***
Под вечер, чуть ли не под закрытие – Дима припёрся снова. Теперь нужно было ему как-то объяснить, что то сердце адресовано не ему, пусть и на его кофе – но не ему. – Как дела? – не с того начинается диалог. Андрей сдавленно угукает, вспоминая, что Дима воспринял то послание всерьёз. – Может прогуляемся? В ответ Андрей сквозь свои мысли так же сдавленно угукает. А потом доходит, что угукнул не туда. Только собирается возразить, мол, моё да значит нет, и вообще я хуй тебе рисовал а не сердечки, как на стойке оказывается купюра в пятьсот рублей. – Капучино, полторы сахара. Хотя лучше три. – Андрей стопорится. – А если с тобой – можно вообще без сахара. Слишком много сладкого… Андрей скатывается под стойку на грани истеричного воя. Ну не то. Не так вышло. Откуда-то сверху слышно «без сдачи». Что-то шуршит по звуку рядом с купюрой. Андрей поднимается. На столе рядом красуется роза в красивой крафтовой бумаге, аккуратно перетянутая лентой. Андрей случайно хнычет вслух. Дима в своих действиях абсолютно уверен. – Спасибо. – аккуратно забирает со стойки и цветок бардово-алого цвета, и купюру с хорошими чаевыми. Если б не был доёбливым таким – был бы новым любимым клиентом. Чёрт с ним. Если Дима за простые сердечки готов подгонять триста рублей – хоть четыреста таких нарисует. Снова жужжит кофемашина. Вместе с ней начинает жужжать голова. Судя по тому, что Дима не уходит, жужжать начнет и он. Обращается так же мило, но оборачиваться Андрей не спешит. Делает вид, что тихая работа кофемашины перекрикивает голос клиента. – Кофе у тебя, если честно, хуйня. – признаётся Дима, глядя на действия возмущённого бариста. – Я сюда к тебе приходил. – Надо же, – чуть отступив в сторону взбивает молоко. Дима следит почти пристально. – Какой ужас. – говорит с особым сортом сарказма. – Наверное, эти мучения того не стоили. Понимаешь… – Всё-таки стоили. – перебивает. Андрея корёжит. Сердечко получается кривым. – Не хочешь со мной посидеть? – Я на работе. – отдаёт стаканчик с прозрачной крышечкой и кривым сердечком. – Никого нет. Да и почти закрытие уже… Андрей молится, чтобы кто-нибудь пришел. Чтобы Федя предложил отвезти Андрея домой. Ради бога, пусть кто-нибудь спасет из этой ситуации. Андрей из-за стойки всё-таки не выходит. Дима, несмотря на собирания в полтора часа, уходить и не планирует. Пьёт кофе спокойно, даже не жалуется на то, какой Андрей бездарный бариста. Не жалуется вообще ни на что. И кажется, что молчащим он бесконечно прекрасный клиент. Всегда бы так молчал – цены бы ему не было. – Идём? –Дима поднимается. В куртке сидел, уже готовый выйти. – Мне домой надо. – импровизирует, пытаясь придумать причину. Чайник не выключил. Газ не перекрыл. Кошка голодает. Что угодно… – Срочно. – Я провожу. – улыбается лучезарно. Андрей улыбается нервно. А когда под руку берут – вовсе теряется. Даже ответить ничего не может. – Работаешь завтра? – Да, моя смена. – прихуевшим взглядом смотрит на Диму. Эта едкая смелость до добра не доведет никого. И за такие шутки в зубах бывают промежутки. Дальше за кофе и работу тема не ведётся. И этому Андрей бесконечно благодарен Диме. Что сейчас идёт туда, куда ведёт Андрей, что болтает о какой-то там работе, Андрею абсолютно безразличной. Пусть болтает. Пока это не переходит в дискуссию о мерзотном капучино – Андрею плевать. Сквозь шелест розы в крафтовой бумаге слышно урчание живота Андрея. Блятькает, пытаясь вспомнить, что дома было съедобного. Зацвевшее оливье, которое передала мать, и новая экосистема в банке. Что там было, пока жизнь там не начала эволюционировать – Андрей не помнил. Но пробовать на вкус новую цивилизацию не хотелось. – Давай разойдемся, мне ещё в магазин… – Есть хочешь? – снова перебивает. Андрей себе обещает, что если Дима ещё хоть раз его перебьет, то ему перебьют переносицу. Абсолютно случайно. – Не важно, просто давай… – Важно. – перебивает снова. – Я угощаю. Или не перебьют…***
Следующим днём с утра не было видно Димы. Сердечку Федор снова не радовался. Только ядовито поблагодарил, что на этот раз его не пытаются отравить корицей. От безысходности и накапливающихся аки снежный ком проблем – хотелось продолбить головой стойку. После первого удара одернул Влад, до того просто тыкавший в телефоне в какую-то игрушку с самолётиками. – Чё случилось? – всё-таки решает спросить. Андрей уж слишком печально смотрит на эту жизнь. Федя слишком язвит. Димы слишком не видно. Все будто бы не на своих местах, а кувырком через задницу. – Тебе прям всё рассказать? Или ограничишься информацией, что Дима вчера кормил меня шаурмой? Следует долгое молчание. Влад дурно улыбается, Андрей с хныканьем ударяется о столешницу снова. – А чё не так-то? Шаурма невкусная или пронесло от неё потом? – телефон всё-таки оказывается в кармане. Влада это всё заинтересовало. – Я бы послушал полностью, как к этому пришло. – Да нормальная была шаурма. Это ёб… – взгляд переводит на звякнувший на двери колокольчик. Замолк. Вновь явилось его величество и озарило помещение своим прекрасным настроением и доброй улыбкой. Андрей сгруппировался. – Привет, Андрюшенька, – Дима облокачивается на стойку. Взгляд мельком падает на Влада. – Здравствуй, Влад. – Дарова… – неожиданно выдает. Вряд-ли более неожиданно, чем приветствие Димы. И ещё менее неожиданно, чем Милка на стойке. Явно для Андрея, а не с попыткой похвастаться своими богатствами и счетами заграницей. – Привет-привет. – с Милки взгляд с трудом поднимается на Диму. – Что будешь? Андрей видит, как Дима изо всех сил сдерживает очередной подкат, вместо него едва ли выдавая просьбу ту же самую, что почти всегда – капучино и полторы сахара. А ещё видит прихуевший от ситуации взгляд Влада, которому точно потребуется объяснения. – Держи. – кофе Андрей отдает прямо в руки. Дима аккуратно касается пальцев Андрея – сам же Андрей этому не сопротивляется и не плюётся. – Зайти за тобой вечером? – звучит Дима будто бы обыденно. Влад, кажется, сейчас через стойку перелезет в попытке выразить ярое желание услышать, что он пропустил вчера. – Зайди. – в ответ улыбаются слабо, но всё-таки искренне. Когда Дима уходит, оплатив кофе, Андрей ощущает на себе очень, очень заинтересованный взгляд. Появляется ощущение, что его можно монетизировать. – Расскажу за бутылку пива. – шоколадку стаскивает к себе, аккуратно распечатывая. Подгоны от Димы становятся полезнее цветов. – Не расскажешь – я тебя посажу на бутылку пива. Это чё такое? – оборачивается на Диму, ушедшего, видимо, в университет. – А где «пошёл нахуй пидор»? Где попытка продезинфицировать после него руки и воздух? – Спирт не спасает от душноты. – заключает Андрей. Молочный с карамелью шоколад – предлагает Владу. Записку, приклеенную к обёртке – не читает никто. Андрей боится того, что скрючится креветочкой. Влад боится, что прочитает лишнего. – Да я так, ради чаевых. Ни в жизни с ним ничего… – Где твоё «пошёл нахуй пидор» в его сторону, Андрей? – Влад настаивает. Отламывает себе полоску шоколада. – Это Дима. Тот же Дима, который ебал тебе мозг за то, что кофе сладкий. Кофе кислый. Горячий и холодный. Воздержался от шутки, что сначала ебал мозг за кофе, а потом будет ебать Андрея. Наверняка ему и так не шибко прикольно. О вчерашнем дне слушал молча. С болью в душе, что не довелось воочию узреть всю эту иронию. Что пришлось принимать мир после изменений, а не в процессе. Хотя, наверное, для Андрея к лучшему. Не будет сохнуть по Фёдору больше. Или будет, судя по его взгляду и метаниям, когда зал озарило присутствие уже другого человека. Снова. – В любом случае лучше переключись. Тут без вариантов. – одним взглядом Влад указывает на Фёдора. Здоровается абсолютно спокойно, немного отодвигаясь. – Кто куда переключается? – голос Фёдора звучал оптимистично. Значит, решил ту проблему, из-за которой утром Андрей почему-то огрёб. И кофе его тоже стал херовым. – Влад, ты выходить не планируешь? – Да нет, пока на больничном… – неловко качнул головой. – Забежал кофе попить. – Я твой больничный перегар с порога услышал. Проспись пойди, не распугивай клиентов. – взгляд у Феди тяжёлый. Влад никогда не понимал, почему Андреево сердечко не выбирает кого-то попроще? – Андрей, выйдешь завтра? Очень надо. Смотрел Андрей на Фёдора как на предателя. Влад оставил пару наедине, надеясь, что Андрюша прекрасно разберётся со всеми проблемами в своей жизни. – А зачем? – под стойкой аккуратно заворачивает шоколадку. Шуршит, но Федя игнорирует. – Ну, надо. Выходит такая дыра завтра… – вздыхает максимально тяжело. Андрей готов завыть. – Ну не за просто так, конечно. – У меня планы на завтра были, Федь… – искренне надеется, что замена найдется. Нужен перерыв. Нужен хоть денёк, чтобы переварить то, что Дима приходит теперь не хуесосить за кофе, а дарить розочки и шоколадки. – Пожалуйста, Андрюш. В долгу не останусь. Чёрт с ним, думается по итогу. Согласно кивает. Никаких в этой жизни перерывов. Никаких обдумываний. Все сгоряча, на живца, по горячим следам, с пылу с жару и в целом без какого либо времени на мысли. День тянется долго. Дима придёт вечером. Раз обещал – значит точно придёт. В какой-то момент почему-то стало не брезгливо ему кофе готовить. Не хотелось рисовать ему хуи на капучино и плевать в эспрессо. Поймал себя на мысли, что для Фёдора и остальных нарисовал такую же веточку, как и Диме когда-то. Один случайный рисунок, случайно отданный Диме – как-то внёс многовато изменений в эту бренную жизнь. Если ужин на халяву можно считать изменением в жизни.***
Настолько перестаёт, что ни утром, ни днём – Андрей в кофейне Диму не видит. Ни разу. Даже, сука, мимо не прошёл. Андрей считал весьма странным то, что он каждый раз выглядывал в окно в поисках ранее самого бесячего клиента. Что поднимал взгляд на звенящую дверь с мыслью, что вот он сейчас зайдёт. Дима был или каким-то суккаинкубом, или гениальным манипулятором, или Андрей просто вёлся на все после холодного Фёдора. После него даже сухая сушка казалась самым сладким тирамису. Хотя ни тирамису, ни сушки Андрей не любил. Но все равно высыпал целую пачку сладких и не сильно твердых сушек в вазочку, чтобы можно было взять к кофе. И люди брали. С трудом привыкали к такому нововведению, но брали. Когда отчаявшийся Андрей решил, что за ним никто не зайдёт, что Дима решил, что у Андрея выходной – колокольчик на двери снова звякнул. Дима всё-таки пришел! Под вечер, уставший и промокший от дождя за окнами. – Привет. – аккуратно снимает с плеч пальто, вешая на барный стул. – Весь день тебя не было. – будто бы обиженно заключает Андрей, всё-таки принимая шоколадку. – Чего пришёл? – Работал, прости. Андрей замолкает. Принимается готовить привычный капучино полторы сахара. Дима молчит. Не пытается заболтать. Андрей рад, что его не трогают. Что дают время заниматься чем-то своим, втыкать в телефон. – Слушай, а ты научился варить кофе. – Дима будто бы хвалит. Смирился, что на этот раз никакого сердечка ему не нарисовали. – Вкусно. – Спасибо. – отвечает холодно. Но почему-то следом всё равно улыбается, не отводя взгляд от телефона. Дима пьёт кофе. Андрей листает заметки в поисках того, какой сироп закончился вчера. Записал и забыл. А бутылку выкинул. – Андрюшенька, дай руку. – краем глаза видит, что Дима вытягивает свою руку. – Правую. Агакает, выполняет просьбу, параллельно делая скрин заметки через шторку уведомлений. Когда взгляд поднимает – на безымянном уже красуется сушка. – Ты чё… – руку вырывать не спешит. Взгляд медленно перекатывается на Диму. Лицо серьёзное. Андрей бы назначил такого министром по делам долбоёбов. Телефон кидает в карман, забыв, что вообще делал и для чего. Дима аккуратно притягивает к себе за воротник, пусть и резковато, следом сам придвигается. Сердце биться почти перестаёт, дышать не получается – Дима смотрит прямо в душу, пока соприкасаются носами. Не спешит. Не торопит. Будто ждёт этого шага от Андрея. У самого Димы сердце в пятки уходит, когда его губы Андрей накрывает своими. Когда его рука с грубой нежностью проходится по щеке и до шеи. Андрей сдаётся. От ненависти шагать тоже не далеко – прокатилась мысль как перекати-поле по задворкам сознания. Ведёт языком по губам Димы, прикусывает нижнюю, пока в ответ он не зеркалит то же самое с верхней. Странно брать в руки инициативу с этим человеком, но отчего-то приятно. Мурашки по телу разбегаются будто бы впервые, когда Дима зарывается пальцами в волосы. Сжимает, перенимает инициативу, скользит языком к языку, облизав чужие губы. Всё это так сильно нравилось. Упирающаяся в ребра стойка, сушка на безымянном правой, пустая кофейня и чужие попытки укусить грубее, больше расшевелить. Дима отстраняется первым, аккуратно садится на тот же барный стул, пока Андрей приходит в себя , перегибаясь ближе к Диме, успокаивая сердце, ломающее лёгкие и всё-таки опуская голову с, кажется, самым красивым румянцем на щеках.