Мандарины

Даби стоял на колене в прихожей и зашнуровывал свои берцы. Они с Томурой как раз собирались сбегать по-быстрому в продуктовый, но внезапно оказалось, что у них разом закончились стиральный порошок, шампунь, аспирин, пластыри и ещё что-то. Собственно, почему сборы и затянулись. Даби уже было потянулся за курткой, но услышал негромкий стук в дверь. Из кухни сразу послышалось шубуршание. — Томура, не иди. Я открою Скрипнула ручка и Даби оцепенел. — Нии-сан! Сердце болезненно ёкнуло — Братик! Душа ушла в пятки — Сынок Ему кажется, что он тонет — То-о-ойя! Да, ему только кажется Ведь он уже утонул *** Томура бросился к двери сразу, как услышал голоса. Те самые. Он их узнает из тысячи — приелись за столько лет. Лишь на периферии проносится, как он грубо кого-то выталкивает и чуть не получает по лицу локтем; везде мелькают красно-белые пятна; возмущённые крики отражаются от стен, и множатся как отражения в зеркалах. Наконец всё стихает, когда с тихим щелчком запирается дверь. Томура на всякий случай закрывает её на второй замок, проворачивая ключ ещё раз. Хочется отдохнуть, сползти по стене и свернуться калачиком, наслаждаясь тишиной. Но не время расслабляться, ведь Томура очень скоро замечает, что Даби не двигается. Не то чтобы, он ожидал бурной реакции, но абсолютное бездействие тоже изрядно настораживало. Томура осторожно подошёл ближе и потормошил другого за плечо, на что получил ноль реакции. Он попытался на пробу согнуть чужую руку, но не смог. Даби всё так же стоял и не стремился подавать признаки жизни. Томура про себя выругался и двинулся бодрым маршем в кухню, прихватив с собой Даби, который в данный момент активно мимикрировал под мебель. По пути безвольное тело стукается о шкаф и роняет пару книг, а Томура проклинает себя последними словами, теперь тщательней следя, чтобы его ненаглядный не набил себе синяков. Раньше он бы и ухом не повёл, но сейчас ему по-настоящему страшно. Страшно брать на себя полную ответственность за чужую жизнь. Страшно знать, что только он сейчас может помочь. Даже думать о таком мерзко, потому Томура цедит сквозь стиснутые зубы: — Чтоб я тебе ещё раз позволил дверь открыть. Тварь. На цепь посажу, чтоб не рыпался. Что? Теперь язвить что-то расхотелось, да? Они прошли коридор раза в два медленнее, чем обычно. В основном, из-за Томуры, который постоянно оглядывался, чтобы удостовериться, что он не потерял Даби где-то по дороге. Таким неспешным темпом они и дошли до кухни. Резко развернувшись, Томура буквально роняет другого на стул. Иначе его не посадить, ноги сгибать сложнее, чем руки, а тратить время зря как в прошлый раз Томура не намерен. Ему хватило. Украдкой наблюдая, чтобы Даби не сполз на пол, Томура открывает холодильник и ставит на стол целую миску мандаринов. Немного подумав, он достаёт мерный стакан, ставит на стол и суёт в замороженные руки мандарин. Ничего Томура нетерпеливо стучит ногой об пол, ожидая хоть какой-то умственной деятельности. Ничего Томура не выдерживает и подходит к Даби, уже сам начав чистить фрукт, управляя чужими руками как марионеткой. Получается плохо — пальцы напряжены до такой степени, что почти не сгибаются. — Ну вот. Я же ногти постоянно обгрызаю и подцепить шкуру не могу. Вот. А у тебя хоть какие-то остатки ногтей есть. Помнишь, ты мне постоянно мандарины чистил? Ну? Сейчас что-то делать будешь? Томура отпускает чужие руки, в надежде, что репетативные действия приведут его в чувство. Мандарин падает на пол с противным хлюпом. Даби не двигается, а Томура старается не затыкаться ни на секунду. — Ясно. Что-то не так, да? Что-то не на своём месте. Может, тарелка? Она тебе случайно в локоть не упирается? — спрашивает Томура, уже зная, что ему не ответят, — Или скатерть какая-то не такая. Хотя ты же на цвета не реагируешь — значит что-то другое. Но что? Миска, мерный стакан, холодные мандарины, ты всё держишь правой руко- Блять, ты же левша! Шигараки кладёт мандарин в левую руку и повторяет процесс. Чужие пальцы, будто механические, обрывистыми движениями принялись чистить фрукт. Шигараки облегченно выдохнул, и наконец позволил себе заткнуться. Не в его привычках постоянно тараторить и описывать воображаемой публике что да как он делает, но путём проб и ошибок выяснилось что таким образом привести Даби в чувство получается быстрее. А чем меньше времени он проведёт в таком состоянии, тем короче будет отходняк после. Томура старается не материться в голос. Сейчас Даби может напугать что угодно и откатить к прежнему состоянию, чего нужно всеми силами избежать. По крайней мере, так говорил невролог. — А-а зачем столько- Слышится хриплый голос, сейчас больше похожий на звук пенопласта, которым усердно трут стекло, но Томура невольно расплывается в улыбке. Через несколько минут слышится бормотание: — И зачем тебе опять эти мандарины? Есть уже будем скоро. Там ещё жаркое оставалось. Я для кого страдал? Вот если опять ничего не сожрёшь, я за себя не ручаюсь Это его тихое ворчание отдаётся чём-то нежным и колючим в сердце. Даже немного тёплым. Будто в стакан налили чего-нибудь горячего, и тепло от стенок греет руки. Немного покалывает пальцы, но приятно. — И зачем я согласился? Вот все нормальные люди сладости покупают, а ты — мандарины. Главное, их мы берём всегда, а на сырки ты мне расщедриться не можешь. Мне уже тошно от этих твоих мандаринов. Ты их уже тоннами берёшь. Мы вообще в магазин собирались… Даби осёкся и нечитаемым взглядом уставился на Томуру. — Снова? — неловко спросил он. На самом деле Шигараки ненавидит такие моменты. Ненавидит, что Даби чувствует себя виноватым. Но и это не самое страшное. Томура сам каждый раз хочет если не придушить, то хотя бы заорать или завыть. Потому что он устал. Да, он уже устал каждый раз оттаскивать Даби на кухню, чтобы привести его в себя. Он устал каждый раз в магазине сдерживать тупые слёзы у секции с фруктами. Он устал каждый раз говорить до больной челюсти, лишь бы Даби стало легче. Он устал каждый раз выслушивать один и тот же монолог. Он устал каждый чёртов раз быть рядом. Но в то же время он ненавидит, когда его — даже говорить такое стыдно — пара просто застывает на месте и не слышит, не говорит, даже кажется не дышит. Просто оболочка от человека, ведь всё живое запрятано глубоко внутри, чтобы никто не тронул. Томура глубоко вздыхает и старается предоставить независимую оценку произошедшему, поскольку именно этого от него ожидают. Даби никогда не расспрашивает, что с ним происходило в подробностях. — С момента, когда всё началось прошло от силы минут двадцать. И ты вроде стабилен. Приступов не было Томуре хочется рассказать всё. Начиная с того, что Даби сначала всегда отвечал односложно, а теперь говорит предложениями. Что раньше его нельзя было с места сдвинуть, а теперь его можно посадить почти без препятствий. Что раньше он вздрагивал от любого шороха, а теперь не обратил никакого внимания даже на крики потенциальных возбудителей. Что раньше, когда приходил в себя, он напрочь отказывался разговаривать, а теперь лишь неловко спрашивает «снова?». Томура честно хочет описать все положительные изменения. Сказать, что он молодец. Признаться, что очень гордится им. Успокоить, что всё равно любит. Но Томура позволяет себе лишь сухой отчёт: сколько времени прошло, нужно ли пить какие-нибудь таблетки и не было ли ухудшений. Даби едва заметно кивает и улыбается во весь рот. Или на сколько позволяют скобы. — Спасибо Томура подходит ближе и заключает его в объятия, целуя в лоб. Чуть отстранившись, он, временами зарываясь пальцами в волосы, гладит по голове, неумело зачёсывая назад непослушные, стоявшие дыбом волосы. Это единственное подобие похвалы, за которым не последует очередной скандал. Даби будто ощущает его не сказать чтобы печаль, но определенную грусть и переводит взгляд на груду мандаринов в миске. — Сколько на этот раз? — спрашивает он, просто чтобы разрядить атмосферу. — Я не считал. Штук девять, наверное Даби усмехается. — Опять варение готовить будем или чего-то новенького? — Как хочешь. Мне мать Мидории до сих пор рецепты присылает, — говорит Томура и, не удержавшись, хихикает. — Она всё ещё завещает тебе свою книгу рецептов? Видно, как Даби усиленно старается перевести тему, но Томура не обращает на это внимания. Тема семейства Мидория уже давно перешла в формат бытового анекдота. — Ага. Уже год как. Такое ощущение, что она всю жизнь хотела девочку, а тут херак и у неё пацан — Мда. Не повезло Изуку — А то. Я вообще удивлён, что он до двадцати дожил, так ещё и героем ухитрился стать — Видимо, она потому в тебя и вцепилась — знает, что ты уже никуда не денешься, — ехидничает Даби и, поднявшись со стула, сразу пытается упасть, но его ловят. — А куда? У меня подписка о невыезде! — говорит Томура, помогая ему стабилизироваться. — У нас, — Даби перекидывает руку на плечи Томуры, чтобы использовать его в качестве костыля — А достают почему-то только меня! — Шигараки без раздумий ведёт его в спальню. Даби сейчас надо бы лечь и ноги размять. — Ну почему же только тебя. Как видишь меня тоже, — Даби слишком поздно понимает, что разговор свернул не туда Томура лишь наклоняет голову вперёд, чтобы занавеситься волосами, и шипит сквозь зубы: — Раньше они только звонили — Мда. Видимо, слишком соскучились по своему любимому отмороженному сыночку, — хмуро говорит Даби. — Не говори так, — резко отрезает Томура — А как тогда, Томура? Как? Тем более, я лежал в психушке! — Это не психушка! — Хорошо! Тогда: «Тем более, когда я лежал в стационарном медучреждении по лечению психических заболеваний» Шигараки остановился и замер, чем Даби воспользовался и повёл их обратно на кухню, почувствовав, что ноги снова заработали. — Ты там полтора года пролежал, да? — тихо прошептал Томура. — Знаешь, тогда в июле все вышли, а тебя всё не было. Было грустно. Мы, можно сказать, всей Лигой тебя ждали Даби решает подумать над этим позже, снова меняя тему. — Знаешь, вот мне всегда было интересно, а почему туда, — Даби теперь тщательнее следил за словами, — поместили только меня? Почему нас не упекли обоих? Томура усмехнулся. — Потому что я могу свою шизу контролировать, а ты — нет — Видел я как ты её контролируешь. Хотя бы мне не ври — Попробуй привести хоть один пример — Да хотя бы когда ты пытался нас убить! И, заметь, не единожды! — Нет. Тогда я правда хотел от вас избавиться любым способом. И, Даби, не путай безумие и холодный расчёт. Это несколько разные вещи Томура замолкает ненадолго, но потом, театрально взмахивая руками, добавляет: — А ещё я не застываю на месте, когда ко мне приходят родственники Даби мученически выдохнул и прикрыл глаза. — Оно само, ясно? Не то чтобы я решаю, когда мне… ну ты понял — Тебя никто не винит — Я знаю — Тем более я — Да знаю я! Повисла напряжённая тишина. Даби сдался первым и неловко предложил: — Давай закроем эту тему? — Согласен. Нам ещё варенье готовить — Что там надо? — Так мандаринов девять, значит это примерно шестьсот грамм. Сахара тогда… если на килограмм мандаринов шестьсот грамм сахара, то на шестьсот — триста шестьдесят. Ещё воды нужно… примерно стакан. И лимонной кислоты надо ложку. Без горки Даби принялся шарить по многочисленным шкафам. — А! Достань виски ещё. Там бутылка оставалась — А это зачем? — Раны обрабатывать — Какие? Ты что порезался? — Душевные, Даби. Душевные