званых ужинах, на которых никогда не был, да и не особо интересовался. Знал, что на них раньше бывал и Эрвин. Казалось, что его тоже не прельщала такая чопорная и фривольная жизнь. Еще Леви знал о нищете, что цветет как под землей, так и на окраинах Митры. О нищете, которая не волновала военпол или правительство. — Совсем забыл… — стушевался он. — Я не из пещеры вылез, — обиженно буркнул Леви. — Хочешь, научу тебя танцевать? — Зачем? — нахмурился он, Эрвин лишь пожал плечами, продолжив: — Вдруг окажешься на балу, — Эрвин поднялся и протянул Леви руку. — Я умею танцевать, — Леви не любил открыто врать. Там, под землей, врать приходилось постоянно. Врать, чтобы выжить. И теперь ложь всегда ассоциировалась у Леви с чем-то скользким, темным и пахнущим сыростью. Ложь, словно ненавистная им плесень, пробиралась в жизни людей, пожирала все, убивая, вызывая болезни. Словно плесень, ее невозможно было и вывести, если однажды впустил в свою жизнь. Но признавать свои слабости он ненавидел еще больше. — Тогда, может просто потанцуем? — предложил Эрвин. Отчего-то ему, ответственному и прилежному капитану, сегодня совсем не хотелось работать, и Леви это выводило из себя. — Нет, — недовольно отрезал он. — Как скажешь, — Эрвин пожал плечами и вернулся к письмам. Леви нравилась музыка. Текучая и плавная, лившаяся в уши, словно песок сквозь пальцы. Ему нравилось работать под нее. Куда лучше, чем тишина, прерываемая лишь шуршанием бумаги. Он писал одно шаблонное письмо за другим, влившись в ритм, когда Эрвин вырвал его из процесса, сказав: — Все-таки не умеешь. — Смит, что за пчела тебя сегодня ужалила? — Леви начинал злиться и решил скрыть лицо в чашке с чаем. — Просто хорошее настроение, — ответил тот. — Черт с тобой, — бросил Леви и, отодвинув очередной скрученный лист, поднялся. Он не знал, какая пчела ужалила и его, но отчего-то ему захотелось научиться тоже. Такое воздействие на него возымела не то музыка из открытого окна, не то девушки, что так радостно кружились в хороводе. — Не попытаешься меня снова убить? — усмехнувшись, поднялся и Эрвин. — Не хочу терять офицерский чин, — оскорбился Леви. — Тогда давай, — Эрвин протянул Леви ладонь, которую тот крепко схватил, сам до конца не понимая, зачем. — Я буду вести, так что проблем возникнуть не должно. Ты стоишь слишком далеко, — Леви сделал два шага вперед. — Теперь слишком близко, — усмехнулся Эрвин, — одного шага было бы достаточно. — Так? — Да. Положи руку мне на плечо, — попросил Эрвин, и Леви повиновался, тут же почувствовав тяжесть чужой ладони на лопатке. — Под скрипку обычно вальсируют. Счет раз-два-три, — произнес Эрвин, и Леви полушепотом повторил за ним: «Раз-два-три». Смотри на мои ноги, — Эрвин сделал левой ногой шаг назад, — теперь ты, двигайся на меня, — и Леви отзеркалил его движение. — Сейчас нам нужно слегка повернуться, — Леви почувствовал, как Эрвин слегка тянет его за руку, управляя движениями, и решил поддаться. Капитан сделал шаг вперед, удивив не ожидавшего Леви. Он поднял правую руку, и Леви пришлось тянуться на носках, чтобы оставаться на одном уровне. Устремив взгляд в пол, он, широко раскрыв глаза, пытался не наступить на ногу Эрвина, пытаясь подстроиться под темп, то и дело повторяя тихое: «Раз-два-три». — И все же не умеешь, — улыбнулся Эрвин беззлобно, рассматривая черную макушку, но Леви почти не слышал его. — Не смотри все время себе под ноги. — А куда ещё мне смотреть? — выругался тот. — На меня, — буднично ответил Эрвин, но у Леви внутри что-то сжалось. Только сейчас он понял, как со стороны выглядят их уроки танцев. Видимо, только ему стало не по себе, потому что Эрвин все так же сосредоточенно кружил его. — Не считай, слушай музыку. Пусти на самотек. — Тогда зачем ты вообще сказал про счет? — Леви ощетинился, раздражаясь. — Чтобы ты знал, — ответил Эрвин. Леви попытался последовать совету, молча поднял взгляд, чтобы посмотреть в лицо, перестал пытаться перехватить роль ведущего. Поначалу выходило плохо: он дважды наступил Эрвину на ногу, после чего извинялся себе под нос, выбиваясь из ритма. Пытался влиться, услышать музыку, двигаясь то слишком быстро, то слишком медленно. — Я ужасный танцор, — произнес он, смотря на Эрвина. — Ты не видел мои первые шаги, — ответил тот. — У тебя хорошо получается. — Спасибо, — выдохнул Леви, после чего между ними наступила тишина. Спустя время Эрвин сказал: — Она хочет взять титана на изучение и думает, что к зиме их активность спадает. Я о Ханджи. — Внутрь стен? — Леви широко распахнул глаза. Безумие Ханджи не имело границ. — Да, — подтвердил его опасения Эрвин. — Теперь ответь на вопрос ты. — С помощью тебя можно устоять на поверхности. Твои приказы самые адекватные, поэтому все думают, что я их исполняю. Так мне казалось раньше. — А сейчас? — спросил Эрвин. Его тон стал холодным и безразличным. — Ты уважаешь Ханджи, — ответил Леви, теперь Эрвин испепелял его взглядом так, как умел только он, пробираясь до самых костей, заглядывая, казалось, в самую душу и все её тёмные уголки. Пока Леви лишь пытался спрятать глаза, стиснув зубы. Он не солгал, но и правду не сказал. Правду, что заключалась в самом Эрвине, который с самой первой встречи не пренебрегал им, не брезговал и не относился как к помойной крысе. — Не хочу до рассвета тут возиться, давай вернемся к письмам, — Леви попытался остановиться, но Эрвин не дал, продолжая делать шаг за шагом. — У тебя бессонница. — И давно ты по ночам за мной следишь? — ощетинился Леви. — В библиотеке иногда горит свет до поздней ночи. Я сложил два плюс два, — парировал Эрвин. — Она тебе нравится? — Библиотека? — Ханджи. — Нет, — Леви закатил глаза от такой вопиющей глупости. — Ты вообще всех уважаешь, — Леви продолжил начатую ранее мысль, — когда мы говорили про Шадиса, — он сделал недолгую паузу, чтобы собраться с мыслями, — я на секунду подумал, что его можешь заменить ты. Эрвин тихо выдохнул, не найдя что ответить. Леви пришлось перехватить роль ведущего: шаг капитана стал сбиваться и замедлился. — Приятно слышать, — уронив глаза в пол, наконец сказал он. — Как будто ты не знал, — Леви ощетинился. — Теоретически допускал такую возможность… Но никто не говорил этого вслух. — Ханджи со мной согласна. — Только не говорите о таком слишком громко. Подумают, что мы хотим взбунтоваться. По голове за такое не погладят, вы же понимаете? — Да, мы не глупые, мог бы и спасибо сказать, — возмущенно сказал Леви и как будто специально наступил Эрвину на ногу вновь. — Ауч, — прошипел капитан сквозь зубы. — За это я спасибо не скажу. — Извини, — быстро сказал Леви. Он сцепил зубы от повисшей тишины. Нужно было что-то сказать, но на языке вертелось только одно. Слова, которые он хранил в душе уже несколько месяцев. С момента, когда увидел в Эрвине что-то, чего не мог рассмотреть раньше, что-то, что не бросалось в глаза. Фраза «Ты мне нравишься» так и пыталась слететь с губ. — Спасибо, что помогаешь мне с бумажной волокитой. У тебя красивый почерк, — Эрвин первый подобрал слова. — Спасибо, — ответил Леви. Он спрятал взгляд, потому что внезапно слишком остро ощутил тепло чужой ладони на талии. Он в удивлении распахнул глаза, когда понял, что изначально она была на лопатке, а голос капитана звучал тише, был дальше. Леви вернул взгляд на лицо Эрвина и теперь смотрел в самые глаза. Увлеченно, пронзительно и спокойно, но словно выжидая. Рассматривал речную гладь, в которой хотел раствориться. Леви решался на отчаянный шаг, который станет точкой невозврата для них обоих, собирался с мыслями и силами. Эрвин продолжал вести танец, и Леви повиновался, переставляя ноги не думая. В голове вертелись слова Ханджи. «Ты ему тоже нравишься». Стал бы Эрвин приглашать его на танец в ином случае? Что, если это просто уважение? Леви всегда был человеком, повинующимся одному правилу — «Сначала бей, потом спрашивай», когда жил под землей. Еще совсем недавно под ногами у себя самого. Поэтому решил воспользоваться этим правилом и сейчас. Он резко остановился, вскочил на цыпочки и прижался губами к губам Эрвина. Быстро. Сухо. Стыдливо. Не закрывая глаз. Он видел, как широко раскрылись глаза капитана, чувствовал, как приоткрылись губы, когда Леви начал отдаляться. К щекам прилило тепло, уши горели от смеси стыда и наслаждения. Вместо того, чтобы сделать шаг назад, капитан, вопреки ожиданиям Леви, притянул за талию его еще ближе. Словно первый шаг Леви стал для него зеленым светом, позволением. Согнувшись, Эрвин прильнул к его губам. Полярно изменив их поцелуй, он сделал его чувственным, долгим, пылким. Когда Эрвин наконец-то отдалился, на его губах играла едва уловимая самодовольная улыбка, не оставшаяся без внимания Леви: — И давно ты знал? — буркнул он. — Ханджи сказала с месяц назад. Все ждал, когда решишься. Ты ведь не любишь выбирать, — Эрвин вновь сделал шаг назад и продолжил танец так, словно не произошло ничего необычного. В ответ на это Леви лишь процедил воздух сквозь зубы, опустив взгляд. Только он воспринимал это как нечто особенное. Для Эрвина это был сам собой разумеющийся, слишком очевидный, чтобы обсуждать, шаг в их отношениях. И понимание этого грело душу. — И что же теперь? — спросил Леви. Их танец замедлился, стал более близким и нежным. — Останешься здесь? — ответил вопросом Эрвин. Леви лишь незаметно кивнул, промолчав. Музыка давно остановилась, но двое мужчин так и продолжали медленно перетаптываться в объятиях друг друга.