Это называется сочувствие, Мурзилка

— У тебя что-то со лбом происходит… — Даня недоумённо смотрит на демона — злость за недавно озвученное предложение убить антихриста быстро уходит на второй план. — Вот чёрт! — Азик судорожно проводит ладонью по лбу, нащупывая два волдыря, готовые вот-вот превратиться в полноценные рога. — Я что-то не то сказал? Прости, ещё не до конца разобрался в земных ощущениях. — Даниэль виновато опускает глаза, крутя в руках пустой стакан из-под «Доместоса». — Где у вас туалет? — Демон опускает голову как можно ниже, стараясь скрыться от любопытных голубых глаз, смотрящих исподтишка. Даниэль молча указывает вправо, даже не пытаясь скрыть своё удивление. Поведение Азика кажется ему до невозможного странным. — Отвернись… — чуть слышно бурчит демон, накидывая на голову капюшон худи. — Зач… — Я сказал, отвернись, Мурзилка! — Под конец голос срывается на демонические нотки — ангел тут же испуганно распахивает глаза и послушно отворачивается. Азик вскакивает с дивана, едва не упав, — копыта проскальзывают по ламинату. От обиды начинает щипать глаза, ведь он прекрасно понимает, чьих это рук дело. С трудом подавив рвущийся наружу всхлип, он залетает в ванную, резко разворачиваясь и тут же теряя равновесие. Едва успевает схватиться за дверную ручку, лихорадочно пытаясь нащупать замок. — Чёрт-чёрт-чёрт! — В ублюдском отеле, куда заселились эти ангелы Чарли, нет даже защёлок в туалете. Азик вертится вокруг себя, ища что-либо, чем можно подпереть дверь, параллельно сбивая всё на своём пути удлинившимся хвостом, но, кроме пустых бутылок из-под моющих средств, нет ровным счётом ничего. — Ну ты просто посмотри, какая прелесть, Азазель! — Внимание демона привлёк вновь появившийся в зеркале Сатана — фетиш у него что ли такой — по зеркалам расхаживать? — Эти твои рожки, глазки красные, хвостик, копытца — прям Иванушка под спайсом! — Зачем ты опять это сделал, а? — Азик, поджав губы, с трудом ковыляет до раковины. — Что я опять сделал не так?! — Из-за переизбытка эмоций, голос садится и изо рта вырывается лишь злобное шипение, временами срывающееся на «дьявольское контральто», как прозвал это Азик пару веков назад, чтобы звучало не так ужасно. — Для профилактики, — в миг посерьёзнев, отрезал Сатана. — Чтобы не было больше соблазна усомниться в моих способностях и способностях моего сына! — Ничем не прикрытая ярость в голосе бьёт по чувствительным ушам — Азазель хмурит брови. — А то распоясался ты что-то. Очеловечился. — Сатана ухмыляется, глядя демону прямо в глаза. — И как долго мне придётся быть… таким? — Азик с отвращением выплёвывает последнее слово, отводя взгляд от зеркала. — Хотелось бы оставить тебя таким навсегда, но… с утра мне понадобится твоя милая человеческая мордашка, так что… Ну, вот до утра и полицезреешь свою сущность. — Нет, пожалуйста! Верни, как было! Эй! — Но Сатана уже исчезает — постепенно проявляется отражение в зеркале, и Азик в ужасе отскакивает от него, всё же поскальзываясь и падая на кафель. Слёзы обиды душат, ведь он для Сатаны всё — бегает покорной собачкой за ним, исполняет любое дурацкое поручение, а он, между прочим, не последний в Аду демон. И получает в ответ вот это. Ну да, подумаешь, замышляет антихриста прикончить, так не последний же конец света — нового можно заделать. Да и вообще, в России и так пожизненный конец света. Азик прижимает колени к себе, опираясь спиной о бортик ванны и пряча голову в образовавшемся пространстве, — хвост слабо дёргается из стороны в сторону. Глаза уже давно на мокром месте, и он наконец-то отпускает себя, позволяя слезинкам скатываться по щекам. Людям же помогает, может, и ему станет легче. — Эй, у тебя там всё хорошо? — слышится явно встревоженный голос Дани — наверняка тот слышал и разговор, и звуки падения. А ещё шаги. Он идёт прямиком в ванную. — Да чтоб тебя… — Демон наскоро вытирает глаза рукавами худи, слегка распрямляясь — не хватало ещё, чтоб этот пернатый увидел его в таком состоянии: смеху будет — весь Рай оборжётся. Даниэль осторожно приоткрывает дверь, проходя внутрь. С губ Азика уже готовится слететь язвительный комментарий по поводу того, что нужно стучать перед тем, как заходить в ванную, когда там кто-то есть. Но он не успевает даже открыть рта. — Ух ты… Ты прям как настоящий козёл! — Азик недовольно фыркает — чувство, будто его кто-то больно уколол в области груди. — А то я и без тебя не знал, Мурзилка. Лучше бы ничего не говорил — и без тебя на душе тошно… — У тебя нет души. — Да иди ты лесом. Ты зачем вообще сюда пришёл? Чтобы меня пооскорблять? — Азик смотрит на ангела исподлобья, поджав от обиды губы. — Ну да, злорадствуй, мне воздалось за мои «грехи». — Демон чертит пальцами воображаемые кавычки. — Теперь до утра буду уродом. — Но ведь я не сказал ничего плохого… Козлы очень милые. У нас в садах они траву щипают — я люблю за ними наблюдать. Довольно милые твари. — Даниэль слабо улыбается, вспоминая что-то. — А то, что у вас нет души, так это все знают… Азик чуть расслабляется, понимая, что ангел действительно не хочет его задеть. Демон чуть поднимает голову, наконец-то взглянув на Даню. Слава Сатане (да чтоб он провалился в свой Ад обратно), что его глаза и так красные, поэтому не видно того, что он тут нюни распускал. —И не урод ты. Ты как будто сделал этот… ну, люди на праздник ваш демонический часто так делают: переодеваются во всякую нечисть. — Косплей? — Азик хмыкает. — Да, косплей. — Даниэль вновь широко улыбается, но внезапно хмурит брови, остановив свой взгляд на лице демона. — У меня какое-то чувство, как будто мне больно… за тебя. Не знаю, как это называется. — Азик удивлённо вскидывает брови, встречаясь глазами с ангелом. — Хочется тебя обнять. Можно?.. Демон кивает, и Даня осторожно опускается напротив него на колени, почти не издав ни единого звука — лишь полы пальто сминаются с тихим шуршанием. Ангел внимательно разглядывает лицо напротив. — Знаешь, несмотря на то, что ты демон, ты… всё равно красивый. — Даниэль прижимает к себе Азика — в нос ударяет терпкий запах чистящих средств, — слегка поглаживая растрепавшуюся красную копну. Демон прячет своё смущение в изгибе шеи ангела, обнимая в ответ. Несколько секунд они сидят в полной тишине: Азик просто наслаждается тем, что его наконец-то принимают таким, какой он есть, а Даня с интересом разглядывает бесшумно виляющий хвост, параллельно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Внутренняя боль постепенно уходит, уступая место умиротворённости. — Это называется сочувствие, Мурзилка, — шепчет Азик куда-то в висок Даниэля, слабо улыбаясь.