Агапэ

      Серость стен сменялась день за днём цветками камелии. Розовые соцветия медленно раскрывались перед ней, обволакивая рассудок сладким ароматом, погружая его в странную сказку, что была присуще романтичным натурам. Присущая ей. Их лепестки были так прекрасны, такие хрупкие, как и тонкая израненная душа, которая хотела как можно быстрее показать своё нутро. Дать возможность чужим глазам запомнить её такой, какая она есть в последние минуты их встречи. Парфюм, что преисполнялся благородством и окутывал рассудок новыми, совершенно иными впечатлениями даже владелицу столько незабываемого ощущения, пока лёгкий полётный голос продолжал расходиться эхом о стены, наполняя их особым смыслом. Алиса прикрывала свои светлые глаза, устремляя профиль лица куда-то в сторону, пока губы продолжали говорить о чем-то неразборчивом для себя же. Возможно, это очередная шутка, что вызовет звонкий смех только у неё, размазывая эту капель по стенам. Тонкие руки аккуратно орудовали на кухне, пока человек, что давно перестал быть гостем, сейчас сидел в ожидании, когда же она закончит и они приступят к самому любимому моменту этого вечера.        — Какие предложения по поводу фильма? Надеюсь, не мелодрама. — Его надменный голос будоражил рассудок. Да, именно таким он всегда был в её представлениях. Девушка уже ощущала, как внутри всё закипает от раздражения, разнося пылающий жар по коже, принося прекрасную муку противоречий её рассудку. Удивительно, но его компания не была от этого невыносимой. Она сама звала его посмотреть фильм. Каждую субботу, ведь это было устной традицией. Не обговаривали подобное, оно просто возникло из-за стечения обстоятельств.       — Она действительно была очень интересной. — Оправдывается так глупо и при этом закатывает глаза. Она врала, но при этом с улыбкой на губах, разворачиваясь к столу. Алиса даже не помнила, о чём была эта сопливая история. Ей нравилось только смотреть на скучающего Пятого рядом, как он кривит лицо в отвращении, стоит очередной интимной сцене возникнуть на экране. Не могла сдержать смех, но при этом каждый раз, замечая, как он начинает смотреть с привычной хмуростью в её сторону, поворачивала его лицо к телевизору, а сама пыталась пересилить себя и сделать также. Порой это удавалось, но так редко. — «Пираты карибского моря». Ни тебе, ни мне.        — Резонно. — Его излюбленная фраза довольно быстро проскочила, но следом за ней наступила и тишина.        Пару лет назад их отношения были совершенно другими. Ненависть бурлила внутри двух юных тел, гормоны накрывали их головы. Как же ненависть между двумя детьми могла разгореться таким ярким светом маяка на маленьком островке, который окружало непроглядное море? Сейчас они подростки, но, кажется, для неё ненависть стала чем-то иным. Она раскрывала себя в виде трепета от каждого его движения. Глаза с каждой встречей стали больше притягиваться к нему, но вовсе не для того, чтобы кинуть вызов, а чтобы посмотреть на того, кто заставляет её нервно кусать губу всякий раз, стоило им поймать контакт. Алиса не понимала, когда стала так относиться к нему. К каждому его шагу. Когда противные ядовитые два озера кислоты стали такими прекрасными драгоценными камнями. Стоило окунуться в этот токсин, так сердце юной девушки замирало, а отвезти взгляд стало чем-то невыносимым. Нереальным. И ей нравилось так испытывать себя. Видеть себя такой рядом с ним.        Всё произошло слишком неожиданно. Сначала они начали спорить. Одна пыталась отстоять своё место, пока второй ни в какую не хотел принимать столь наглую оборванку, которая влетела вихрем в его жизнь. Снесла все внутренние устои, смела возвышать себя наравне с ним. Эта девочка с короткой стрижкой и в чёрном комбинезоне заставляла его эго шататься так, как шатаются корабли при буре. Да только она была вьюгой, пыталась завоевать его горку, которая наименовалась кораблём «Команда Ноль». Старалась встать у штурвала, на место капитана. Его место. Тогда всё началось и именно тогда Пятый осознал, что терпеть не может эту блондинистую бестию. Это первый день их знакомства, а он уже мечтает ударить несколько десятков раз палкой по широкому лбу девочки, пока она только и мечтает сомкнуть свои пальцы на шее этого мерзавца. А после удалось прийти в себя, когда их разнимали Лютер и Диего. Она ударила Пятого камнем по лицу и это оказалось фатальной ошибкой, но при этом не жалела об этом. Они были просто детьми и это новая жизнь, в новом районе, а привычки не меняются. Миллер осталась всё такой же бунтаркой, её юмор часто пересекал границы дозволенного. И Алисе нравилось ощущать всю дозволенность во всех аспектах.        Их следующая встреча на детской площадке прошла более удачно. За исключением одного. У Пятого была повязка на глазу, которая прикрывала синяк. И именно это послужило началом их шуток про капитана. Не удивительно, что капитаном корабля был он, ведь уступить ему такое место — стало чем-то вроде извинения. Она пыталась замять конфликт, надеясь, что заслужит прощения. Сказать простое «извини» вслух стало непреодолимым испытанием и потому понимала, что нет лучше способа, чем показать это действиями. И тогда впервые её сердечко забилось быстрее в присутствии мальчика. Его улыбка, что подарил ей бывалый мерзавец, уже тогда смогла заставить её лицо гореть. Неосознанно смотрела на эти тёмные и очень эмоциональные брови, которые поднялись вверх, а глаза раскрылись ещё шире, позволяя осмотреть два ярких зелёных нефрита на фоне довольной и безумно привлекательной улыбки. Тогда ей казалось, что стоит посмотреть в эти глаза и она умрёт. Но сколько бы не рассматривала, так и не удавалось упасть в объятия Аида.        Робко поднимает глаза, пытаясь поймать зрительный контакт, а у самой сердце стучит в усиленном темпе, ведь не может сдержать своих чувств в узде. Если раньше она боялась посмотреть в упор, раскрывая свои мысли перед собеседником, то сейчас даже не моргала. Боялась упустить даже небольшой кусочек эмоций, который будет на лице напротив. Светлая небесная гладь без единого облачка мониторила каждую мышцу, пытаясь предотвратить свой внутренний коллапс, от которого кружило голову. Сосуды расширялись, танцуя звонкую чечётку в висках. Било по самому слабому органу, вызывало тахикардию, ведь из-за беготни на кухне её тело устало, но эта усталость была весьма приятна. Было приятно спешить, зная, что он терпеливо ждёт. С понимаем относится и никогда не торопит, порой предлагает помощь, но Алиса слишком гордая перед ним. Натягивая маску сильной и независимой, со скрипящим сердцем принимала руку помощи. Надувала губы, от чего щеки казались более округлыми, а вздёрнутый носик морщился. Приятно видеть, как он усмехается на это выражение лица, а после подталкивает её тело к себе, оказывая помощь. Именно тогда её лицо начинало покрываться румянцем, щеки превращались два спелых яблока, а следом розовели и небольшие ушки. Именно тогда её бледная кожа проявляла такую большую разницу в оттенках и Пять всегда замечал подобное. Алиса любила так считать. Так было легче.        Он мог ранить её и при этом не прикасаться. Мог вызвать разрушение внутри тела, выбить из лёгких воздух. Бросив глаза на его руки, так девичья душа трепетала. Пятый был созданием эстетики. Идеальное творение Господа, о котором можно только мечтать и его руки казались тем, что создавалась несколько тысяч лет. Такая кропотливая работа. То, как Алиса смотрела на его пальцы и выступающие сухожилия, вены, изгибы фаланг — нельзя было оставить без внимания. Когда в их большой, но не совсем дружной, компании заметили это, то девушка лишь отмахнулась:        — Я всех рисую.       На деле же рисовала только его, испытывая непреодолимое желание прикоснуться к своему идеалу. Давилась кислородом и мечтала обвести пальчиками каждый изгиб его ладони, но Пять не любил прикосновения. Она уважала его замашки. Хотела уважать. Но не могла зачастую сдержать себя, протягивая пальцы к столь прекрасному лицу, лишь бы ощутить жар его кожи. Хотя бы на мгновение, но мальчишка сбрасывал её ладони сразу же прочь.        — Чисто из интереса, что думаешь про Алису? — Девушка пряталась в шкафу. Это тот вопрос, который её волновал. Чтобы узнать ответ, нужно было лишь дать пару баксов Клаусу. Какой же он продажный. Порой казалось, что они не могут быть братьями. Пребывая с пелёнок в одном доме, в них воспиталось совершенно два разных человека, но объяснялось лишь тем, что они сводные. — Я бы на твоём месте присмотрелся к ней. Она хороший друг, я ей доверяю. Она мне кажется милой. Особенно когда носит платья в клетку. Ты же любитель математики.        — Ты серьёзно? — Миллер не могла увидеть его лицо, как бы не старалась, но слышала с какой же интонацией задал этот риторический вопрос. Столько неприязни и отвращения в теле мальчика тринадцати лет. Он усмехался от всего абсурда этой ситуации. Хлопнув ладонью по столу, пытался снять своё раздражение, которое вызвали такие невинные фразы со скрытым подтекстом. Мальчик был зол, а ей нравилось, когда Пятый злится, но только не тот день. Не тот момент, что мог дать надежду на её зарождающуюся симпатию. Именно тогда её сердце готово было разбиться на тысячи мелких крупиц, падая прямо в ноги этого говнюка, который растоптал её девичье эго, превращая лишь в незначительную пыль с полок. Эта боль не была сравнима даже с попытками пожевать стекловату. — Ничего ты не понимаешь, не видишь всей картины. Я всё это время присматривался к ней и, знаешь, я бы не доверил ей даже вкус любимого мороженого.       Хотелось бы сказать, что это помогло наконец отпустить и забыть то, что люди называют всплеском гормонов в переходном возрасте, но нет. Влюблённость крепчала, сложно было отказаться от такого человека, что был развит не по годам. Алиса влюблялась в его сообразительность, остроумие и умение трезво оценить ситуацию с рациональной точки зрения. А когда Харгривз начинал увлекаться физикой, то Миллер считала, что нет ничего прекраснее, чем его руки, что так старательно вырисовывали мелком на бетонной стене очередную формулу. Мечтая всецело понять его, стала читать книги, которые ей не давались. Она не понимала точные науки, но как же приятно было обсуждать с ним хоть что-то, помимо взаимного отвращения друг к другу. Но только каждый раз её останавливало одно. Та фраза засела в её голове с продолжительным оглушительным писком. Даже спустя много лет их общения вспоминала это с трепетом. Ощущая, как молот бьёт по старой ране каждый раз настолько сильно, что звенит в ушах, а грудь ноет от непрерывающейся боли, романтичная натура внутри гибла, боясь возродиться вновь в этом слабом и чувственном теле.        Их общение было соревнованием. Даже простая встреча взглядов превращалась в буйство двух стихий и никто не желал отставать. Только если Пятый просто не желал терпеть поражение, то Алиса просто тонула в нём, ощущая себя загнанной в ловушку. И ей нравилась эта ловушка. Она с удовольствием прыгала в клетку с тигром и хотела, чтобы он захлопнул её. Растерзал и без того тело, которое переполняло отчаяние и отсутствие желания жить без него. Для Алисы было достаточно просто наблюдать со стороны и тогда мир преисполнялся красками. Лишь однажды не смогла сдержать всё, чуть не выдав весь свой тайник с самым сокровенным.       Пятый уничтожал её всецело и без остатка. Заставлял теряться, метаться по кровати от желания обнять его. Она молила всевышнего о пощаде, когда не могла уснуть ночью из-за очередной ссоры, которая пробила новую брешь в груди. Возжелая навсегда покинуть этот мир, девушка сминала простынь в руках и кричала. Так истошно и болезненно. Казалось бы, просто нужно позвонить своему искусителю, попросить прощения, но гордость так и кричала: «Будь выше этого!». Она не хотела быть выше. Она хотела быть ниже на голову и задирать подбородок, чтобы посмотреть в наглые глаза и улыбку, которая так и переполнялась издёвкой. Топила горе в алкоголе, а потом звонила ему в бреду, лишь бы выместить всю свою обиду, ведь этот говнюк был не прав. Она не любила это признавать.        — Алиса? — Его раздражённый тон по ту сторону трубки заставил сердце трепетать. Пятый спал. И, чёрт, как же она любила его хриплый голос, от которого проходились мурашки по коже. Как он вдыхал воздух через рот и можно было уловить рычание. Это точно какое-то сумасшествие. — Ты время видела?        — Я тебя ненавижу. — Это слетает с губ так уверенно, но реакция не заставляет себя ждать. Он смеётся и её трезвая часть готова провалиться в недра адского пепла, лишь бы этот смех звучал рядом с ней. Рядом с ухом, нашёптывая какая же она глупая.        — Ты позвонила мне в 2:25, чтобы сказать это?        — Я разбудила тебя? — Глупый вопрос. Конечно же разбудила. Трудно было не догадаться. Пятый продолжал ворочаться на постели и она слышала как скрипит постельное бельё под каждым движением. Как шуршит подушка, когда парень пытается перевернуться или потереть глаза. Слышит, как проводит рукой по лицу и мычит, подтверждая слова нарушителя его сна. Алиса уверена, что он выглядит сейчас великолепно. С взъерошенными волосами, с прикрытыми глазами и просто прекрасным расслаблением во всём теле. Таким ей удалось застать его всего лишь один раз, но чего только стоил тот день. Хотелось тогда громче дышать, но так, чтобы он не услышал её восхищения. — Как можно быть таким занудой? Ты просто невыносим. Знаешь, я просто терпеть тебя не могу, Харгривз. Как ты можешь быть таким…        — Ты пьяна? — Возможно он понял по словам, которые она размазывала или очень вялому тягучему слогу, но Алиса готова была сгореть в пламени стыда.        — Тебе какая разница? Тебя вообще ничего не волнует, кроме физики.       — Где ты? Ты одна дома? Сколько ты выпила? — Вопросы сыпались один за другим, но она молчала, не имея желания дать ответ.       — Тебя только это волнует? Я вообще-то с тобой разговариваю. И мне есть что тебе сказать. Ты не прав, ясно? Почему вообще я должна слушать тебя? Я устала переступать через себя, чтобы как-то помириться с тобой. Ты чёртов упрямец! Хватит строить из себя гордого и прими уже, что тебе также трудно без меня. Мы не разговаривали с тобой уже два дня, ты не пришёл вчера на вечер фильмов. Это несправедливо. Мне больно, потому что ты отдаляешься от меня. — Её голос срывался на плачь. Это впервые, когда храбрая и упрямая Миллер плакала при нём. Из-за него. — Перестань меня отталкивать, прошу. Я соскучилась, — а после шмыгает так забавно, давясь собственными соплями. Но Пятому не до смеха.       — Я сейчас приеду.        И он приехал. Застал её в коридоре, на полу. Сидела возле лестницы, ведь была не в силах подняться в комнату на втором этаже, и Алиса радовалась, как ненормальная, когда он помогал подняться, придерживая под локоть. Тогда Пятый впервые сам встал так близко и не волновало, что вынуждали обстоятельства. Лохматый и такой взволнованный. Держал её волосы, пока миловидное лицо склонилось над туалетом и пыталась выплеснуть всю гадость, которая была в желудке. По цвету и запаху стало понятно, что это красное вино. Позже увидел недопитую бутылку Бордо — его любимое вино — на столе и сразу же выкинул её в мусорное ведро.        — Только Пятому не говори, ладно? — Она сложила руки на ободок унитаза и прижалась к запястьям лбом. Слюни капали на пол и когда подошёл очередной рвотный позыв, то склонилась вновь к прежней каше. Алиса думала тогда, что выглядит просто отвратительно.        — Не скажу. — Парень выдыхает так устало. Какой же пьяной была его подруга, что даже не понимала кто находится рядом. — Ты принимала сегодня транквилизаторы? — И она кивает, а он только садится на корточки и опускает голову вниз. Удобнее перехватывает пшеничные локоны в левой руке, пока правая упирается локтём на колено. — Не удивительно, что тебя так вынесло.        — Боже, Пять будет так зол, если узнает. — Ей самой же смешно с этих слов и потому не может подавить хриплое хихиканье. — О чём это я? Ему плевать. Он не доверил бы мне даже вкус любимого мороженого.        Пятый улыбался. Так надменно, но при этом милые ямочки на щеках не могли нарушить столь приятное осознание того, что что-то могло принести ему удовольствие. Алиса готова была отдать все звёзды мира, лишь бы ещё раз увидеть на столь блаженном лице эту палитру. Он и правда принёс иные краски в её жизнь. Отводит небосвод куда-то в верхний угол и смачивает розоватую истерзанную кожицу губ, что до этого кусала от задумчивости. Он помогал ей с работой, был её музой и зачастую девушка просила его позировать для очередного хаоса на холсте. Видела в своём увлечении нечто прекрасное, что способен понять не каждый и Пять понимал. Когда-то мальчишка из соседнего дома превратился в парня, которому она готова доверять и понимала, как же приятно видеть эмоции заботы, волнения, понимания. А внутренний эгоист не переставал кричать: «Это всё для меня. Меня одной.». Пока она отдавала всю себя в это общение, то он позволял получить множество эмоций в ответ и Алиса от этого таяла. Сердце каждого начнёт таять, стоит встретить своего человека. Непроглядные льдинки исчезли, превращались в воду, которая затекала в её глаза, преобразуя в кристально-чистые голубые оттенки.        — Что купил к фильму?        — Взял мороженое. Не помню, когда в последний раз его ел.        И её мир остановился.       Не доверил бы и вкус любимого мороженого.        Тело замерло, пока по коже прошлась мелкая дрожь. Алиса сглатывает ком напряжения и смотрит на пакет, который Пятый ставит на стол. С того момента она никогда не ела мороженое, боясь напомнить себе о том злосчастном дне, когда судьба позволила ощутить себя тем, кто отделён от мира. Тогда она ощутила себя неполноценной и захотела навсегда забыться, ведь разбитое сердце так сильно саднило в груди. Прошло много времени, но эта трещина на зеркале души продолжала с каждым дуновением ветерка неприятно скрипеть. По плавленному песку царапали остриём гвоздя, пока хрупкое тело ощущала весь спектр дискомфорта. Грудь сдавило, тошнота подступила к горлу, а руки прибил озноб. Стоило подойти и заглянуть туда, то удалось увидеть лишь два вкуса: клубничное и фисташковое. И она взяла второе, ведь была без ума от этого выбора. Раньше. Всё было в прошлом, но сейчас хотелось вновь ощутить этот вкус детских страданий.        Прекрати меня мучить.       — Я возьму фисташковое. — Девушка сжимает небольшое ведёрко в руке и ощущает, как ей становится плохо. Не смотрит на Пятого, но чувствует как воздух расходится вокруг. Он развёл руками — обычный жест, если она что-то делает наперекор, но сейчас не хотелось задумываться, что стало причиной негодования. Мысли только о мороженом в её руках.        Холодный десерт был приятным. Он так успокаивающе проходился холодом по всему телу, а от удовольствия закатывались глаза. Попробовала, спустя столь долгое время, своё адское мучение, Алиса ощутила себя одновременно такой счастливой, но в то же время — несчастной. Пятый рядом сидел с недовольным лицом и черпал ложкой клубничное мороженое с таким усердием, словно оно ему не нравилось, но он молчал. Снова видит его прекрасные напряжённые руки. Бежит к губам и замирает на ямочке. Не успела заметить, как ткнула в неё пальцем, закрывая две тёмные родинки рядом. Парень резко поворачивает голову, и она в западне. Зачем она это сделала?       — Что? — Он подумал, что таким способом попросили обратить на себя внимание.        — Смотри, у меня язык зелёный. — Алиса разомкнула губы и медленно выдвинула язык, показывая то, как красители придали ему мятный зелёный цвет. Не смогла придумать больше ничего более… глупого? — Покажи свой.        На экране очередная сцена с её любимым актёром, но в голове вовсе не восхищение из-за фильма. Алиса смотрит, как Пятый показывает ей свой розовый язык. Ей хотелось попробовать клубничное мороженое. Ей невероятно хотелось потрогать его, смахнуть с лица небольшую подтаявшую часть десерта с уголка его губ, но лишь показала пальцем на себе, и он понял намёк, стирая её салфеткой.        Это казалось какой-то пыткой. Внутри неё бушевала странная смесь, которую хотелось в тот же момент обрушить из своего рта. Шептать в эти желанные губы мольбы всегда быть рядом. Хотела быть рядом с ним, но понимала, что это невозможно. В полумраке, она утопала в этих глазах, что были схожи с подтаявшим цветом фисташкового мороженого из её ведёрка. Любовь вспыхивала с новой силой, отдаваясь колющей и щемящей любовью в сердце. Алиса затаилась. Сдерживала себя. Просила остановить паршивую порхающую фантазию.       — Буду ждать тебя сегодня в восемь.       — Я куплю что-нибудь к фильму. — Его голос по ту сторону телефона казался таким мягким. А может это она вообразила себе? Но с каким же трепетом слушала каждый слог столь убаюкивающего тона. Губы смыкаются на фарфоровом сервизе, желая сделать глоток чая. — У меня есть две новости для тебя. Хорошая и плохая.        — Начни с плохой.        — Это наш последний киновечер. А хорошая — в следующий четверг я уезжаю в Германию. Мне пришло письмо сегодня утром. Я сдал вступительные.        Её восторженный голос и последующие поздравления оглушили его. Алиса была уверена. Да только даже чай больше не лез в глотку. Желание пропало.        — Я так рада за тебя!        Нет, не рада.        Крик, что оглушал всех соседей вокруг. Кидала настольную лампу в стену и слышала как разбилась лампочка внутри неё. Хотелось драть на себе волосы. Переполняясь ядовитой жидкостью, она цеплялась за свои светлые пряди прямо у корня и тянула их вниз. Безжалостно сцепляла в кулаках и возжелала вырвать с корнем. Эта боль помогала прийти в себя. Тринадцать лет. Тринадцать, сука, лет она бегала за ним, оттягивая момент своего признания, чтобы в итоге всё оборвалось в один момент. Цеплялась за книги и кидала их в стену, хотела перестать ощущать эту разъедающую тоску внутри. Как же ей было больно. Алиса ощущала себя беспомощной. Наводила беспорядок в комнате, и её внутренний педант молчал. Ей было плевать, ведь рассудок накрывала паническая атака. Лёгкие жгло, а дыхание стало таким жадным и судорожным, пока её руки обвили тело и терли так нервозно плечи, словно это помогло бы успокоиться. Ходила кругами по комнате и слёзы без остановки обжигали её нежную кожу, покрытую еле заметными веснушками.        Эгоизм.       Он захлестнул её с головой и ей нравилось считать себя такой. Так было легче. Алиса всегда была эгоисткой, когда дело касалось его. Девушка опрокидывает свою напольную вешалку на колёсиках со стоном, переполненным злобой. Хотела, чтобы он не мог без неё прожить и дня, а в итоге так легко кидал её. Оставлял одну. Пятый был поистине жестоким человеком. Ни один яд, соскользнувший из желанного рта, что обжигающей плетью проходился прямо по нежному нутру, не губил её так сильно, чем разлука. Он хлестал розгами по нежной коже, а девушка послушно падала на колени, позволяя измываться над ней так безжалостно. Плоть горела, рассекалась на несколько частей, а гордость где-то внутри рыдала. Просилась наружу, пока его прекрасные губы продолжали кидаться фразами, которые подкидывало его чёрствое сердце и холодный мозг.       Он хочет оставить её одну.       Думала о себе, даже когда дело касалось его. Дразнила и обвивала шею в своих объятиях, пока не просил отпустить. Душила желанием быть ближе, чем есть, ведь хотела, чтобы Пятый видел в ней спасительный кислород. Хотела связать и закрыть в своей комнате от чужих глаз, лишь бы ни одна девушка не посмела кинуть свой кокетливый блядский глаз в сторону того, кто был желаем ей. Внутри бушевало жерло вулкана. Лава вытекала из рта и обжигало её же, заставляя ощутить себя поистине отвратительным человеком, который хотел убить всё живое возле её капитана. Собственник внутри рвал и метал, ведь там, в Германии, не будет возможности всё контролировать. А ей нравилось руководить им даже в выборе фильмов. Во всём. Это ведь её капитан.        Мой. Мой. Мой.       Но он никогда не принадлежал ей. Поддерживал шутливый флирт, не давал усомниться в себе. Позволял прикасаться, виснуть, пока девушка не станет слишком навязчивой, но Алиса знала, что он больше никому не разрешал подобного. Готовил для неё кофе, который покупал для себя. Оказывался рядом в момент, когда это было нужно. Но, чёрт возьми, никогда не принадлежал ей. И теперь не станет, ведь уедет на следующей неделе в другую страну, навсегда оставив её среди огромного Далласа, где придётся ощущать себя как никогда одинокой. Он помог ей отвыкнуть от одиночества. Заставил забыть и дал надежду, но также быстро и отобрал её.       — Окрасился? — На это она лишь задумчиво кивает и отводит глаза в сторону телевизора, заталкивая очередную порцию подтаявшей сладости себе в рот. — Алиса.       Слышит, как он позвал её по имени и поворачивает, до конца оттягивая момент, когда же наконец стоит отвести глаза от телевизора. Два зелёных глаза смотрят на неё так внимательно. Видят всю растерянность, а она не может перестать думать о нахлынувшем воспоминании своей истерики, что была в первой половине дня. И она ощущала себя так спокойно рядом с ним.        Видит раскрытую ладонь перед собой, которая приглашала на прикосновение. Но он не ждёт. Медленно убирает ведёрко с десертом из рук той, что замешкалась, на столик и еле ощутимо проводит пальцами по её. Сердце замирает, а ласковые прикосновения осторожно пробираются к запястью, оглаживая горячую кожу. Это щекочущее чувство на раскрытой ладони, бархатное переплетение пальцев. Руки, что насквозь пропахли мелом, сейчас казались такими влажными. А может это её волнение? Это не имело особой важности, ведь Пятый делал совершенно обычное действие, которое приносило так много ярких эмоций. Так чувственно вёл своими тонкими пальцами к запястью, а после окольцевал его и потянул на себя, заставляя немного придвинуться ближе.       — Что с тобой сегодня не так? Ты странный.        — Ты взяла моё.       — Что?       — Я люблю фисташковое мороженое.       В телевизоре звучит выстрел. Пронзает её грудь, заставляя сердце обливаться кровью, приносит дискомфорт и вызывает такую невыносимую боль. Он целует её. Сцепляет их губы в приятной ласке, заставляя мурашки бегать по щекам, а тело поддавалось дрожи от столь невероятного забвения. Так мокро и с таким пошлым звуком, что невольно кружится голова от переизбытка эмоций. Алиса умирает прямо в его восхитительных руках, которые так ненавязчиво сжимали её запястья. Тлеет, как последняя спичка из коробка, которая мечтала потратить себя на что-то более важное, чем просто дружба. И она сделала это. Жгучее пламя полностью уничтожило небольшое брёвнышко, оставляя после себя только уголёк. Он восхищённо искривился, прогибаясь под напором огня. И Алиса следом выпрямила спину, прижимаясь к груди человека, от которого все эти годы была без ума.        Это даже слаще, чем во сне. Ей хотелось обнимать его до дрожи. Хотелось целовать веки и щёки, которые желала погладить пальцами. Ощутить губами его длинные ресницы, брови, которые всё это время с такой иронией изгибались, заставляя её влюбляться в эту артистичность каждый раз с новой силой. Этот поцелуй стал пыткой. Восхитительной пыткой. Такой невинный, нежный и переполнен желанием доставить ей восхитительные искры. Без пошлого посыла, без лишних прикосновений, которые бы испортили всё. Заставили чувствовать себя использованной. Нет, Алиса ощутила себя нужной и внутри порхали бабочки от столь желанного чувства вновь ощутить его прикосновения. Перед глазами чёрные точки, а в голове желание умереть такой счастливой. Ведь не хотелось осознавать суровую реальность. Это исчезнет через неделю и не появится в её жизни ещё очень долго. Была уверена в этом. Он подразнил её, дал ощутить себя настолько воздушной. Дал невероятно вкусную конфету, а после отобрал. Жалела ли она? Нет, ни сколько. Это означало только то, что стоит подождать ещё немного. Самую малость, прежде, чем удастся вновь ощутить себя живой в его прекрасных руках.